Глава 3. Тарелки, кастрюли и столовое серебро звенели и ударялись друг об друга, заглушаемые бегущей из крана водой

Серебристый

Эбби

Тарелки, кастрюли и столовое серебро звенели и ударялись друг об друга, заглушаемые бегущей из крана водой. Дым поднимался из наполненной раковины, пока мы с Америкой смывали небольшие остатки фирменной пасты Трэвиса с тарелок и ставили их в посудомоечную машину. За ужином мы почти не разговаривали, отчасти потому что Трэвис прекрасно готовил, но больше потому, что мы не были уверены, как говорить о правде без того, чтобы обвинить каждого в этой комнате.

– Это правда был единственный способ? – Спросила Америка, передавая мне тарелку.

– Я не могу об этом говорить, – сказала я. – Так будет лучше для тебя. Но если тебе интересно…Да, я люблю его, и да, я счастлива быть его женой.

– Это все, что мне нужно было знать, Эбби. Я больше не буду спрашивать.

– Поэтому ты лучшая подруга на свете.

– Это правда. Я лучшая. Тебе так повезло.

Я широко улыбнулась.

– Это правда.

Америка повернула переключатель, и посудомоечная машинка начала жужжать и гудеть. Америка вытерла руки и встала рядом со мной, обхватив за плечи и прислонив спиной к своей груди. Ее подбородок мягко расположился в изгибе моей шеи, и затем она поцеловала меня в щеку, прошептав на ухо:

– Все будет хорошо. Обещаю.

– Знаю, – сказала я, все еще глядя вниз на раковину.

Я выдавила небольшое количество голубого средства для посуды себе на ладонь, намыливая уже сморщенную кожу рук. Так же серьезно, как я воспринимала наши проблемы в прошлом, теперь мы были в настоящей беде, мы оба, потому что если Трэвис пойдет ко дну, мы пойдем вместе с ним. Я только что соврала следователям, препятствовала правосудию, оказывала содействие и подстрекала, не говоря уже о том, что была соучастницей до, во время и после всего случившегося. Но я готова была принять последствия, какими бы они ни были, если это означало, что у Трэвиса есть малейший шанс избежать тюрьмы.

Я посмотрела через плечо на своего мужа. Он стоял, скрестив над талией свои большие татуированные руки, разговаривая со своим двоюродным братом. Он развернул свою бейсбольную кепку козырьком назад и все перемещал тяжесть с одной ноги на другую, будто не мог спокойно сидеть. Шепли действовал на Трэвиса успокаивающе и пытался увести с края эмоциональной пропасти. Я улыбнулась и посмотрела на льющуюся на мои руки воду, смывая остатки пены и желая, чтобы мои руки были по–настоящему чисты.

Солнце начало садиться, разбрасывая теплый свет через окно над раковиной. Я видела перед собой парковку, квартиры внизу и вершины зданий кампуса, выступающих над деревьями всего в нескольких милях отсюда. Небо было по–прежнему туманно от дыма, что клубился над Китон Холлом всего пару дней назад. Пожар был одним из самых пугающих событий в моей жизни, но я выжила. Страх, который был для меня только воспоминанием, забрал последние минуты жизни многих наших сокурсников. Их крики зазвенели у меня в ушах, и я закрыла глаза, пытаясь их заглушить.

Я вытерла руки и направилась в коридор. Я загрузила еще одну партию белья, вытащив целую корзину теплых, чистых вещей и положив их на кровати в спальне. Хорошо быть занятой.

Вошел Трэвис, и корзина подпрыгнула, когда он лицом вниз упал на кровать. Он сделал несколько глубоких вдохов, и затем перевернулся на спину, скрестив руки за головой. Он уставился в потолок, пока я обходила нашу кровать, чтобы повесить свое свадебное платье на карниз. Голые ветки деревьев за окном дрожали от ветра. Я видела, как почти каждое время года меняется на этом дереве из окна спальни Трэвиса, а теперь оно было окном нашей спальни.

– Напомни мне отнести его в химчистку, чтобы они там сохранили ему такой вид, – сказала я, разглаживая юбку.

– Сохранили вид? Что это черт возьми вообще значит? – спросил он с широкой улыбкой.

– Чтобы не желтело. И выглядело свежим.

– На кой черт?

– Навсегда, – сказала я, возвращаясь к кровати. – Как мы.

Трэвис выдержал мой взгляд пару секунд, с благодарной улыбкой наблюдая, как я приближаюсь к нему.

Я продолжила нудную но радостно принятую работу по складыванию наших вещей из Вегаса, а также полотенец, которые мы использовали после того, как смыли дым и сажу от пожара. Трэвис скрестил руки за головой и вздохнул.

– Я не боюсь сесть в тюрьму, Голубка. Я так много чувствовал с тех пор, как впервые тебя увидел, что…не знаю. У меня в голове это звучит вполне нормально, но я знаю, что если скажу это вслух…

– Просто скажи.

– Я живу для тебя, Эбби. Вот и все. Я сделал все, что мог, чтобы не потерять тебя. Что мне делать, если я больше никогда тебя не увижу? Или не прикоснусь к твоим волосам? Не увижу твоих глаз в солнечном свете? Не почувствую твоих мокрых волос на своей руке, когда засыпаю ночью? Я никогда ничего не боялся, но это пугает меня до смерти.

– Ты никуда не уйдешь, – сказала я. Выражение моего лица оставалось спокойным, но все, что он говорил, вселяло ужас.

Я распрямила его носки и сложила их один в другой. Это были мы с Трэвисом – большой, связанный узел. Даже порознь мы были вместе.

– Ты не можешь это исправить, Эбби. – сказал он. – Я не стану врать. Если я не прав, то заслуживаю, чтобы…

– Прекрати, – сказала я, бросая сложенные носки ему в лицо. Он словил их на лету. – Я твоя жена. Твоя обязанность быть здесь со мной, защищать меня, любить меня. Ты пообещал. Мы всегда вели бои по очереди. Тут все то же самое.

Трэвис кивнул, продолжая смотреть прямо в потолок. Он вздохнул, потом вскочил, опустив ноги на пол.

– Я не могу тут находиться. Это сводит меня с ума. Пошли.

– Куда? – спросила я.

– В Пинкертонс.

– Дилерский центр? Нет, – сказала я, мотая головой.

Трэвис ухмыльнулся.

– Все оплачено. Просто выбери цвет.

Я выгнула бровь.

– Не связывайся со мной, Мэддокс.

Он переоделся в футболку с длинным рукавом и чистую пару джинсов, затем наклонился, чтобы завязать шнурки на ботинках.

– Мы идем, – пригрозил он.

Я не двинулась от своей корзины с бельем, но Трэвис подошел и оттолкнул меня своим бедром перед тем как достать одну из моих блузок и схватить вешалку. Меньше чем через минуту мы закончили и отложили одежду. Я уставилась на шкаф, скрестив руки и притворяясь, что не впечатлена своим выбором одежды.

– Просто надень свитер и джинсы, детка. Ты прекрасна. Тебе даже не нужно стараться.

Мои щеки покраснели, и я опустила взгляд. Трэвис был моим мужем, но все еще мог заставить меня чувствовать себя будто мы только встретились.

– Они ведь скоро закрываются, так?

– Что? Ты не хочешь машину? Пошли уже! Снимите ваш зад с ручника, Миссис Мэддокс!

Я хихикнула, хватая первые попавшиеся пару джинсов и свитер, быстро одевшись и выйдя к Трэвису в гостиную. У него в руках были ключи Шепли, а лицо засветилось, когда он меня увидел. Он открыл дверь, пропуская меня вперед.

– Ты так делаешь только чтобы посмотреть на мой зад, не так ли? – спросила я.

– Ты чертовски права, – сказал Трэвис, закрывая за собой дверь.

Мы спустились по ступенькам держась за руки, и я глубоко вдохнула.

– Пахнет дождем.

– Тогда хорошо, что мы поедем на Чарджере, – сказал он, открывая пассажирскую дверь. Он подождал, пока я пролезу внутрь, потом быстро пошел к водительскому месту. Как только он сел, то схватился за руль и замотал головой.

– Что? – спросила я. – Что–то забыл?

– Каждые минут пять я думаю об этом, но все еще не могу поверить. – Он наклонился, обхватил руками мои щеки и прикоснулся своими теплыми губами к моим. Он отстранился, повернул ключ в зажигании и немного повозился с печкой. Он скривился, когда заиграла музыка в стиле кантри, и быстро повернул переключатель, остановившись на какой–то станции, где звучала группа Dexy’s Midnight Runners. Он стал качать головой, и я засмеялась над ним, когда он одними губами запел C’mon Eileen.

Он переключился на заднюю передачу, выезжая с места. Его рука расположилась у меня на колене, и он все еще пел и качал головой в такт музыке. Он знал каждое слово. Это немного впечатляло. Время от времени он смотрел на меня и произносил слова с таким энтузиазмом, что я не могла не петь вместе с ним. К тому времени, как мы доехали до Пинкертонс, то практически выкрикивали припев к главной песне «Придурков из Хаззарда». Я не знала всех слов, но их знал Трэвис, и он пел будто был на сцене, развлекая полный стадион людей. Я была рада, что он настоял на том, чтобы выйти из квартиры. Я не осознавала, что чувствовала себя словно в ловушке, или что мне так сильно было посмеяться.

Трэвис припарковался и вышел из машины. Когда я закрыла пассажирскую дверь, он пошел вперед, вытянув за собой руки, пока я не переплела свои пальцы с его. Он обвил мои руки вокруг себя и затормозил у короткого рядя из автомобилей Тойота Камри.

Вышел мужчина в возрасте, пригладил галстук и седые волосы, и приготовился к рекламному трепу, прочищая горло и демонстрируя свою самую очаровательную улыбку. У Трэвиса она была намного лучше.

К моему удивлению, он поприветствовал Трэвиса по имени. Трэвис отпустил меня, чтобы пожать руку.

– Я все думал, когда ты уже выйдешь из дома. Это Эбби? – Он пожал мою руку. – Ричард. Приятно наконец с вами познакомиться.

Я вытянула шею, глядя на Трэвиса.

Он пожал плечами.

– Я же говорил. Выбери цвет.

Я выдавила смешок.

– Ты серьезно?

Он вытянул руки и позволил им упасть на штаны.

– Я тебе когда–нибудь врал?

Я медленно обхватила его шею, чувствуя, как его мышцы расслабляются от моего прикосновения. Я поднялась на носочки и чмокнула его, видя боковым зрением, что Ричард старался не смотреть.

– Никогда. – Я посмотрела на ряд Камри.

Ричард указал пальцем.

– Глубокий черный, красный, классический серебристый, светло–голубой, космический серый и бежевый металлик. Жемчужного или пепельно–серого сейчас нет в наличии.

– Но он сможет найти, – добавил Трэвис.

– Разумеется, – отозвался Ричард.

Трэвис повел меня по ряду.

– Загляни внутрь. У них у всех разные интерьеры.

Я подошла к серебристой машине, открывая водительскую дверь.

– Это что? Телевизор?

Ричард подошел ближе.

– Это…эм, навигационная система и радио. – Он продолжил бессвязно перечислять различные характеристики, пока Трэвис призывал меня сесть внутрь. Интерьер был светло–серым, а кнопки вокруг широкого экрана индикации и на руле навели меня на мысль о панели управлении в НАСА. Я не представляла, что когда–нибудь пойму, зачем каждая из них нужна.

– Не могу поверить, что ты сделал это для меня, – сказала я, проводя пальцами по рулю. – У меня никогда не было собственной машины.

Трэвис присел на корточки рядом со мной, положив руку на выступ с внутренней стороны открытой двери.

– Я что угодно для тебя сделаю, Голубка. Я дам тебе все, что ты когда–либо хотела.

Я коснулась его щеки.

– Ты уже это сделал.

Трэвис оперся на мою ладонь, затем поцеловал ее, внезапно возбужденный.

– Ну что думаешь?

– Вот эту.

– Серебристую? – спросил он.

– Серебристую, – ответила я.

Трэвис повернул голову в сторону, продолжая смотреть на меня.

– Вы слышали мою жену, Ричард. Она хочет вот эту.

– Отлично, – сказал Ричард. – Пойду все подготовлю.

Я бросилась к Трэвису, толкая его на спину. Он засмеялся, затем обнял меня на асфальте, целуя в губы в тот момент, когда вдали раздался гром, и с неба полился дождь.

– Ты счастлива, Голубка? – спросил он.

– Больше всех на свете, – прошептала я в его улыбающиеся губы.