В ожидании облавы — Гигантская липа — Келья в дупле — Переселение — Пасека — Ленивец берет дань

Когда закончились работы в огороде, брат — основатель пустыни решил отправиться за разрешением некоторых вопросов на берег озера к отцу Исаакию, а затем в Георгиевку — повидаться с отцом Онисифором, которого не видел уже много лет, чтобы получить от него советы, основанные на личном опыте. В один день преодолев шесть горных перевалов с их мучительными подъемами и спусками, поздно вечером он достиг вершины последнего и самого высокого из них, которому, казалось, не было конца. Уже в сумерках дошел до келий приозерных монахинь. Здесь он узнал, что священник сухумской кладбищенской церкви три дня назад, увидев в городе одну из матушек, предупредил отшельников о грозящей им опасности. Накануне его вызвал к себе уполномоченный по делам религий. Подойдя к двери кабинета, он случайно услышал, как в телефонном разговоре тот сообщал, что в районе Амткельского междугорья, выше озера, скрытно проживает группа монахов-отшельников, которую необходимо разыскать с помощью вертолета.

Узнав об этом, брат тотчас же изменил свои планы и, едва дождавшись зари, не заходя к отцу Исаакию, еще в темноте отправился в обратный путь. Придя на место после полудня, сразу отправился по известной ему тропе в новопостроенную келью. Здесь он принялся тщательно обследовать местность, отыскивая огромное дерево, которое когда-то увидел с одной из вершин. После многодневных поисков, наконец-то, нашел его недалеко от берега на пологом косогоре.

Это была невероятных размеров липа. Подойдя к гигантскому дереву, он постучал топором по стволу. Из глубины отозвалось глухое продолжительное эхо, свидетельствующее о пустоте внутри. Однако дерево еще изобиловало листвой и внешний вид его ничем не обнаруживал каких бы то ни было признаков внутреннего гниения. Нижняя часть ствола этого гиганта была не круглой, а эллипсообразной. Брат опоясал дерево веревкой, а затем измерил ее метром. Периметр был длиной около девяти метров. Только шесть человек, взявшись за руки, могли бы обхватить его ствол. Сделав узкую, едва заметную просеку от новой кельи, он ежедневно стал приходить к дереву, чтобы прорубить вход внутрь ствола. Не зная, какова толщина стенок, он насадил топор на необыкновенно длинное топорище. В первый же день, после четырех часов напряженного труда, в стволе образовалось небольшое отверстие. Просунув внутрь руку, он измерил толщину стенки. Оказалось — тридцать пять сантиметров. Ножовкой начал расширять проем и закончил его уже к вечеру следующего дня. Протиснувшись внутрь, он обнаружил на дне дупла великое множество древесной трухи. По намеченному контуру оттесал боковые стенки проема и принялся за очистку внутреннего пространства. Задень работы им было выброшено столько трухи, что ее хватило бы на целый грузовик. В результате пол дупла оказался более чем на полтора метра ниже проема. Это навело отшельника на мысль соорудить в дупле подполье, а в нем — печку. По внутреннему периметру на высоте чуть более метра от земли он прибил опорные бруски и настлал по ним пол, устроив в нем люк. Затем наносил в подполье множество камней и сложил из них обширную каменную печь. У самой подошвы дерева прорубил еще одно небольшое отверстие, через которое стал класть в топку дрова снаружи. На высоте двух с половиной метров снова набил опорные бруски и настлал по ним потолок. В большом проеме на петлях пристроил оконную раму так, чтобы она могла служить ему и дверью. Стенки по всей высоте дупла тщательно выскоблил остро отточенной мотыгой, отчего они сделались чистыми и белыми. На одной из наружных стенок дупла были объемистые наросты, внутренность которых тоже сгнила. Благодаря этому внутри дупла образовалась довольно обширная ниша, шириной метр, высотой пятьдесят сантиметров и глубиной двадцать пять сантиметров. Отшельник тщательно выскоблил это просторное углубление, и оно стало служить ему шкафом. После окончания плотницких работ, брат замерил длину и ширину своей новой, похожей на эллипс, кельи. Большой диаметр равнялся двум метрам и семидесяти сантиметрам, а малый диаметр был равен одному метру и семидесяти пяти сантиметрам. Затем он высчитал площадь пола, получилось три с половиной квадратных метра.

Переселившись в новоустроенную келью, брат сделал в ней лежанку поперек дупла, то есть по малому радиусу эллипса. Поставил в нишу иконы, повесил пред ними лампаду, поставил также подсвечник. В нижнем ее уголке сложил стопочкой богослужебные книги и другие предметы, необходимые для совершения молитвенного правила. Теперь он стал жить в абсолютно безмолвном уединении.

Вслед за братом-основателем пустыни поспешно удалились в прежде построенную келью и все другие братья, из опасения возможных розысков. На старом месте остался лишь брат-пчеловод со своей пасекой.

В начале весны он запланировал увеличение численности ульев до десяти и с этой целью усиленно подкармливал пчел сахарным сиропом, чтобы ко времени медосбора они набрали силу и размножились. Сожалел только о том, что время основных весенних мероприятий на пасеке было им потеряно из-за пребывания в спецприемнике.

В первое время медоносного периода погода благоприятствовала усиленной работе пасеки. В те дни особенно обильно зацвела лавровишня, а вскоре за нею рододендрон, с которого в основном в этих местах бывает самый большой сбор нектара. Брат применил новую в пчеловодческой практике двухкорпусную систему содержания пчел на двадцати четырех ульевых рамках, что позволило ему усилить трудовую энергию пчелиных семей среди обширно расцветшего в окрестности медоносного массива при необыкновенно малом радиусе облета. За короткий период времени на новопоставленной вощине пчелы отстроили второй корпус сотовых построений, заполнив их медом и частично пчелиным расплодом. С самого начала взяточного периода брат-пчеловод был занят ежедневно с раннего утра и до позднего вечера. Ничтожные, казалось бы, работы по изготовлению вторых корпусов вместе с кропотливой подгонкой и установкой потребовали огромной затраты времени, потому что делать их пришлось из сырого каштанового дерева самым примитивным образом: с помощью топора, обтесывая каждую доску до нужной толщины из толстого чурбака, расколотого пополам. Нужно было изготовить и кадушки для хранения меда, но так как железных обручей для настоящих липовых бочек приобрести было негде, пришлось изготовлять их из ветвей лавровишни. Кроме пасеки нельзя было забывать и об огороде. Обремененный суетой брат вынужден был до минимума сократить свое молитвенное правило. Это основное занятие, ради которого он удалился в пустынь, почти заглохло из-за множества хозяйственных дел. И хотя действие непрестанной самосовершающейся молитвы продолжалось, но как-то приглушенно, так что он едва улавливал его своим внутренним слухом, да и то лишь в минуты редкого покоя.

В течение двенадцати-тринадцати дней весеннего взятка при цветении лавровишни и частично рододендрона брат произвел откачивание меда. Но вот неожиданно погода сменилась. Пошли затяжные дожди, а вместе с ними густые туманы, которые крайне ограничили медосборный сезон. При благоприятных условиях этот сезон мог бы, захватывая цветение каштановых деревьев, а потом и лип, продлиться до начала августа, но при наступившей непогоде деятельность пасеки прекратилась намного раньше, чем обычно.

В конце лета на пасеку пришел брат-ленивец, принес с собой два жестяных бидона и потребовал меда. В эти посудины вмещалась почти половина всего полученного взятка. Брат-пчеловод наполнил их. Никто из братьев за всю весну и лето ничем не помог ему.

Но вот, наконец, в начале осени установилась теплая, ясная погода, и братья сообща занялись уборкой урожая на огороде: выкопали картофель, морковь и свеклу, собрали кукурузу и лук, ссекли капусту. Все это разделили на доли: часть оставили брату-пчеловоду, часть отделили брату — основателю пустыни. Ленивый брат изъявил желание остаться жить на первой поляне в своей прежней келье, а потому оставили и ему часть, а остальное перенесли на вторую поляну в новопостроенную келью.