Резкий разворот головы, взметнувшиеся волосы - и Том, почти теряет сознание от непроглядной черноты пронзительного взгляда, в которую срывается и начинает медленно падать.

***

Том сделал вдох уже тогда, когда почувствовал – задыхается.
Он сглотнул, глядя в широко распахнутые, влажно блестевшие даже при таком дурацком освещении глаза, в которых было столько всего - от детского восторга до панического испуга.

«Только не молчи! Пожалуйста...»

- Повтори?
Шепот? Хрип? Стон?
Сведенные брови, пересохшие, подергивающиеся губы, которых так хочется коснуться пальцами, и Том попытался сделать это. Билли перехватил руку Тома, нервно вцепившись в его кисть.
- Том... Я просил повторить.
Дрожащий выдох, свернувшаяся в маленькую точку душа.
- Ты думаешь – тебе послышалось? – Том вглядывался в черноту в глазах Уильяма, которая засасывала в себя, как зыбучий песок. Спасения от этого не было. - Я повторю, если хочешь. Хоть сто раз: Я люблю тебя, Билли. Я. ЛЮБЛЮ. ТЕБЯ.

Сильно сжатые пальцы Билли, держащие руку Тома, его дернувшийся кадык и резко сузившиеся глаза.
Взгляд, медленно меняющийся с восторженно-растерянного на... насмешливый?
И также издевательски кривятся красивые губы.
- Милый... Ну, явно бредишь. Ты, по-моему, с кем-то меня спутал, парень. Это я - Уильям Эштон Картрайт! Эй! Ты меня помнишь еще?
Покачивание головы, робкая улыбка, тут же растаявшая...
И обнаженное отчаяние в глазах, потому что Том всем своим существом начал понимать – Билли не собирается принимать его признание.
- Что ты... Билл! Что ты говоришь? О чем ты?
- Я – «о чем»? Я? – отпущенная рука, почти отброшенная, быстрое движение гибким телом, и Уильям оказывается сидящим рядом с Томом, ощущающим поднимающуюся панику в груди.

«Почему так? Почему?»

Уильям раздраженно выдернул из-под Тома простынь, прикрывая свои бедра.
- Блядь, он еще спрашивает! – тихое возмущение куда-то в сторону и снова взгляд на Тома.
– Какая может быть ко мне любовь, Томми? Какая? Забыл, что ты со мной только до тех пор, пока не надоем? Пока сосу классно! Помнишь? ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ СЕЙЧАС ПРО ЛЮБОВЬ? Кому ты это говоришь? Эй!!! – Билл пощелкал пальцами перед лицом Тома, делая вид, что пытается привести его в чувство. - Очнись! Я парень, если вдруг забыл на минуту! Любить парня? СМЕШНО!!!
Том слушал этот шипящий шепот, и ему все больше казалось, что все это бред чистой воды.

«Так не должно быть... Зачем он так со мной?»

- Смешно? – он оперся на локоть, чувствуя слабость, оставшуюся после секса, пытаясь не обращать внимания на боль, от долбящего в висках пульса, сел развернувшись к Биллу, так же прикрыв пах простыней, мял ее в руках. – Мне не смешно... Мне уже ДАВНО, блядь, не смешно, Билл!!! Так не смешно, что удавиться хочется!!!
Билл, не отрываясь, смотрел на Тома, чувствуя усиливающийся холод в груди. Казалось, что кровь, с самого начала встречи с Томом концентрировавшаяся внизу живота, вызывая неконтролируемое желание и не давая нормально осознавать происходящее, сейчас вернулась туда, где ей быть положено – наконец, прилила к мозгу. Сознание прояснилось - вернулось ощущение обиды, и появилось ощущение нелепости всего того, что сейчас делал Том.
- Ты же понимаешь, что все сказанное Михаэлю – неправда! Не можешь не знать!
- Не говори мне о нем... – угрожающе прошептал Билл, и Тому показалось, что он услышал, как скрипнули его зубы.
- Билли... Да послушай же ты меня! Он тут не причем, совершенно! Понимаешь? Не причем! Это все я... Это мои тараканы, мать их!
Билл усмехнулся, покачав головой, закрываясь челкой. И Томас взвился:
- Я не оправдываю себя! Я просто хочу, чтобы ты понял меня! Понял и простил, наконец! Ты же сам... ты сам меня спрашивал, как мне ТАМ, без тебя, когда ты далеко, когда я один... Помнишь? Ты же понимал, как мне нелегко быть с тобой и скрывать это. От всех скрывать! А Михаэль... Он мой друг, Билл... С первого курса колледжа… У меня до х*ра знакомых, но друг – один! И я не могу не говорить тебе о нем, иначе я просто ничего не смогу объяснить!
Том просительно смотрел на Билла, уставившегося куда-то в сторону, нервно подергивающего коленкой, то ли от злости, то ли от волнения. Несколько секунд молчания, которые дали Томасу понять, что он может продолжать.
- До тебя он знал обо мне все. От и до. Я никогда и ничего даже не думал скрывать, так же, как и о нем, я все знаю... Но это всегда было то, что я не боялся рассказать. Мы постоянно хвастались друг перед другом своими достижениями... я же баб трахал через одну, понимаешь?
Билла внутренне передернуло, он даже не сразу понял, что это был сильный укол ревности.
- Бабник чертов, – вырвалось у него, и Том даже на секунду лишился дара речи.
- Да... до тебя я был бабником... У меня были девушки, и в страшном сне я не мог увидеть, что в двадцать три года встречу парня и... – Том поперхнулся на слове.
- Станешь педиком? – вызывающе глянул на него Билл.
- И влюблюсь в него, – наконец-то, закончил Том, упрямо не отводя взгляда, и Билл, не выдержав, отвернулся, шумно выдохнув с негодованием и недоверием.
- Я… на самом деле... Так получилось... Знаю, что, скорее всего, ты не веришь мне, после всего что произошло, но... Да, я именно поэтому рядом с тобой и не замечал никого... мне пофиг было, что кто-то может увидеть наши отношения!
У Билла в сознании пронеслись те моменты, когда они с Томом оказывались на людях. И сразу вспомнилось, как после первой проведенной вместе ночи они ехали в метро. И как Том стоял совсем рядом, почти впритык, и рука Тома лежала на его поясе. И не просто лежала, Том держал его, приобнимая. А вокруг были люди… И они не могли не видеть их. Сходящих с ума от близости друг друга. Тогда это было невероятное ощущение. Биллу казалось, что душа его еще чуть-чуть - и взлетит... Он был счастлив. Тогда.
И дальше – кино, клуб, такси... Дома у Билла, когда провожали Дэвида... Везде Билли не чувствовал напряга со стороны Тома. Наоборот. Да чего там! Трюмпер после их первой ночи, проведенной у него в квартире, не вспоминал даже, что вот-вот может придти Михаэль.
- А потом, в то утро... Когда я понял, ЧТО Михаэль увидел, заглянув в спальню... Черт! Мне просто не нужно было сразу идти и выяснять отношения, – Том скривился и вдруг начал оглядывать их одежду, раскиданную по всему номеру. – Черт!
- Что? – не понял Билл.
- Сигареты... Пиздец курить хочу... Я же свои забыл в баре...
Билл молча сполз с постели, сделал пару шагов к своей валяющейся куртке, пошарил в карманах. А Том ласкал взглядом его обнаженное, стройное тело. Через несколько секунд рядом с изнывающим немцем упала пачка сигарет и зажигалка.
- Я возле раковины вроде бы видел пепельницу, – Билли завернул в ванную.
Нервозно выдранная сигарета, щелчок зажигалки. Жадный вдох сигаретного дыма, закрытые на секунду глаза. Лихорадочное состояние, которое невозможно унять...
Мягкое колыхание постели - он снова рядом.
- Спасибо, – поблагодарил Том, глядя на простенькую пепельницу, поставленную рядом с ним.
- Травись, не жалко, – усмешка в ответ, и Том кивнул, опуская голову.
- Добрый ты...
- Иногда. И не со всеми, – процедил Уильям сквозь зубы.
- Да, наверное... – снова глубокая затяжка. Взгляд Билла на тонкие пальцы, зажавшие сигарету.
- Знаешь, там, на кухне, когда Михаэль начал кидать мне в лицо, кем я стал, – продолжил Том этот неприятный разговор. - Я ведь понимал, что он прав. Понимал, что, пойдя на эти отношения с тобой, мне придется смириться с тем, КЕМ я теперь буду для всех тех, кто узнает о нас... И мне было не важно, как они к этому отнесутся... И я даже как-то держался, пока...
- Пока что? – не выдержал Билл и забрал сигарету у Тома, затянулся сам, надеясь, что ему хватит одной затяжки, чтобы приглушить желание курить.
-...пока ты не появился на кухне, – выдавил Том, следя за тонкими пальцами, так бесцеремонно отобравшими у него сигарету, и за искусанными губами Уильяма, обхватившими фильтр, отлично понимая - то, что он говорил, похоже на дебильное оправдание, перекладывание вины на чужие плечи, но Том не мог этого не сказать.
Билл впился в него колючим взглядом.
- Бл*дь! Я так и знал! Конечно, во всем я виноват! – злая усмешка, возвращенная сигарета.
- Твою мать, Билл! Ты можешь просто выслушать? – Том вцепился свободной рукой в локоть Билла, сжимающего собственную лодыжку. И тот, вывернувшись, освобождаясь от захвата, выдохнул, но промолчал.
- Может, ты вспомнишь, в каком виде ты появился там, а? Практически голяком, в расстегнутых джинсах! А они и так у тебя едва член прикрывают!
- А... ну да! Конечно! И после этого ты МНЕ говоришь, что не ищешь оправданий? – теперь Билл сам схватился за сигареты, понимая, что единственная затяжка только сильнее раздраконила «на покурить».
- Блядь! – выругался он, безуспешно щелкая зажигалкой, держа губами сигарету. – Ну же, сука!!!
Том забрал зажигалку и с первого раза выбил огонек.
- Псих, – тихо, прикуривающему Биллу, но почти себе под нос.
- Сам псих! – выдох вверх. – Джинсы ему мои помешали, видите ли! Голяком, да? А он там как, не грохнулся в обморок, увидев парня в одних джинсах, когда я ушел? Нашел, чем оправдываться!
- Твою мать, Билли! Да пойми же ты! Я просто пытаюсь объяснить тебе, почему все так произошло! – Том смотрел, как Уильям лихорадочно затягивается, издевательски поддакивая при этом. – Ты же... и одетый - сексуальный, дальше некуда... А вот так, с постели? Черт! Билли, да пойми же ты меня! Там, когда мы были в моей комнате - это одно. И Михей, блин, хоть и с благородной целью полез ко мне, но все-таки... блин... ему надо было дождаться, пока я сам открою дверь. Блядь, ну и нарвался... Вроде как, он сам виноват. А то, что ты потом вот так на кухню выперся... Это выглядело демонстративно, понимаешь? И его это спровоцировало... Не все же это воспринимают так, как я! Кого-то от этого может и воротить!

- А! Вон что! Том, я тебя понимаю, – Билл, криво улыбаясь, нагло выдохнул в лицо Тому.
- Билл... Ты дрянь, Билл, – Том, щурясь от табачного дыма, смотрел на черноволосого нахала. – Я же не упрекаю тебя! Я хочу, чтобы ты понял... Он же, Миха, потом, так со мной пренебрежительно, после твоего прихода… Как с мразью...
Том не выдержал и застонал, вспомнив, как ему тогда резануло по нервам, то с какой брезгливостью его друг бросил ему пачку сигарет.
- И все - меня переклинило, нах... Я потерял всякий контроль над собой. Вот тогда меня и понесло, тогда я не был готов… Это было для меня слишком... И я не мог остановиться...
Картрайт усмехнулся.
- Сука... Чистеньким хотел выглядеть? «Я какой был, таким и остался! И дни с ним проводил потому, что рисовал для курсовой! Нет в этом проблем, и не было!» – процитировал Билли речь Томаса, которая намертво врезалась ему в память. – Да, Том? Нет проблем? И ты хочешь сказать, что ЭТО ты говорил, не имея над собой контроля? Бред полный!
Билл смотрел на Тома исподлобья, сдерживая себя, чтобы не схватиться за долбившее в ребра сердце.
- Не бред, Билли! Да, как ты взять в толк не можешь?
- Не могу! – Билли, подскочив, уселся себе на пятки. – Ты меня предал, Том!!! ПРЕДАЛ!!! И хочешь, чтобы я повелся на всю эту фигню? Да?
Томас тоже дернулся, ругаясь от переполняющего его возмущения, как сапожник.
- Господи! Сколько же мне надо объяснять, что я ЗНАЮ, КАК Я ВИНОВАТ перед тобой, Билл!!! Знаю! Ну, что мне сделать, чтобы ты меня прос...
- А знаешь, о чем я думаю? – перебил его Билл. – Думаю, ну вот если бы я не услышал всей той мерзости... И что, Том? Как бы ты себя вел со мной дальше? Так бы продолжал мило улыбался мне, да? Так бы продолжал делать вид, что ничего не произошло, и трахал бы меня дальше, потешаясь над моей наивностью? – Билл лихорадочно рассматривал застывшее лицо Тома.
- Чего ты молчишь сейчас? Блядь… и ответить нечего, да? – Билл ударил ладонью по постели. Том даже вздрогнул. Он на самом деле не знал, что ответить на это.
- Ну? Что и требовалось доказать! Дрянь... и что-то еще объяснить пытаешься! Даже больше! Про любовь заговорить посмел! Надо же, какое счастье! Думал, я тут охуею от невъебенной радости и растаю перед тобой, да? – выдохнул Билл, отворачиваясь. – Ненавижу... ненавижу тебя...
Том выдохнул дым. Его ломало, корежило, это была жгучая обида, злость, страх, рвущие нервы.
- Посмел... Посмел, Билли... Потому, что я действительно люблю тебя, – он глянул на хмыкнувшего Билла, чувствуя, как его отчаяние взметается до небес. – Я сказал тебе все, как есть! Сказал, ЧТО к тебе чувствую! Да, я люблю тебя!!! Давно люблю! И мне похуй, что ты думаешь об этом!

«Ой, ли?»

Том видел, как Билл смотрел на свою дымящуюся сигарету, до белых желваков стискивая челюсти.
- Даже если ты считаешь, что это ложь, и я несу все это, чтобы тебя вернуть – мне все равно! Главное для меня, что я смог! СМОГ это сказать! Признаться тебе в этом - смог! Но ты, видимо, и представить не можешь, что самому себе в этом было признаться намного тяжелее, чем решиться на это сейчас? Не понимаешь? Ты же не знаешь, что ради тебя мне пришлось почти сломать самого себя...
Билл медленно повернул к Тому лицо, и внутри у того все оборвалось – Билли усмехался. На его губах лежала глумливая, издевательская улыбка.
- Смешно? – прошептал Том, пытаясь наполнить легкие исчезающим воздухом. – Тебе все еще смешно? Да?
Биллу не было смешно. Он внутренне леденел все больше. Сейчас с ним происходила, поразительно странная в данной ситуации вещь – ему становилось все хуже и хуже. Было чувство, что его загоняют в угол, а он упирается руками и ногами. Да, он понимал, что произошло то, чего он так ХОТЕЛ, чего так ждал. Без особой надежды ждал… Но не в такой ситуации - не в мотеле, не с синяками на спине, оставшимися от борьбы, не тогда, когда выслушиваешь оправдания тому, чему оправдания просто нет.
Перед ним был Том, который распинался, доказывая свои чувства, свою любовь. Но все это вызывало в Картрайте только боль. Скручивающую, режущую... Может, именно потому, что, прислушиваясь к словам Тома, душа его обливалась кровавыми слезами, а он пытался гордо держать голову высоко поднятой. Хотя всего несколько минут назад эта самая гордость была вытащена из самого темного места человеческого тела.
Билл поражался сам себе. Поражался тому, что может еще держать себя в руках рядом с тем, кто его почти сломал. Во всех отношениях. Почти. Сломал. И видимо именно это «почти» давало силы Уильяму быть циничным и непреклонным. Внешне...
- Сломать себя пришлось, говоришь? – Билл затянулся, выдохнул дым в сторону. – Ну, так вот, считай, что мы в расчете, милый! Ты смог тогда «почти сломать» меня. А сейчас, всем этим, – Билл неопределенно повел рукой, - сделал это окончательно...
- О чем ты? – тихо и хрипло.
- О чем? – Билли усмехнулся. – Не понимаешь? Нет? Вчера звонил бухой, муру какую-то нес! В баре выставил нас на посмешище обоих... Чуть не трахнул в грязной кладовке... Спасибо за это! Потом в мотеле тебе остановиться захотелось, да? Куда шлюх привозил своих? Отымел - и давай про любовь заливать? Вот так, в этом месте? Причем, знаешь прекрасно - я не простил тебя! Я не могу тебя простить! На хуя ты так со мной, Том? Неужели ты думал, что меня все это заставит простить?
Тому казалось, что он начинает распадаться на части. Все, что говорил сейчас Уильям, было таким неправильным и, в то же время, убийственно точным...
Он действительно не имел права сейчас, здесь, в этом месте, после всего, что между ними произошло, говорить о любви. И не понимал, как вообще он мог решиться сказать о своих чувствах тому, кто сейчас над этим открыто насмехался? Он еле расцепил сжатые челюсти, ощущая, как его колотит, затянулся, выдохнул с дрожью, испытывая на себе уничтожающий взгляд любимого человека, в котором чувствовалось столько яда и цинизма.
- Мне кажется, Билл, - начал он, чувствуя, насколько тяжело давались ему слова, - что не причем все, что ты говоришь - не причем это место и то, что я тебя «отымел», как ты выразился... Хочешь сказать – ты сам меня не хотел? Правда, не хотел? Я тебя силой сюда затащил?
- Да я же, блядь... Ты не понимаешь…
Билл дернулся, но Том вцепился в его руку.
- Да, понимаю я! Понимаю! Понимаю, что, по твоему мнению, делаю ошибку за ошибкой! Ну, не специально я! Не специально, Билли!!! И скажи мне... скажи... Ты не можешь или НЕ ХОЧЕШЬ прощать меня? Я больше не нужен тебе? Может, поэтому появился этот педик рядом с тобой? Или... – Том даже сам запнулся о собственную мысль. - Или он... был раньше, а Билли?
Уильям зашипел от боли и вырвал свою руку из сильных пальцев Тома.
- Думай, что хочешь! И про меня, и про него! Может, и не хочу тебя прощать! – бросил он Тому в лицо. – А может, и он именно поэтому! А возможно, потому, что ты сам меня на это толкнул? Понял?
Билл нервно затушил сигарету, чувствуя, как Тома, сидящего рядом, изнутри разрывает напряжение и боль - он от бессилия рычал, вцепившись в простыню.
- Да что ж ты делаешь сейчас! Что? – заорал Томас, снова останавливая Билла, пытающего слезть с постели. – Ты хочешь окончательно все разрушить?
- Я ничего не хочу! Я ухожу! Ухожу, понял? – отбивался Билл. – Отпусти, дрянь! Не смей меня удерживать! Это ты, Том, разрушил все, что можно было! Ты!!! И не перекладывай вину на меня!
Он вырвался и вцепился в свои джинсы, вскочив с постели.
- МНЕ не сметь тебя удерживать, да? Мне? А кому можно? ЕМУ? Да, Билл? – Том тоже подорвался и, оказавшись рядом, развернул к себе Билла, еле успевшего натянуть джинсы, пытающегося их застегнуть, и тот выдохнул ему в лицо:
- Да! Можно! А почему нет?
- А только ли ему одному, Билли? Ты уверен, что я был единственным у тебя? Уверен? Я уже нет! Может, поэтому ты так легко трахнулся с другим? Или с другими, а? И со мной ли одним ты встречался все это время, пока мы были вместе?
- Что? Тварь! – Билл со всей силы толкнул Тома в грудь, и тот, не удержавшись, упал назад, сильно ударившись спиной о твердый край кровати. Взвыл от боли, внезапно накатила жуткая злость, от нее потемнело в глазах. Том вскочил и ударил Билла по лицу, наотмашь, тыльной стороной ладони, так, что того отбросило на журнальный столик.
- Не нравится слышать такое о себе, да?! Не нравится??! – орал Том, видя на лице Уильяма быстро краснеющий отпечаток, склоняясь над ним, медленно поднимающимся, пытающимся придти в себя от удара, от звездочек в глазах и от звона в ушах. Для Билла это оказалось невероятно оглушающее - последний раз его били еще в школе. Ну, еще в студенческие годы один раз попал под раздачу в пьяной драке, и то удар предназначался не ему, все получилось случайно. А вот так, по-взрослому, намеренно - для Картрайта случилось впервые.
Это было не столько больно, сколько унизительно. Его ударил Том! И совершенно не важно, что Билл где-то очень отдаленно понимал – он это заслужил. Но все равно...
- Ты... Ты... Как ты мог! – он тряхнул головой, шепча так, что это было похоже на шипение.
–Ты сам напросился! Не понимаешь этого? Нет? Ангел какой отыскался! Мать твою! Виноваты все, кроме тебя, да?
Тома охватила истерика. Внутри пылал огонь обиды и ощущение громадной несправедливости. Комок в горле не давал нормально дышать.
Похожее состояние было и у Картрайта. Он был поражен всем тем, что делал и говорил Том, а этот удар стал последней каплей для его и так растерзанных нервов.
- Мразь... Ненавижу... – прохрипел Билл, дернувшись и распрямляясь, спотыкаясь о свою обувь на полу, попытался дать Томасу пощечину, но тот перехватил его руку.
- Слышал я уже это! Слышал! Не раз и даже, блядь, не два! Тогда вали к своему педику! Вали!!! Он себя ничем не запятнал еще? Трахать себя дает… если тебе верить! Я надеюсь, ты с ним хоть предохраняешься? Мало ли, что можно подцепить в притонах Гамбурга!

Билл дернулся, пытаясь освободить руку или хотя бы врезать Тому, если получится, но немец оказался на этот раз быстрее и не предоставил ему такой возможности, отталкивая от себя.
- И попробуй еще появиться в баре - я убью тебя, клянусь! И тебя, и кого решишься притащись! Давай!!! Проваливай к черту!
Томас, как сумасшедший, судорожно натягивал на себя белье, джинсы. Ему хотелось сорваться и бежать. Долго бежать... далеко... Его разрывала злость, ощущение, что его смертельно оскорбили... Это было невыносимо. Он признался!!! Смог... В общем-то, впервые в жизни, вот так, сказал: «Люблю». Действительно любя - всем сердцем, искренно. Теперь он знал огромную разницу между словами о любви и этим сильнейшим, всепоглощающим чувством.
А его отвергли, как ненужную вещь. Это был кошмар, воплотившийся в реальность. Но если бы только это... ТОЛЬКО БЫ ЭТО ОДНО!!! Ему была нестерпима сама мысль, что его могут променять на кого-то другого. Ярость перемешивалась с дурманящей мозг обидой, и Том боялся сойти с ума рядом с тем, кому он не нужен.
- Вали... вали!!! – шептал он. – Чтобы я никогда тебя больше не видел.
Томас поднял с пола рубашку, накрывавшую валяющуюся лампу, и стало светлее. Жаль, что в их душах сейчас была тьма...
- Как скажешь, милый... Как скажешь!!!
Яма… Это была яма. Глубокая, дна не видно... И они в нее загнали сами себя. Билли понимал, что выбраться оттуда сил нет. У обоих. Слишком много обид, слишком много непонимания...
- Уйду, не сомневайся! – Уильям лихорадочно искал носки и, найдя, стал натягивать. – Только вот ты же сам ко мне завтра приползешь! Или звонить пьяный будешь: «Билли, прости меня, малыш!»
Томас с деланным пренебрежением взглянул на Билла:
- Даже не надейся, понял?! Не приползу! И звонить не буду! Живи себе спокойно! Трахайся с кем хочешь, и как хочешь! Только мне на глаза не попадайся лучше! Пришибу, – рычал он, отрывисто бросая слова. – И в следующий раз уже никто меня не остановит...
Том рухнул на развороченную постель, окинув ее взглядом, не зная, окажутся ли они еще когда-нибудь в одной постели, или эта – последняя, ощутившая их тела вместе?
- А сегодня кто тебя остановил? Сострадание к ближнему проснулось? – Билл потер щеку, сдерживая шипение.
- Скажи спасибо! Нашлось, кому остановить, епт!
Билли уже надевал ботинки, тихо матерясь, пытаясь не замечать жгучую боль от удара на лице, проклиная все не свете. Томас, которого тоже, впрочем, тихо колотило, сидя на кровати спиной к нему, в не застегнутых джинсах, опершись локтями в колени, мял в руках свою рубашку и тяжело дышал. Сердце его грозило разорваться от всего, что пришлось пережить за последний час.
«Уходи... уходи... уходи...» - бился пульс в висках Тома. И сейчас его желание не видеть Картрайта было искренним.
- Пока, Трюмпер! Будь счастлив, милый! Если сможешь...
Билл в упор смотрел в затылок Тому.
- Смогу, Билли! Хули тебе обо мне переживать!!! Лучше о себе подумай...
- Я думаю - поэтому и ухожу. От таких, как ты, надо быть подальше! Жаль, что я так поздно это понял!
- От каких, Билли? Каких «таких»?
Билл усмехнувшись, поднялся, пара совсем уж неожиданных для Томаса шагов - и Картрайт с яростью вцепился ему в волосы, откидывая назад голову. Так, чтобы видеть его ошеломленные наглой бесцеремонностью глаза, склоняясь к лицу:
- Скажи, ты действительно меня любишь?
Том вцепился в плечо Биллу, который толком не понимал, держит ли Том его таким образом, чтобы не отодвинулся назад, или наоборот - не дает приблизиться к себе даже на дюйм? Он умирал, видя, как обожаемые глаза жадно всматриваются в его лицо, и при этом немец бесился, чувствуя растерянность, не догадываясь, что сейчас Уильям творил и зачем...
- Да.
- И любил уже тогда, когда Михаэлю ту херню обо мне городил?
Так невозможно близко, что ощущаешь тепло от дыхания.
- Да...
- Так вот... Не зная этого, я еще как-то мог бы понять тебя, твою трусость... Но если ты, любя, творишь такое... Чего же ждать от тебя, когда ты будешь ненавидеть, Том?
- Билл!
- Заткнись! От «каких» бежать, спрашиваешь? Да от таких, которые предают тех, кого любят, Трюмпер! При первой же возможности. Тебе оказалось важнее любимого человека то, что о тебе, не дай бог, плохо подумает твой приятель! Так вот, Том... Я не хочу ТАКОЙ любви, понял? Она, такая, мне даром не нужна! Я очень ошибся в тебе... Ты хоть и старше меня, но все-таки оказался прав, когда говорил мне о своей бывшей девушке, что видимо, не дорос еще до серьезных отношений. Так и есть, Том! Не дорос ты... Ни до каких, – Билл неожиданно наклонился к уху Тома, который, не успев среагировать, дал приблизиться к себе, и прошептал с ядом в голосе:
- Расти, милый, взрослей! Тебе это необходимо! Но уже для кого-нибудь другого, Том. Я – пас... Сдаюсь...
Он разжал пальцы, и Том, дернув головой, оттолкнул его плечо, за которое держался все это время.
- Иди ты к черту, Билл!
И Уильям, схватив свою куртку с кресла, ринулся на выход.
- Уже, Том!

«Домой... подальше отсюда... Остаться одному... Не видеть, не слышать... Забыть... Забыть... Забыть!»

Он так хотел, чтобы все это оказалось, дурным сном, бредом, чем угодно, только не явью.
- Подожди!
Схватившись за ручку двери, Билли остановился, сглотнул.
Том выдохнул, решаясь... Ему нужно было знать.
- Я хочу... хочу, чтобы ты сказал мне... Я понимаю, что сейчас это уже не должно волновать ни тебя, ни меня... Наверное, блядь... Но... но все же, – Том не поднимал головы, не разворачивался к замершему Биллу. – Скажи, до всего этого... ТЫ ЛЮБИЛ МЕНЯ? Когда-нибудь?
Билл сжал пальцами ручку двери так, что заломило суставы.

«Сука... Как ты... как смеешь... Сейчас?»

Ладонь легла на прохладную поверхность двери. Пальцам невыносимо хотелось смять ее... Стиснуть... Разорвать... Хоть что-нибудь...

«Любил ли я тебя, Том? Когда-нибудь? Тебя волнует именно это? А знаешь, Томас, что волнует меня? Смогу ли я КОГДА-НИБУДЬ разлюбить тебя?»

Эта тишина, так неожиданно повисшая, накрыла весь номер удушливым покрывалом. Это было невыносимо. Хотелось на воздух - где ИМ не пахнет.
Том оглянулся. Билл стоял, опершись о дверь так, как будто вот-вот остатки сил его покинут, и он опустится на колени.
- Билл, – попытался окликнуть его Том, но получилось просто движение губ.
Уильям, поражаясь самому себе, нашел силы оттолкнуться рукой от двери и взглянуть на Тома через плечо.
Этот взгляд пригвоздил Тома к месту. Намертво пригвоздил пониманием - что было ДО, для Билла таковым и остается.
Он любил его ТОГДА. Любит и сейчас.
Не смотря ни на что...

***

Билл захлопнул за собой дверь так, что Том вздрогнул.
Он сидел на постели, сильно стискивая руками виски, и тихонько скулил. Тяжелое беспросветное отчаяние заполнило его, вытесняя остатки надежды.
Не хотелось думать о том, что произошло...
Не хотелось сходить с ума от понимания, что Билл его любил. И, по всей видимости, любить так и не перестал.
Злость на него и на себя встала на дыбы, затмевая смертельно больной Картрайтом разум, так, что это должно было во что-то вылиться. И Том, прежде всего, сорвал с себя проклятую цепочку, запуская ее в дверь, и она упала где-то возле порога. Потом, схватив валяющуюся лампу, со всей дури швырнул ее следом. Промахнулся - она попала в стену рядом с дверью.
Билли, садясь в машину, оглянулся на номер, откуда он только что вышел. Там явно что-то разбилось. С таким же грохотом и треском, как и их отношения...
- Дурак... Томас, какой же ты дурак...
Билл ломал себя, уходя. Но, сил остаться и попытаться что-то изменить в себе, он не находил. Было корежившее его, и так измотанного, желание, которое родилось там, рядом с Томом... с предателем – Томом, который так запросто, любя, мог смять душу любимого – оказаться подальше. Как можно дальше. И больше не видеть Тома... И, может быть, тогда он, Уильям, поймет однажды, что отпустило, наконец-то...
Через несколько секунд черная машина рванула с места и скрылась в темноте наступившего за городом вечера, уезжая прочь от того, кого Билли любил всем сердцем. Когда-то. И так же, всем сердцем сейчас ненавидел.
А Том не ограничился одной разбитой им лампой. После нее под руку попался стул, которым он с огромным удовольствием раздолбал журнальный столик. Затем перевернул тумбочку, на которой совсем недавно сидел Билли. В стену полетел телефон... Это был знатный погром.
Томаса раздирало на куски... Он еще никогда не чувствовал себя так плохо... Он понимал, что Билл прав, и в то же время, очень болезненное понимание, что его отвергли, не давало успокоиться. И он громил, ломал, крошил все, устраивая вокруг такой же хаос, какой царил у него в душе.

***

Сидя на полу, сжимая в руке мобильник, Том решал, кому позвонить. Он пытался придти в себя после не менее эмоциональных, чем ссора с Биллом, разборок с владельцем гостиницы. Нужны были деньги - заплатить по выставленному счету за устроенный погром, чтобы обойтись без вмешательства полиции, которым пригрозил хозяин. Ну, и заодно, забрали бы его отсюда...
Где постель еще пахла ИМ.
Трясущимися пальцами нажимая на кнопки, он просматривал записную книжку в телефоне. Он не мог попросить о помощи Кэти – остатки гордости Том хотел сохранить.
«Ну да, она в курсе всего и лишних вопросов задавать не будет, но... Блядь... Просить ее прикрыть мою жопу - это слишком... Не могу я так с девушкой... это вообще пиздец какой-то», - думал Том и искал номер, по которому уже так давно не звонил. Номер того, с кем уже долго не общался, хоть и жил с ним в одной квартире.
Томас знал – что бы там между ними ни происходило до сегодняшнего дня, Михаэль никогда не откажет ему в поддержке.
- Привет, – выдавил он, когда на другом конце очень удивились его звонку. – Мих, мне нужна твоя помощь...

***

Михаэль знал сумму, которую нужно было отдать хозяину мотеля за десятый номер. Но не знал, за что именно. Том просто назвал адрес и попросил приехать и заплатить за него. Не став заходить в номер, Михаэль решил сразу пойти на ресепшен. Отдав деньги ругающемуся хозяину, он уже приблизительно понял по его словам, за что такая немаленькая сумма...

«Господи, Трюмпер! Придурок, нашел приключений на свою задницу?»

Он даже не стучал в номер. Просто толкнул дверь и, ступив за порог, на битое стекло, противно трескавшееся под ногами, увидел сидящего на полу в груде мусора и разломанной мебели, возле развороченной постели, Тома. В расстегнутой рубашке на голое тело, босиком, бледного, подавленного и разбитого, как и все вокруг него.
Михаэлю не надо было объяснять, что произошло, он и так все понял, с первого взгляда. Сейчас он просто подошел и протянул руку:
- Поехали домой, Том. Надо валить отсюда.
И Том принял руку своего друга.
Через пару минут, выходя следом за натягивающим на себя куртку Томом из номера, Михаэль заметил валявшуюся возле двери красивую цепочку, поднял, сунул в карман. Зная, что отдаст ее позже. Когда Том немного придет в себя.

***

Они ехали в машине молча. Лишь радио подавало признаки жизни, то бубня рекламные блоки, то выдавая популярные мелодии.
Том курил, не переставая. И Михаэлю оставалось только наблюдать все это, не задавая вопросов, понимая, как ему плохо. Тома била дрожь, хоть в машине было тепло. И Михаэль понимал, что это у него нервное...
Приехав в мотель, он сильно удивился, что Трюмпер совершенно трезвый. И это было показателем серьезного душевного надлома у его друга. Полтора часа назад, слушая его сбивающийся голос в телефоне, Михаэль подумал, что он, по крайней мере, если не пьяный в хлам, то уж, как пить дать, обдолбанный.
Но на трезвую голову сотворить в номере то, что он увидел… Для этого надо было не по-детски вывести Тома из себя. И сделать это мог только один человек. Он был с Уильямом, Михаэль в этом не сомневался.
Конечно же, Михаэлю очень хотелось поговорить с Томом. И не для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство – он просто знал, что если сосед выговорится, то наверняка станет легче. Но Том упорно молчал. Хотя, скорее всего, он просто был сейчас не в состоянии кому-то что-то объяснять или изливать душу.

«Пытались помириться? Скорее всего, по ходу дела, разговорами там не обошлось, койку, бля, всю разворотили… Господи! Отморозки, причем, оба. Интересно, англичанин-то его свалил до того, как Том номер разнес? Или после? Или это и не Том вовсе, а отдуваться за все пришлось ему? По всему видать, милая вышла семейная сценка… Да, попал ты, Томас, под раздачу…»

Чувствовал ли Михаэль за собой вину за то, что происходило после всем им памятного утра? Иногда – да. Но только потому, что понимал – для Тома это все действительно очень серьезно. Но тогда он утверждал обратное, все отрицал и отпирался, как мог... Зачем?
Именно поэтому Михаэль был уверен – скажи тогда Том правду, и не было бы всего этого, не было бы этих недель нервотрепки и угнетающей их обоих холодности, и сейчас он бы не вез убитого Тома домой, предварительно выложив за него практически всю имеющуюся у них на двоих наличность.

***

Из гаража в квартиру они пришли вместе. Все также молча.
Но когда Том, которого трясло не намного меньше, чем когда сосед его забрал из мотеля, завалился в свою комнату, Михаэль увидел, что его друг не закрыл дверь полностью. И это было хорошим знаком. Еще в машине он думал, что Тому сейчас не помешает выпить чего-нибудь... Для снятия стресса, так сказать.
Том, чувствующий жуткую слабость, осознавая, что вероятно заработал за этот вечер нервный срыв, завалился в постель, накрывшись теплым пледом. Ему до сих пор не удавалось расслабиться, мышцы все еще сводило от лихорадочной дрожи.
И если бы только эта дрожь! Ему вообще непонятно было, как жить со всем этим дальше? Даже зная, как к нему на самом деле относится Билли, Том знал и еще одно – доверия между ними больше не было. А как его вернуть? Как доказать, что он никогда больше не предаст, Том не представлял.
Это был замкнутый круг. Порочный. И разорвать его было не по силам никому из них.
Режущие мысли впивались в сердце и душу, снова и снова... И так хотелось хоть чуть-чуть отдохнуть от этого...

***

- Том, слышь? Может, выпьешь чего? У нас там еще водка оставалась с прошлого раза. Я тебе компанию могу составить… - осторожно предложил Михаэль, заглядывая к соседу в комнату.
Том, до этого безучастно валявшийся на кровати, обернулся на голос и отрицательно покачал головой.
- Нет, Мих, спасибо, мне сейчас одной порции мало будет, а напиваться, наверное, поздно уже…

«Это я уже проходил недавно. Помню, чем кончилось…»

- Ну, не знаю, друг… Может, хоть чай будешь? Тебе сейчас не помешает. Короче, я поставлю пока, а ты решай, - и Михаэль, не дожидаясь ответа, ушел на кухню. Том опять отвернулся к стене и попытался заснуть. Получалось не очень.
Спустя какое-то время он открыл глаза, увидев здоровую кружку, которую держал в руках стоящий рядом Михаэль, и почувствовал такую жажду, что сам удивился, как он ее не испытывал до этой секунды.
Переживая одновременно некоторое смущение и огромную признательность, приподнялся и с едва заметной благодарной улыбкой принял чашку с ароматным чаем.
- Спасибо, Мих...
- Да ладно тебе, не за что, – сосед кивнул и направился к дверям.
- Михаэль...
Тот остановился, выжидательно глядя на Тома.
- Я хотел сказать... я на самом деле тебе очень благодарен... Ты прости меня за все, ладно? Сам не думал, что со мной может такое случиться... И я говорю, в общем, обо всем, не только о том, что ты меня с деньгами выручил...
- Понимаю я все, Том. Не парься, в жизни еще и не такое случается... Глядишь, утрясется со временем. Замнем для ясности, окей?
- Окей, - с заметным облегчением выдохнул Том.
Хотя все в его мире сейчас перевернулось с ног на голову, одно оставалось на своем месте. Они с Михаэлем оставались друзьями.

***

Уильям приходил в себя, стоя в душевой кабине, полной пара, ловя ртом горячие струи воды, падающие сверху, хлеставшие по лицу, груди... И совершенно не понимал, почему из всего вечера, который устроил в его душе апокалипсис местного значения, сейчас он очень четко видит только то, как несся в машине домой, словно ненормальный, на скорости за сто миль в час. Не мог медленнее. Физически не мог...
Ему просто невыразимо хотелось оказаться как можно дальше от Тома. Билл помнил это ужасающее ощущение, что его несло из этого места так, будто там атомная бомба, а до взрыва оставались считанные секунды...
Помнил бьющий в лобовое стекло мелкий липкий снег, и что почти не видел дороги перед тем, как его занесло на обочину, едва не перевернув, когда на него из снежной кутерьмы неожиданно выползла огромная фура, разворачивающаяся с автозаправки.
Как колотило его, вцепившегося в руль, но не от страха. Колотило от боли, заполнившей пустоту в душе - рвущей, ноющей, давящей на сознание. И спасения от нее не было.
Безумно хотелось курить, и когда Билл, перевернув весь бардачок, вспомнил, что оставил сигареты в мотеле, не смог подавить истерический смех, от одной только мысли - вернуться за ними.
Вернуться. Туда. К нему...
Он смеялся, вытирая слезы, откинув голову на спинку сидения. Смеялся, плача.
Потом заставил себя успокоиться и заехал на заправку, где купил-таки сигареты. И там же скрутило еще сильнее, когда проходя мимо кафе, уловил запах хот-догов, которые он ел вместе с Томом, в очень похожем кафе у бензоколонки.
Хотелось убиться...
То, что было дома, перед тем, как он залез под душ, Картрайт уже помнил смутно. Только потом, когда вышел, закутавшись в махровый халат, долго разглядывал раскиданные по гостиной вещи, вспоминая, как метался по дому, матерясь и проклиная всех. Чувствуя, как теряет желание жить. Было холодно, невыносимо холодно... Это был тот же самый холод, что появился в его груди еще в мотеле. И все больше распространялся в нем, замораживая изнутри... Не осталось ничего, что могло хоть как-то согревать, не осталось даже слабой надежды на то, что все еще вернется.
Он осознавал – сейчас даже думать об этом глупо. И он честно пытался не делать этого. Но легче, конечно же, не становилось.
Уильям понимал, что в этом доме ему ВСЕ и всегда будет напоминать о том, кому удалось опустошить его душу, превратив ее в лед.
Все - от пузатой кружки, из которой Том так любил пить кофе по утрам, до зубной щетки, которую Билли так и не собрался убрать из ванной за эти дни. Футболка Тома, которую Билл запихнул в свои вещи. От себя подальше запихнул. Но он помнил о ней...
А краски? А мольберт? Все это не просто напоминало о Томе, оно им пахло.
Что уж говорить о тех местах, где они занимались любовью? Даже лестница просто орала об этом...
Картрайт, находясь в таком состоянии, понимал – так же, как он пару часов назад уехал от Тома, чтобы не видеть, быть как можно дальше - ему придется оставить и этот дом, где он был счастлив с НИМ, но где теперь не было сил оставаться одному.
Только Билли понимал и еще одну вещь - что этого будет недостаточно. Сейчас он бы с радостью оказался на другой планете. В другой галактике. В другом измерении. Там где нет ЕГО.
Где ЕГО вообще никогда не существовало...
Билл, наконец, в полной мере осознал, насколько его жизнь заполнена немцем. Он так хотел, он сам этого так долго и настойчиво добивался. А теперь? Теперь он с такой же настойчивостью будет из себя это вырывать. С кровью, с мясом... Но по-другому было нельзя. Билли действительно начал бояться, что немец его погубит...
Но при этом по краю сознания проходила мысль, которую он так тщательно от себя отталкивал, стараясь не обращать на нее внимания: что БЕЗ него, он может загнуться еще быстрее.
Под утро после бессонной ночи, за которую он извел себя совершенно, Уильям заснул с окончательно оформившейся мыслью - уехать из Гамбурга. Как бы он ни привык к этому городу, сейчас он его почти ненавидел, как и того человека, кого любил больше жизни.

«Я уеду, Том... Уеду совсем! И ты забудешь меня, как страшный сон... Любовь - это слишком больно... И анестезии еще не придумали. Я не хочу. Она меня убивает...»

***

Выходные для Тома, вполне предсказуемо, стали адом. Он не пил, держался. Но ничего другого делать тоже не мог. Голова раскалывалась от мыслей. Сутками что-то бубнил телевизор, но Тому было не до него. Михаэль тактично не навязывался, хотя и видел, как другу хреново, но было понятно, что до разговора тот еще не дозрел.
И сейчас, ни о чем не спрашивая, он просто молча выводил его за плечи на кухню, усаживал за стол и вкладывал в руку вилку, заставляя поесть. Том ел на автомате. Так же, как на автомате дышал и жил. А несколько последующих дней в таком же режиме – работал в баре, ходил на занятия – отрешенный и бледный.
Даже на работе его некому было подкалывать и доставать, Курт свалился с гриппом, и его на время заменили новеньким официантом, который обращался к хмурому бармену только по делу.
В понедельник Томас вдруг вспомнил о цепочке, которую сорвал и выбросил в мотеле. Стало еще тоскливее на душе, отчаянно захотелось вернуть ее. Но всерьез рассматривать идею возвращения в мотель, где устроил погром, и требовать потерянную безделушку? Нереально.
Том не мог знать, что в эти дни тот, о ком были все его мысли, собирал чемоданы, решал проблемы с отъездом, заключал договор о перегоне машины в Манчестер и перевозке туда же его вещей. Среди которых были и его, Тома, вещи. Их Билл, не раздумывая, забрал себе. Все - кроме громоздкого подрамника, который оттащил в гараж.
Заменив сим-карту на телефоне уже на второй день, теперь точно зная, что Том не позвонит, даже если захочет, и не появится после обещания, данного в мотеле, Уильям был спокоен. Это было вынужденное, рассудочное спокойствие человека, который дрожащими руками перерезает один за другим провода от взрывного устройства, надеясь избежать самого страшного.
Ему был нужен этот «ледниковый период» после нервного срыва, что они устроили друг другу. И сейчас было плевать, когда сможет измениться хоть что-то. Единственной целью и желанием было одно – оказаться как можно дальше. Об остальном он старался просто думать пореже, хотя бы потому, что все равно забыть пока было невозможно.
Первое время он собирался пожить дома, на дальнейшее планов не было.
Хотелось свалить - и чем быстрее, тем лучше, не дожидаясь отправки вещей - и он обратился за помощью к Еве. Сестра была в шоке от неожиданного решения Билла, только повлиять на него, при всем желании, не могла, видя, что Уильям в жутком душевном состоянии и что уговаривать его остаться будет совершенно бессмысленно.
Сама же Ева через несколько дней с друзьями собиралась в тур по Европе, до самых рождественских праздников. И упорно настаивала, чтобы Билли присоединился к ним, пообещав все хлопоты по отправке вещей в Англию переложить на свою маму, его родную тетку, у которой Билли несколько лет назад жил вместе с Евой, пока не снял дом. И когда та согласилась – отступать было некуда, и Билл принял приглашение, понимая, что сейчас это для него будет лучшим решением.
Ему нужно придти в себя, а поездка поможет отвлечься хоть немного, чтобы не бросаться дома на стены, пока он будет привыкать к мысли, что к прошлому возврата нет. Что никогда уже не почувствует его губ, никогда не выгнется, как большая кошка, под настойчивыми нервными пальцами... Не будет сходить с ума от горячего шепота...

Что просто... НИКОГДА. СЮДА. НЕ ВЕРНЕТСЯ.

- Никогда не говори «никогда»? – грустно усмехнулся Билли сам себе, не веря в эту поговорку.

***

10 декабря 2008 12: 31

W@R
Тема: Прощай Гамбург
Настроение: отмороженное
Плэйлист: ------------------------

Читать далее…
https://sweetest-prince.blogspot.com/...g-post_10.html

Сегодня я уезжаю.
Хотелось бы на край света, но пока просто в тур под романтическим названием «Рождество в Париже».
«Гамбург - Амстердам - Брюссель – Париж (5 дней) - Люксембург – Кельн».
10-27 декабря.
Неожиданно. Но, наверное, к лучшему.
Из Кельна сразу в Манчестер (надеюсь, к тому моменту уже доставят мои вещи и машину).
Сюда я больше не вернусь.
Незачем.

***

Том слишком хорошо помнил свое обещание, данное Уильяму - больше его не тревожить. Только с каждым днем становилось все тяжелее его держать.
Он думал о нем днем, он с мыслями о нем засыпал и просыпался разбитый. Билли ему снился... Его грустные, красивые глаза. ТОТ взгляд, самый последний, которого Том не забудет никогда. И этот разрушительный смерч лишь набирал обороты, причиняя все больше страданий.
В пятницу, закончив работу и вырулив со стоянки на байке, спустя пять минут он обнаружил, что свернул вовсе не в сторону своего дома. Том ехал туда, куда тянуло, где был счастлив, как никогда раньше. Зная, что его там не ждут, и поэтому он даже не станет пытаться выходить с Биллом на контакт.
Просто страшно хотелось побыть рядом с ЕГО домом, увидеть свет в окнах и понять, что он – там. Больше ничего не нужно. Посмотрит - и уедет...

С бьющимся сердцем остановился, не доезжая полсотни метров. Заглушил своего коня, снял шлем, убирая с лица волосы. И не дышал, глядя в сторону до боли знакомого дома.
На втором этаже было темно, а окон первого этажа отсюда видно не было. Томас слез с мотоцикла, держа шлем в руке.
Чем ближе подходил, тем все явственнее ощущал не просто волнение, а тревогу – свет не горел и внизу. Лишь тускло светилась лампа над входом на крыльце. Машины тоже не было. Мелкий снег, падавший весь вечер, лежал во дворе нетронутым покрывалом.
- Что за...? – Том уже подходил к воротам, ощущая что-то неправильное во всей этой обстановке. Он не верил, что после их разрыва Билли сейчас где-то с кем-то развлекался.

«Тогда - что? Где он?»

Взгляд упал на какую-то табличку на лужайке перед домом, и еще не видя надписи, Том почувствовал приступ паники.

«Дом СДАЕТСЯ».

- О... не-е-ет! – первое, что он сделал, увидев надпись - содрал с себя перчатки и схватился за мобильник.

«Нет! Ты не мог... со мной так... Не мог!»

Он сглатывал, чувствуя, что во рту стало суше, чем в пустыне, набирая номер Уильяма дрожащими пальцами. А потом, сходя с ума, слушал гудки, шепча: «Давай, Билли! Сними трубку... Ответь!»
Даже не думая, что он скажет сейчас Биллу - важен был сам факт, чтобы на том конце ответили.

Ответил автомат. «Абонент недоступен».

И жуткая тоска сдавила сердце стальным обручем, заставляя дрожать от слабости колени.

«Ты не мог... не мог... Я не верю!»

***

Том удивлялся, как почти в невменяемом состоянии, без приключений добрался домой. Все еще теплилась надежда, что Уильям со зла заблокировал его номер телефона. А вот с чужого - он обязательно ему дозвонится.
Поэтому Том несся домой, надеясь, что там Михаэль, а у него - телефон...
Он сдерживал рвущееся из груди смятение, страх сковывал все внутренности. Но надежда еще была... Была.
Дома его встретил Михаэль и запах кофе, тянущийся из кухни.
- Блядь, Том... Может, хорош уже на байке гонять, пора закрывать сезон, не кажется? Снег с утра шел, не дорога – каток! У меня на работе народ в две смены рихтует мятые бамперы.
- Я знаю, – буркнул Том, раздеваясь в прихожей.
- И ты это... чего долго так? Я уже дергаться начал, – Михаэль, двумя руками держал кружку с кофе, внимательно оглядывая друга.

«Епт... Знал бы ты, как дергаюсь я!»

- Мне надо было, – Том встал с тумбочки. – Это... дай мне свою трубу на минуту?
Том бесцеремонно забрал у Михаэля кружку и сделал пару глотков горячего напитка, пока тот ходил в комнату за мобильником.
- Проблемы с трубой? Или случилось что?
- Потом, ладно? – Том вернул кружку и, забрав телефон, направился в свою спальню.
- Потом, так потом, – Михаэль прекрасно чувствовал сильнейшее напряжение, исходившее от Тома.
Хоть в последние дни он и был подавлен, но такого за ним не наблюдалось...
Том, усевшись на кровать, несколько секунд просто смотрел на мобильник, пытаясь успокоиться, прежде чем набрать номер Билла.
А потом...
Снова гудки и убивающе равнодушный голос робота.
- Пиздец! – Том отключился и, облокотившись о колени, опустил голову, чувствуя, как все сильнее начинает трясти.
Он не знал, что думать, вернее, боялся поверить в то, о чем кричала вся эта ситуация.

«Что ты творишь? Где ты, Билли? Черт! Что же МЫ С ТОБОЙ творим? Что УЖЕ натворили?»

То, что у него еще несколько дней назад было желание порвать со всей этой историей, он сейчас даже не помнил, настолько это было неправильно и чудовищно глупо.
Том не верил, что у Билла отключен телефон. Ладно, в первый день-два после ссоры, но не через неделю же! И Тома он не заблокировал... А вот это уже означало только одно – Картрайт поменял номер.

«Ты действительно решил выкинуть меня из своей жизни, Билли? Так же, как и симку? Да? Вот так, просто? Раз - и все... И нет проблем? Проблем нет. Ссор нет... Тебя нет... А жизнь без тебя - есть? Билл, господи... Я не могу так...»

Том потерял счет времени, не понимая, что теперь делать.
Когда вспомнил, что нужно вернуть соседу телефон, вышел на кухню, но Михаэля там уже не оказалось. Том понуро побрел к нему в комнату.

- Мих, спасибо, – Том стоял в дверях, протягивая трубку. Михаэль оглянулся, отрываясь от ноута, цепляясь взглядом за бледное лицо друга.
Встал, сложив руки на груди и опершись о стол, посмотрел на Тома.
- А ну-ка, сядь, – кивнул он на кресло, и Том, выдохнув, сделал пару шагов и плюхнулся в него, бросая мобилу на диван. – Сиди. Понял? Я сейчас...
Том обреченно кивнул, подтянув к себе колени, обхватывая их. Михаэль вернулся в комнату через минуту, протянув ему баночку холодного пива.
- Держи, – устроившись напротив Тома, открыл банку. – Колись, давай... Что за херня происходит?
Том тоже открыл пиво и, глотнув, скривился. Несколько секунд молча смотрел на банку, поглаживая ее прохладный бок и испытывая желание прижать ее к горячему лбу, чувствуя на себе внимательный взгляд Михаэля.
- По-моему, все намного серьезнее, чем я думал...
- По-моему, тоже, – усмехнулся Михаэль, и Том на него удивленно посмотрел, не совсем понимая, о чем он. – Он не хочет тебя простить?
Том отвел взгляд.
- Я не могу найти его.
- В смысле?
Том пожал плечами.
- В прямом. На его доме висит табличка: «Сдается», – Томас сдержал рваный выдох. – И номер не отвечает, совсем... Я думал, он меня просто заблокировал, поэтому с твоего хотел позвонить... Короче, надеялся все-таки. Но там то же самое...
Он умолк, сделал еще глоток пива. Михаэль почувствовал растерянность.
- А кого-то из знакомых его знаешь?
Том вскинул взгляд, вспомнив про Еву и Дэвида. Но Ева очень давно не появлялась в баре, а про Дэвида он знал только то, что тот из Манчестера, как и Билл. И это все.
- Двоюродная сестра его к нам в бар раньше приходила...
- Во-о-от, видишь! – Михаэль обрадовался возможности хоть чем-то подбодрить Тома. – Придет, и спросишь у нее.
- Если придет, – Том кусал уголок губ. – А если нет?
- Значит, он сам тебе позвонит. Том, может, он телефон потерял или еще что... Ну, чего ты сразу заморачиваешься?
- Мих... Он дом сдал, понимаешь? ОН. ЕГО. СДАЛ!!! Он уехал... Насовсем…
Михаэль продавил пальцами банку, и она со щелчком распрямилась.
- Это после... после того случая, с мотелем? – осторожно предположил он, надеясь, что сейчас Томас захочет об этом поговорить.
Том кивнул и уткнулся лбом в коленку. Пальцы нервно сжали штанину, и Михаэль смотрел на его белые костяшки.
- Да, тогда я видел его в последний раз...

«Видел? Если судить по вашей койке, смотрел ты на него с очень близкого расстояния».

- Вы подрались, что ли? Погром такой оставили, – еще более осторожно, боясь, что Том закроется.
- Нет... то есть, да... Немного... А то, что ты видел, это уже я один устроил. Когда он ушел...

«Когда он ушел... Совсем ушел...»

Михаэль усмехнулся.
- Здорово ты там, блин! В гневе ты, оказывается, страшен! – он хоть как-то пытался разрядить обстановку. – Буду знать.
Том невесело усмехнулся, положил подбородок на руку, лежащую на колене.
- Курить будешь? – спросил Михаэль, поднимаясь, но Том отказался.
Закурив возле стола, спиной к Тому, спокойно спросил:
- Значит, как я понимаю, вернее, уже давно понял... ты мне тогда на кухне туфту гнал? Так?
Том откинулся на спинку, делая еще несколько глотков.
- Если понял, чего спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответил он, и Михаэль, отодвинув ноут, присел на край стола, поставив ногу на стул.
- Хочу от тебя услышать. Все как есть, Том... Ты мой друг, в конце концов! И я хочу знать, что с тобой происходит?
- Ты знаешь...
- Я знаю, что У ТЕБЯ происходит. А я хочу знать, что происходит С ТОБОЙ...
Том чуть помолчал.
- Ты уверен, что хочешь ЭТО знать?
- Абсолютно! – Михаэль выдохнул дым.
Томас кивнул, глядя на зажатую коленями банку.
- Окей, как скажешь, – он снова замолчал, уже зная, что скрывать то, что он чувствует, нет никакого смысла. И бояться ему уже нечего. Самое важное между ним и Михаэлем осталось. Дружба.
- Я люблю его, Мих, – тихо сказал Том и вздрогнул от мощной волны мурашек, пронзивших его тело сверху донизу. – Люблю так, как никого не любил...
Михаэлю оставалось просто глубоко дышать.
Он верил Тому. Не понимал его, но верил.
- И там, в мотеле, я ему об этом сказал...
Михаэля это изумило:
- И поэтому вы поссорились окончательно? Из-за того, что ты его любишь?
- Из-за того, что я - ублюдок... Я не должен был... Только не понимал, что будет еще хуже... Для него это оказалось вообще невозможным... Что я, любя, такое натворил...
- Вон оно что! – Михаэль был почти в шоке. - Сдуреть можно...
- Да, только и осталось… Теперь вот... Я не знаю, что теперь делать? - выдавил Томас.
- Слушай... Ну, ты не переживай так. Может, он просто решил тебе нервы потрепать? Ну, проучить, что ли?
- Не думаю... Мне кажется, он на самом деле отказался от всего. И уехал... Домой. В Англию... Насовсем. А у меня даже ничего не осталось. Совершенно...

«Кроме шрамов на душе и полного сумасшествия. На память».

Том стиснул на груди свитер, кусая губы.
Михаэль кивнул, чуть прищурился, задумываясь, не спеша сбил пепел сигареты и положил ее на бортик пепельницы. Присел возле письменного стола, открыл ящик, что-то достал из него и подошел к Тому:
- Вот. Мне кажется, она тебе еще пригодится.
С бьющимся сердцем Том протянул руку.
На ладонь, серебристой змейкой, легла и свернулась цепочка Уильяма.
Том отвернулся, чувствуя, как увлажняются глаза.

***

Он сидел за столом, склонившись над тем самым наброском портрета Билла, написанным им когда-то. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.
Тогда он точно так же, как и сейчас, не знал, что будет дальше.
Как жить дальше?
Сейчас Том бы многое отдал за возможность вернуться назад и исправить все, что разорвало их отношения.
Но это была лишь наивная невыполнимая мечта, и он это понимал, убаюкивая тянущее чувство в груди, моля дать хоть немного времени для передышки. Но оно становилось только острее...
Вернувшись от Михаэля, он нашел этот набросок и, не отрываясь, долго смотрел на Билла. Не хотелось верить, что никогда не он сможет посмотреть в его глаза... Не хотелось верить, что больше не представится возможность рассказать любимому парню о том, КАК он рисовал этот портрет. Он ведь хотел рассказать. Когда-нибудь… Обязательно...
А что оставалось теперь? Одни воспоминания, боль, раздирающая жизнь на ДО и ПОСЛЕ.
Даже надежда когда-нибудь увидеть его, стала такой призрачной.
Порванная цепочка, что он сжимал в руке - единственная вещь, оставшаяся от любимого человека, которая касалась его тела. Как же он был за нее благодарен Михаэлю!
И сейчас маленькие замочки, зажатые в его ладони, грели ноющее, растерянное, опустошенное сердце, и Тому казалось, что оно бьется через раз.
Адом для него был каждый день с момента разрыва, когда он еще не знал, что Билл уехал из своего дома. А дальнейшее будет не просто адом, это будет для него самым страшным кошмаром, сжигающим его душу. И не верил, что сможет выбраться из этого и не сойти с ума.

«Где ты... Где. Ты. Где. Ты».

Пульс бил по вискам. Без пощады, без остановки...
Том не хотел верить, что Уильям уехал из страны. Думать об этом было невыносимо. Но знал, что все равно будет звонить ему... Каждый день. Каждый час. Надеясь, что однажды услышит не холодный голос автоответчика, а голос любимого парня, без которого не видел смысла существовать дальше. Он очень надеялся на это.
Может быть, еще и потому, что в глубине Том не сомневался – Биллу без него сейчас так же плохо.

***

12 декабря 2008 22: 47

W@R
Тема: Ночная жизнь
Настроение: Апофеоз пофигизма
Плэйлист: ------------------------
Читать далее…

https://sweetest-prince.blogspot.com/...g-post_12.html

Не знаю, зачем я пишу эти бессмысленные посты?

Видимо, по привычке уже.
Сегодня были в знаменитом квартале Красных фонарей Амстердама.
Упрямо продолжаю «развлекаться».
Никогда раньше не думал, что для этого нужно столько моральных сил.
Но «все, что не убивает нас» – дальше известно…

***

Билл смотрел на огни вечернего города, мелькающие за окнами их экскурсионного автобуса, держа на коленях ноутбук. Он не разрешал себе писать в блоге о Томе. И с удовольствием, если бы мог, так же не разрешил бы себе о нем думать, а сердцу раскалываться на части.
Он был далеко от немца. А сердце осталось с ним, в Германии. И что-то изменить возможности пока не было. Прошла неделя с их последней встречи, но лучше не становилось.
Душа рвалась назад, холодный рассудок нашептывал, что он все делает правильно, что не могло быть, и не будет у них совместного будущего... Что надо забыть, надо пересилить себя... Надо просто подождать - и станет легче.
И в тоже время, было очень четкое понимание - все, что случилось с ним сейчас, в сто раз сильнее, чем у него было с Раулем в юности. А ведь тогда он не мог придти в себя несколько лет... Чего же ожидать теперь?
«Сейчас, блядь... просто бы не сдохнуть».
Днем было проще - Ева, друзья, новые города, впечатления, экскурсии, люди, вольное или невольное общение в компании, на какие-то часы отвлекающие от хаоса в душе.
А ночью хотелось выть. Ночью хотелось сорваться с места и улететь к нему...
К тому, кого ненавидел, безумно любя.
Уильям помнил слова ЕГО признания. И, конечно же, верил в них. Знал, насколько непросто Тому было это озвучить. И давно уже понял, почему сразу после их первого раза в мотеле Том так отрешенно удалился, оставив его одного, почему был такой странный. В те минуты после секса, когда вместо того, чтобы обнять, целовать, сказать какие-нибудь нежные глупости, пытаясь наладить их пошатнувшиеся отношения, он просто тупо ушел в ванную. Тогда Уильяма это неприятно царапнуло, зато позже он понял – Том элементарно сходил с ума от желания признаться, и в тоже время - боялся. Он боролся сам с собой.
Уильям догадывался, что тогда, в номере, он был если не готов простить полностью, то хотя бы мог попытаться остаться с Томом. Но то, что Том так себя повел после секса, совершенно выбило из колеи и обескуражило. Билли испытал ощущение, что им попользовались, трахнули, и, удовлетворившись, отвалили...
А после - сам увидел татуировку на спине Тома и поплыл. И уже дико злился на себя за то, что ТАК чувствует себя рядом с ним, что голову теряет, что не может НЕ касаться его тела.
И как плевок в душу во время всего этого – признание в любви.
И дальше по наклонной - та потасовка, этот удар по лицу... Господи, это было просто невероятно обидно! Боль от этого удара прошла очень быстро, и когда он вышел из мотеля, то даже и не думал о нем. Просто боль в душе была намного сильнее физической, все заглушая собой.
И Билл даже не представлял, знает Томас о его отъезде или нет? И по этому поводу него было два совершенно противоположных ощущения. Циничный разум злорадно усмехался при мыслях о том, КАК будет себя чувствовать Трюмпер, когда все узнает. А сердце просто обливалось кровью, осознавая, что если у Тома все-таки оставалось желание хоть как-то вернуть его, и он пытался позвонить, то, скорее всего, когда тот понял, что дозвониться не выйдет - поехал к нему домой, а там...
«Том, ты только глупостей не наделай, ладно?»
Билл понимал, что Тому выбора не оставил. Своим отъездом и изменением телефонного номера он перечеркнул для немца любую возможность выйти с ним на связь. Это означало, что он, Уильям, поставил окончательную точку в их отношениях, без единого шанса что-либо изменить...
Так должно было все выглядеть и для самого Билла, и для Тома, но...
Где-то по краю проходила очень туманная мысль, на которой он не позволял себе сосредоточиться, но она была и, наверное, помогала дышать: Билл понимал, что если перед ним встанет выбор: от дикого отчаяния и смертельной тоски просто опустить руки и тихо скончаться от невозможности жить без него, или... То он выберет «или». И тогда плюнет на все - на свою гордость, на чертов мозг с его правильными представлениями о том, что они слишком разные, чтобы быть вместе - сядет в самолет и вернется в Гамбург. Вернется к тому, несносному, без которого в миллион раз хуже, чем с ним...
И не представлял себя Билли с другим. Совершенно... Даже зная, что увлекись он сейчас хоть кем-то - и станет легче.
Просто принять для себя этого он не мог. И как бы Ева ни обращала его внимание на девушек из группы, явно неровно к нему дышащих, и даже (шутя) на парочку парней, очень неоднозначно посматривающих на Уильяма, все это не производило на него никакого впечатления.
Сейчас хотелось быть одному. Забиться в угол и, вопреки здравому смыслу, зная, что делаешь себе только хуже, как мазохист, вспоминать каждую минуту, проведенную с ним... Каждую секунду его нежности, ласки, хриплого шепота, выносившего мозг. Даже если при этом еле сдерживаешь слезы, даже если дышать тяжело. Хотелось все это помнить...
Билл так боялся, что уже никогда и ни с кем не сможет почувствовать того, что переживал рядом с Томом. Раздирая себе сердце, кроша в пальцах убийственную реальность без него, каждой клеточкой тела помнил его прикосновения - кожей помнил...
А сознание включало сирену тревоги, понимая, что он этими воспоминаниями только добивает сам себя, и предпринимало попытки отгородиться.
Клиника. Это все было нестерпимо. Билли чувствовал нечто похожее на раздвоение личности.
И все сильнее злился на себя, на Тома, все так же, как и раньше владеющего всем его существом, и все что оставалось при таком раскладе - только верить, что завтра будет чуть легче.
Но, не смотря на то, что каждый день для них обоих был похож на войну с самим собой и казался бесконечно длинным и беспросветным, время на месте не стояло.
Один силился не начать пить по-черному и выглядеть относительно живым на работе и в студии. Усердно старался не сойти с ума от желания кидаться за каждой черной «Ауди-ТТ», и в метро не выть от запаха парфюма, хоть слабо напоминающего Картрайта. Или заставлять сердце биться дальше, когда со спины видел длинные черные волосы, рассыпанные по широким, острым плечам... И звонил, звонил, звонил - по нескольку раз в день, отчаиваясь все сильнее, но так же надеясь, что если не сам Билли, то хоть его кузина придет в их бар когда-нибудь...
А другой делал вид, что ему интересно то, что его окружает в поездке по странам, что хочется общаться, что бледный и круги под глазами - оттого, что в отелях всегда плохо спит, а не оттого, что ищет пятый угол. И что почти не ест, потому, что просто нет аппетита, и еда недостаточно хороша, а не оттого, что не может протолкнуть в себя ни куска из-за скручивающих живот нервов...

***

Несколько дней, что Курт проболел, Том очень переживал, что некого попросить в случае прихода Евы после окончания его рабочего дня, поговорить с ней о Билле. Но выбора не было, оставалось только верить, что за это время Ева тут не появится. И Том искренне обрадовался, придя на работу в понедельник и увидев Курта на привычном месте у барной стойки.
- О, черт... Томас! Ты чего так осунулся, приятель? Неужели, по мне тосковал? - Курт пытался шутить, отмечая про себя, что их бармен выглядит как тень.
- Считай, что - да, - Том невесело улыбнулся, пожимая протянутую руку выздоровевшего парня.
- Не... ну, я серьезно! Выглядишь, бля... Как будто на иглу подсел. Или не знаю...
Он прекрасно помнил, как на позапрошлой неделе Том уводил отсюда за руку Билла, вернее, утаскивал... И, в общем-то, надеялся, что у Трюмпера все в жизни наладилось. Но что-то Томас был не слишком похож на счастливого человека.
- Да, ладно тебе, – тот оглянулся на первых посетителей. – Потом поговорим.
Поговорить им удалось уже после обеда, когда у обоих выдалось несколько свободных минут.
- Я хотел тебя попросить, – Том задумчиво размешивал сахар в кружке с кофе. – Ты же знаешь Еву, сестру Билла? Надеюсь, помнишь еще эту девушку? – он усмехнулся, видя, как Курт смущенно трет нос. Ева по сей день оставалась его безнадежн