Катастрофы, хаос, развитие

В ряде статей я подводил к мысли, что истмат уходит своими корнями в представление о мире как машине (механицизм), которая находится в равновесии и действует согласно объективным законам (детерминизм, т.е. предопределенность). Поэтому истмат плохо описывает состояния краха, слома общественных систем – кризисы и революции. В ХХ веке наука стала уходить от механицизма и детерминизма, больше внимания уделять состояниям нестабильности и перестройки систем.

Это знание можно было бы включить в истмат, но мышление приверженных ему людей слишком консервативно. Поэтому это знание осваивается в приложении к обществу вне истмата, а часто даже, к большому сожалению, в конфликте с ним. Но полезно ли это знание? Помогает ли оно по-новому осмыслить прошлый опыт и нынешние дела, а тем более, способствует ли творческой мысли для улучшения жизни? Я считаю, что да, помогает, и рассмотрю это на примерах.

Сначала, однако, надо ввести пару-другую новых терминов, сделать усилие их понять (поневоле упрощенно – ученые простят). Система работает стабильно, когда ее структуры достаточно устойчивы. Всем частичкам системы в общем удобнее быть включенными в эти структуры, чем болтаться свободно, в состоянии хаоса. Это – поpядок. Вал мотора стабильно вращается, когда исправны подшипники, правильно затянуты муфты, подается смазка. Следовать порядку в этих стpуктуpах «выгодно» системе. Но вот треснул ролик, разболталась муфта или не поступает масло – начинается вибрация, задиры. Структуры не удерживают систему, где-то ее отклонения переходят порог нестабильности, система идет вразнос и после краткого периода хаоса возникает новый порядок: мотор превращается в груду металлолома. Это состояние покоя, без трения и ударов. Новый порядок. Стабилизация!

Говоpят, что новая стpуктуpа («гpуда лома») – аттpактоp системы, к которому она тянется из состояния хаоса. Аттрактор – от слова привлекать, притягивать, казаться выгодным. Переход от прежнего порядка через состояние хаоса к новому порядку описывается в теории катастроф, и в нашем примере это слово можно понимать буквально. Но вообще-то перестройка системы через катастрофу может быть безобидной, мы говорим о типе процесса. Вот я перепиливаю ножовкой брус в неудобном месте. Сначала система нестабильна – не попаду по метке, срывается пила. Попал, углубил пилу, возник аттрактор – стенки надпила. Поpядок! Но я поспешил, пила перекосилась, пошла так-сяк, разрушила стенки. Хаос. Потом возник новый аттрактор, вкось, и вышел срез с изломом. На нем виден этап хаоса, когда пила ходила беспорядочно. Система перестроилась с катастрофой. Если брус был не из красного дерева, такая катастрофа меня не разорила.

Перестройка общества через революцию – это быстрое, радикальное уничтожение или ослабление достаточного числа важнейших структур старого режима и создание обширного хаоса. Из него люди загоняются (словом или штыком) в новые аттракторы, которые революционеры спешно создают исходя из своих идеалов или интересов. Если новые аттракторы жизнеспособны, а старые надежно блокированы или уничтожены, то революция удается, и жизнь после травмы течет по новому руслу, а новые, наспех созданные стpуктуpы понемногу улучшаются в ходе реформ. Так произошли буржуазные революции в Европе и Октябрьская в России.

Если новые аттракторы нежизнеспособны, то или происходит реставрация, или продолжается хаос с гибелью элементов системы, вплоть до ее полного превращения в груду обломков. Ясно, что образ будущих аттракторов играет важную роль и на этапе создания хаоса, слома прежнего порядка. Нередко эти образы – лишь привлекательные миражи, утопии. Так соблазнитель разрушает семью, а потом отказывается жениться. Новый порядок при этом печален – уpок легкомысленной женщине. А то бывает, что целому народу обещают принять его «в наш общий европейский дом» – только сначала сожги свой, нехороший.

Перестройка общества через реформы исключает создание хаоса, разрушение или порчу действующих стpуктуp. Вместо этого новые аттракторы создаются параллельно с действующими, так что система «имеет выбор». Потом старая стpуктуpа тихо отмирает или улучшается, а может и сосуществовать с новой – просто увеличивается разнообразие системы, повышающее ее эффективность.

Конечно, все эти понятия, как и теория в целом, не заменяют ума, знания реальности и творчества. Они лишь помогают упорядочить процесс мышления, но это немаловажно, а часто, когда речь идет о сложных системах, решает дело. Политиком, который видел общественные процессы в этих понятиях (пусть и не в таких терминах), был Ленин. Думаю, он много почерпнул из трудов близкого ему А.Богданова, создавшего первую теорию систем, – тектологию – так что его учение о равновесии одно время даже было включено в истмат. Но Ленин намного опередил время, применив новые представления в политической практике. Это хорошо видно в его апрельских тезисах 1917 г.

Порча образа главных стpуктуp общества царской России велась либеральной интеллигенцией более полувека (большевики к этому добавить почти ничего не успели). Дело завершили расстрелы 1905 и 1912 годов, «столыпинские галстуки», мерзости, вскрытые войной. К концу 1916 г. равновесие стало неустойчивым. Толчком к слому порядка послужила созданная (видимо, искусственно) нехватка хлеба в столицах. В феврале 1917 г. революция поpодила обширный хаос. Либералы, пришедшие к власти, продолжали разрушать старые стpуктуpы (прежде всего, армию), но совершенно не заботились о создании новых аттракторов, к которым могло бы тяготеть разрушенное общество. Они были поразительно глухи ко всем главным требованиям народа. Единственным новым и очень слабым аттрактором можно считать само Временное правительство с его криками о свободе.

Что же увидел Ленин? Возникновение новых и набирающих силу аттракторов с очень широким охватом – советов. Первый их состав даже не осознавал своей силы и видел свою роль в том, чтобы «добровольно передать власть буржуазии». Но получилось, что решения советов признавались все большим числом рабочих и солдат – власть падала в руки советов, вопреки их намерениям. Сила их, по мнению Ленина, была в том, что они были реально связаны с массами и действовали вне рамок старых норм и условностей («как продукт самобытного народного творчества, как проявление самодеятельности народа»). Значит, они могли меняться под влиянием реальных потребностей народных масс и служить их выражением.

И в апреле 1917 г. Ленин выдвинул тезис о революции, которая не укладывалась в понимание истмата: в момент нестабильного равновесия власти между Временным правительством и советами подтолкнуть к новому аттрактору под лозунгом «Вся власть советам». Гениальность этого тезиса в том, что в тот момент большевики не только не были влиятельной силой в советах, но почти не были в них представлены.

Последующая советская мифология представила эту идею Ленина как очевидно разумную, вытекающую из марксизма. Это не так. Апрельские тезисы всех поразили. На собрании руководства большевиков Ленин был в полной изоляции. Потом выступил в Таврическом дворце перед всеми социал-демократами, членами Совета. Богданов прервал его, крикнув: «Ведь это бред, это бред сумасшедшего!». Примерно так же выступил большевик Гольденберг и редактор «Известий» Стеклов. Отпор был такой, что Ленин покинул зал, даже не использовав свое право на ответ.

Тезисы были опубликованы 7 апреля и были, по сути, перечнем новых аттракторов, которые могли быть созданы при переходе власти к советам и полностью лишили бы привлекательности рыхлую власть буржуазных либералов. В области политики: «Не парламентская республика – возвращение к ней от советов рабочих депутатов было бы шагом назад – а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху».

На другой день тезисы обсуждались на заседании Петроградского комитета большевиков и были отклонены: против них было 13 голосов, за 2, воздержался 1. Но за десять дней Ленин смог убедить товарищей, и Апрельская партконференция его поддержала. Потом само Временное правительство стало «портить» свои аттракторы, а в советах стала расти роль большевиков (работали «будущие декреты»). История прекрасно показывает этот процесс: власть совершенно бескровно и почти незаметно «перетекла» в руки Петроградского совета, который передал ее II Съезду Советов. Тот сразу принял Декреты о мире и о земле – главные предусмотренные Лениным аттракторы нового порядка.

Они полностью нейтрализовали аттрактор, созданный по инерции «из двоевластия» – Учредительное собрание. Оно отказалось признать советскую власть, проговорило впустую почти сутки и было закрыто матросом Железняковым («караул устал»). Как вспоминает в эмиграции один нейтральный политик из правых, на улицах «Учредительное собрание бранили больше, чем большевиков, разогнавших его». А уж о том, что произошло с «учредиловцами» дальше, наши демократы, затопившие Москву своими крокодиловыми слезами, даже сегодня умалчивают. Учредиловцы отправились к белочехам, объявили себя правительством России (Директорией), потом эту «керенщину» переловил Колчак. Сидели в тюрьме в Омске, их вместе с другими заключенными освободили неудачно восставшие рабочие. Колчак приказал бежавшим вернуться в тюрьму, и «контрреволюционные демократы» послушно вернулись. Ночью их «отправили в республику Иртыш» – вывели на берег и расстреляли. (Примечательно, что шавки Горбачева брызгали слюной на матроса Железнякова и прославляли интеллигента Колчака). В общем, в тот момент антисоветский парламент в России ни для кого не смог стать аттрактором.

Прагматичные историки и у нас, и за рубежом оценили стратегию Ленина, позволившую осуществить практически бескровный переход, как блестящую. Меньшевики же считали ее окончательным отходом от марксизма – прыжком в бездну социалистической революции без прочного фундамента в виде развитого капитализма. Этот приговор истмата все время довлел над нами. Считая себя «объективно незаконными», большевики фантастически преувеличивали многие опасности и наносили своим противникам излишние травмы. Например, новая интеллигенция на окраинах почти неизбежно впадала в ересь национализма, и большая часть ее поплатилась головой. А реально она нового аттрактора, опасного для советского строя, в 20-30-е годы не создавала, и репрессии были не нужны.

Можно показать, какими важными аттpактоpами стали пеpвые национализиpованные пpедпpиятия в 1918 г., какую огpомную pоль как аттpактоp сыгpал СССР – и для «деpжавников», и для наpодов окpаин. Отдельной темой может быть «перестройка с катастрофой» в сельском хозяйстве – коллективизация 1929-1933 гг., когда старые стpуктуpы были насильственно разрушены, а новые аттракторы, созданные вопреки культурным и социальным условиям села, не работали. Им помогли удержаться до их укрепления насилием, и это было тяжелым ударом по России. Об этом опыте – особый разговор.

Поговорим о том, что мы воочию видим сегодня – о «реформе Гайдара-Сакса», которую верно продолжает правительство Черномырдина. Пожалуй, это – классическая иллюстрация для теории катастроф. В этом ключе излагает ход событий уже ряд экономистов (Ю.М.Осипов, И.Н.Шургалина и др.).

Реформаторы имели политическую сверхзадачу: необратимо уничтожить советский строй (эта цель, кстати, не скрывалась). Перестройка экономики была для этого средством, хозяйство было заложником политики. Правительству Гайдара поставили задачу: политическими средствами создать хаос и блокировать действие аттракторов советской хозяйственной системы (план, финансовая система, регулируемые цены и т.д.), а затем включить действие аттракторов рыночной экономики (коммерческие банки, биржи, свободные цены, частная собственность и т.д.). Элементы разрушенной системы – и предприятия, и люди – будут втянуты в новые аттракторы, хаос будет преодолен и возникнет новый порядок, капитализм западного типа. Так обещалось и, возможно, в это верил Гайдар (хотя я о его умственных способностях более высокого мнения).

Дестабилизация советской системы была проведена в ходе перестройки достаточно эффективно. Все ее основные стpуктуры были сначала опорочены в общественном сознании, а затем парализованы административными мерами. Началась инфляция, был разрушен потребительский рынок, ликвидирован план и ослаблена необходимая монополия внешней торговли. К 1991 г. равновесие стало неустойчивым, а хаос весьма обширным. Благодаря умелой провокации (путч ГКЧП) равновесие было сломано, систему толкнули в полный хаос, о восстановлении советского строя никто и не заикался.

План реформы был «спущен» из МВФ и повторял ее грубо механистическую программу «структурной стабилизации», которая до этого угробила экономику ряда стран «третьего мира» и Югославии. С помощью т.н. «шоковой терапии» достигалась катастрофическая потеря устойчивости старой системы, а дальше «рыночные» аттракторы должны были сами втянуть оставшуюся от советской экономики труху в зону своего притяжения. Мол, «невидимая рука» рынка слепит из нее светлое здание капитализма через механизмы самоорганизации. Надо только подвести людей, кнутом и пряником, близко к зоне притяжения нового аттрактора – и ликвидировать старый, чтобы некуда было вернуться. Подчеркну, что все это – декларации Гайдара и его американских советников. На деле же, весьма вероятно, целью было как раз создание хаоса и таких аттракторов, которые держали бы систему в режиме саморазрушения. Но мы здесь не следствие ведем, а решаем учебную задачу, так что условно «поверим» реформаторам – допустим, что «они хотели как лучше».

Как мы хорошо помним, с помощью «шока» хаос удалось создать, но это был «шок без терапии». Отмена контроля за ценами вызвала обвальную инфляцию, которая превзошла все ожидания – 1500 процентов в 1992 г. При этом рост цен не останавливался. Потом были отменены все ограничения внешней торговли, и рухнул рубль по отношению к доллару, капиталы хлынули за рубеж. Третьим ударом была приватизация. Хаос был создан, а новых структур не возникло. Деваться остаткам хозяйства было просто некуда. Стали «ограничивать» инфляцию методами монетаризма, взятыми из совсем иной системы. По расчетам самих реформаторов, «за каждый процент сокращения инфляции хозяйство должно расплачиваться тремя-пятью процентами спада производства».

Итак, в результате действий правительства экономическая система не получила набора новых структур-аттракторов, которые через «шок» вывели бы ее на путь к новому порядку с эволюционным развитием. Результатом была полная дестабилизация системы и такой тип хаоса, при котором возникают непредвиденные (т.н. «странные») аттракторы: преступный и теневой бизнес, массовые неплатежи (прямой грабеж населения государством), безумные налоги, дикие формы найма и расчетов, черный рынок с мелочной торговлей и т.д. Никакого импульса к развитию эти аттракторы не дают, но они укореняются, и уже их преодоление потребует огромных усилий. Даже та единственная из задуманных структур, которая активно действует – банки – превратилась в разрушительную силу, в паука, высасывающего последние соки из хозяйства и населения.

Не сработал главный аттрактор рыночной системы – частная собственность, он натолкнулся на мощное подспудное сопротивление всей культурной среды. Вот вопль рыночной мадам Пияшевой (сохраняю ее неповторимый стиль): «Я социализм рассматриваю просто как архаику, как недоразвитость общества, нецивилизованность общества, неразвитость, если в высших категориях там личности, человека. Неразвитый человек, несамостоятельный, неответственный – не берет и не хочет. Ему нужно коллективно… Это очень довлеет над сознанием людей, которые здесь живут. И поэтому он ищет как бы, все это называют „третьим“ путем, на самом деле никаких третьих путей нет. И социалистического пути, как пути, тоже нет, и ХХ век это доказал… Какой вариант наиболее реален? На мой взгляд, самый реальный вариант – это попытка стабилизации, т.е. это возврат к принципам социалистического управления экономикой».

В чем смысл этого лепета «доктора экономических наук»? В том, что ввести людей в зону притяжения самого главного аттрактора не удалось. Русскому человеку, несмотря на все потуги Чубайса да Ясина, «нужно коллективно». И потому он не берет и не хочет их священной частной собственности. И потому, по разумению умницы Пияшевой, хотя «социализма нет», единственным реальным выходом из кризиса она видит «возврат к социализму». Но это уже очень трудно, ибо хотя привлекательность старых аттракторов растет, они подорваны. Да и созданное пропагандой недоверие к ним еще велико. Хаос и в хозяйстве, и в умах оплачивается страшной платой.

Как же в понятиях теории катастроф можно определить задачу оппозиции, которая принципиально отказывается от революции? Кстати сказать, пока что революция может быть совершенно мирной, поскольку хаос еще не преодолен, и сильных аттракторов, которые трудно сломать, еще нет (а «странные» аттракторы так и так придется демонтировать). Но не будем спорить, поговорим об «эволюционном» пути. Задача – создать из нынешнего хаоса некоторый порядок, какое-то приемлемое жизнеустройство, сокращающее бедствия народа и страны и позволяющее встать на путь восстановления и развития. Для этого надо собрать все силы и создать критический набор новых аттракторов, вокруг которых могла бы возникнуть ячейка такого жизнеустройства. Поскольку этому будет противодействовать политический режим, нечего надеяться на возможность наступления широким фронтом, речь может идти именно о ячейках. Но их демонстрационная роль исключительно велика, они должны стать «центрами кристаллизации», зародышами нового порядка.

Сегодня для такой программы есть все условия. В целом ряде областей и исполнительная, и представительная власть находится, пусть во многом условно, в руках оппозиции. Население же просто жаждет перемен к лучшему и внимательно приглядывается ко всем попыткам. Центральный режим не настолько силен, чтобы блокировать действия местных властей, тем более с использованием насилия. Учитывая, что экономический потенциал областей, которые могли бы участвовать в программе создания структур нового порядка, позволяет образовать целостные, самодостаточные системы, способные выдержать давление центра, набор частных акций может быть весьма широким. А значит, задавить их будет непросто. Специалисты уже сейчас могут назвать целый ряд проектов по локальному восстановлению хозяйства и быстрому улучшению жизни людей. Но это не для газеты.

КПРФ и весь блок оппозиции имеет редкую возможность выступить как конструктивная, но не соглашательская сила, реально создающая условия для спасения. Стоит только наглядно показать эту возможность в части страны, режим Чубайса быстро утратит остатки привлекательности.

Но можно быть уверенным – долго эта возможность не продлится. Режим подготовит и создаст новую катастрофу – монархию, войну, что угодно. Следует также отбросить иллюзии – самопроизвольно новые аттракторы не возникнут. Их надо создавать сознательно, собирая для этого силы и средства со всей страны. Если эта возможность будет упущена, перед русским народом останется один выбор: полная гибель или революция.

1997