Порядки знании – информационная основа социальных институтов

Последствием возникновения «общественности», этой бархатной революции – бархатной в том смысле, что она происходила без явно выраженных социальных потрясений, и революции в том смысле, что именно на ее основе сформировался политический плюрализм ин­формационной эпохи, — является возникновение целого ряда так называемых «порядков знаний», где каждый из «порядков» имеет свою особенную «конституцию».

Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт

Автор концепции «порядков знания» немецкий философ Г. Шпи-нер понимает под порядком знания своеобразный способ порожде­ния, передачи и получения информации, имеющий собственные спе­цифические регулятивы¹. Фактически у Шпинера речь идет об инфор­мационной стороне социальных институтов, где каждому порядку зна­ний соответствует собственная область или сфера социальной жизни. Система информационно-познавательных регулятивов деятельности СМИ как социального института наиболее адекватно описывается в терминах «конституционно-правового» или «публично-правового» порядка знаний, анализ которого будет сделан в конце данной главы.

Предложенная Г. Шпинером теория представляется на сегодня наиболее адекватной реалиям «информационного общества», давая конкретные объяснения особенностям функционирования смыслообра-зующей составляющей всех его сфер — знания как такового.

Шпинер выделяет восемь современных «порядков знаний»².

1.Академический порядок, где реализуются классические прин­ципы свободы знания и преподавания.

2.Архивно-библиотечный порядок, служащий для сохранения документированного знания.

3.Конституционно-правовой порядок, ориентированный на обеспечение свободы мнения, информационных и прочих, связанных со знаниями, прав личности.

4.Экономический порядок, где знания коммерциализированы и рассматриваются в качестве товара.

5.Технологический порядок, где обеспечивается техника изго­товления и «процессирования» знаний.

6.Бюрократический порядок, где сосредоточены документы и данные, управляемый в согласии с определенными принципами, ко­торые локализованы где-то «между служебной тайной и демократи­ческой открытостью».

7.Военно-полицейский порядок—для особого рода знания, свя­занного с проблемами безопасности, — техническое, бюрократичес-

¹ Spinner H. Die Wissensordnung. Ein Leitkonzept fur die dritte Grundordnung
der Informationszeitalter. Opladen: Leske + Budrich, 1994.

² Spinner H. Op cit. S. 16-17.

94 кое, политическое тайное знания для потребностей правительства, во­енных ведомств, секретных служб.

8. Национальный/интернациональный порядок, обеспечивающий внутригосударственный и, соответственно, международный поток ново­стей, содной стороны, и развлекательной информации — с другой, функ­ционирующий, прежде всего, через посредство масс-медиа.

С целью иллюстрации подхода Шпинера ниже приведем обра­зец «спецификации» нескольких порядков знаний. Самые важные, с точки зрения наших интересов, порядки — порядок общественного мнения и международный информационный порядок — будут рас­смотрены далее.

Архивно-библиотечный порядок. Социальной функцией этого порядка является сохранение знания в противоположность его произ­водству, расширению и увеличению, которые составляют задачу акаде­мического порядка. Как всякий порядок знания, архивно-библиотеч­ный имеет собственные нормы. Это, во-первых, требование обеспечи­вать накопление и сохранность документов (в основном выступающих В письменной форме) или книг без потери информации и изменения содержания; во-вторых, стремление обеспечить максимальную полно­ту и верность воспроизведения исторически складывавшихся ступеней знания. Последнее не имеет отношения к правильности или неправиль­ности, истинности или неистинности накапливаемой информации. 'Этим архивно-библиотечный порядок отличается от академического, норма которого — стремление к истинному, верному, обоснованному и В прочих отношениях «надежному» знанию. Архив и библиотека, в принципе, индифферентны по отношению к истине.

Следующее отличие состоит в том, что академия (наука) проду­цирует «свое» знание, а архив питается «чужим» знанием, не стремясь его освоить, а предоставляя по желанию как ученым, так и неспециа­листам, которые его осваивают, производя на его основе собственное знание. (Хотя сама архивная деятельность, состоящая в систематиза­ции и классификации документов и книг привела к выработке при­кладной научной дисциплины «архивоведение» или «библиотекове­дение», идеально-типическое различие между архивно-библиотечным и академическим порядками знания сохраняется как различие между «идеей архива» и «идеей науки».)

95 Возникновение архивно-библиотечного порядка знаний — не ар­хивирования как рода деятельности, а именно порядка, стоящего в од­ном ряду с другими порядками, — связано с эпохой модерна, в особен­ности с характерным для этого периода изменением общественного сознания («онаучиванием» общественной жизни) и ростом авторитета знания, которое стало рассматриваться как нечто, достойное сохране­ния само по себе, в «чистом» виде, а не применительно к конкретным жизненным целям и интересам. Другой причиной заведения архивов оказался также пришедшийся на время модерна резкий количествен­ный рост знания, которое уже не в состоянии было сохраняться и пе­редаваться на биологических «носителях» — в человеческом сознании, — как это происходило в традиционную эпоху.

.Хотя по особенностям организационного устройства архивы и библиотеки близки к науке, т.е. управляются, как правило, специали­стами-историками и используются для целей развития знания, они не ориентированы (в отличие от академических организаций) на про­гресс познания. Шпинер отмечает: «В то время как исследовательс­кий императив академического порядка знаний направлен на (неосу­ществимую) задачу достижения предела, конца познания, сохрани-тельный императив архивно-библиотечного порядка нацеливает на удержание в памяти общества начала познавательного процесса»¹.

Экономический порядок знаний включает в себя процессы исполь­зования и применения знания как 1) производительной силы, 2) ору­дия принятия решений и 3) товара. Он не чужд академическому по­рядку, ибо использует теоретическое знание, но только в том случае, если имеется возможность его практического применения либо про­дажи. Институциональной основой этого порядка знаний являются коммерческие механизмы самых разных сфер деятельности, прежде всего, разумеется, промышленности. В качестве нормативной осно­вы выступает право собственности как право на распоряжение имею­щимся знанием и его использование. Включение того или иного вида знания в сферу экономического порядка определяется чисто эконо­мическим критерием окупаемости.

¹ Spinner H. Die Wissensordnung. Ein Leitkonzept fur die dritte Grundordnung der Informationszeitalter. Opladen: Leske + Budrich, 1994. S. 49.

Коммерциализация знаний происходит не только в сфере про­мышленного производства в узком смысле слова, но и в таких «инду-стриях», как индустрия развлечений, информационная и политичес­кая индустрия, где экономический порядок знаний по-разному пере­секается с порядком общественного мнения (конституционно-пра­вовым). В силу этого возникает, как пишет Шпинер, «дуальный поря­док» сосуществования нормативных регуляторов, свойственных этим двум порядкам: «со стороны» общественного мнения действуют нор­мы классического, или свободного, конституционно-правового по­рядка знаний, «со стороны» товарной стоимости выражаемых мне­ний — нормы современного экономического порядка. Тенденция пре­обладания нормативов экономического порядка отчетливо проявля­ется в основной для процессов массовой коммуникации сфере — кон­ституционно-правового порядка знаний.

Военно-полицейский порядок знаний охватывает знания, получае­мые, перерабатываемые и применяемые тайно. В обществе имеется множество разновидностей тайного знания — от эзотерических све­дений культового характера до врачебной тайны, банковской тайны или тайны исповеди, подпадающих под категорию знаний, относя­щихся к конституционно-правовому порядку; существуют закрытая экономическая информация (коммерческая тайна) и бюрократичес­кие требования сохранения втайне определенной информации о граж­данине (эти требования, вытекающие из принципов охраны прав лич­ности, возникают в зоне пересечения конституционно-правового и бюрократического порядков знания). Но все они, по мнению Шпи-нера, не предполагают специальной когнитивной организации — осо­бого рода порядка знаний.

Такой порядок возникает применительно к тайному знанию, по­лучаемому, перерабатываемому и используемому в связи с целями обеспечения внутренней и внешней безопасности государства. Это могут быть сведения любого рода, попадающие в сферу интересов полиции и спецслужб, но, по преимуществу, знания, касающиеся во­енно-технических аспектов деятельности вооруженных сил и ведения военных действий. В этом порядке осуществляются два рода деятель­ности: обеспечение собственной тайны и раскрытие тайн других — и в том его отличие от всех прочих порядков знания.

98 Специфическая когнитивная организация военно-бюрократи­ческого порядка наилучшим образом выявляется при сравнения его норм с соответствующими нормами функционирования других по­рядков. Более всего он отличается от конституционно-правового по­рядка (порядка общественного мнения): если в последнем (а) допус­кается и приветствуется любое знание и (б) господствуют принципы свободы высказывания и свободы сохранения личностью собствен­ных знаний, то в рамках военно-полицейского порядка (а) получае­мые знания подвергаются строгой селекции с точки зрения их соот­ветствия критериям безопасности и (б) обе свободы — высказывания и сохранения знаний — принципиально отвергаются. В отличие от науки в военно-полицейском порядке речь не идет о производстве знаний, поскольку его задача состоит в получении, сохранении и при­менении знаний, произведенных в рамках всех иных когнитивных порядков как собственного, так и других обществ, в том числе их во­енно-полицейских порядков. В этом отношении данный порядок бо­лее всего напоминает архивно-библиотечный.

Ясно, что все эти, более или менее детально охарактеризован­ные выше, порядки знания не совпадают с какими-либо иными со­циально-научными членениями и классификациями. Принципиаль­ной особенностью порядков знания оказывается их трансфункцио­нальность, т.е. присутствие в разных сферах общества. Например, бю­рократический порядок знания реализуется и в академической среде, и в военно-полицейском управлении, и в экономике, и в других под­системах общества. В свою очередь, экономический порядок знания (или экономический подход) в нарастающей степени пронизывает все сферы социальной жизни: науку, технику, государственное управле­ние, политику, даже общественное мнение. И это справедливо по от­ношению к любому порядку знания.

Социальные институты и порядки знания не совпадают, посколь­ку последние описывают лишь один аспект разных институтов — нор­мы функционирования в них знания. Но в этом есть глубокий смысл: анализируя порядки знания, мы все более полно постигаем саму при­роду этих институтов.

«Академический порядок знаний» — научная коммуникация

Академический порядок знания охватывает свободное исследование и преподавание. В этой сфере производится почти «чистое» теорети­ческое знание, элементы эмпирической информации черпаются как бы извне самого этого порядка и служат целям «внешней» проверки теоретических достижений. Задачей «акторов», действующих в рам­ках этого порядка, является изготовление и распространение знания, что осуществляется путем исследований и публикации их результа­тов. На эти цели ориентируется вся внутренняя структура этого по­рядка — совокупность ценностей и норм, регулирующих поведение индивидуумов: это нормы и ценности улучшения, распространения и постоянной критики получаемых знаний, невзирая на наличие чуж­дых науке интересов, практические затруднения деятельности, воз­действия власти. Именно эти нормы и ценности являются базовыми принципами классического порядка знаний, господствующего в рам­ках научного сообщества и основанного на идее «коммунизма знаний». Руководящая ценность научного сообщества — прогресс познания, состоящий в достижении максимально всеобщего, истинного, как можно более точного и надежного знания. К основным институтам этого порядка знаний относятся преимущественно академические учреждения — университеты, исследовательские институты и лабо­ратории, частично научные отделы промышленных корпораций, за­нимающиеся фундаментальными исследованиями; институциональ­ные роли исполняют эксперт, исследователь, ученый, ориентирую­щиеся на классические нормы научной этики (мотивация на позна­ние, преследование истины, честность в представлении научных ре­зультатов, открытость по отношению к критике и т.п.), нормы науч­ного метода (объективность, проверяемость), а в отношении с вне­шним миром — выполнение функции научного консультирования как независимой экспертизы.

Огромным преимуществом этого порядка знаний по сравнению с другими является наличие исторически сложившейся «инфраструк­туры критики для целей систематической коррекции ошибок». В свя­зи с этим можно предположить, что академический порядок знания

100 является одним из самых защищенных от ошибок и сознательной де­зинформации секторов общества. Если так, то академическая сфера — та сфера, где царит наибольшая справедливость, ибо главной пред­посылкой последней являются открытость для критики и равенство шансов¹.

Разумеется, нельзя считать, что эти ценности реализуются в ака­демической среде в абсолютно чистом виде. Речь идет об идеально-нормативной структуре научного сообщества, реальное функциони­рование которого во многом не совпадает с идеалом. Кроме того, само академическое сообщество претерпевает изменения как с точки зре­ния его отношений с обществом, так и в своем внутреннем строении. Так, характерное для эпохи модерна «онаучивание» общества реали-зовывалось не только в научно-техническом и индустриальном раз­витии как таковом, но прежде всего в том, что «республика ученых» была образцом общества вообще, ориентиром и в понимании роли «гражданина», и в создании демократических политических учреж­дений. По мере дальнейшего развития место и роль академического сообщества в обществе изменились, превратившись из идеала в один из элементов (и нельзя сказать, что самый значимый) плюралисти­ческого порядка знаний. Ныне академическое сообщество со всеми его нормами, институтами и структурами, т.е. академический поря­док знаний вообще, стало одним из многих «сообществ знания» и не может претендовать на прежнее исключительное место в мире. (Это изменение фиксируется даже в самоназвании сообщества — в пере­ходе от преданной забвению «республики ученых» к новому самообоз­начению «invisible college» — «невидимый колледж».)

Параллельно процессу изменения места и роли академического порядка в обществе идет процесс размывания его стабильных прежде норм. Во-первых, по мере роста масштабов исследований и превра­щения научных лабораторий в грандиозные «фабрики» по производ­ству знания прежняя «республика ученых» превращается в современ-

¹ Как может показаться, реальные факты истории науки опровергают эти тезисы. Примером может служить, например, реальность функционирования науки, особенно общественной, в СССР в сталинское время. Но такое извраще­ние норм академической жизни было результатом насилия над наукой и, по сути дела, подмены норм академического порядка знаний нормами бюрократичес­кого порядка, о котором говорилось выше.

101 ную высокоорганизованную корпорацию с бюрократическими струк­турами, четкой иерархией, разделением функций и секторов ответ­ственности. Это ведет к изменению нормативной среды, прежде все­го к подавлению критики, которая не только затрудняется в силу воз­никновения жестких бюрократических иерархий, но фактически не­возможна по причине глубокого разделения функций в ходе исследо­ваний. «Соседние» аспекты исследования становятся непрозрачны­ми для коллег.

Во-вторых, главные персонажи классической модели академи­ческого порядка — ученый, исследователь, университетский профес­сор, творящие в уединении и свободно, исчезают со сцены; на их ме­сто приходит энергичный и деловитый, включенный в сеть властных, экономических и прочих интересов научный менеджер. Современный научный менеджер, действующий в сети властных отношений, не мо­жет не принимать в расчет как национальную, так и местную (регио­нальную) политику, в результате его сознание становится ареной кон­фликта между всеобщими интересами науки и локальными группо­выми, политическими и иными «частными» интересами.

То же самое происходит и в экономической области. Коммер­циализация науки и ее связь с промышленностью превращают резуль­таты исследования в товар, что позволяет говорить о коммодифика-ции науки и научного знания¹. Знание перестает быть общественным достоянием — достоянием всего человечества, как в классической «республике ученых», а становится частной собственностью (автора, заказчика, государства), что практически выводит его за рамки ака­демического порядка знаний, и делает элементом рассмотренного выше экономического порядка.

В результате ученый оказывается перед лицом трудно разреши­мой дилеммы, которая, как это ни парадоксально звучит, не является дилеммой в рамках норм академического порядка: ориентироваться ему в своей научной деятельности на свободный рынок или на бю­рократические иерархии? Возникает и другой вопрос: чем является для ученого наука — призванием или службой?

' Коммодификация (commodification) — процесс превращения любого про­дукта в товар. Синоним — валоризация (valorization).

102 Самому академическому сообществу, а также регулирующим и пла­нирующим науку организациям приходится разрешать такие же дилеммы: развивать академическое самоуправление или, наоборот, пе­реводить науку под управление бюрократических организаций? Как определять стратегию исследований: исходя из целей чистого позна­ния или из интересов лиц и инстанций, финансирующих исследова­ния? Публиковать все, как того требует научная этика, или «секретить» данные по политическим да и по экономическим соображениям?

Как бы ни решались эти вопросы в каждом конкретном случае, тен­денция состоит во все более активном проникновении в академический порядок знаний норм и принципов, характерных для совсем иных по­рядков. В лучшем случае речь идет об усложнении отношений между ака­демическим и другими (бюрократически-военным, экономическим, правовым и прочими) порядками знаний, вхудшем — о разрушении клас­сического академического порядка знаний и формировании на его мес­те какого-то нового порядка или о замещении академического порядка другими, например названными выше, порядками знаний.

2.4.2

Массовая коммуникация

как конституционно-правовая сфера

Приведенный выше анализ различных порядков знания призван, в частности, показать, что получение и функционирование информа­ции в рамках разных социальных институтов принципиально разли­чаются по характеру. Эти теоретические рассуждения имеют свой кор­релят в практической жизни, прежде всего в практике работы СМИ, где постоянно происходят конфликты именно «на стыках» института СМИ и различных институциональных порядков знания: бюрокра­тического, экономического, военно-полицейского, архивно-библио­течного и других.

Для того чтобы сориентироваться в этих проблемах и конфлик­тах, нужно определить характеристики порядка знаний, типичного для СМИ как социального института. По Шпинеру, это конституционно-правовой, или публично-правовой, порядок знаний, главной функцией которого является поддержание, а также нормирование систем получе-

103 ния и выражения взглядов и мнений. В отличие от академического поряд­ка, задача которого — обращение с научными знаниями, здесь речь идет исключительно о повседневном знании, т.е. о мнениях, взглядах, точках зрения, суждениях, теориях, мировоззрениях и позициях, для которых не характерны квалификационные признаки научного знания — истин­ность, обоснованность, рациональность и другие. Факт, что выражение этого знания может принимать внешне наукообразный характер, не дол­жен вводить в заблуждение: могут организовываться «школы», «акаде­мии» (будь то политические, оздоровительные, астрологические и т.п. учреждения), читаться систематические лекции, проводиться эксперт­ные оценки — это знание все равно будет повседневным.

Черты повседневного знания, или Мнения

Каковы же признаки повседневного знания, которое распространя­ется в процессе массовой коммуникации? Во-первых, оно всеохват­но, т.е. включает в себя практически все, что актуально и потенциаль­но входит в мир индивидуума, — все, что «релевантно» для него (за исключением сферы его профессиональной деятельности как экспер­та). Во-вторых, оно носит практический характер, т.е. формируется и развивается не ради самого себя (как научное знание, определяемое идеалом «науки для науки»), а для непосредственной связи с реаль­ными жизненными целями. В-третьих, главной его характеристикой является нерефлексированность: оно принимается на веру как тако­вое, не требуя систематических аргументов и доказательств.

Именно получение и высказывание знаний такого рода и стано­вятся предметом регулирования в рамках конституционно-правово­го порядка, главной нормой которого является свобода распоряжения знаниями — как своими собственными, так и «чужими», обращающи­мися в этой сфере. Другими словами, конституционно-правовой по­рядок знаний — это порядок, устанавливающий и реализующий прин­ципы свободы слова как максимально неограниченной свободы вы­ражать, воспринимать и критиковать знания.

«Вторичными» нормами этого порядка знаний можно считать принципы 1) равнозначности всех мнений и точек зрения и 2) сво­бодного доступа к этому порядку. Под первым подразумевается отсут-

104 ствие всяких квалификационных требований к «качеству» мнения (ис­тинность, содержательность, эмпирическая подтверждаемость и т.д.), под второй — отсутствие формальных барьеров доступа к «форуму мне­ний» (напримертребование их обоснования).

Институциональную структуру конституционно-правового по­рядка знаний образуют институт общественного мнения (публичная сфера) и охраняемая законом сфера частной жизни. Поэтому к кон­ституционно-правовому порядку знаний относятся как парламент и масс-медиа, с одной стороны, так и неформальные сети коммуника­ций, наполненные слухами и разрозненными обрывочными сведени­ями — с другой. Пожалуй, самым полным и последовательным выра­жением конституционно-правового порядка знаний, его совершен­ной институциональной формой является процедура свободного де­мократического голосования: «один человек — один голос», где абсо­лютно не важны ни обоснованность, ни прочие эпистемологические, психологические, социологические и любые другие качества выска­зываемого мнения.

Фундамент этой сферы образуют базовые «когнитивные», т.е. связанные со знанием и информацией, демократические права — сво­бода слова, свобода веры, свобода прессы. Можно сказать, что в корне отличаясь от академического порядка знаний в одном отношении — квалифицированности представляемых в нем знаний, — конституци­онно-правовой порядок сходен с академическим порядком в отноше­нии царящей в нем свободы выражения, получения и критики знаний. Это результат их генетического родства: конституционно-правовой порядок знаний ведет свое происхождение от классического академи­ческого порядка знаний, свойственного науке эпохи модерна.

Противоречивость конституционно-правового порядка

Общая нормативная и институциональная структура конституцион­но-правового порядка знаний, однако, оказывается весьма противо­речивой. Практически в любом обществе с большей или меньшей си­лой проявляется противоречие между приватностью и публичностью внутри самого этого порядка, поскольку требования доступности и открытости информации входят в конфликт с правом личности на со-

105 хранение в неприкосновенности ее приватной сферы. Особенно ярко это противоречие обнаруживается в деятельности СМИ, стремящих­ся к максимальной полноте информации, предоставляемой обществу по интересующим его вопросам, причем не важно, касаются ли эти вопросы текущих изменений климата или частной жизни выдающих­ся персон. К последним общество проявляет больший интерес, и тре­бования конституционно-правового порядка о доступности и откры­тости информации только поощряют СМИ максимально удовлетво­рять общественные запросы (что к тому же способствует увеличению продаж информационного продукта), но при этом страдают частные интересы. Вспомним в связи с этим всеобщее негодование по поводу папарацци, чуть не обвиненных в гибели принцессы Дианы, транс­лированное и усиленное СМИ. (Приговор суда, вынесенный в фев­рале 2006 г., признал их невиновными в этой трагедии, присудив трем журналистам символический штраф в один евро.)

В последнее десятилетие в публичной и частной сферах как ос­новных «локусах» функционирования массовой информации наблю­даются интересные изменения. С одной стороны, происходит свое­образная реприватизация публичной сферы путем законодательного усиления права на защиту частной жизни и неприкосновенность «ча­стной» информации, что означает сужение публичной сферы как от­крытой для обсуждения и высказывания мнений. Наряду с этим рас­ширяется сфера приватного, т.е. исключенного из потока свободной циркуляции идей, по мере активизации авторского и патентного пра­ва (здесь речь идет о проблемах, возникающих «на стыке» конститу­ционно-правового и экономического порядка знаний). С другой сто­роны, оживление террористических движений вызывает усиление го­сударственного контроля за гражданами, что ведет к сужению сферы приватного, но выигрывает от этого не конституционно-правовой, а военно-полицейский и бюрократический порядки знаний.

В России общепринятая модель взаимоотношений частной и публичной сфер еще не сформировалась. Этим, до некоторой степе­ни, объясняется огромный поток информации в СМИ, вызывающей опровержения, судебные иски о защите чести и достоинства, а также обвинения в безнравственности и оскорблении общественной морали.

106 | Рассмотрим еще одну, пожалуй, базовую проблему, вытекающую из глубинного принципа конституционно-правового порядка знаний: подлежит высказыванию любое мнение, даже заведомо ложное или нелепое. В рамках конституционно-правового порядка знаний прин­ципиально отвергается требование квалифицированности высказыва­емого мнения (его истинности, обоснованности, рациональности и т.д.). Демократия — не теория познания. «Демократические выборы, являются тайными, — напоминает Шпинер. — Это означает, что без всякой проверки отдаваемые голоса подсчитываются, но не взвеши­ваются»¹. Та же проблема существует применительно к масс-медиа, императивом которых является информирование, т.е. максимально широкое представление сведений, а не селекция знаний.

Истории известны разные способы решения этой проблемы в процессе становления конституционно-правового порядка знаний. Они сводятся к попыткам (а) эпистемологической квалификации зна­ний, допускаемых в сферу свободной циркуляции, (б) квалификации их сточки зрения своеобразно понимаемой обыденной социологии и (в) морально-этической их квалификации. К первому и второму спо­собам относится введение разного рода цензов и ограничений (цензы оседлости, имущественный, возрастной, дискриминация по полу, гражданству, национальной или этнической принадлежности и т.д.), применяемых в отношении лиц, имеющих право на выражение своих знаний, т.е., скажем, обладающих правом голоса в принятии важных решений на общегосударственном или локальном уровнях. При этом практикуются своего рода повседневные антропология и социология, основанные на нерефлексируемых квазитеоретических предпосылках обыденной жизни².

Так, в основе дискриминации по половому признаку, одним из проявлений которого было лишение женщин права голоса, лежало господствовавшее столетия предположение, что женщины по своей когнитивной и эмоциональной конституции не способны формиро-

¹ Spinner И. Op.cit. S. 127.

² О повседневных теориях см.: Ионин Л. Г. Социология культуры. 4-е изд.
М.: ИД ГУ ВШЭ, 2004. С. 281-285

107 вать истинное, обоснованное и разумное мнение, т.е. они являются эпи-стемологически ущербными существами — эпистемологическими ин­валидами. Понадобились долгие десятилетия борьбы за всеобщее из­бирательное право, пока, наконец, женщины были допущены к изби­рательным урнам. Такого же рода сомнения выражались и в отноше­нии негров. До сих пор нельзя считать полностью разрешенным воп­рос о том, каков нижний возрастной предел когнитивной зрелости (вспомним в связи с этим, что в греческих полисах из гражданского со­стояния исключались мужчины, достигшие 60 лет).

До сих пор в ходу множество теорий повседневной «социологии», предполагающие, например, что верное (истинное) мнение об интере­сах общества или локальной общины могут иметь только те граждане, что прожили в данном государстве или городе, поселке не менее опре­деленного количества лет (на этом обыденном знании зиждется ценз оседлости), или только те, кто обладает недвижимым имуществом на данной территории (имущественный ценз), или только принадлежа­щие к «титульной» национальности. При этом предполагается, что мне­ния лиц, не относящихся к названным категориям, в плане интересов общества ложны либо потому, что эти лица недостаточно интегрирова­ны в соответствующую социальную общность, либо потому, что они ори­ентированы на интересы другой национальной или государственной об­щности (например «русскоязычные» в нынешней Латвии).

Если эпистемологическая квалификация знаний предполагает в качестве институционального механизма разного рода цензы и ог­раничения на право выражения мнений, то морально-этическая ква­лификация требует введения моральной цензуры. В этой области кри­терии моральной оценки высказываний еще в большей степени оп­ределяются повседневными теориями, как правило, в принципе не­доступными верификации, что в конечном счете обрекает моральные суждения и осуждения на субъективизм и произвол.

Попытки введения разного рода цензов и цензур всегда были действиями, направленными на выработку системы своего рода са­мокоррекции конституционно-правового порядка знаний, подобно системе критики знаний академического порядка. Но критика зна­ний опирается на четко сформулированные эпистемологические кри-

108 терии. Введение таких критериев в конституционно-правовой порядок, где используются не знания в научном смысле, но повседневные зна­ния, т.е. мнения, не обладающие свойствами, которые позволяют оце­нивать их истинность, ведет, как видно, к разрушению самих осново­полагающих принципов этой сферы.

Современный информационный плюрализм основан не только на развитии техники порождения и переработки знаний (о чем гово­рилось выше в этой главе), но и на демократических нормах того, что здесь именуется конституционно-правовым порядком знаний. Исто­рии формирования этих норм и анализу их современного содержания посвящена следующая глава.

Последний из выделенных Г. Шпинером порядков знания — на­циональный/международный информационный, приобретающий особое значение в условиях глобализации.