Диалог 23

Сара: Привет, я опоздала (Негативное заявле­ние).

Кэти: Еще бы! Я жду тебя уже около получаса.

Сара: Меня очень раздражает, когда мне при­ходится ждать. Я не упрекаю тебя за то, что ты разозлилась на меня (Игра в туман).

Кэти: Что ты делала, что так тебя задержало?

Сара: Ничего. Полностью моя вина. Я просто не посмотрела на часы и поздно вышла. Как глупо! (Негативное заявление).

Кэти: Ладно, но жаль, что тебя не было во­время, ведь ты же сказала «Я буду». Вечно ты опаздываешь!

Сара: Опаздываю. Это свинство с моей сто­роны быть такой несобранной, когда ты меня ждешь (Игра в туман, Негативное заявление).

Кэти молчит.

Сара: С чего бы ты хотела начать?

Сара была рада, что нашла выход из ситуации, в которую попадала не раз. Она добилась двух моментов: во-первых, Сара отстояла себя перед дочерью и сама себя почувствовала лучше. Ее слова говорили: да, это правда, я опоздала, ну, так что?

Опоздание на пятнадцать минут в такой ситуации не означает, что небо упадет тебе на голову; во-вторых, своими прямыми ответами Сара заставила и Кэти реагировать иначе. На то, на что раньше уходило, как минимум, десять минут (на брюзжа­ние, ворчание, жалобы Кэти и ответные извинения Сары), ушло на этот раз меньше тридцати секунд.

Барбара, учитель начальной школы, уже в первый год работы обнаружила, что с детьми бывает так же трудно справиться в школе, как и дома. Барбара ходила ко мне на занятия. Как-то раз она спросила: «Что делать с ребен­ком, который не хочет заниматься тем, чем занят весь класс? Как сделать так, чтобы он играл с другими ребята­ми на переменах?» Узнав от Барбары, что это здоровый, явно нормальный шестилетний ребенок, я спросил у нее, испробовала ли она уже разные манипулятивные средства, такие, например, как: «У нас такие правила — все должны играть» или «Я скажу твоей маме, если ты не послуша­ешься». Я спросил, пыталась ли она вызвать у него чувст­во вины — «Все любят играть с другими детьми», или чувство своего невежества — «Ты должен научиться иг­рать с другими детьми, если собираешься стать кем-то в жизни», или даже чувство беспокойства — «Если ты не будешь играть с другими ребятами, возможно, они не бу­дут тебя любить и не захотят играть с тобой». Барбара говорила, что проделывала все это, но ничего не помогло.

Затем я спросил ее, почему она просто настойчиво не разъяснила ему: «Я учитель, а ты — ученик. Я здесь отвечаю за тебя. Когда я говорю тебе, что хочу, чтобы ты играл с другими детьми, это не обязательно должно тебе нравиться; все, что от тебя требуется, это — сделать это». Барбара посмотрела на меня с сомнением, ее взгляд говорил: «Воз­можно, вы и знаете, как заниматься со взрослыми, но вы ничего не смыслите в том, что значит учить коллектив де­тей». Вслух, однако, Барбара согласилась попробовать. Если бы не наша случайная встреча за чашкой кофе несколько недель спустя, я бы мог только догадываться об ее успехах. За кофе Барбара с энтузиазмом пересказала мне следующий диалог с мальчиком, не желавшим играть с другими детьми.

Барбара: Томми, я хочу, чтобы ты играл с другими детьми.

Томми водит ногой по полу и молча качает голо­вой.

Барбара: Я могу тебя понять, но я за тебя здесь отвечаю и хочу, чтобы ты пошел играть в мяч вместе с другими (Игра в туман).

Т о м м и: Я не хочу.

Барбар а: Я знаю, что не хочешь, Томми, но я здесь отвечаю за все, и хочу, чтобы ты поиграл с детьми (Игра в туман, Заигранная пластинка).

Томми (первое оправдание): У меня болит нога (начинает прихрамывать).

Барбар а: Я верю, что болит, но я хочу, что­бы ты играл с другими детьми (Игра в туман, Заигранная пластинка).

Томми: Если я буду играть, она еще сильнее заболит (хромает сильнее).

Барбара: Возможно, что так, но я все-таки хочу, чтобы ты поиграл с ними. Если потом нога еще будет болеть, я сама отведу тебя к медсес­тре (Игра в туман, Заигранная пластинка, Разум­ный компромисс).

Томми (второе оправдание): Я их не люблю (больше не хромает).

Барбара: Не страшно, что ты их не лю­бишь или не любишь играть с ними. Я только хочу, чтобы ты поиграл с ними в мяч (Игра в туман, Заигранная пластинка).

Томми (третье оправдание): Я не люблю иг­рать в мяч.

Барбара: Это не страшно, ты можешь и не любить играть в мяч — все, что я от тебя хо­чу, — просто сделать это (Игра в туман, Заиг­ранная пластинка).

Т о м м и: Я не умею играть в мяч.

Барбара: Это тоже не страшно. Не обяза­тельно знать, как надо играть. Я сама плохо играю. Ты будешь делать много ошибок, пока учишься, и будешь чувствовать себя из-за этого неуютно, как и я в свое время, когда училась, но я хочу, чтобы ты пошел и поиграл в мяч (Игра в туман, Самораскрытие, Заигранная пластинка).

Томми: Я все-таки не хочу.

Барбара: Разумеется, не хочешь, но я этого хочу. А что бы ты предпочел? Стоять здесь всю перемену и говорить со мной подобным образом или пойти играть с другими детьми? (Игра в ту­ман, Заигранная пластинка, Разумный компромисс).

Томми (идет на площадку к другим ребятам): Я все-таки не хочу.

Барбара: Отлично! Думай все, что тебе угод­но. Просто играй в мяч.

Из разговора Барбары и Томми стало очевидно: Томми из­бегал играть с ребятами в мяч, потому что считал себя плохим игроком. Я спросил у Барбары: может, у него трудности с координацией движений? Барбара с улыбкой ответила: «Он был немного растерянный в первую неделю, но когда он что-либо делал хорошо, я всякий раз его хвалила. Так что теперь он такой же, как все мальчишки. Что-то ловит, что-то роняет».

После случая с Томми Барбара по-иному стала вести себя со всем классом, если возникал конфликт. После не­скольких недель тренинга Барбара заметила, что у нее все меньше и меньше возникало трудностей в общении с детьми, когда она велела им что-то сделать. «До этого, — признава­лась Барбара, — они ничего не говорили по этому поводу, но половина не делала того, что я задавала им. Теперь, когда я им что-то говорю, они, хоть и ворчат, но все делают. Им, возможно, не нравится то, что я от них требую, но они делают, и делают быстро!»

Другие преподаватели также находили, что решительное поведение помогает быстрее разрешить возникающие кон­фликты и с более взрослыми учениками. Зик, проходивший у меня тренинг, сообщал, что ему уже не приходится всту­пать в долгие диалоги со студентами, когда они выпрашива­ют оценку повыше. Он отвечает примерно так: «Все верно. Некоторые вопросы были не вполне ясны, но я не собира­юсь давать другую контрольную», или «Совершенно верно, я мог прояснить этот вопрос заранее, но тем не менее боль­ше тройки вы не заслуживаете», или «Конечно, очень пло­хо, что вы больны и не смогли взять вопросы у других сту­дентов, но все равно я дам вам контрольную». А иногда с юмором, обращаясь ко всему классу: «Я знаю, что большин­ство из вас хотели бы иметь преподавателя получше, кото­рый не бормочет так нудно, но вам придется терпеть меня!»

В следующем диалоге вы увидите, как отец учится общать­ся со своей дочерью-подростком не как родитель с ребенком, а как взрослый человек со взрослым.

Скотти — тридцативосьмилетний юрист. Его вторую жену зовут Линн. Скотти женился на ней пятнадцать лет назад, у них двое детей: дочь Банни — ей четырнадцать и сын Дейв — ему двенадцать. От первого брака у него не было детей (он развелся через год после свадьбы). Вторая женитьба Скотти была удачной, но когда Банни достигла возраста половой зре­лости, у них с Линн начались проблемы. Линн, очень пережи­вавшая за Банни, оказывала давление на Скотти. Она настаи­вала, чтобы Скотти был строг с дочерью, в то время как сама предпочитала отмалчиваться, если дочь не приходила вовремя.

Когда Скотти поведал мне об этой проблеме, я посовето­вал ему при разговоре с Банни упорно использовать то, что я называю Самораскрытие. Прямо признаваясь ей в своих ощу­щениях по поводу ее поведения, Скотти смог бы общаться с ней как со взрослой. Он бы научил Банни понимать, что если она хочет свободы взрослых, ей придется и нести ответст­венность за свое поведение как взрослой. Ей придется уз­нать, что самое важное для взрослого человека — уметь регулировать свое поведение, ограничивать себя в соответст­вии с жизнью дома в целом и признать необходимость согла­шаться на разумный компромисс. Очень важно, чтобы она научилась вести себя в семье как взрослый человек. Тогда они могли бы все прийти к какому-то взаимоприемлемому соглашению.

Таким образом, Банни бы узнала, что независимости не­возможно достичь ни нападением на взрослых членов семьи, ни бегством от них. Вместо этого ей пришлось бы начать что-то делать, чтобы прийти к соглашению с родителями о боль­шей свободе.

Банни, как и многих подростков, не испугал бы просто «список» бед, в которые она может попасть, если не будет себя контролировать: нежелательная беременность, зави­симость от наркотиков, возможность угодить в полицию из-за развеселой компании или покалечиться (если не погибнуть) в автокатастрофе из-за неумелого водителя-подростка и т. д. и т. п. Такое отцовское убеждение уже применялось, но, кажется, не произвело на Банни ни малейшего впечатления. Вероятно, в столь юном возрасте очень силен оптимизм.

Ее родители настроены более пессимистично. Однако, это тоже не вполне адекватный взгляд на реальность. Самым лучшим выходом здесь был бы прямой разговор отца с доче­рью. Это позволило бы высказать обе точки зрения, оптими­стичную и пессимистичную. Скотти объяснил бы Банни, по­чему следует быть осторожней и консервативней, Банни же смогла бы выдвинуть свои контраргументы. Скотти нужно было объяснить Банни: только то, что она будет держать свое слово, избавит его от беспокойства за нее (не важно, обоснованно это беспокойство или нет). Цель поведения Скот­ти, построенного на раскрытии его беспокойства за дочь, — не вызвать у Банни ощущение вины, а заставить ее по-взрос­лому понять его чувства. Неуклонно используя Самораскры­тие и Разумный компромисс, Скотти должен был достигнуть трех очень важных результатов для своей дочери и для себя.

Первое. Скотти сказал бы Банни, что у нее возникнет проблема — ей придется всякий раз сталкиваться с беспо­койством Скотти, когда она будет приходить домой поздно.

И не имеет большого значения, сколь сильно Банни будет протестовать против этого бессмысленного, иррационально­го, нелогичного беспокойства отца. Факт останется фактом; отец волнуется за нее. Если она часто будет избегать контро­ля с его стороны, ей придется иметь дело с его беспокойст­вом, а делать этого не следует. У нее нет причин чувствовать свою вину из-за того, что отец обеспокоен, или из-за своей собственной жажды свободы. Все очень просто: ее отец бес­покоится, когда она приходит домой поздно, и ей придется сталкиваться с его беспокойством всякий раз, пока она это делает. Ей нужно найти выход из положения.

Второе: если Скотти откровенно признается, что его бес­покоит поведение Банни, это превратит их отношения в от­ношения взрослых людей (вместо отношений родитель—ре­бенок).

Третье: новое отношение к Банни как к взрослому че­ловеку позволит Скотти перебороть свое беспокойство и эмоционально приготовиться к тому, что Банни когда-ни­будь покинет семью и что ей все больше и больше требу­ется свободы как взрослому человеку.

Скотти в нашей группе прорепетировал предполагаемый диалог с дочерью. После этого он был готов к настоящему разговору с ней. Я посоветовал Скотти также поговорить с женой, чтобы и она со своей стороны приняла участие в разрешении проблемы.