ОСЯЗАНИЕ 4 страница

Короче говоря, мы пришли к выводу, что эти дети имели все проб­лемы зрения, с которыми сталкивался взрослый человек при травме мозга.

У этих детях мы наблюдали точно тот же самый вид проблем со зрением, который мы наблюдали и у взрослых пациентов после ин­сульта. Некоторые из этих детей не видели ничего слева от носа, или ничего справа от носа, или ничего выше горизонтальной плоскости, или ничего ниже ее. Некоторые имели проблему сжатых полей зрения, когда весь конус видения у ребенка был сильно уменьшен, позволяя видеть немного в стороны и немного вверх и вниз.

Мы также обнаружили белые пятна в поле зрения некоторых из этих детей, хотя их было трудно обнаружить, так как дети не могли сообщить нам о своих проблемах, и такой сложный тест, как опреде­ление присутствия белого пятна, было трудно выполнить.

Некоторые из детей могли видеть вблизи (в пределах длины руки), но не могли видеть вдали (дальше длины руки), у других это было наоборот. Некоторые дети могли видеть вполне хорошо, но не могли обнаружить детали.

Мы обнаружили, что наиболее часто встречающейся проблемой у наших детей является расплывание объектов. Эту проблему было очень легко обнаружить, так как она, как правило, сопровождалась заметным косоглазием (страбизмом).

Слово «страбизм» следует запомнить- это медицинский термин для того, что обычно называют «косоглазием» или «бельмом». Если один глаз косит, это называют «сходящимся односторонним косогла­зием». Если один глаз смотрит в сторону, то это называют «расходя­щимся односторонним косоглазием». Если один глаз смотрит вверх, то это называют «восходящим односторонним косоглазием». Если один глаз смотрит вниз, тогда это называют «нисходящим односторонним косоглазием». Если косят оба глаза, то «одностороннее» просто заме­няется на «двустороннее», то есть если мы видим ребенка, у которого оба глаза сходятся, то у этого ребенка будет «сходящееся двустороннее косоглазие».

Эти проблемы чрезвычайно обычны, особенно у тех детей, которые имеют проблемы в среднем мозге и подкорковых областях, возникшие и момент рождения или перед рождением. В то время как заметное косоглазие довольно легко обнаружить даже непосвященному, очень маленькое косоглазие обнаружить нелегко, и это требует осторожной оценки. Эта экспертиза, однако, может быть выполнена самими роди­телями посредством просто наблюдения глаз ребенка и того, как они двигаются.

Если ребенок имеет косоглазие, совершенно очевидно, что его глаза не могут сходиться на замеченном объекте. Часто можно наблюдать это у ребенка, кому установили косоглазие, до тех пор, пока он не посмот­рит определенно на объект - на какое-то время косоглазие может исчез­нуть, и он может, фактически, увидеть объект в надлежащей глубине.

Если ребенок имеет постоянное косоглазие, или косоглазие, которое переходит с глаза на глаз, то он, конечно, не может видеть в глубину.

Что видит ребенок, если у него действительно есть косоглазие? Мы знаем, что он не видит в глубину. Также возможно, что он, фактичес­ки, видит два различных визуальных изображения. Если дело обстоит именно так, тогда то, что ребенок видит, называется «diplopia».

Предположим, что ребенок имеет правое сходящееся косоглазие, т.е. его левый глаз смотрит на объект, на который он намеревается смотреть, в то время как правый глаз пересекает эту ось зрения, что­бы видеть что-то еще. Таким образом, левый глаз может смотреть на лампу перед ребенком, в то время как правый глаз, фактически, видит сцену далеко слева от ребенка.

Есть ли альтернатива для ребенка, видящего два изображения, если его глаза видят две различные сцены? Да, есть. Наиболее вероятно, что если косоглазие является серьезным,

то ребенок очень быстро научит­ся игнорировать полностью одно изображение. Он учится «смотреть на» только одно из изображений или на каждое по очереди. Этот про­цесс называют «корковым подавлением».

Методы, которые были разработаны нами с тех пор для того, что­бы получить максимальные зрительные способности от ребенка, будут описаны в следующей книге, но суть этого можно рассмотреть уже сейчас. Проблемы зрения у ребенка с повреждением мозга не вызыва­ют удивления, так как зрительные пути проходят вдоль мозга от глаза до затылочной области сзади головы. Поэтому легко можно понять, на­сколько различные виды травм мозга могут затронуть эту зрительную дорожку, тем самым создавая проблему зрения, которая не существует в глазу непосредственно, а находится где-нибудь между глазом и за­дней частью мозга.

Команда также подошла к пониманию того, что много вторичного может иметь место в результате травмы мозга. Необходимо лечить и эти вторичные вещи, которые появились в результате бездеятельнос­ти, вызванной травмой мозга. Другими словами, в случае с ребенком, который начинал видеть впервые, команда иногда должна была учить ребенка, как использовать эту новую способность видеть.

Теперь мы начали задавать себе чрезвычайно интересный вопрос: можно ли лечить мозг от отсутствия одной функции, не наблюдая ре­зультаты во всех областях? Мы задавали себе вопрос, который был скорее забавен, чем серьезен. Предположим, что родитель пришел к нам с ребенком с повреждением мозга со словами:

«Я хотел бы, чтобы Вы научили моего ребенка ходить, но я не хочу, чтобы он видел.»

Не принимая во внимание моральный аспект, могли ли мы согла­ситься с этим? Могли ли мы надеяться развить движение и ходьбу у этого ребенка, не достигая одновременно результатов в зрении, если и то, и другое были результатами одной травмы? Это едва ли казалось вероятным.

Было бы несправедливо закончить этот раздел о зрении, не указав на одну проблему зрения, которую мы находим у детей с поврежде­ниями мозга, но не находим у взрослых, которые получали поврежде­ния позднее в течение жизни. Она является серьезным препятствием. Взрослый, который получил травму, создающую для него проблему зрения, имеет одно огромное преимущество: он знает, как выглядит мир. Он знает, что такое «видеть». Ребенок с повреждением мозга не имеет такого преимущества.

ОСЯЗАНИЕ

Нет более важной системы для сохранения жизни, чем сенсорный механизм, который мы называем осязанием. Без этого тактильного механизма мы существовали бы в постоянной опасности разрушения самой жизни. Осязание предупреждает нас об опасностях, которые угрожают нам. Пациент-тетраплегик, который потерял способность чувствовать ниже шеи в результате сильного повреждения спинного мозга, может сидеть с ногой у радиатора и не знать о том, что его нога горит, пока он действительно не почувствует запах горящей плоти, так как обоняние у него не повреждено, в то время как тактильность — пов­реждена.

Предположим, что мы бы не могли чувствовать боль, на которую мы так часто жалуемся. Если бы не было никакой боли, как можно было бы узнать, что аппендицит существует? Именно боль ведет нас при выполнении медицинского осмотра, часто подтверждая присутствие воспаления. Без такой боли весьма вероятно, что немного людей опе­рировались бы на удаление аппендицита. Вместо этого они умирали бы от неизвестной болезни.

Где в человеке существует осязание? Было бы легче ответить на вопрос, где оно не существует. По крайней мере, во внешней оболочке тела оно существует фактически везде, и, если Вы закроете глаза и попросите, чтобы кто-нибудь тронул Ваше тело где-нибудь, Вы можете обнаружить этот контакт, даже если бы он коснулся Ваших волос, так как даже движение волос чувствуется на скальпе.

Мы решили сначала посмотреть, как осязание, или тактильное чув­ство, развивается у здоровых детей в возрасте до одного года, посколь­ку мы давно использовали этот верный метод. Мы снова обнаружили тот факт, который был наиболее интересен нам: у нормальных детей область осязания развивается в четыре стадии, и эти четыре стадии снова были сравнимы с четырьмя стадиями, которые мы видели в под­вижности и в

зрении. Вот эти четыре стадии:

Стадия 1 - эта стадия существует, в основном, в течение первого ме­сяца жизни и имеет отношение, прежде всего, к чувствам самого основ­ного и примитивного характера. Эти чувства полностью рефлекторны по природе. Это кожные рефлексы, которые присутствуют при рожде­нии, не требуют от мозга вообще принятия решений. Эти рефлекторные реакции идут через сенсорный путь в спинной мозг и непосредственно от спинного мозга назад через моторный путь к мышечной системе. Пример этому — рефлекс Бабинского. Здесь экзаменатор проводит ост­рым концом, например, ключа по ступне младенца. У нормального мла­денца пальцы ноги поднимаются и растопыриваются. Это нормально для младенца, но ненормально для здорового взрослого. У здорового взрослого пальцы ноги опустятся вниз и сожмутся.

Стадия 2 - эта стадия начинается приблизительно с четырех недель жизни, когда ребенок начинает отвечать на стимулы вне тела. Одна­ко, эти стимулы, чтобы оказать какое-то влияние на ребенка, должны иметь жизненно важную природу и должны действительно угрожать жизни ребенка. В течение этой стадии жизни он реагирует на жизненно важные стимулы и на жизненно важное чувство - на ощущение, ко­торое, если будет продолжено, фактически угрожало бы самой жизни (типа укола булавки или чрезвычайной боли любого вида). Этот период можно было бы назвать периодом жизненно важной чувствительности. Его ответная реакция заключается в том, чтобы избавиться от боли и кричать о помощи.

Стадия 3 - эта стадия, которая полностью вступает в силу пример­но в возрасте около семи месяцев. В этой стадии он начинает воспри­нимать гностические ощущения. Слово «гностические» происходит от греческого корня, означающего «знать», и описывает ощущения, менее сильные, чем жизненно важные или угрожающие жизни. В течение этого периода времени здоровый ребенок способен идентифицировать вещи, являющиеся не только горячими, но также и теплыми; не толь­ко холодными, но также и прохладными; не только очень болезнен­ными, но также и неудобными. Теперь ребенок может удовлетворен­но реагировать на приятные стимулы, такие как сухие подгузники и т.д., а также реагировать неудовольствием на те вещи, которые могут быть неудобны, такие как влажный подгузник (который он способен теперь распознать). Также, в течение этого периода развивается фак­тор, очень нужный для его ходьбы — начало баланса. Баланс - очень важный продукт чувствительности. Он происходит от всех трех основ­ных сенсорных областей, но имеет важные разветвления в тактильной чувствительности непосредственно. В течение этого периода жизни осязание ребенка сильно изменяется, и если есть области, в которых он недостаточно чувствителен, то есть также и области, в которых он сверхчувствителен к некоторым видам стимулов.

Стадия 4 - эта стадия начинается приблизительно в возрасте одного года. В течение этого периода, который является началом развития коры, ребенок начинает развивать способность распознавать только прикосновением трехмерную форму объекта. Это- осязательный эквивалент восприятия глубины. Чувствуя объект между пальцев, он начинает оценивать факт, что ощущаемые объекты имеют глубину так же, как и те объекты, которые можно «чувствовать» глазами. Его чувство осязания теперь становится очень избирательным. В будущем он будет способен идентифицировать только наощупь объекты, которые значительно детализированы. В течение этого периода он приобретет повышенное чувство баланса, необходимое для вертикального поло­жения или ходьбы.

Оценивая состояние наших детей, мы пришли к выводу, как и в случае со зрением, что редкий ребенок с повреждением мозга не име­ют какой-нибудь проблемы в какой-нибудь области чувствительности. Иногда проблемой была всего лишь неспособность отличить слегка теплое от слегка прохладного, даже при наличии способности различать горячее и холодное. Иногда проблема была настолько серьезна, что ребенок был совершенно лишен чувствительности и был в такой же опасности из-за этого фактора, как и тетраплегик. Ребенок с по­вреждением мозга также мог часто обладать сверхчувствительностью и это часто было столь же большой проблемой, как и наличие слишком слабой чувствительности.

Было интересно обратить внимание на то, что, пока здоровый ребенок не достигал пяти- или шестилетнего возраста, даже он не имел такой же хорошей чувствительности,

как взрослый. Возможно, у Вас есть свой собственный опыт, полученный Вами, когда вы стукались головами с маленьким ребенком, что заканчивалось сильной болью в вашей голове и большим восхищением со стороны ребенка, которого не взволновала сила удара.

Мы часто видели детей с повреждениями мозга, которые могли лежать без очевидного дискомфорта на вершине большого объекта на полу, например, пластмассовой игрушки. Мы пришли к заключению, что они не чувствовали объект. Мы также пришли к выводу, что многие из детей с повреждениями мозга даже не знали, что их руки и ноги действи­тельно принадлежали им или вообще имели какую-нибудь связь с их телами. Если ребенок не осознает, что его ноги принадлежат ему, вряд ли можно ожидать, что он будет перемещать эти ноги тем способом, который научит его ползать на животе, на четвереньках и ходить.

Снова, как и со зрением, мы пришли к выводу, что проблемы, в действительности, существуют не в руках и ногах детей, а скорее в той части спинного мозга или нервной системы, которая ответственна за всю входящую информацию.

Эти дети были инвалидами, так как, не получая информации, они не имели возможности функционировать. Ребенок не может произвести функциональное действие, если он сначала не воспринял информацию, на которой оно базируется. (Вы должны еще помнить Ваш собственный опыт с бумажной скрепкой.)

Следующей задачей, решению которой мы посвятили себя, стал поиск путей лечения этой проблемы в пределах самого мозга. После многих лет были развиты сенсорные методики, которые при применении к рукам, ногам и телу не были призваны воздействовать на руки, ноги и тело непосредственно, но, вместо этого, являлись способами доставки информации поврежденному мозгу относительно того, где его руки и ноги.

СЛУХ

Ребенок с повреждением мозга имеет также и проблемы со слухом.

Мы узнали довольно быстро, что острота слуха не является самым важным элементом слуха так же, как и острота зрения не является самой важной частью зрения. Хотя полное отсутствие остроты слуха (глухота) часто присутствовала у наших детей. Мы легко могли найти детей, которые могли слышать, но слышали они не достаточно хорошо для того, чтобы интерпретировать то, что они услышали.

Когда мы выясняли, как ребенок учится слышать, и что он пони­мает из того, что он слышит, мы смогли выделить те же самые четыре стадии, которые мы наблюдали в других областях.

Стадия 1 — эта стадия, наступающая сразу после рождения, является периодом, когда то, что ребенок воспринимает через свои уши, имеет просто рефлекторную природу. Когда возникает громкий шум, ребенок подскакивает при так называемом «рефлексе поражения». Это не подразумевает никакого испуга или страха со стороны ребенка и не свидетельствует о понимании им того, что он слышит. Это просто рефлекс в действии.

Стадия 2 — эта стадия начинается приблизительно в возрасте одной го месяца, когда внезапный громкий шум начинает интерпретироваться ребенком как возможная угроза его жизни. Теперь, в дополнение к тому, что ребенок поражен, он еще и кричит. Можно сказать, что он кричит о помощи в ответ на то, что могло бы быть угрозой его жизни.

Стадия 3 - эта стадия, которая начинается приблизительно в возрасте 2.5 месяцев. Ребенок начинает понимать значение звуков. Слова еще не имеют значения на этой стадии, но тон голоса матери очень существенен. Если мать ругает, ребенок плачет даже при том, что он не понимает ее слова. На этой стадии ребенок начинает определять!

местонахождение источника звуков, которые он слышал. Это помогает ему понимать звук. Это стадия восприятия звука, имеющего значение.

Стадия 4 — эта стадия, которая начинается в возрасте от шести до двенадцати месяцев и имеет дело с фактором глубины. На сей раз это глубина значения самих слов. Теперь ребенок понимает не только зна­чение звука, но также и значения слов непосредственно.

Хотя на этот раз может показаться, что проблемы слуха встречаются реже и, возможно, даже менее важны, чем проблемы в областях зрения и осязания, тем не менее, совершенно точно, что такие проблемы дей­ствительно существуют, и есть причина подозревать, что

отклонения в слухе есть не только у определенных групп детей, которые часто с рождения глухи (например, в случае несовместимых Rh факторов), но и у тех детей и взрослых, которые имеют повреждения в среднем мозге.

Мы знаем, что люди, имеющие повреждения в среднем мозге и подкорковых областях (как у детей с выявленным «атетоидным це­ребральным параличом»), часто имеют хороший рефлекс поражения; то есть, они отвечают сильным вздрагиванием и напряжением тела на внезапные шумы. Эти пациенты также часто жалуются, что некоторые звуки остро болезненны для их ушей, а не просто нежелательны или неприятны. Мы пришли к пониманию того, что при болезни Паркинсона наблюдается сверхчувствительность слуха, которая заставляет пациентов говорить тише потому, что не нужно, как они выражаются, «кричать». Мы также знаем, что при повреждениях, произошедших из-за некоторых видов травм, (например, в автопроисшествиях) пациент часто говорит слишком громко. Эти три отклонения слуха могут все быть связаны с одной и той же областью мозга даже при том, что они на первый взгляд очень отличаются друг от друга.

Таким образом, по мере того как туман тайны, который скрывал от нас правду, постепенно развеялся свежим и придающим силы ветром нового знания, можно было видеть, что сенсорное восприятие не только очень важно для такой функции человека, как моторная способность, но что вся моторная способность базируется на сенсорном восприятии.

Теперь стало ясно, что возможны четыре степени сенсорных проб­лем (в зрительной, слуховой или осязательной области) у ребенка с повреждением мозга:

1. Полное отсутствие зрительного, слухового или осязательно­го восприятия (слепота, глухота или нечувствительность). Это ужасно для ребенка с повреждением мозга, если эти проблемы носят постоянный характер.

2. Слишком мало зрительного, слухового или осязательного вос­приятия (плохо видящие, слышащие или осязающие). Они ста­нут подавляющими препятствиями для ребенка с повреждением мозга, если их оставлять без лечения.

3. Слишком много зрительного, слухового и осязательного воспри­ятия (сверхчувствительное восприятие). Это также подавляет.

4. Хаотическое зрительное, слуховое или осязательное восприятие (получение искаженной зрительной, слуховой или осязательной информации, как, например, визуальная информация, полученная ребенком с косоглазием). Это может обескураживать, сму­щать или пугать ребенка.

С каждым днем становилось все более ясным, по мере осмотра оче­редных детей с серьезными повреждениями мозга, что обычно присутствовали одна или несколько таких проблем одновременно, хотя степень неспособности могла меняться от почти незаметной до полной. Очень редко встречались случаи, когда больной ребенок не имел хотя бы одну из этих проблем.

Кроме того, по мере достижения больших успехов в передвижении, мы также видели больше достижений в зрительной, слуховой и осязательной областях. Казалось, была некоторая связь, даже если мы не могли все еще объяснить это.

Если истинный рассвет еще не настал, наверно можно было сказать, что первый луч осветил нас и силуэты завтрашних формулировок смутно просматривались. Какой бы неясной не была картина, по крайней мере, казалось, она обретала черты..

15.

ДЫХАНИЕ

Процесс дыхания и то, как дышит ребенок с повреждением мозга, это также очень, очень важная тема - и крайне интересная.

Именно дыхание снабжает мозг кислородом, который является жиз­ненно необходимым для здорового человека и, как минимум, в такой же степени важен для человека с повреждением мозга.

Нередко именно временное отсутствие кислорода (состояние, называемое «аноксия» (аnoxia)) или временный недостаток этого кислоро­да (состояние, называемое «гипоксия» (hipoxiа)) причиняло первона­чальное повреждение мозга, независимо от фактического

инцидента (падения, тромба, прекращения дыхания, высокой температуры и т.д.), который приводил в движение цепь событий, вызывавших недопостав­ку кислорода.

Мы не начинали это исследование дыхания с мыслью, что оно могло бы, в конце концов, дать важное решение для детей с повреждениями мозга. Вместо этого, мы начали с поиска ответов на вопросы в области одной из очень важных проблем — полиомиелита (детский паралич) и закончили, имея в руках еще более важный ответ для лечения детей с повреждениями мозга.

Хотя первой любовью и первостепенным интересом нашей неболь­шой группы были и будут дети с повреждениями мозга, было естественно, что поначалу мы видели много пациентов, не имевших таких Повреждений, но имевших сходные проблемы. Среди них были паци­енты, страдающие полиомиелитом.

Едва ли возможно выразить наше восхищение, когда мы видим, как устраняются симптомы полиомиелита. Здесь мы отдаем дань уважения ному гению, Джонасу Салку, который делал больше, чем просто лечил пациентов от полиомиелита. Он предотвращал полиомиелит и таким образом начал процесс наступления на него.

Еще большим удовольствием могло бы стать только устранение повреждений мозга. Здесь, однако, не может быть однозначного ответа, гик как проблемы пораженного мозга имеют разные причины.

В конце 40-х и начале 50-х годов лечение полиомиелита было труд­ной и часто безнадежной работой. На полиомиелит нельзя воздейство­вать лечением, направленным на мозг, потому что полиомиелит, ко­нечно, не является следствием повреждения мозга, а привязан к краям спинного мозга в том месте, которое называется передние рога, и где нервные каналы отходят от спинного мозга и расходятся к различным частям тела, передавая моторные команды.

Серьезный полиомиелит часто навечно оставлял за собой проблемы с дыханием в форме парализованных или частично парализованных мышц груди. Часто все усилия спасти пациента не достигали цели, и пациент погибал, задыхаясь. Вся работа и усилия были в пустую.

Даже когда пациент выживал, он обретал постоянную проблему с дыханием. Если пациент подхватывал простуду, которая бы только слегка досаждала здоровому человеку, то она, обычно, заканчивалась пневмонией; и, следовательно, много ценного времени для лечения терялось.

Кроме того, в течение этих очень частых периодов, когда пациент пропускал лечение, прогресс, который был достигнут - а это был очень медленный процесс - вообще терялся. Этот набор препятствующих обстоятельств привел нас к работе с дыханием.

Что мы могли сделать, чтобы облегчить для пациента с полиоми­елитом борьбу с дыхательными проблемами? Вопрос стоял просто: из-за парализованной мускулатуры груди пациент с полиомиелитом не мог дышать глубоко. Поэтому вместимость груди была маленькой. В результате этого пациент был объектом повторяющихся дыхательных осложнений. Можно сказать, что пациенты с полиомиелитом имели недостаточные по объему для дыхания грудные клетки.

Как мы могли пациенту с полиомиелитом " улучшить" грудь? Су­ществовал уже стандартизированный набор упражнений для груди, которые нужно было использовать, чтобы увеличивать обхват груди у здоровых людей. Однако, они зависели от возможности пациента вы­полнять упражнения, а пациент с полиомиелитом не мог этого делать. Как можно заставить частично парализованную грудь (иногда близ­кую к полностью парализованной) выполнять программу дыхания? Даже если серьезно больному полиомиелитом пациенту с большими дыхательными проблемами предложить тысячу долларов, чтобы очень глубоко вздохнуть, деньги останутся при вас потому, что он просто не сможет. Как же начинать перестраивать грудь?

Персонал еще раньше сталкивался с такой проблемой. Проблема заключалась в следующем: как заставить работать мышцу, которая не работает? У пациента просто не поступала команда на мышцы груди. Столкнувшись с этой проблемой раньше в случаях с повреждениями мозга, наша группа пришла к выводу, что при определенных обстоятельствах нужно использовать рефлексы, чтобы достичь движений, которые позже пациент мог бы выполнять по своей воле. Этот метод, называемый «рефлексной

терапией», теперь широко используется во всем мире.

Но был ли способ, при котором мы могли заставить пациента с полиомиелитом глубоко вздохнуть с помощью его неконтролируемого рефлекса? Если бы мы могли найти такой

метод, возможно, то мы смогли бы увеличить объем груди у пациента с полиомиелитом и, в конечном счете, добиться расширения груди уже под контролем самого пациента. Теперь мы взяли этот курс и подняли паруса.

Многие из наших усилий терпели неудачу. Некоторые вещи были частично успешными, но нереальными на практике. Среди них была попытка заставить пациента рефлекторно дышать, прикладывая лед к груди. Если Вы просто положите ледяной кубик на Вашу грудь, Вы поймете, что рефлекторно глубоко вздыхаете от холода, Вы не будете иметь никакого контроля над этим вздохом; это случится, хотите ли Вы этого или нет.

Вопрос был в том, случится ли это у пациента с полиомиелитом? Мы это попробовали. Обнажив грудь пациента с серьезной дыхательной проблемой, мы приложили лед к его груди. Пациент глубоко вздохнул, не контролируя себя. Хотя этот метод, фактически, работал и заставлял пациента глубоко вздыхать без сознательного контроля за мышцами, оказалось, что он был невозможным на практике. После трех или четырех прикладываний льда пациент «охладел» и больше не реагировал на холод. Не было рефлекторного глубокого ритмичного дыхания, которое было необходимо, если мы надеялись улучшить его грудь и дыхание за разумный период времени.

После следующих попыток, которые были неудачны, группа пришла к пониманию, что есть один рефлекс для стимулирования глубокого дыхания, хотя он никогда не использовался в области терапии. Чтобы понять этот метод, Вы должны сначала узнать кое-что о том, как человеческое тело регулирует свое снабжение кислородом. Человеческое тело - великолепный механизм, и нельзя вообразить искусственную машину, которая могла бы сравниться с ним в действии. Хороший пример этому - действие химорецепторов.

Химорецепторы - это маленькие области в пределах мозга, которые управляют сложной и жизненно важной функцией. Эти крошечные химорецепторы, можно сказать, своего рода лаборатория, которая не только выдает постоянные лабораторные отчеты (что-то около двадца­ти каждую минуту жизни), но находит и быстро решает химические проблемы в теле. (По крайней мере, эти проблемы решаются в пределах возможностей химорецепторной лабораторной системы). Назна­чение этих химорецепторов состоит в том, чтобы проверять каждый поступающий вдох воздуха. Когда этот вдох воздуха не содержит достаточное количество кислорода (или слишком высокий уровень углекислого газа), чтобы поддержать жизнь, химорецепторы не только сообщают об этом факте мгновенно, но и делают кое-что при этом. То, что химорецепторы делают при этом, должно привести в действие в мозге процесс, который, так как нет достаточного количества кислорода в воздухе вокруг человека, заставляет этого человека дышать глубже и быстрее. Это дыхание на рефлекторном уровне. В результате этого рефлекторного дыхания человек получает большее количество воздуха, чем обычно, и таким образом способен извлечь большее количество кислорода, чтобы удовлетворить потребности организма.

Таким образом, мы решили, что если группа людей сядет в комнате, которая будет хорошо запечатана, и поэтому там не будет достаточного количества кислорода, то, по мере того как воздух будет становиться все более несвежим, содержание кислорода понизится, а содержание углекислого газа повысится, и люди, запертые в этой комнате, рефлекторно будут дышать быстрее и глубже. Это набор таких же обстоятельств, которые заставляют нас зевать для того, чтобы получить большее ко­личество кислорода. Это компенсировало бы отсутствие кислорода, насколько это возможно, и обеспечило бы продление жизни.

Теперь мы спросили себя: если группа людей, включая пациента с полиомиелитом с серьезной дыхательной проблемой, будет помещена в запечатанную комнату для того, чтобы, по мере того как кислород будет использован и его содержание понизится, люди в комнате нача­ли бы рефлекторно дышать глубже и быстрее, но будет ли пациент с полиомиелитом также дышать глубже и быстрее? Если да, то у него движение груди стало бы больше при том, что он не может управлять этим движением, как здоровые

люди. Причина, по которой это проис­ходило бы, заключалась в том, что даже здоровые люди не дышали бы глубже сознательно; они дышали бы глубже не потому, что приказали это мышцам своей груди, а вместо этого имело бы место рефлекторное движение, которое они никак не могли бы контролировать. Тогда вставал вопрос: имеется ли этот спасательный рефлекс глубокого дыхания у пациента с полиомиелитом в той же степени, что и у здоровых людей?

Не в состоянии ответить на этот вопрос, кроме как непосредственно попробовав это путем эксперимента, сотрудники подготовил и такую комнату. Главная медсестра, Лоррейн Боулдин, которая сама была па­циенткой с серьезной формой полиомиелита и с наличием тяжелом дыхательной проблемы, была приведена в эту комнату вместе с другими сотрудниками. Затем комната была плотно запечатана бумажными полосами под дверью (комната не имела окон) с использованием замазки для того, чтобы закрыть все отверстия и замазать края. Сделав это, сотрудники сели в комнате и просто дышали в течение нескольких часов.