Масштаб эксплуатации

Каков масштаб извлечения классом номенклатуры прибавочной стоимости?

Это тема для специального экономического исследования. Мы можем здесь лишь указать, какого примерно порядка эта величина.

Куронь и Модзелевский пришли к выводу, что в начале 60-х годов в Польше, промышленный рабочий отдавал одну треть своего рабочего времени созданию необходимого и две трети — прибавочного продукта ⁸⁰. Здесь еще не учтена разница между реальной и фактической заработной платой как фактор, повышающий размеры прибавочной стоимости.

Нет оснований полагать, что в Советском Союзе масштаб получения прибавочной стоимости сколько-нибудь заметно отличается от польского.

Больше это или меньше, чем при капитализме?

В этой связи следует обратить внимание на публикуемый, но не разъясняемый в соцстранах факт их непомерно больших инвестиций, составляющих всегда значительно большую долю национального продукта, чем инвестиции в капиталистических странах. Речь идет не только о процентах, но об абсолютных цифрах инвестиций на душу населения. Средства же для инвестиций ни на какие страны не падают манной небесной. Источник инвестиций при реальном социализме, как и при капитализме, — прибавочная стоимость. Следовательно, разница между социалистически- ми и капиталистическими странами в масштабе инвестиций, отражает разницу в количестве производимой там прибавочной стоимости на душу населения. Вот по этому показателю страны реального социализма действительно обогнали капитализм.

Есть ли еще аргумент в пользу такого вывода? Есть. Известно — и не оспаривается в номенклатурных государствах, — что производительность труда там ниже, чем в промышленно развитых капиталистических странах. Советская статистика дает такие цифры: производительность труда в народном хозяйстве СССР составляет 40% американской, причем в промышленности — 55%, а в сельском хозяйстве — менее 20% ⁸¹. Значит, трудящийся при реальном социализме, изготовляя меньше продукции, чем его коллега в развитой капиталистической стране, производит в то же время больше прибавочного продукта. Как это возможно?

А мы об этом уже говорили; номенклатура пустила в ход все известные ей способы — как описанные Марксом, так и открытые ею самой, — для извлечения максимума прибавочной стоимости. В результате, хотя производительность труда рабочих в СССР остается низкой, извлекаемая номенклатурой прибавочная стоимость высока. Феномен это не новый, так было и в Западной Европе в период раннего капитализма, так было и в колониях.

Подтверждением того, что мы имеем здесь дело именно с колониальным феноменом, служит скрываемый на Востоке, но хорошо известный на Западе факт: социалистические страны рассматриваются наряду с колониями и слаборазвитыми государствами третьего мира как «страны дешевого труда». Эта дешевизна труда есть не что иное, как непропорционально малый размер необходимого продукта в странах реального социализма по сравнению с развитыми капиталистическими странами.

А возможно такое только в условиях отсталости. Ведь почему в этих странах по сравнению с Западом рабочая сила дешева? Не потому, что ее много: в США миллионы безработных, но рабочая сила отнюдь не дешевая.

Дешевизна рабочей силы определяется отнюдь не наличием безработицы, а уровнем развития социальных структур и политическим строем в стране. Рабочая сила дешева там, где еще сохранился колониальный или феодально-рабовладельческий принцип сосуществования двух резко различных и не соприкасающихся жизненных уровней — один для правящего слоя (колонизаторов, рабовладельцев, феодалов, номенклатурщиков), а другой — для обычного населения.

Именно дешевизна рабочей силы позволяет классу номенклатуры использовать демпинг в борьбе с конкурентами на рынках капиталистического мира. Поговорите с представителями западногерманских текстильных фирм: они расскажут о том, какие трудности в период кризиса, создавал для них импорт продававшихся буквально за гроши мужских сорочек и костюмов из ГДР. Кстати, в самой ГДР цены на сорочки были значительно выше, чем в ФРГ, но для получения твердой валюты, номенклатурное руководство ГДР готово было отказаться от раздутой прибыли в восточных марках и сбыть часть продукции за западные марки по демпинговым ценам.

Есть, однако, и другая, гораздо более приятная для западных предпринимателей форма использования принудительной дешевизны труда в странах, где правит номенклатура. Дело в том, что все за ту же твердую валюту класс номенклатуры готов поделиться с западными капиталистами частью извлекаемой им прибавочной стоимости. Вошедшие в моду «совместные предприятия» (joint ventures) основаны на принципе: западные машины, советская дешевая рабочая сила, — а оптимизированная таким сочетанием прибавочная стоимость, делится в определенной пропорции между номенклатурным государством и западными предпринимателями.

В рамках столь широко рекламируемого экономического сотрудничества между двумя системами проводятся, например, такие операции: в Болгарии производятся американские сигареты и продаются потом на Западе; в Румынии шьются для американского рынка из американского материала и строго по американским фасонам костюмы и везутся затем на продажу в США. На сколько же меньше платят рабочим в социалистических странах, чем в Америке, если разница не только оправдывает транспортировку материалов из США в Восточную Европу и готовой продукции назад в США — со всеми наценками на порчу, страховкой, упаковкой, организационными расходами и т.д., но и дает американским предпринимателям, очевидно, больше прибыли, чем если бы товар производился на месте, в Америке, да еще обеспечивает плановую прибыль выполняющим заказ предприятиям в соцстранах! Сравнение с колониальной эксплуатацией прямо напрашивается.

В итоге централизации экономики в руках номенклатурного государства можно определить примерную величину годовой прибавочной стоимости в СССР. Она равна доходной части госбюджета за вычетом займов (а они содержат распределенную, то есть уже учтенную прибавочную стоимость) и доходов от внешнеэкономических операций — кроме операций колониального типа.