Аппарат ЦК

Укоренившееся на Западе представление о функционировании правящей верхушки советской номенклатуры примерно таково: они сидят в Кремле, денно и нощно обсуждая, что делать и как вести дальше генеральную линию. А так как дел в мировой державе —Советском Союзе, — много, западные наблюдатели недоумевают: когда же эти люди ухитряются не только спать, но и бывать на банкетах и приемах, ездить за границу и по Советскому Союзу, жить неделями на дачах под Москвой и на Черном море, заниматься своими женами и неженами, охотиться и наслаждаться своей сладкой жизнью? Не облегчило ответа на такой вопрос и описание Светланой Аллилуевой многочасовых застольных бдений на сталинской даче. Да, все они там часами сидели и даже иногда решали какие-то вопросы, но не обсуждали генеральную линию, а рассказывали старые анекдоты, напивались, грубо шутили, пели и наперебой лакействовали перед Хозяином.

А между тем дела шли и идут, одна политическая акция следует за другой, — и все это исходит от них, маленькой группы политбюрократов. Что они, гениальны или сверхчеловечески выносливы?

Ни то, ни другое. Они давно бы уже лопнули от перенапряжения, как Ленин, пытавшийся сам все осмыслять и разрабатывать. Они же благоденствуют и живут в завидном здоровье до весьма преклонных лет. Секрет этого геронтологического феномена — не в гениальности или двужильности, а в том, что за членов Политбюро и Секретариата ЦК думает и на них работает огромный номенклатурный аппарат.

В распространенном на Западе представлении о функционировании номенклатурной верхушки в СССР есть один методологический дефект: не учтено, что принятие ею решений представляет собой лишь заключительный акт в работе сложного механизма. Машина для выпуска решений, Политбюро и Секретариат, — лишь конечный, хотя весьма важный его узел. Более чем полвека, прошедших с времен ленинских импровизаций в полупустом Кремле, были периодом конструирования и совершенствования этого ныне гладко обкатанного механизма.

Сегодня решение ЦК КПСС принимается не так, как при Ленине. В Полном собрании сочинений Ленина много написанных им лично текстов решений ЦИК и СНК. Уже в бумагах Сталина труднее будет отыскать подобные собственноручные наброски. И совсем нет их в бумагах Хрущева и Брежнева: всё пишет аппарат. Сравните заполненный книгами — литературой по разным вопросам, справочниками, словарями — кабинет Ленина в Кремле и кремлевский кабинет Генсека, где книжный шкаф — лишь для показа, а только телефоны, кнопки, длинный стол заседаний и стоящие во главе этого заседательного стола настольные часы.

Дело не в том, что теперь Генеральный секретарь меньше работает, чем Ленин. Главное в том, что работа Генсека построена иначе. Ему незачем самому рыться в книгах — референт принесет в сафьяновой папке все необходимое, тщательно выверенное и перепечатанное, причем не сырой материал, а уже готовый текст любого решения, доклада, выступления или застольной речи. Текст этот будет составлен специалистами, старательно отредактирован и взвешен, внимательно рассмотрен под всевозможными углами зрения. Разве Генсек сам, возьми он чистый лист бумаги, сможет написать лучше? Конечно, нет. Значит, остается просто подписать или огласить, не задумываясь.

Характерен рассказываемый анекдот. Брежнев, прочитав речь, строго говорит референту: «Я сказал: подготовить речь на 10 минут, а пришлось читать 20». Референт робко отвечает: «Леонид Ильич, у вас было два экземпляра».

Есть на Западе сотрудники, пишущие речи политиков, так называемые ghostwriters, но система другая. На Западе для президента, или премьера, или главы партии пишет некто один, с бойким пером, в стиле, нравящемся шефу; ghostwriters поименно известны, творчество их индивидуально, хотя они и выступают под псевдонимами своих начальников. В соцстранах пишет анонимный аппарат. Текст проходит через множество рук, причем даже первый вариант сочиняют разные люди, в зависимости от содержания, а не некий присяжный творец сочинений шефа. Я сам, например, регулярно писал приветствия Хрущева международным Пагуошским конференциям ученых, и даже появлялись они в печати почти без изменений. Но хрущевским ghostwriter'ом никто в отдельности не был, тексты писали разные авторы.

Этим я отнюдь не ставлю под вопрос способности политиков класса номенклатуры. Писать Хрущев не мог, но был хорошим оратором-демагогом, и продиктованные им мемуары — интересный документ.

Да и нынешние руководящие деятели номенклатуры умные и талантливые политики, разумеется, в системе реального сопиализма.

Аппарат играет важную роль не только в подготовке текстов решений, заявлений и речей, но и в формировании мыслей руководства номенклатуры, ведущих к этим текстам.

В предыдущей главе мы говорили о том, как бесконечно далека от реальной жизни верхушка класса номенклатуры. Вся получаемая ею информация отобрана и препарирована аппаратом.

Обычный советский человек ловит по каплям сведения о положении в стране и в мире. В распоряжении номенклатурной верхушки — море информации. Это море создают министерства и ведомства, Госкомитет по статистике, корреспонденты ТАСС, спутники-шпионы, осведомители КГБ, посольства и торгпредства, агенты и радиоперехватчики, зарубежные компартии и иностранные дипломаты — словом, источников множество. Но все кажется недостаточным: пожалуй, ни в одной стране правящая верхушка не изыскивает с таким остервенением все новые возможности получения информации, как в Советском Союзе.

Значит, правители этой страны — самые информированные люди в мире? Ничуть не бывало. Светлана Аллилуева удивлялась, описывая застолья членов сталинского Политбюро на «Ближней даче»: «Застолье было обычным — ничего нового. Как будто мир вокруг не существует. Неужели все эти сидящие здесь люди еще сегодня утром не узнали что-нибудь свежего и интересного со всех концов мира? Ведь они же располагают информацией, как никто иной, но похоже, что не располагают» ¹⁵.

И ведь это не из желания сохранить государственную тайну. Просто руководители класса номенклатуры не очень информированы и нелюбознательны. Точнее: любознательны они лишь в отношении того, что касается их карьеры.

Как же море информации превращается в тонкую струйку, которой поят членов Политбюро и Секретариата ЦК?

Для всех информационных документов, направляемых в эти органы, установлен независимо от важности вопроса строгий предельный объем: две машинописные страницы для обоснования необходимости решения и пять страниц для чистой информации. Правило составления документов: писать для читателя, не имеющего ровно никаких познаний в данном вопросе.

Подготовленные таким образом документы поступают помощникам членов руководства. Здесь информация тщательно сортируется, ненужное отбрасывается, все неприятное приглаживается, остальное резко сокращается. Так возникает некая подретушированная схема, которая и докладывается руководителям номенклатуры. Известно, что их особым вниманием пользуется представляемая КГБ ежедневная информация о внутриполитическом положении в стране (аналогичная информация по каждой республике докладывается местным КГБ первому секретарю ЦК КП республики) и сводка важнейших разведывательных данных.

Такая система создает некоторое полузнание и иллюзию полной информированности. Пожилые руководители, борющиеся со склерозом, в спешке проглядывают гладко обкатанные короткие фразы, в которых каждое слово несет в себе смысл, если над этим смыслом задумываться, а практически имеет лишь смысл перестраховки: к составителю нельзя придраться, что он обманул или умолчал. В памяти у руководителей номенклатуры остается от такой информации не так уж много: случайно их заинтересовавшее, показавшееся наиболее важным или ярким. Но и это запоминается схематично и приблизительно. Конечно, всегда можно дать задание и получить по любому вопросу ответ с любой степенью подробности. Но ведь обо всем не расспросишь — некогда да и незачем: руководители номенклатуры давно привыкли, что любое их решение будет встречено льстивым окружением как проявление высшей мудрости; народ же все стерпит.

Роль аппарата партийных органов в осуществлении власти в стране не ограничивается информированием высшего руководства и подготовкой проектов его решений. Партийному аппарату предоставлено право давать указания, выполнение которых фактически обязательно. Это «телефонное право» очень важно. Число запротоколированных решений бюро и секретариатов парткомитетов — от ЦК до райкома, сколь внушительно оно ни было бы, ничтожно в сравнении с числом непрестанно даваемых указаний, устных и телефонных, нигде не зафиксированных, но неизменно выполняемых. Попытки опротестовать перед высшими чинами партийного аппарата указания, данные чинами менее высокими, успеха не имеют: классовая спайка номенклатурного аппарата такова, что, даже если высший чин и будет недоволен решением подчиненного, он его отругает в своем кабинете, но не дезавуирует. Жалобщик же может считать свою карьеру оконченной: мстительный аппарат непременно нанесет ему удар. Если в годы сталинских чисток можно было еще возлагать надежду на то, что в своих интригах друг против друга аппаратные чины воспользуются жалобой как предлогом для сведения счетов, то теперь нет и такой перспективы: круговая порука в аппарате перед лицом всех посторонних— стала в послесталинский период аксиомой.

Другое дело — государственный аппарат. Там можно обжаловать решение низших начальников перед высшими; там можно, в конце концов, обратиться с жалобой в партийный аппарат. Указания же партийного аппарата надо беспрекословно выполнять: перед вами не обычная государственная бюрократия, а сердце правящего класса.