Сплошная самодеятельность

В стране происходят радостные перемены. Мы и не заметили, как вместо граждан появились любители. Вся страна – автолюбители, спортсмены‑ любители, любители оперы, любители эстрады, любители городского транспорта, любители юмора, любители молока, любители мяса! … Страна любителей. И было бы понятно, если бы название придумали. Сервиса нет, машин мало, ну и ездят какие‑ то любители. Вовсе им ездить не надо, они любители, и спортсмены‑ любители, и артисты‑ любители, им не надо – они любители, а мы настолько привыкли не верить, что пропустили правду. Теперь одна сплошная самодеятельность. Где взять денег, чтоб перебирать мастеров, пока не попадешь?

Вся страна сплошные любители, вся страна сплошная самодеятельность. Откуда взяться профессионалам, если столько лет мы растили самодеятельность. Искусству все равно, медицине все равно, экономике все равно, кто ими занимается, даже цирку все равно, кто им занимается. Либо есть искусство, медицина, экономика, цирк, либо их нет, а есть одна сплошная самодеятельность. Либо ручка пишет, либо она не пишет. Самодеятельность – одинокое пение на сцене пустого клуба. Крановщица поет. Факт интереснее звука. Самодеятельность проистекает после работы. Но где‑ то же должны быть профессионалы? Ну, сколько раз человек может снимать и одевать протез, опиливая и подгоняя живые зубы, вместо того чтобы подогнать протез. Ну сколько миллионов наших людей могут носить эту идиотскую ослепительную никелированную улыбку. Ведь все наше население можно узнать по ртам, по зубам.

Инвалиды бродят на уродливых костылях, тележках, ползают под ногами, искажаются, внутренне озлобляются или стесняются, хотя являются гражданами номер один. Нечего им одеть, не на чем ездить.

Зачем мы сцепляемся со всякими мастерами? Зачем его ругать, – он любитель. Спасибо, что пришел.

Милиция, которая не может найти вора и даже не обещает. Артисты, пародирующие друг друга, бессильные найти собственное лицо, девочки‑ секретарши, не знающие кто куда, когда и зачем. Конструкторы, варящие за кульманом суп. Пацаны на сборке ихних тракторов, весельчаки‑ балагуры, подмигивающие всем телом. Завинчивает и подмигивает, подмигивает и замеряет. Собирает и подмигивает. Санитары, не знающие как руки подложить. Больные вылеченные от другого. Инвалиды от лечения. Студенты, изучающие английский язык 12 лет. Наша прославленная ремонтоспособная машина, где все регулируется бесконечно и не может отрегулироваться никогда. Умельцы, печатающие советы, как использовать стержни от авторучек в электронных микроскопах, – это все она, поющая и танцующая самодеятельность. Их девиз известен каждому: «сойдет, заживет, там сделают».

Любитель от профессионала отличается внешне. Он грязный. Он весь в мазуте, потому что лезет не туда. Он не может по звуку определить и лезет не туда, напевая: «Ох вернисаж, ох вернисаж» и удивляясь, откуда столько лишних деталей.

Потому и спортсмены‑ чемпионы в цирке не выдерживают. Стреляют ахиллы! Рвутся плечи, не тянут огромные мышцы. А худой, несчастный, заморенный циркач висит и выворачивается на руке по три‑ четыре раза в день в поисках заработка. Потом сидит с нами до глубокой ночи, клянет разъезды, жратву, внуков, что мешают в двухкомнатной квартире работать на трапеции. Собак, что не хотят, могут, но не хотят, смотрят в глаза, сволочи, и не хотят. До четырех утра в Доме актера, а в десять уже на канате и не раз в четыре года, а каждый день за 8 рублей 50 копеек.

Это он снял тигра с девушки и держал, прижав к прутьям клетки, хорошо, что пасть пришлась за спину. А он хилый, худой сидит с нами в ВТО и тошно ему про себя слушать и зовут его Андрис и он клоун, и только собачка, как привязанная – сидеть, стоять, лежать, лезть за пазуху, на шею. И не надо ее хвалить. Худой профессионал, длинная мышца. Их видно издали. Они бросаются в глаза тем, как ходят, как смотрят, как молчат, как берут доску в руки, как открывают капот или человеческий рот и сразу попадают куда надо и молча что‑ то делают, без разговора и без спешки.

Смотрите всегда на человека, если вы у кого‑ то покупаете машину, дом, огород. Смотрите на человека. Иначе этот мастер станет вам родным. Вы его рожу будете помнить всю жизнь и вспоминать, вспоминать. Я не знаю, что такое профессионал. Я знаю – с ним спокойно. Я знаю – он подъедет и вывезет, я знаю.

Когда судьба столкнула с немецким кино, было договорено: через три месяца в 8 вечера у меня дома. Так вот, они там были ровно в восемь, а я там оказался случайно. Бог спас меня от позора. Они были ровно в восемь. И это с оформлением виз, с перелетами из Индии в Мюнхен, черт его знает откуда.

И не надо вздыхать, глядя на водителя огромного автобуса в крахмале и галстуке. Он профессионал. Он ведет от бровки в пяти сантиметрах и вписывается во все повороты. Мы все чувствуем профессионала. Мы все к нему в очереди. Если он лечит сердце, то он дает гарантию, лечит и дает гарантию, как профессор Сыркин. Включается и уже тянет на себе и к нему очереди, которые так бесят других.

Публика остро чувствует профессионала и становится в очередь. Он один, а нас много. И, к большому сожалению, нас становится все больше.

А выход такой простой, что и говорить стыдно – профессионалом может стать каждый.

* * *

Ничего‑ ничего, так и научимся. Распарывая, поймем, как. сшито. Взрывая, разберемся как строили. Обвиняя и видя на лице ужас, представим это лицо счастливым – это же одно и то же лицо.