Глава 12. Я жажду молиться в совершенстве

Вот парадокс: молитва требует серьезных усилий, хотя она — не что иное, как дар. Не в нашей власти планировать, управлять или решать за Бога. Но без строгой дисциплины мы тем более не сумеем обрести этот дар.

Генри Нувен

Я не помню времени, когда бы не молился. В детстве я читал молитву перед сном и всегда молился перед едой. Я исправно посещал вечерние молитвенные собрания по средам и ночные службы в сочельник, хотя ребенку трудно было на них не заснуть. Я молился с таким детским доверием, что часто друзья нашей семьи — если терялось обручальное кольцо или пропадал щенок — звонили и просили моих молитв. Нередко они потом звонили снова, чтобы сообщить о том, как замечательно Бог ответил на мою молитву. (Между тем, мои собственные щенки могли потеряться, умереть от чумки или подвергнуться нападению соседского бульдога, невзирая на мои самые горячие молитвы.)

Несколько лет я проучился в библейском колледже. К молитве там относились строго, как к строевой подготовке в военной академии. В шесть утра звенел звонок, а в полседьмого начиналось «тихое время» — мы должны были уделить полчаса молитве и чтении) Библии. Декан время от времени проводил неожиданные проверки. По колледжу ходили рассказы о том, как он, открыв дверь в одну из комнат общежития, включил свет и обнаружил, что двое ее обитателей спят крепким сном: один — стоя на коленях возле кровати, а другой — сидя с открытой Библией в руках.

В колледже иногда устраивали «дни молитвы», когда мы вместо учебных занятий должны были молиться поодиночке и в группах. Затем вечером все собирались на торжественное богослужение — молились и свидетельствовали. Студенты рассказывали о чудесных ответах на молитвы, например, о вовремя подоспевшей финансовой помощи, которая позволяла им продолжить учебу. Один раз мой сосед по комнате со слезами исповедался в совершении нескольких дерзких проказ, причем я точно знал, что он изрядно приукрасил свои подвиги. Как преступники хвастаются совершенными преступлениями, так и юные грешники порой стремились прославиться, драматизируя свои проступки, выступая с ярким публичным покаянием. Один студент попросил молиться за свою девушку, которая ехала навестить его и по дороге попала в автокатастрофу. Этот печальный одинокий мальчик был родом из моего городка. На самом деле у него не было никакой девушки, он был гомосексуалистом и впоследствии умер от СПИДа. Он придумал грустную историю, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать сочувствие.

С тех пор прошло много лет. Я сотрудничал с различными христианскими организациями и участвовал во множестве молитвенных встреч. Бывало, что молитвенная группа на время становилась как бы одним целым, и эти совместные молитвы глубоко трогали меня. Другие встречи напоминали какую-то странную спортивную игру, и я испытывал искушение прорваться в тройку лидеров, продемонстрировав свое красноречие, — тогда мои слова бывали адресованы не столько Богу, сколько остальным участникам группы.

Не раз случалось, что от молитвы не оставалось почти никакого впечатления. Вопросы, о которых я писал в предыдущих главах, сбивали меня с толку. Зачем что-то говорить Богу, если Он и так все знает? Зачем просить Бога о милости, если Он и так милостив по сути Своей? Зачем вообще молиться? Как-то я совсем не мог молиться своими словами в течение целого года, а только читал тексты из католического часослова (богослужебные тексты для общинной или личной молитвы в течение дня). Я просил Бога зачесть мне эти прочитанные по бумажке слова, даже когда произносил их не вполне искренне. Но в один прекрасный день тучи рассеялись. Я так и не понял, что же препятствовало моей молитве все это время.

Но с той поры, хотя я и не переживал больше таких периодов отчуждения, молитва была связана для меня с борьбой. Когда я слышу о людях, которые каждый день по часу проводят в молитвенном размышлении, мне хочется спросить, как им это удается. Я едва выдерживаю пятнадцать минут, дальше мысли неудержимо разбегаются, внимание рассеивается. Вот обычное ощущение, сопровождающее это состояние: мой суматошный, суетный мирок с недоделанными делами и с письмами, на которые нужно срочно ответить, вторгается в тот отрезок времени, который я желаю провести в общении с Богом. Однако я учусь разрушать барьеры, отделяющие молитву от остальных дел, и прошу Господа, чтобы Он Сам вторгался в мою повседневную жизнь.