Глава семнадцатая

Казалось, Веспа не меньше моего была рада оставить Нарнию позади. На последнем отрезке дневного пути я упорно ее подгонял, но она скакала без жалоб. Когда мы достигли развилки прямо к северу от Нарнии, она не выказала ни малейшего желания остановиться.

На скрещенье дорог стояла общественная поилка. Я не спеша напоил лошадь, после каждых нескольких глотков натягивая поводья. За поилкой стоял примитивный указательный столб — насаженный на палку козлиный череп. На побелевшем лбу кто-то нарисовал стрелку, указывающую налево, и приписал слово АМЕРИЯ. Я свернул с широкого Фламиниева пути на боковую америйскую дорогу — узкую тропу, петлявшую в направлении седловины крутой горной гряды.

Дорога пошла вверх. Веспа начала наконец уставать, и подергиванье задней части ее корпуса заставляло меня скрипеть зубами. Я наклонился вперед, поглаживая ее шею. По крайней мере, дневная жара мало-помалу рассеивалась, и мы двигались под прохладной сенью горного кряжа.

Неподалеку от вершины я догнал группу рабов, обступивших повозку и помогавших быку втянуть ее на гребень горы. Телега кренилась, качалась и в конце концов достигла ровного места. Рабы прислонились друг к другу; кто-то облегченно улыбался, усталые лица других не выражали ничего. Я подъехал к вознице и подал ему знак рукой.

— И часто вы совершаете такие прогулки? — спросил я.

Услышав меня, мальчик вздрогнул, затем улыбнулся.

— Только если есть что отвезти на рынок в Нарнию. Куда опаснее спускаться с этого холма.

— Могу себе представить.

— В прошлом году мы потеряли здесь раба. Он помогал притормаживать телегу на пути вниз и попал под колесо. Со стороны Америи спуск гораздо более пологий.

— Все одно — дорога вниз. Это наверняка порадует мою лошадь.

— Красивое животное. — Он поглядел на Веспу с восхищением деревенского мальчишки.

— Выходит, — сказал я, — ты живешь в Америи?

— Почти. Неподалеку от города, у подножия холма.

— Может, ты подскажешь мне, как отыскать дом Секста Росция?

— Ну да. Правда, Секст Росций здесь больше не живет.

— Ты говоришь о старике?

— О, ты имеешь в виду того, которого убили? Если ты ищешь именно его, ты найдешь то, что от него осталось, на семейном кладбище. Насколько я знаю, он никогда не жил в Америи, по крайней мере на моей памяти.

— Нет, я ищу не старика, а его сына.

— Раньше он жил рядом с моим отцом, если ты говоришь о том, у кого были две дочери.

— Да, у него есть дочь примерно твоего возраста. Очень милая девушка.

Мальчишка ухмыльнулся.

— Очень милая. И очень дружелюбная. — Он изогнул брови, пытаясь придать себе светский вид. В моем мозгу вспыхнул образ нагой Росции. Я видел, как, поникшая, удовлетворенная, она прижимается к стене, и видел коленопреклоненного Тирона, который, возможно, был у нее не первым.

— Скажи, как мне найти его дом? — сказал я.

Он пожал плечами:

— Я, конечно, могу рассказать, как его найти, но я ведь уже говорил: дом ему больше не принадлежит. Секста Росция из него прогнали.

— Когда?

— Месяца два назад.

— И кто же его прогнал?

— Закон, изданный в Риме. Его отца проскрибировали. Ты знаешь, что это значит?

— Чересчур хорошо, к сожалению.

Он провел пальцем по горлу:

— А потом у тебя отнимают всю твою землю и все деньги. Семье не достается ничего. В Риме провели какой-то аукцион. Мой отец говорил, что он был бы не прочь прикупить немного земли, особенно соседние участки. Но он сказал, что из этого ничего не выйдет. Победители аукционов предопределены. Ты должен быть другом друга Суллы либо знать, кому сунуть взятку.

Итак, рассказ о проскрипции я слышал уже дважды. Он выглядел бессмыслицей, но если это правда, то доказать невиновность Секста Росция в убийстве собственного отца не составит никакого труда.

— А скажи, кто там живет теперь?

— Старик Капитон. Он купил родовой дом и лучшие обрабатываемые земли. Мой отец стал плеваться, когда услышал, что Капитон будет нашим новым соседом. Капитон разрешил Сексту вместе с семьей остаться там на всю зиму. Люди думали, что это только справедливо, что Капитон должен пожалеть его. А потом он взял и вышвырнул его вон навсегда.

— И никто его не приютил? У Секста Росция наверняка имелись друзья, которые были ему чем-нибудь обязаны?

— Ты не поверишь, как быстро человек может растерять друзей, если на него свалились неприятности из Рима; так говорит мой отец. Кроме того, Росций всегда держался особняком. Нельзя сказать, чтобы он был похож на человека, который имеет много друзей. Полагаю, что мой отец был ему ближе всех, ведь мы соседи и все такое. После того, как Капитон дал ему пинка, он провел несколько ночей под нашей крышей. Он, его жена и дочери, — мальчик запнулся, и по его глазам я понял, что он думает о Росции. — Но он не задержался в Америи надолго. Он помчался прямиком в Рим. Говорят, у старика была влиятельная покровительница, и Секст отправился просить ее о помощи.

Какое-то время мы ехали молча. Колеса телеги скрипели и дребезжали по изрезанной колеями дороге. Рабы тащились рядом.

— Ты говорил, что старика проскрибировали, — напомнил я.

— Да.

— А когда об этом объявили, никто не протестовал?

— О, да. К Сулле отправилась делегация и все такое. Но если ты действительно хочешь разузнать об этом, тебе придется поговорить с моим отцом.

— Как его имя?

— Тит Мегар. А я — Луций Мегар.

— Меня зовут Гордианом. Да, я очень хотел бы побеседовать с твоим отцом. Скажи, как, по твоему мнению, он отнесется к тому, что ты привезешь домой на обед первого встречного?

Мальчик внезапно насторожился:

— Думаю, это зависит…

— От чего?

— Судя по твоим разговорам, ты как-то заинтересован в Капитоне и его землях?

— Так и есть.

— И на чьей же ты стороне?

— Я на стороне Секста и против Капитона.

— Тогда, думаю, отец будет рад тебя видеть.

— Хорошо. До вашего дома еще далеко?

— Видишь, справа поднимается дым, вон над теми деревьями? Это там.

— Совсем близко. А где живет Капитон?

— Чуть дальше, по другую сторону дороги — слева. Когда мы завернем за угол, на какое-то время покажется его крыша.

— Очень хорошо. Сделай для меня вот что: когда приедешь домой, скажи отцу, что этим вечером с ним хочет поговорить один человек из Рима. Скажи, что я друг Секста Росция. Я бы подождал до утра, но у меня нет времени. Если он пригласит меня к столу, я буду очень признателен. Если предложит ночлег, я буду признателен вдвойне: я могу спать и в сарае. Он оскорбится, если я предложу ему деньги?

— Вполне вероятно.

— Тогда не буду. Здесь мы на время расстанемся.

Мы обогнули изгиб дороги, и сквозь деревья я разглядел вдалеке красную черепичную крышу, озаренную закатным солнечным светом.

— Куда ты направляешься?

— Собираюсь ненадолго заглянуть к вашему новому соседу. Возможно, в этом нет никакого смысла, но, по крайней мере, я хоть увижу место, а может, и его самого. — Я помахал мальчику рукой и потихоньку перевел Веспу на ровную рысь.

Дом, в котором Секст Росций родился и вырос, которым он управлял в отсутствие отца, был превосходным образчиком идеальной загородной виллы. То был внушительный двухэтажный особняк с красной глиняной крышей, окруженный беспорядочным скоплением навесов и сараев. В слабеющем свете дня я слышал звон коровьих колокольчиков и блеянье овец: пастухи гнали стада домой. Я видел работников, тяжелой поступью возвращавшихся с полей через виноградники: казалось, будто над морем листьев и усиков плывет долгая череда кос. Острые лезвия отражали последние лучи заходящего солнца, и их холодный блеск напоминал цвет крови.

В главном доме вовсю шел ремонт. Фасад почти полностью скрыли от взоров ряды рабочих помостов и проволочная сетка, а с двух сторон к нему пристраивались симметричные крылья. Новые крылья были пусты и недостроены. Всматриваясь в остов левого крыла, я смог разглядеть, что за домом разбивают правильный сад; среди решеток и земляных работ нетерпеливо расшагивал важный, напыщенный человек с красным лицом, который рявкающим голосом раздавал приказания группе рабов. Рабы опирались на лопаты или вертели в руках заступы; на их запыленных лицах отпечатались усталость, унижение, свойственные людям, давно привыкшим к окрикам и ругани.

Хозяин продолжал шуметь и, судя по всему, останавливаться не собирался. Он шагал взад и вперед, махал руками и пригоршнями зачерпывал воздух. То был почти старик с седыми волосами и согбенной спиной. Его лицо я мог видеть только мельком, потому что он беспрестанно вертел им по сторонам. Кожа его была изборождена глубокими морщинами, рябинами и шрамами. Нос, щеки и подбородок, казалось, сливаются в одно неразличимое целое. Примечательны были только его глаза: они ярко блестели в догорающем свете дня, подобно лезвиям плывущих вдалеке кос.

Я спешился и, держа Веспу за поводья, тихо постучал в дверь. Мне открыл высокий, худой раб, который смиренно опустил глаза и испуганным шепотом сообщил, что его хозяин занят и находится вне дома.

— Я знаю, — сказал я. — Я видел его в саду: он устроил там настоящий смотр. Но не твой хозяин мне нужен.

— Не мой хозяин? Я боюсь, хозяйка тоже не может вас принять. — Раб поднял глаза, но недостаточно высоко, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Скажи, Капитон давно стал твоим хозяином?

Он нахмурился, словно бы соображая, не опасен ли мой вопрос.

— Нет, совсем недавно.

— Он стал им только после того, как поместье перешло в новые руки, ты это хочешь сказать? Другими словами, ты достался ему вместе с домом.

— Это верно. Но прошу вас, мне, наверно, следует сообщить хозяину…

— Нет, скажи мне вот что: отцу твоего прежнего хозяина прислуживали в Риме два раба; их звали Феликс и Хрест. Ты их знаешь?

— Да. — Он нерешительно кивнул. Казалось, он заметил что-то интересное у меня под ногами.

— Когда старик был убит, они были с ним в Риме. Где они сейчас?

— Сейчас они…

— Да?

— Некоторое время они оставались здесь, в этом доме. Они служили моему прежнему хозяину Сексту Росцию, когда он жил здесь как гость моего нового хозяина Капитона.

— А после отъезда Секста Росция? Он взял их с собой?

— О, нет. Они остались здесь еще на какое-то время.

— А потом?

— Я думаю… конечно, я не знаю наверняка…

— Что такое? Говори прямо.

— Наверно, тебе следует поговорить с моим хозяином Капитоном.

— Не думаю, что твой хозяин будет со мной разговаривать, а если и будет, то совсем недолго. Как тебя зовут?

— Кар. — Он слегка вздрогнул и навострил уши, как будто услышал какое-то движение в доме, но звук раздавался снаружи. В тихих сумерках я отчетливо расслышал напыщенный голос Капитона, доносившийся с тыльной стороны дома; на этот раз к нему присоединился грубый женский голос. По всей видимости, они вступили в перепалку прямо на виду у рабов.

— Скажи, Кар, Секст Росций был лучшим хозяином, чем Капитон?

Некоторое время он переминался с ноги на ногу, как человек с переполненным мочевым пузырем, а потом почти незаметно кивнул.

— Тогда ты, наверно, поможешь мне, если я скажу, что я друг Секста Росция. Лучший из всех друзей, которых он после себя оставил. Мне очень нужно узнать, где находятся Феликс и Хрест.

На его лице отразилась еще большая мука, и я подумал, что он сейчас скажет, что они мертвы. Вместо этого он украдкой оглянулся и вновь уставился мне под ноги.

— В Риме, — ответил он. — Мой хозяин продал их своему городскому компаньону. Ну, тому, кто завладел всем богатством Секста Росция.

— Ты имеешь в виду Магна.

— Нет, другого. — Он понизил голос: — Его кличут Золотым. Феликс и Хрест в Риме, в доме человека по имени Хрисогон.

Хрисогон — греческое слово: златорожденный. Какое-то мгновение это имя смутно вертелось в моем мозгу, и вдруг мне почудилось, что в ушах у меня разорвался гром. Слово стало ключом, который вложил мне в руку ничего не подозревающий раб, — блестящим, золотистым ключом, который раскроет тайну убийства Секста Росция.

В саду по-прежнему раздавались напыщенные речи Капитона и вопли его жены.

— Ничего не говори своему хозяину, — шепнул я рабу. — Ты понял? Ничего.

Я повернулся к столбу и сел верхом на Веспу. Думая, что мы наконец оказались на месте, она недовольно фыркнула и потрясла головой; я ласково тронул ее с места. Отъезжая, я одним глазом посматривал назад, обеспокоенный тем, чтобы меня не увидел Капитон. Никто не должен знать о том, что я побывал здесь. Никто не должен знать, где я остановился на ночлег. «Хрисогон», — повторял про себя я, качая головой. Громкое имя. Мысль об опасности заставила меня вздрогнуть. Разумеется, опасность подстерегала меня и прежде, зато теперь у меня открылись глаза.

Я выехал на главную дорогу и поскакал к развилке, которая приведет меня к дому Тита Мегара. Над деревьями в угасающем свете я видел поднимающийся к небу дымок, который обещал мне уют и отдых. Я поднялся на небольшой взгорок и внезапно увидел, что от Фламиниевой дороги ко мне приближаются два всадника. Их кони двигались медленно и выглядели столь же уставшими, как и Веспа. Казалось, утомленные долгой ездой седоки почти дремлют, потом — один за другим — они посмотрели вверх, и я увидел их лица.

Навстречу мне ехали крупные, широкоплечие мужчины, которые были одеты в легкие летние туники, оставлявшие их мускулистые руки неприкрытыми. Оба были гладко выбриты. У того, что скакал справа, были косматые черные волосы, сердитые глаза и свирепый рот; в левой руке он держал поводья. У его спутника были грубые волосы соломенного цвета; он походил на уродливого и неповоротливого зверя; он был настолько громаден, что лошадь его напоминала отягощенного чрезмерной поклажей пони; одна щека была исполосована тремя изящными, параллельными царапинами — то был след кошачьих когтей, который невозможно спутать ни с чем.

Сердце мое забилось так сильно, что я испугался, как бы они не услышали его стук. Проезжая мимо, они окинули меня холодным взглядом. Я попытался кивнуть и слабым голосом поздоровался. Они ничего не ответили и уставились на дорогу. Я пришпорил Веспу и немного спустя осмелился оглянуться. Они одолели невысокий пригорок и свернули на дорогу, ведущую к дому Капитона.