Л. Я. Гуревич. Дорогая, милая и искренно любимая

14/VI 925

Харьков

14 июня 1925

Дорогая, милая и искренно любимая

Любовь Яковлевна!

Давно собираюсь написать Вам, но гастроли театра по СССР -- это такое обстоятельство, которое мы не могли себе представить, даже после всего виденного и испытанного в Америке. Все время был сильно занят и утомлен. Вот причина молчания. Сегодня едет в Москву наш бухгалтер, и я пользуюсь случаем, чтобы переслать Вам шоколад Пока. Это единственная местная достопримечательность.

Спасибо Вам за письмо к Р. К. Таманцовой ¹. Из него вижу и чувствую, что Вы из-за меня хлопочете и волнуетесь. И мне становится стыдно за то, что я Вас эксплуатирую. В моей голове еще не уложилась мысль, что редактирование книги может доставлять какую-то радость. Мне этот труд представляется адским, и я не был бы способен внимательно проделывать его. Поэтому благодарность моя -- огромна, беспредельна. Что бы я делал без Вас?! Думая о будущей книге, естественно, мои мысли летят к Вам. Без Вас я не смогу написать того, что надо и что я знаю. Помогите². Но эта помощь может осуществиться лишь при том условии, что мы найдем с Вами какой-то " modus vivendi" {Установить " modus vivendi" (лат.) -- определить взаимные отношения.}, приемлемый для нас обоих. Давайте выработаем его и начнем большой труд. У меня создается ясный план двух последующих книг по театру.

Первая -- записки ученика, вторая -- история одной постановки.

Первая -- работа над собой.

Вторая -- над ролью.

Эти три книги передадут довольно большую часть моего опыта и материала. Это нужно для искусства.

Я уже написал страниц 50 (печатных) из дневника ученика. Получится тоже довольно большая книга³. Что касается американских записок, то с ними произошла заминка. Не могу себя навинтить на эту работу. Должно быть, мысль так привыкла идти по направлению первой книги, которая является введением в систему, что и теперь по инерции продолжает только что оконченную книгу ⁴.

Словом, короче говоря, систему и дневник писать мне легко, а американские записки не пишутся.

Научите, как быть в таких случаях. Надо ли себя насиловать, или из этого в литературном деле ничего не выйдет? Может быть, от насилия и записки не начнутся, и охота к дневнику пропадет? Двойственность мешает мне работать. Дайте совет.

Ваше здоровье меня очень тревожило в Москве, как дела в последнее время? Берегите себя, ради бога, а для этого устройте так, чтобы работа над новой книгой была общая и поставлена на деловую почву.

Целую ручки, дочери привет.

Ваш К. Алексеев