Что есть человек? Или истоки кризиса культуры в России

Перестройка и «реформы» явились громадной культурной программой — программой слома культурных оснований целой цивилизации, каковой был СССР (и до него Российская империя). В этой программе соединились — иногда разделяя функции и даже враждуя, а иногда делая одно дело — два антисоветских течения в нашей интеллигенции. Условно их называют «демократами» и «патриотами». По многим вопросам они расходятся, но были едины в своем стремлении разрушить некоторые важнейшие («ядерные») установки русской культуры — именно те, которые сыграли особенно важную роль при зарождении и становлении советского проекта и в самые критические моменты выбора жизнеустройства в ХХ веке.

Во время перестройки обнаружился раскол между устремлениями большинства жителей СССР и обоими антисоветскими течениями в интеллигенции. Констатация резкого различия культурных установок интеллигенции и основной массы народа по важнейшим проблемам бытия вовсе не содержит в себе упрека — ни отщепенцам‑ интеллигентам, ни «косной массе». Упрек имеет смысл лишь при обращении к отдельной личности, а установки больших социальных групп, каковой является интеллигенция, складываются в ходе неосознаваемого процесса под воздействием множества условий. При этом большинство этих условий создаются в обществе не из‑ за упущений или непонимания, даже не из‑ за невозможности предвидеть их эффект, а по необходимости — под давлением исторических обстоятельств. Так что цель наших рассуждений — не упрек, а поиск путей к пониманию.

«Наш современник» — партийный журнал патриотов, и на его страницах принято обвинять в нынешней катастрофе России демократов и пятую колонну «мировой закулисы». Однако культурный кризис достиг опасной глубины и является общим, хаос в сознании не обнаруживает предпосылок к зарождению порядка и в «патриотическом лагере». Это значит, что хотя бы на время мы должны преодолеть нормы партийной принадлежности и произвести непредвзятую ревизию собственных доктрин и идей, вброшенных в массовое сознание нами самими. Не ради поиска виновных — а ради самопознания.

Во многих отношениях разделение на демократов и патриотов условно — по целому ряду духовных символов советского общества они били совместно или с хорошей координацией. Например, в первом большом легальном антисоветском движении, которое было выпущено на политическую арену в начале перестройки, — экологическом — демократы и патриоты выступили рука об руку. Всем полезно было бы сегодня внимательно прочитать «Меморандум в защиту природы» (1988) и взглянуть на подписи.

В одной колонне с демократами шли патриоты и в деле разрушения СССР как особого типа общежития народов, сложившегося в соответствии с важнейшими принципами русской культуры. Философ‑ демократ Д.Е.Фурман с удовлетворением пишет о патриотах (называя их, по тем временам, «правыми»):

«Несомненно, стремясь к сохранению Союза, в котором они видели продолжение империи, великое русское государство, „правые“ тем не менее подготовили всю аргументацию, необходимую для его развала, и практически лишили себя возможности этому развалу сопротивляться. Для тех, кто хотел покончить с Союзом, нужно было только перехватить у них их лозунги и аргументы и довести их логику до конца и до практических действий.

Аргументация правых националистов сразу же была подхвачена литовскими, эстонскими и прочими сепаратистами, которые стали так же утверждать, что Союз прежде всего угнетает Россию и русским надо уезжать из Прибалтики, помогать восстанавливать опустошенное Нечерноземье. Но самое важное, что в конечном счете и решило судьбу Союза, эта аргументация и сама идея «отделения России» были подхвачены как раз теми, кто рассматривал националистов своим основным врагом, — российскими демократами».1

Совместно с демократами выступали патриоты и в отрицании советской индустриализации и коллективизации, и в возведении на пьедестал фигуры Столыпина с его программой приватизации земли и разрушения общины. Слегка разошлись социально‑ философские установки демократов и патриотов лишь в образе желаемого будущего для России. Первые все еще лелеют утопию создания классового гражданского общества по типу западного — с разделением народа на собственников и пролетариев. А патриоты мечтают о возрождении сословного общества (не говорится, правда, какой период берется за идеал — ведь не момент его распада в конце XIX — начале ХХ века).

По сути неразличимы системы постулатов и аргументов этих двух течений антисоветской интеллигенции и в отрицании главных принципов советского хозяйства. Вот, например, изданная тиражом 50000 экз. в издательстве «Советская Россия» (!) книга О.Платонова «Воспоминания о народном хозяйстве» (1990). Это «критика на уничтожение» всей стратегии советского хозяйственного строительства — со стороны патриотов. Но ведь вся эта критика построена на ложном основании, заданным в программе перестройки «демократами» — на подтасовке данных о якобы благодатном состоянии экономики царской России в начале ХХ века и на откровенно лживых измышлениях горбачевско‑ яковлевской идеологической бригады о послевоенном советском хозяйстве.

Я уж не говорю о том, что в отношении логики это самая низкопробная идеологическая стряпня, разрушающая у человека способность к рациональным умозаключениям. Если Россия начала ХХ века была страной всеобщего благоденствия, то как вообще могла произойти русская революция — катаклизм всемирного масштаба? Почему же Лев Толстой писал свои статьи «Стыдно» и «Не могу молчать»? Почему же Александр Блок 3 июня 1907 г., в день разгона Государственной думы написал о «хозяевах» этой благостной российской жизни:

Тропами тайными, ночными

При свете траурной зари,

Придут замученные ими,

Над нами встанут упыри.

Овеют призраки ночные

Их помышленья и дела,

И загниют еще живые

Их слишком сытые тела.

Их корабли в пучине водной

Не сыщут ржавых якорей,

И не успеть дочесть отходной

Тебе, пузатый иерей!

Довольных сытое обличье,

Сокройся в темные гроба!

Так нам велит времен величье

И розоперстая судьба!..

Хором рассказывая нам сегодня сказки о благодатной жизни русских под рукой помещиков и капиталистов, антисоветские демократы и патриоты не скрывают своей неприязни, а то и ненависти ко всем тем, кто «жизни этой румяна жирные отверг».

При этом они явно порывают духовную связь с главным вектором русской культуры того времени. С демократами дело ясное — они это делают открыто, ибо давно уже жаждут с чмоканьем прильнуть к туфле Запада. Но патриоты в таком случае вообще остаются на мели. Что означает для них порвать с главной нитью мысли Толстого и Блока, Маяковского и Есенина, Платонова и Шолохова! Оставить такое наследство ради чечевичной похлебки Солженицына — какой духовный и эстетический провал…

Наши писатели‑ патриоты, которых Горбачев пригласил на политическую трибуну, помогали уничтожать советское государство вовсе не своей критикой его недостатков — такие облегченные признания, которые приходится слышать сегодня, лишь скрывают суть. Главное в том, что они представили советский проект в его главных чертах как несовместимый с жизнью русского народа. Соответственно, они изобразили революцию и советский период как черный провал нашей истории, нанесли тяжелый удар по исторической памяти нынешних поколений. Выпадающая из этого провала Отечественная война выглядит необъяснимым светлым пятном, и эта необъяснимость еще больше расщепляет сознание.

При этом надо, наконец, признать, что в культурном отношении антисоветская доктрина патриотов оказалась разрушительнее, нежели программа Сахарова‑ Новодворской. У тех по крайней мере была последовательность и связный понятный проект, имеющий наглядный и убедительный образец — Запад. Да, они отвергали Россию в целом, как «выкидыш цивилизации». Но они звали хоть к какому‑ то будущему в этой самой «цивилизации» — тем немногим, кто выживет при переходе через «пустыню».

В «проекте» же антисоветских патриотов — только отрицание, причем замешанное на отказе от всякого прогресса. Нетрудно видеть, например, что возможны два разных пути индустриализации — через превращение работника в пролетария (западный путь) и через государственно‑ общинные отношения («незападный» путь — советский, японский и др.). И.Р.Шафаревич оба их называет «два пути к одному обрыву». Он отрицает индустриализацию вообще!

Но ведь это ставит в тупик логически мыслящего человека. Мы тем и отличаемся от животных, что имеем разум и создаем искусственный мир техники. Как можно было не допустить, чтобы первобытный человек попытался привязать камень к палке, соорудив топор? Раз уж Ева сорвала яблоко, на земле человеку приходилось как‑ то крутиться, добывая хлеб свой в поте лица своего. Попробуйте выяснить из книги О.Платонова или из многочисленных выступлений И.Р.Шафаревича, в рамках какой хозяйственной системы, по их мнению, должна была и могла Россия пережить ХХ век. Нет для них такой системы, все плохи.

Иррациональность отрицания советского строя выражается в желании умножить число жертв и потерь, связанных с его становлением. Это характерно для всех антисоветских идеологов — и демократов, и их противников патриотов. В абсурдном виде это выражено в статье Д.Балашова «Наших бьют!» («Советская Россия», 26.10.2000). В комментарии от редакции сказано: «Устные выступления Балашова звучат как завещание всем нам, продолжающим жить». Вот некоторые места из «завещания»:

«Я как‑ то изучал справочник о населении Земли. Так вот: с 1000 года русские как народ составляли 8% от населения земного шара. И это соотношение сохранялось и во времена Батыя, и в Смутное время… и до 1927 года! В 1929 году это было уже 7, 2%, еще через 2 года 6, 4%, и — поехало. В 29‑ м началась коллективизация, если вы помните. Так что же мы совершили с нашей страной, подумайте вы об этом сейчас!».

Каждая мысль здесь противоречит здравому смыслу, начиная со «справочника о населении Земли в 1000 г.» и с того, что ни нашествие Батыя, ни Смутное время никак не сказались на численности «русских как народа». Но вот главный намек: «в 29‑ м началась коллективизация», и число русских за два года сразу сократилось на 0, 8% от населения Земного шара. Впрочем, почему‑ то до этого, еще при НЭПе, тоже за два года число русских сократилось на те же 0, 8%.

Не будем уж поминать, что голод случился не в 1929‑ 1930 гг., а лишь на четвертый год коллективизации, вдумаемся в цифру. На Земле тогда было около 3 млрд. жителей, и Балашов намекает, что из‑ за коллективизации за два года пропало 24 миллиона русских. А включая нерусские народы, выходит, миллионов 48? А за два года до этого еще на столько же убавилось населения СССР? Так что же мы совершили с нашей головой, подумайте вы об этом сейчас!

Д.Балашов в «Советской России» завещает нам проклясть советский период. Он пишет: «…не надо забывать про минувшие 70 советских лет, за которые нашу страну превратили в колониальный сырьевой придаток Запада… Да, конечно, — спутники и все прочее. Но! 80% продуктов в стране производилось на приусадебных участках… Эти несчастные „сотки“ занимали всего 4% пахотной земли! И обрабатывались в основном тяпкой, мотыгой и граблями. То есть — наша милая власть сумела отбросить наше земледелие на тысячи лет назад, в прошлое, к временам мотыжного земледелия. Это надо твердо все понимать…».

Сразу скажу, что «понимать это» нельзя — ни твердо, ни мягко. Утверждения эти иррациональны, это символ веры. И вера эта сопряжена с обскурантизмом. Д.Балашов лягает «спутники и прочее». Прочее — это, наверное, электричество, книгопечатание, прививки против оспы.

Подумайте только — 80% продуктов в СССР производили на «сотках», мотыгами! Как не стыдно печатать такую чушь. Подумала бы редакция газеты — ведь подсчитать не трудно, а посмотреть в справочник еще легче. В 1980 г. на «сотках» производилось 12, 7% сельскохозяйственной продукции СССР, а в 1988 г. 11, 3%. Да и подумать можно было. Колхоз и личное хозяйство были две неразрывно связанные части одной производственно‑ бытовой системы, одного организма. Противопоставлять их так же глупо, как глаз и печень. Они были связаны технологически — в обоих использовались машины, кадры, горючее, удобрение и другие ресурсы колхоза. Предоставление этих ресурсов было одной из форм распределения доходов кооператива между его членами.

Каждая часть этой системы производила то, что позволяло с наибольшей эффективностью использовать наличные ресурсы. Никому и в голову не приходило, например, сеять на приусадебном участке пшеницу — с «мотыгой и серпом». Зачем, если на больших полях колхоз производил зерно с затратами труда всего 1, 2 человеко‑ часа на центнер?

Всем известно, что на «сотках» выращивали картофель, ибо особых преимуществ его возделывание на больших полях не имело, да и хранилась значительная часть картофеля в личных погребах. А, например, производство молока или яиц на подворье сокращалось, слишком это трудоемкая вещь по сравнению с колхозом, где на производство центнера молока затрачивалось всего 8 человеко‑ часов труда.

Таким образом, на последнем этапе холодной войны художественная интеллигенция патриотического направления нанесла удары по образу советского строя на всех участках идеологического фронта. Эта ее помощь в подрыве легитимности СССР имела для клики Горбачева решающее значение. Людям, сбитым с толку пропагандой номенклатурных СМИ, просто некуда было прислониться в поисках духовной опоры.

Отщепление художественной элиты от массы народа привело к тяжелейшему культурному кризису. Как объясняют этот кризис демократы? Не в состоянии отрицать очевидное разрушение культурных оснований всей народной жизни в России, либеральные интеллигенты сводят все к экономическим проблемам. Cуть скрывают криками о кризисе культуры как нехватке денег. Какой вульгарный материализм. Патриоты же вообще рациональных объяснений кризису не дают — мол, все это чужебесие.