Ковш, полный воды

Я долго искала место. Весь берег был забит яхтами. По бульвару перекатывались толпы людей. Наконец нашла свободную дырку, бросила якорь, а потом неловко и долго втискивалась в нее кормой. Соседи справа и слева помогали, как могли. Очевидно, настроение праздника и всеобщих каникул настраивало всех на добродушный лад. Симпатичный долговязый рыжик, спросив разрешения, влез на палубу и принялся усердно убирать мои тяжеленные швартовы. Я с удовольствием позволила помочь себе: только сейчас почувствовала, что очень устала. Как-никак, а половина Тихого океана была уже за кормой. По этому случаю я приняла на себя обязательство, может быть, не очень достойное, но удобное: неделю ничего не делать. Мне было еще не ясно, во что это выльется, но одно я знала точно: мне нужно спокойно выспаться. Правда, близость главной улицы, портовой прогулочной трассы, покоя не обещала, но я надеялась, что сумею отключиться. Я лениво наводила порядок в каюте, когда услышала радостный мужской голос:

— «Мазурка», вы в самом деле из Гданьска?

«Мазурка» было сказано почти без акцента. Мы были в самом деле из Гданьска, но кто, черт побери, знает о нем на Таити? Вылезла наверх. На причале стоял молодой человек и откровенно радовался.

— Да, мы из Гданьска, но нас всего — раз.

— Очень рад, я был в Гдыне на яхте «Америка» во время операции «Парус—1974». Это было великолепно. Там я познакомился со множеством прекрасных людей, очень милых и гостеприимных. Приглашаю тебя на ужин.

Излишняя восторженность моего нового знакомого казалась подозрительной. За кого, интересно, он принимает одинокую даму из Гданьска? На всякий случай я решила ретироваться, хотя живот после многодневного поста взывал к обратным действиям.

— Благодарю за приглашение, очень мило с твоей стороны, но я прежде всего хочу навести порядок на яхте.

— Я охотно помогу, если можно, — настаивал поклонник поляков или полек.

— Мне не на чем добраться до берега, мой плот спрятан. Достать его и надуть — длительная процедура.

— Неважно, я подгоню тузик.

Новый знакомый был упрям, что еще больше укрепило мои подозрения.

— Я не могу идти в город такая грязная. Последний раз мылась в горячей воде в Бальбоа, — на этот раз я не врала.

— Тогда приглашаю сначала принять горячую ванну на моей яхте, а потом пойдем в какой-нибудь ресторанчик, здесь великолепная французская кухня.

Перед горячей ванной я не устояла и согласилась подождать полчаса, пока он вернется с тузиком. Работы на яхте было немного, я приготовила мыло, полотенце, белье. Молодой человек явился точно, но без тузика.

— Меня зовут Джон. К сожалению, плот на моей яхте сейчас занят. Выйдем через соседнюю яхту.

Он осмотрел «Мазурку», сделал нам обеим комплименты: яхте за красоту, мне за то, что успела навести порядок. По-обезьяньи мы перебрались через соседа с левого борта и я ступила наконец на райскую землю. Джон подвел меня к корме большого кеча. По пути я размышляла, что это за яхта с горячей ванной, но тут просто остолбенела. Могучий синий корпус, высокие мачты, порт приписки — Панама, на корме — панамский флаг. Джон был или американским миллионером, или торговал наркотиками. В любом случае на зарплату такую яхту не приобретешь. Он свистнул, и к нам подъехал большой моторный плот. Мне показалось, что через минуту я попаду в большой свет. Правда, у трапа стоял не негр в ливрее, а всего лишь высокий босоногий парнище, но я решила, что это для отвода глаз.

— По «Золяне» мы ходим босиком, — Джон вернул меня на землю, — жалко пачкать ковры.

Я послушно сбросила с ног шлепанцы, подумав про себя, что миллионеры всегда экономят на копейках. Потом неизвестно, что может сделать с непослушным гостем банда этого главаря. Мы вошли в огромный салон. Ноги по щиколотки утопали в белом пушистом ковре, стены были обиты тиковым деревом, возле стен — пианино, бар с богатым выбором напитков, телевизор, магнитофоны, чудовищных размеров диван. Я была убеждена, что попала в логово, где законами и не пахнет. Джон усадил меня на диван и стал рассказывать.

Он англичанин, профессиональный капитан, обожает паруса и поэтому плавает только на яхтах. Так попал и на «Америку». На «Золяну» его нанял богатый владелец, канадец. Экипаж — несколько молодых парней и одна девушка — за соответствующую плату совершают плавание вокруг света. Владелец сошел с яхты в Папеэте, а они одни поплывут через Тихий океан в Европу.

Потом я осмотрела штурманскую рубку — такой не постеснялся бы современный линейный корабль, помещения для пассажиров, в том числе классную комнату для детей, если таковые окажутся на яхте. Джон показывал «Золяну» с гордостью, чувствовалось, что капитану судно нравится. В спальне владельца стояло огромное двуспальное ложе. Мы немного посмеялись над тем, каково на нем спится во время пассатной мертвой зыби. К спальне примыкала ванная комната — мечта: темно-голубая ванна, такой же умывальник, голландский кафель на потолке. Джон принес кипу полотенец и пожелал мне счастливо смыть грязь. Кем бы ни был владелец «Золяны», лучшей ванны мне никто не мог предоставить.

Потом мы отправились перекусить. Я наслаждалась свежей едой и слушала рассказы Джона о его плаваниях. Похвасталась, что тоже участвовала в операции «Парус—1974» на маленьком «Мествине». Джон вернулся к впечатлениям о Гдыне, и в этих спортивных воспоминаниях прошел весь вечер, пока я не стала клевать носом.

С утра я упивалась красотами Папеэте. Прекрасная природа, великолепное солнце и атмосфера всеобщего отдыха располагали к веселью и доброжелательности. Сам город, в общем, был довольно неприглядным, с неинтересной архитектурой. К тому же после полудня голубая вода в гавани превратилась в грязный вонючий суп — очевидно сработала городская канализация. Утомляла также пестрая толпа туристов и вереница мчавшихся с шумом автомобилей. Поэтому я с удовольствием приняла приглашение на ужин к супругам Витонь. Их сопровождала другая пара — Стась Плачек и его молоденькая жена Леонка, выглядевшая гимназисткой.

Витони жили высоко в горах, где царила тишина. Гостем моих хозяев был еще один поляк — местный священник, оказавшийся кладезем знаний об острове и его жителях. От него я узнала, что Папеэте означает «ковш воды» и что коренные жители очень добродушны, но чрезвычайно злятся, когда коверкают их родной язык (он знал таитянский). Обещал познакомить меня с хорошим и недорогим зубным врачом — услуга такого рода здесь стоила безумно дорого.

Со следующего дня моим энергичным экскурсоводом и заботливым опекуном стала Леонка. Дом Плачеков был также расположен высоко в горах. На пороге меня встретила очаровательная хозяйка и … шестеро ребятишек. Леонка, одетая в полинезийский наряд, с цветком за ухом словно сошла с рекламной открытки. В самом деле, она была коренной полинезийкой, но экзотичным был только ее внешний вид. Очень образованная, деликатная, прекрасно владевшая французским, она вела дом по-европейски и воспитывала своих детей, как в образцовом пансионе. Знала Европу, была даже в Польше, в семье мужа. Отлично водила машину.

Каждое утро Леонка появлялась на яхте с завтраком, а вечером забирала меня к себе на ужин. Специально для меня готовила национальные кушанья. Вечером мы выезжали в свет: она считала, что я должна отдыхать, т. е. все здесь увидеть и попробовать. Мы смотрели таитянские танцы, слушали таитянскую музыку, объехали весь остров, останавливаясь во всех местах, достойных внимания. Леонка очень сожалела, что я буду на Таити недолго. Краткому сроку моего пребывания на острове очень удивились и в портовой конторе, куда я явилась на досмотр: все яхты обычно простаивали тут месяцами. Портовые и таможенные власти я подкупила безошибочным произношением таитянских названий и слов — урок священника. Сам начальник яхтенной гавани стал возить на велосипеде лично мне почту, остальные яхтсмены топали за письмами в контору.

Яхтсменов было великое множество, несмотря на то, что стоянка и обслуживание обходились дорого. Слева от меня стояла, очевидно, уже несколько лет, великолепная яхта «Мейлис», которая принадлежала французам, жившим в Папеэте. Яхтой занимались два парня из Австралии — зарабатывали на обратную дорогу. Она отчаянно протекала, но была так хороша, что владелец всеми силами и средствами пытался сохранить ей жизнь.

В Папеэте находились преимущественно американские яхты, что было естественно: от западного побережья США до Таити сравнительно близко, причем в обе стороны на части пути дует попутный ветер. Благодаря активности американской прессы многие экипажи знали обо мне и «Мазурке», и я, помимо праздников, устраиваемых Леонкой, часто участвовала в торжественных ужинах на яхтах.

«Мазурку» каждое утро посещала семилетняя «дама» с соседней яхты. Она забегала ко мне по пути в школу, говорила «здравствуйте» и оставляла очередной презент — размякшую в маленькой лапке конфету или цветную бумажку. Потом с товарищем с другой яхты мчалась в школу. Их родители считали, что здесь они освоят французский язык лучше, чем в американской школе.

Постепенно прибывали мои знакомые по Тихому океану: довольный, как всегда, экипаж «Йеллоу Перил», Тони, «Сайонара». Ян познакомил меня с пожилым паном в очках, австралийским яхтсменом-одиночкой, который только что закончил кругосветное плавание. Собирался посетить еще Новую Зеландию, а затем вернуться домой. Со знанием дела он осмотрел «Мазурку», поскольку сам проектировал и строил свой «Рондо». Так восхищался «Кауркой», что я стала опасаться, как бы у нее не закружилась голова от всеобщего восторга. Спросил, есть ли у меня трудности. Наконец-то у меня их не было, но я вовремя вспомнила, что немного текут горелки плиты. На самом же деле одна не работала совсем, а из второй керосин бежал струйкой, но не могла же я жаловаться на такую совершенную яхту, надеялась до Австралии продержаться. Спокойный, малоразговорчивый пан зажег плиту, все понял и превратился в энергичного шефа ремонтной бригады. Яну поручил демонтировать плиту и отнести в кокпит, мне — приготовить инструменты и побольше старых газет. Сам исчез и через минуту вернулся с поношенной сумкой. Достал две запасные горелки, поставил их, что-то подкрутил, проверил — они горели отлично. Пан упаковал сумку и сказал:

— Это замечательные плиты, только через каждую пару тысяч миль у них перегорают горелки и они начинают течь. Нужно ставить новые. За пять лет плавания я сменил десять штук. Этих тебе хватит до Австралии, я, наверно, прочитаю в газетах, как ты туда доплывешь.

В Папеэте на маленьком шлюпе «Нова» прибыл еще один австралийский одиночка также после кругосветного рейса — Дэвид. Наши пути уже пересекались в Кристобале, следующую встречу назначили в Сиднее.

Наступило время покинуть солнечный Папеэте. На этот раз я почти не делала покупок — отпугивали непомерно высокие цены. Только овощи и фрукты можно было приобрести без скрежета зубов. Впрочем, основных продуктов у меня было достаточно. Более крупные покупки я откладывала до Фиджи — бывалые люди утверждали, что в Суве все дешево.

Магазины предлагали все, что душа пожелает. Но, кроме цен, удивляло обслуживание. Китайские продавцы, особенно продавщицы, были крайне нелюбезны. Кто-то пытался объяснить это особой ситуацией, в которой находилось на Таити китайское меньшинство: господствующее в финансовом отношении, оно будто бы было ущемлено политически. Но мне, как клиентке, хотелось, чтобы за собственные деньги меня прилично и вежливо обслуживали.

Попрощаться со мной прибыла семья Плачеков в полном составе. Леонка подарила мне цветы тиаре. Отдав швартовы и вырвав якорь, я бросила цветы в воду за кормой. Может быть, таитянский Тики пустит меня еще раз на острова Полинезии?