Несовместимость

Теперь, когда мы проследили до конца, как в пламени разгорающейся китайской и остывающей хунно-сяньбийской пассионарности рухнула не только сама империя Тан, но и ее идея - стремление соединить китайское и степное начала в единой этносоциальной системе, естественно задаться вопросом, а возможно ли это в принципе?

События Х1-Х вв., когда Китай вытошнило " Западом", имеют очевидную этническую подоплеку. В эпоху, когда этническая сущность человека определялась его принадлежностью к конфессиональной общине, понятия " национальная дискриминация" и " религиозные гонения" совпадали. Китайцы боролись не с иноземными религиями, а с инородцами, жившими в пределах и за пределами Китая. Поэтому китайская идеология не перешагнула через Великую стену. Неприятие китайской культуры характерно для всех народов Центральной Азии.

Хунны и тюрки имели свою собственную идеологическую систему, которую они отчетливо противопоставляли китайской. А после падения Второго каганата, когда в Азии наступила эпоха смены веры, кочевники заимствовали культуру и мировоззрения с запада, а вовсе не из Китая. Из Ирана - уйгуры позаимствовали манихейство, из Сирии кочевники приняли несторианство, из Аравии - ислам, из Тибета - теистический буддизм. Правда, буддизм был воспринят позже, но принцип заимствования оставался прежним - " антикитайским". Из Китая заимствовался только шелк, а помимо него - печенье и в некоторых случаях фарфоровая посуда. Китайцы Срединной равнины и кочевники Великой степи столь разнились между собой, что не перенимали культуры друг друга. Кидани были исключением. Это и привело их к гибели как этнос.

Секрет хода событий, влекущих за собой утяжеляющие последствия, заключался, пожалуй, не в экономике и политике, а в феномене этнографии, воздействовавшем на поведение людей. Китайцы и кочевники настолько различались по стереотипу поведения, что не хотели, не могли и не искали даже поводов наладить контакт, считая контакты вообще - лишенными смысла. Тут были важны некоторые подробности быта.

Прежде всего китайцы не употребляли молочных продуктов, основной пищи кочевников, и взаимопонимание отсутствовало из-за презрения к такой пище одних и непонимания и раздражения по поводу такого неприятия у других.

Для китайцев все жены отца - его матери, сколько бы их не было. Для хунна, например, или тюрка - мать только одна, а наложницы отца - подружки, а вдова старшего брата становится законной его женой, которую он обязан содержать, причем чувства роли не играли.

Женщина в Китае в те века не работала, она рожала и няньчила детей, и никаких прав не имела. В Великой степи женщина выполняла все домашние работы и была владелицей дома; мужу принадлежало только оружие, ибо ему полагалось умереть на войне.

В армиях Китая обязательно полагался штат доносчиков, а тюрки, находившиеся на китайской службе, этого не терпели, и раскрытых доносчиков убивали. Представители двух великих суперэтносов никак не могли ужиться рядом.

" Опыт истории показал, что с китайцами лучше жить в мире и порознь". Но это достижимо только тогда, когда первоначальный импульс, преобразующий население " Срединной равнины" в новую этническую систему, теряет инерцию. Но пока эта инерция есть, было необходимо защищаться до последней стрелы. И не потому, что китайцы - дурные люди, или был плох китайский феодализм, или в Китае правили жестокие деспоты, а потому, что для того, чтобы ужиться с китайцами, надо самому стать китайцем. Это значит, что надо забыть все традиции, полученные от предков, все навыки культуры и быта, все нормы этики и идеалы красоты, а вместо них воспринять те, которые, сложившись в Китае за тысячелетия, сильны потому, что неосознанно считаются единственно правильными. Это и есть этно-психология.

Далеко не каждый способен на такую внутреннюю ломку, даже если он на нее согласен. А тогда ему не выжить, даже если его не убьют. Будучи чужим, он не найдет защиты в суде, не продвинется по службе, не сможет завести семью и воспитать детей. В лучшем случае, реликтовые этносы, вроде мяо, лоло и т.д., живут в своих деревнях под защитой тропических джунглей, но и их число уменьшается на глазах историков. Но как только инерция этногенетического взрыва иссякает, китайцы превращаются в милых, трудолюбивых и честных людей. Такими и застали их первые синологи в XVIII веке.

Теперь, имея историческую перспективу, мы можем сделать вывод, и даже не один, а два. во-первых, пресловутое миролюбие китайцев мнимо. Оно было вынуждено тяжелыми поражениями и иноземным владычеством, а отнюдь не национальным психологическим складом. Как только Китай набирал силу - он начинал расширяться по всем направлениям. Конечно, и в Китае с глубокой древности имелись противники завоевательных войн, но правящие круги с ними не считались, и война с варварами, т.е всеми соседями, была три тысячи лет лейтмотивом китайской внешней политики. Во-вторых, нет никаких оснований считать тюрков, монголов и маньчжуро-тунгусов народами близкими Китаю. Культура, быт, языки и происхождение их были совершенно иными, а историческая закономерность сделала кочевников и китайцев врагами. Никак нельзя считать случайностью то, что по линии Великой китайской стены 2000 лет шла почти непрекращающаяся война, в которой хунны, тюрки, а затем монголы отстаивали свои родные степи от гораздо более многочисленного, хитрого, жестокого и прекрасно вооруженного противника. Не случайно и то, что даже метисация тюрко-монголов с китайцами на линии Великой китайской стены не дала положительных результатов. Слишком различны были эти народы для того, чтобы слиться воедино любым способом.

Примечания

[+295] См.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М. 1967, стр. 16.

[+296] См.: Гумилев Л.Н. Хунны в Китае. М., 1974, стр. 117.

[+297] В степи в то время наряду с этнонимами применялись метафорические численные названия, как синонимы этнических. Например, токуз-огуз - " девять племен" - уйгуры; уч-огузы - " три племени" - карлуки; отуз-огузы - " тридцать племен" - басмалы; и т.п. И только кидани имели числовое название найман " восемь" - монгольское, а не тюркское. С точки зрения этнологии, огуз - конвиксия.

[+298] См.: Гумилев Л. Н. Древние тюрки. См. 411-420.

[+299] Там же, стр. 386-387.

[+300] Первым исследователем уйгуров был Д. Позднее (Исторический очерк уйгуров. Спб.6 1899), последним - А Г. Малявкин (Материалы по истории уйгуров в 1Х-Х11 вв.) См.: История и культура народов Азии. Т.Н. Новосибирск, Сиб. отд. АН СССР, 1974. Библиография по уйгурам и кыргызам столь огромна, что приведение ее здесь нецелесообразно.

[+301] См.: Малявкин А. Г. Уйгуры и Китай в 840-848 гг. Сибирь, Центральная и Восточная Азия в Средние века. Т. III. Новосибирск, 1975, стр.-6, 5-82.

[+302] - Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. II. Л., 1926, стр. 347.

[+303] См.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки, стр. 378.

[+304] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в средней Азии в древние времена. Т. 1, Л.; М., 1950, стр. 301.

[+305] См.: Малявкин А.Г. Китай и уйгуры в 840-848 гг., стр. 8; Он же Материалы..., стр. 92.

[+306] См.: Гумилев Л.Н., Кузнецов В.И. Бон (древняя, тибетская религия)// Доклады Географ, общ-ва, вып. 15, Л., 1970, стр. 72-90.

[+307] прекрасный образ гностических систем см.: Николаев Ю. В поисках за божеством; Очерки из истории гностицизма. Спб., 1913.

[+308] Васильев В.П. Китайские надписи в Орхонских памятниках в Кошоцайдаме и Карабалгасуне. // Сб. трудов Орхонской экспедиции. Т.III. Слб., 1897, стр. 13.

[+309] Там же, стр. 23.

[+310] Там же, стр. 13.

[+311] Подробнее см.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки, стр. 381-387, 425-434.

[+312] См.: Васильев В.П. Указ. соч., стр. 24.

[+313] Конрад Н.И. Запад и Восток, М., 1966, стр. 119.

[+314] См.: Е Лун-ли. История государства киданей. М., 1979, стр. 117.

[+315] См.: Мэн-да Бэй лу./ Пер. Н.Ц.Мунукуева. М., 1975, стр. 93,

[+316] Там же. Прим. 10; литература о них см.: там же, стр. 92, прим. 4.

[+317] См.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970, стр.63.

[+318] См.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства, стр. 89.

[+319] См.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970, стр. 49

[+320] Кычанов Е.И. Звучат лишь письмена. М., стр. 52.