Почему Билл Гейтс гораздо богаче вас? 1 страница

Билл Гейтс расширяет свое жилище. Король программного обеспечения въехал в свой особняк стоимостью 100 млн дол. в 1997 г., а теперь особняк нуждается в некотором обновлении. В доме площадью 37 тыс. кв. футов есть театр на 20 мест, зал для приемов, парковка на 28 автомашин, крытое помещение для прыжков с трамплина и всевозможные компьютерные чудеса вроде телефонов, которые звонят только тогда, когда человек, которому звонят, находится рядом. И все же этот дом недостаточно велик [66]. Согласно документам, направленным в градостроительный совет пригорода Медина, штат Вашингтон, м-ру Гейтсу и его супруге хотелось бы пристроить еще одну спальню и дополнительные помещения для игр и учебы их детей.

Из строительных планов м-ра Гейтса можно сделать множество выводов, но один из них совершенно очевиден: быть Биллом Гейтсом — это здорово. Если у человека есть 50 млрд дол. (или около того), весь мир становится для него восхитительной площадкой для игр. Можно поразмышлять и над более масштабными вопросами: почему это некоторые могут прыгать с трамплина У себя дома и иметь собственные реактивные самолеты, тогда как Другие спят в туалетах автобусных станций? Как так получилось, что после завершения самого длительного в истории Америки экономического бума многие американцы не могут удовлетворить свои элементарные жизненные потребности? Девять лет непрерывного экономического роста едва-едва отразились на удельном весе бедных в населении страны. Примерно 11 % американцев — бедняки, что следует признать успехом по сравнению с 1993 г., когда доля бедных достигла максимального показателя в 15 %, но успехом не слишком впечатляющим по сравнению с любым из 1970-х годов. Между тем один из пяти американских детей живет в нищете, а среди чернокожего населения США этот показатель достигает ошеломляющей цифры — 40 %. Разумеется, Америка — богатая страна, но ей грозит катастрофа. На заре третьего тысячелетия огромные массы населения мира — примерно 3 млрд человек — живут в отчаянной нужде.

Экономисты изучают нищету и неравенство доходов. Они стремятся понять, кто такие бедняки, почему они бедны и можно ли что-то с этим поделать. Любая дискуссия на тему «Почему Билл Гейтс настолько богаче мужчин и женщин, которые спят на решетках вентиляционных шахт?» должна начинаться с понятия, которое экономисты называют «человеческий капитал». Человеческий капитал — это совокупность навыков, воплощенных в человеке: образование, интеллект, харизма, созидательность, опыт работы, предпринимательская энергия и даже способность быстро бросать бейсбольный мяч. Это то, с чем вы бы остались, если бы кто-то лишил вас всех ваших материальных активов — работы, денег, дома, собственности — и выбросил бы вас на улицу в одной одежде. Как бы выплыл из такого положения Билл Гейтс? Очень успешно. Даже если компания Microsoft рухнет, а богатство Гейтса будет конфисковано, другие компании наймут его в качестве консультанта, члена совета директоров, исполнительного директора или оратора, мотивирующего слушателей. (Когда Стива Джобса уволили из Apple, компании, которую он основал, он осмотрелся и основал компанию Pixar; и лишь позднее Apple пригласила его вернуться.) А как бы в подобном положении чувствовал себя Тайгер Вудс? Да просто замечательно. Если бы кто-нибудь одолжил ему клюшки для гольфа, он к концу недели уже мог бы выигрывать турниры.

А как бы преуспевал в таком положении Бубба, вылетевший из десятого класса школы и к тому же злоупотребляющий метамфетамином? Бубба поживал бы не так хорошо, как Билл Гейтс или Тайгер Вудс. Разницу между ними и составляет человеческий капитал. Бубба не слишком богат этим капиталом. (Ирония заключается в том, что некоторые очень богатые люди вроде султана Брунея, возможно, также не отличились бы в таком соревновании; султан богат потому, что восседает на огромных запасах нефти, расположенных в его султанате.) Рынок рабочей силы ничем не отличается от рынка любого другого товара; некоторые разновидности таланта пользуются большим спросом, нежели другие. Чем более уникальным сочетанием навыков и знаний обладает какой-то человек, тем большее вознаграждение получит обладатель этого сочетания навыков и знаний. Алекс Родригес за десять лет игры в бейсбол за «Texas Rangers» заработает 250 млн дол., ибо может попасть по мячу, летящему со скоростью свыше 90 миль в час, точнее и делать это чаще, чем другие. «Эй Род» поможет «Rangers» выиграть матчи, собирающие полные стадионы, продать товары и собрать доходы от телепрограмм. Фактически никто на земле не может сделать это лучше Алекса Родригеса.

Как и во всех отраслях рыночной экономики, цена определенного навыка не имеет ни малейшей внутренней связи с его социальной ценностью и обусловлена только его редкостью. Однажды я брал интервью у Роберта Солоу, лауреата Нобелевской премии по экономике 1978 г. и известного бейсбольного болельщика. Я спросил Роберта, огорчило ли его то, что, став Нобелевским лауреатом, он получил денег меньше, чем Роджер Клеменс (который в то время был питчером в «Red Sox») зарабатывает за один сезон. «Нет, — ответил Солоу. — Хороших экономистов много, а Роджер Клеменс — один-единственный». Так мыслят экономисты.

Кто в Америке богат или, по крайней мере, живет в достатке? Программисты, хирурги, инженеры, специализирующиеся на ядерной энергетике, писатели, бухгалтеры, банкиры, преподаватели. Иногда эти люди обладают природными талантами, но чаще они обретают свои навыки благодаря специализированной подготовке и образованию. Другими словами, они сделали существенные инвестиции в человеческий капитал. Подобно инвестициям любого иного рода — от инвестиций в строительство промышленного предприятия до инвестиций в приобретение облигаций, — деньги, инвестированные в человеческий капитал сегодня, принесут прибыль в будущем. Очень хорошую прибыль. Высшее образование, по оценкам, приносит около 10 %, а это значит, что если вы сегодня вкладываете деньги в высшее образование, то можете рассчитывать на то, что благодаря более высоким заработкам в будущем вы вернете деньги, вложенные в образование сегодня, плюс еще 10 % от суммы этих инвестиций. Немногим дельцам с Уолл-стрит удается регулярно и так выгодно вкладывать средства.

Человеческий капитал — это экономический паспорт, в некоторых случаях — в буквальном смысле. Когда в конце 1980-х годов я был студентом предпоследнего года обучения, то повстречал молодого палестинца по имени Гамаль Абуали. Семья Гамаля, жившая в Кувейте, настаивала на том, чтобы сын получил академическую степень не за четыре года, а за три. Это потребовало дополнительных занятий в течение каждой четверти и занятий летом. И то и другое казалось мне в то время чрезмерным. А как же интернатура и учеба за рубежом, а беззаботная зима в Колорадо, где так славно гонять на лыжах? Как-то я встретился с отцом Гамаля за ланчем, и он объяснил мне, что существование палестинцев ненадежно — они обречены на странствия. Мистер Абуали-старший был бухгалтером, т. е. имел профессию, которой мог заниматься практически в любой стране мира, а жизнь куда только их ни бросала. До того как уехать в Кувейт, эта семья жила в Канаде; а через пять лет, как сказал м-р Абуали, они запросто могут оказаться еще в какой-нибудь стране.

Гамаль учился на инженера, а профессия инженера по своей универсальности подобна профессии бухгалтера. Чем раньше Гамаль получит свой диплом, утверждал его отец, тем надежнее будет его положение в этом мире. Диплом не только позволит Гамалю зарабатывать себе на жизнь, но, может быть, позволит ему обрести родину. В некоторых развитых странах право на иммиграцию обусловлено навыками и образованием, т. е. человеческим капиталом.

М-р Абуали обладал поразительным предвидением. После отступления Саддама Хусейна из Кувейта в 1990 г. большинство палестинцев, проживавших в этой стране, в том числе и семья Гамаля, были изгнаны из Кувейта, ибо кувейтские власти считали, что палестинцы симпатизировали иракским агрессорам. С тех пор я потерял из виду Гамаля и его семью (найти его не смог мне помочь и колледж, где мы учились). Но где бы они ни находились, у Гамаля есть диплом инженера, а его отец остается бухгалтером.

На противоположной стороне рынка рабочей силы действует противоположное правило. Навыки, необходимые для того, чтобы спрашивать: «С чем вы предпочитаете жареный картофель?», к редким дарованиям не отнесешь. В США, вероятно, 150 млн человек способны продавать еду в закусочных McDonald's. Ресторанам быстрого питания достаточно поддерживать оплату труда своих работников на таком уровне, чтобы за кассовыми аппаратами все же стояли живые люди. Если экономика переживает спад, то в McDonald's могут платить 5, 5 дол. в час, а если на рынке рабочей силы наблюдается слишком высокий спрос, то заработки могут достичь и 9 дол. в час, но никогда работникам McDonald's не станут платить 400 дол. в час, которые может получать отличный адвокат, работающий в суде. Отличные адвокаты — редкость, а раздающих бургеры наемных работников — пруд пруди. Самый глубокий подход к пониманию бедности в США и в любой другой стране мира — это понимание бедности как результата нехватки человеческого капитала. Да, в Америке люди бедны потому, что не могут найти себе хорошую работу. Но неспособность или невозможность найти хорошую работу — симптом проблемы, а не ее суть. Суть проблемы — отсутствие навыков, или человеческого капитала. Доля бедняков среди лиц, бросивших школу, в Америке в 12 раз выше подобной доли среди выпускников высших учебных заведений. Почему Индия является одной из беднейших стран мира? Прежде всего и главным образом потому, что 35 % жителей этой страны неграмотны (на 15 % меньше, чем десять лет назад, когда неграмотных было 50 %) [67]. Или же люди могут страдать от условий, снижающих ценность их человеческого капитала. Значительную часть американских бездомных составляют люди, ставшие жертвой злоупотреблений собственностью, инвалиды и страдающие умственными расстройствами.

Состояние экономики также имеет значение. В 2001 г. найти работу было легче, чем в 1975 или 1932 г. Прилив действительно поднимает все лодки: для бедных людей экономический рост — очень хорошая вещь. Однозначно. И наоборот, спад или стагнация экономики обычно оказывает самое разрушительное воздействие на работников, находящихся в уязвимом положении. Но Даже при максимальной высоте прилива малоквалифицированные работники судорожно хватаются за все, что держится на поверхности, тогда как работники более высокой квалификации попивают коктейли на своих яхтах. Успешно развивающаяся экономика не превращает работников парковок в университетских профессоров. Это чудо совершают инвестиции в человеческий капитал. Приливами управляют макроэкономические факторы, но качество лодки определяется человеческим капиталом.

Рассмотрим гипотетический пример. Вообразите, что утром в один из понедельников мы выведем на угол Стейт-стрит и Мэдисон-стрит в Чикаго 100 тыс. человек, бросивших школу. Это было бы социальной катастрофой. Государственные службы испытали бы предельное, а то и запредельное напряжение; преступность бы резко возросла. Предприниматели опасались бы размещать свои компании в центре Чикаго. Политики умоляли бы правительство штата или федеральное правительство о помощи: «Либо дайте нам достаточное количество денег, для того чтобы оказать поддержку этим людям, либо помогите нам избавиться от них». Когда лидеры бизнес-сообщества в Сакраменто, штат Калифорния, решили избавиться от бездомных, одним из решений проблемы было предложение бездомным автобусного билета в одну сторону, чтобы они убрались из города [68]. (Как говорят, то же самое сделали в Атланте перед Олимпийскими играми 1996 г.)

Теперь представим, что на тот же самый угол вывели бы 100 тыс. выпускников лучших американских университетов. На угол Стейт и Мэдисон прибывают автобусы, из которых выходят адвокаты, врачи, художники, генетики, программисты и множество других умных людей, обладающих правильной мотивацией, разнообразными навыками и знаниями. Многие из них немедленно нашли бы работу. (Помните, человеческий капитал воплощает не только знания, полученные в учебных заведениях, но еще и упорство, честность, созидательность — добродетели, которые способствуют нахождению работы.) Некоторые из этих высококвалифицированных выпускников создали бы собственные компании — предпринимательское чутье определенно является важной составляющей человеческого капитала. Некоторые из собранных в центре Чикаго выпускников уехали бы в другие места — высококвалифицированные работники более мобильны, нежели малоквалифицированные. В некоторых случаях компании переместились бы в Чикаго или открыли бы в этом городе свои отделения и предприятия для того, чтобы воспользоваться этим временным избытком талантов. Ученые мужи-экономисты впоследствии описали бы эту причуду с разгрузкой автобусов, наполненных высококлассными специалистами, как благодеяние для экономического развития Чикаго, весьма похожее на то, которое создали волны иммиграции, способствовавшие развитию Америки.

Если этот пример выглядит надуманным, возьмем Naval Air Warfare Centre (NAWC) в Индианаполисе — предприятие, которое в конце 1990-х годов производило передовое электронное оборудование для ВМФ. В процессе сокращения военных расходов это предприятие, на котором работало около 2600 человек, было предназначено к закрытию. Нам всем известны подобные истории. Сотни или тысячи людей теряют работу; компании, находящиеся в тех же районах, что и закрывающиеся предприятия, начинают увядать из-за существенного сокращения покупательной способности местного населения. Кто-нибудь выходит к телекамере и говорит: «Когда (столько-то) лет назад завод закрылся, этот город начал умирать». Но у NAWC была совершенно другая история [69]. Одним из самых ценных активов этого предприятия была его рабочая сила, 40 % которой составляли инженеры и ученые. Проницательные местные руководители, возглавляемые мэром Стивеном Голдсмитом, поверили, что завод можно продать частному покупателю. Заявки на участие в торгах подали семь компаний, а победителем торгов стала компания Hughes Electronics.

В пятницу в январе 1997 г. сотрудники NAWC разошлись по домам как государственные служащие, а в следующий понедельник 98 % из них пришли на работу как служащие компании Hughes, a NAWC превратился в HAWC. Управляющие Hughes, у которых я брал интервью, сказали, что ценность приобретенного предприятия заключается в работающих на нем людях, а не просто в кирпичах и цементе заводских корпусов. Hughes приобретала огромный человеческий капитал, подобный которому было бы нелегко найти где-либо еще. Эта история резко контрастирует с историями закрытия предприятий, воспетыми Брюсом Спрингстином. В этих историях увольняемые рабочие, имеющие ограниченное образование, обнаруживают, что как только завод/шахта/фабрика закрывается, их узкие специальности «теряют стоимость». По оценке Роберта Топела, специалиста по экономике труда, квалифицированные работники в долгосрочной перспективе лишаются 25 % своих доходов в случае вынужденной смены работы в связи с закрытием предприятий.

Теперь самое время разделаться с одним из самых вредных понятий, бытующих в государственной политике, — «совокупная потребность в рабочей силе». Это ошибочное представление о том, что в экономике существует фиксированный объем работы, которую необходимо выполнять, и следовательно, каждое новое рабочее место должно появляться за счет исчезновения другого рабочего места. Если я безработный, утверждают сторонники этгого ошибочного подхода, то найду работу только в том случае, если кто-то другой станет работать меньше или вовсе не будет работать. По представлению французского правительства, мир работает в соответствии именно с таким законом. Но это не так. Новые рабочие места возникают всякий раз, когда человек предлагает миру новый товар или новую услугу, находит лучший (или более дешевый) способ производства старых товаров и услуг.

Статистика подтверждает этот тезис. В 1990-е годы экономика США создала десятки миллионов новых рабочих мест, включая фактически все рабочие места, связанные с Интернетом. (Некоторые из этих рабочих мест все еще существуют.) Во второй половине XX в. в рабочую силу влились миллионы женщин, однако по историческим стандартам уровень безработицы по-прежнему низок. Сходным образом огромные волны иммигрантов, которые на протяжении всей истории Америки прибывали в эту страну в поисках работы, не приводили к долгосрочному росту безработицы. Вызывают ли такие притоки работников рост краткосрочной безработицы? Несомненно. Некоторые рабочие теряют работу или же их заработки снижаются в тех случаях, когда они вынуждены конкурировать с новыми работниками. Но в итоге рабочих мест появляется больше, чем исчезает старых. Помните: новым работникам надо тратить свои заработки в других секторах экономики, что создает новый спрос на продукты других секторов. Экономический пирог не просто режут по-иному — он становится больше.

А вот что подсказывает нам интуиция: представим сельскохозяйственную общину, в которой многочисленные семьи владеют землей и сами возделывают ее. Каждая семья производит продовольствия достаточно для того, чтобы прокормить своих членов; нет ни избытка урожая, ни невозделанной земли. У каждого жителя такого поселения достаточно продовольствия; однако никто не живет особенно богато. Каждая семья затрачивает большое количество времени на надомную работу. Люди сами шьют себе одежду, сами учат своих детей, делают и ремонтируют свои сельскохозяйственные орудия и т. д. Представим, что в эту общину заявляется парень, ищущий работу. Согласно сценарию № 1 у парня нет никакой профессии. Лишней земли у общины нет, поэтому парню велят убираться подобру-поздорову. Может быть, ему даже купят билет в одну сторону, только чтобы уехал. В этой общине «нет работы».

А теперь рассмотрим сценарий № 2: у парня, появившегося в общине, есть диплом агронома. Он изобрел плуг новой конструкции, применение которого повышает урожай зерновых. Он обменивает свои плуги у земледельцев на малую долю их урожая. В результате все в выигрыше. Агроном может прокормить себя; у земледельцев появляется больше продовольствия для потребления — даже после того, как они расплачиваются за свои новые плуги (в противном случае они бы их не приобрели). В этой общине только что появился еще один вид работы — работа продавца плугов. Вскоре после этого прибывает плотник, который предлагает жителям выполнение всяческих работ, ограничивающих время, которое земледельцы могут уделять уходу за посевами. Урожайность снова повышается, поскольку земледельцы могут тратить больше времени на то, что они делают лучше всего, — на земледелие. Так возникает еще одно новое рабочее место.

К этому моменту земледельцы уже производят продовольствия больше, чем смогут потребить сами. Поэтому они тратят излишки произведенного продовольствия на то, чтобы нанять учительницу для общины. Так появляется еще одно новое рабочее место. Учительница учит детей, в результате чего следующее поколение земледельцев оказывается более образованным и более производительным, чем поколение их родителей. С течением времени в нашей выдуманной аграрной общине, в которой в начале истории «не было работы», появляются профессиональные сочинители романов, пожарные, профессиональные игроки в бейсбол и даже инженеры, конструирующие «Margarita Space Paks». Такова экономическая история США, изложенная на одной страничке. Развитие человеческого капитала позволило аграрной стране превратиться в богатое развитое государство, визитной карточкой которого являются Манхэттен и Силиконовая долина.

Разумеется, этот путь не всегда был усыпан розами. Предположим, кто-то из только что получивших образование фермеров изобретает плуг, применение которого дает еще более высокие урожаи, вследствие чего складывается «ситуация созидательного разрушения», и первый продавец плугов оказывается вытесненным из бизнеса. Впрочем, в долгосрочной перспективе община преуспевает еще больше. Помните: все фермеры теперь стали зажиточнее (если измерять их зажиточность более высокими урожаями зерновых); это позволяет им нанять безработного агронома на какую-то другую работу вроде выведения новых гибридных семян (что сделает общину еще богаче). Новые технологии в краткосрочной перспективе вытесняют рабочих, но в долгосрочной — это вытеснение не приводит к массовой безработице. Скорее, наоборот: то, что мы богатеем, создает спрос на новые рабочие места в других отраслях экономики. Разумеется, образованные работники в ходе этого процесса преуспевают больше, чем необразованные. Образованные более мобильны, динамичны в условиях быстро изменяющейся экономики, а это повышает вероятность того, что они останутся на плаву после очередного раунда созидательного разрушения.

Человеческий капитал — понятие, которое описывает нечто большее, чем способность зарабатывать больше денег. Человеческий капитал делает нас лучшими родителями, более информированными избирателями, более тонкими ценителями искусства и культуры, он повышает нашу способность наслаждаться плодами жизни. Человеческий капитал может сделать нас более здоровыми, поскольку мы лучше питаемся и больше занимаемся физическими упражнениями. (Кстати, хорошее здоровье — важный компонент человеческого капитала.) Вероятность того, что образованные родители будут усаживать своих детей в специальные детские сиденья в автомобилях и учить их различать цвета и буквы до школы, возрастает. В развивающихся странах воздействие человеческого капитала может быть еще более впечатляющим. Экономисты выяснили, что в странах с низкими доходами каждый дополнительный год обучения женщин в школе приводит с сокращению вероятности смерти ее ребенка в первые пять лет жизни на 5–10 % [70].

Сходным образом наш совокупный человеческий капитал — все, что мы знаем и умеем как нация, — определяет степень благополучия нашего общества. Мы извлекаем выгоду из знаний о том, как предотвращать полиомиелит или выплавлять нержавеющую сталь, даже если почти никто из читающих эту книгу не сможет сделать ни того ни другого, если окажется на необитаемом острове. Экономист Гэри Беккер, получивший Нобелевскую премию за исследования человеческого капитала, считает, что «запасы» образования, профессиональной подготовки, навыков и даже здоровья населения составляют около 75 % богатства любой современной экономики. Не бриллианты, здания, нефть или причудливые модные сумочки, а то, что мы носим в наших головах. В одной из своих недавних речей м-р Беккер сказал: «На самом деле нам следует называть нашу экономику „экономикой человеческого капитализма“, ибо она в сущности такова. Хотя все формы капитала — физический капитал, воплощенный, например, в оборудовании и заводах, финансовый капитал и человеческий капитал — важны, человеческий капитал — самый важный. Действительно, в современной экономике человеческий капитал гораздо более важная форма капитала, участвующего в создании богатства и роста» [71].

Существует поразительная взаимозависимость между уровнем человеческого капитала страны и ее экономическим благополучием. В то же самое время существует поразительное отсутствие такой зависимости между природными ресурсами и уровнем жизни. Страны вроде Японии и Швейцарии входят в число богатейших стран мира, хотя сравнительно скудно наделены природными ресурсами. Прямую противоположность этим странам представляют страны вроде Нигерии; для повышения уровня жизни нигерийцев огромные запасы нефти дали сравнительно мало. В некоторых случаях минеральные богатства Африки стали источниками финансирования кровопролитных гражданских войн, которые затухли бы без такого финансирования. На Ближнем Востоке Саудовская Аравия обладает большей частью запасов нефти, тогда как Израиль, у которого нет природных ресурсов, заслуживающих упоминания, имеет самый высокий доход на душу населения.

Высокий уровень развития человеческого капитала порождает положительную тенденцию: хорошо образованные родители делают крупные инвестиции в человеческий капитал своих детей. Низкий же уровень человеческого капитала дает совершенно противоположный эффект. Любой учитель государственной школы скажет вам, что родители, живущие в неблагоприятных условиях, дают жизнь детям, которые будут жить в неблагоприятных условиях. Мистер Беккер указывает: «Даже небольшие различия в подготовке детей в семьях с течением времени, как правило, приумножаются и к моменту, когда дети становятся подростками, превращаются в крупные различия. Вот почему рынок рабочей силы не может многого дать молодым людям, бросившим школу, едва умеющим читать и никогда не развивавшим в себе хорошие привычки к работе. По этой же причине так трудно разработать меры помощи этим группам населения» [72].

* * *

Почему человеческий капитал имеет такое большое значение? Начать с того, что человеческий капитал неразрывно связан с одним из самых важных понятий экономики — производительностью. Производительность — это эффективность, с которой мы превращаем факторы, вводимые в производство, в готовую продукцию. Другими словами, насколько успешно мы производим вещи? Для того чтобы создать автомобиль, автомобилестроителю из Детройта требуется 2000 часов или только 210? А сколько бушелей зерна может вырастить фермер из Айовы на акре земли — 30 или 210? Чем производительнее мы трудимся, тем богаче становимся. Причина проста: в сутках всегда 24 часа; чем больше мы произведем за эти 24 часа, тем больше в результате потребим. Производительность отчасти определяется природными ресурсами (в Канзасе растить пшеницу легче, нежели в Вермонте), но в современной экономике на производительность сильнее всего влияют технологии, специализация и навыки, и все эти факторы являются функциями человеческого капитала.

Америка богата, потому что труд американцев производителен. Сегодня мы живем лучше, чем когда-либо в истории цивилизации, потому что мы лучше, чем когда-либо, производим товары и услуги, в том числе все, что относится к здравоохранению и развлечениям. В основе всего лежит то, что, работая меньше, мы производим больше. В 1870 г. типичному семейству надо было затратить 1800 часов труда только для того, чтобы купить годовой запас продовольствия, необходимого этой семье. Сегодня для этого требуется около 260 часов труда. В течение XX в. средняя продолжительность рабочего года сократилась с 3100 до примерно 1730 часов. При этом реальный валовой внутренний продукт (ВВП) на душу населения — скорректированная на инфляцию мера того, сколько каждый из нас производит, — вырос в среднем с 4800 до 31 500 дол. По историческим стандартам ныне даже бедняки живут поразительно хорошо. Черта бедности сегодня проходит на уровне реального дохода, который век назад имели лишь те люди, которые входили в число самых богатых 10 % населения. Как однажды заметил Джон Мейнард Кейнс, «в долгосрочной перспективе производительность — это все».

Производительность — это понятие, которое лишает «гигантскую воронку», о которой говорил Росс Перо, эффекта всасывания. Перо рассуждает следующим образом: если мы откроем наши границы для свободной торговли с Мексикой, то миллионы рабочих мест переместятся через границу на юг. Почему бы какой-нибудь компании не перенести свои предприятия в Мексику, где средний мексиканский заводской рабочий получает лишь часть того, что зарабатывает американский рабочий? Ответ заключается в слове «производительность». Могут ли американские рабочие конкурировать с иностранными рабочими, заработки которых составляют половину заработков американских рабочих, если не менее того? Да, большинство из нас могут. Мы производим больше, чем производят мексиканские рабочие, во многих случаях намного больше, потому что мы лучше образованны, потому что мы здоровее, потому что у нас лучший доступ к капиталу и технологиям и потому что у нас более эффективные государственные институты и более совершенная государственная инфраструктура. Сможет ли вьетнамский крестьянин с двухлетним образованием выполнять вашу работу? Пожалуй, нет.

Разумеется, есть отрасли (например текстильная и обувная промышленность), в которых производительность американских рабочих не настолько велика, чтобы оправдать их сравнительно высокие заработки. Это отрасли, которые требуют сравнительно малоквалифицированной рабочей силы. Такая рабочая сила в США дороже, чем в развивающихся странах. Может ли вьетнамский крестьянин сшить баскетбольные туфли? Да, может — и за плату гораздо меньшую, чем минимальная заработная плата в США.

Хотя Росс Перо предупреждал о том, что большая часть американской экономики мигрирует в Гвадалахару, представители господствующего направления в экономической науке предсказывали, что Североамериканское соглашение о свободной торговле окажет ограниченное, но положительное воздействие на занятость в США. Какое-то количество рабочих мест действительно будет потеряно из-за мексиканской конкуренции, но большее их количество будет создано по мере того, как экспорт в Мексику будет возрастать. США уже почти десять лет живут в условиях действия Североамериканского соглашения о свободной торговле, и их опыт подтверждает вышесказанное. Экономисты считают, что влияние этого соглашения на общую занятость было позитивным, хотя и очень незначительным для экономики, подобной американской.

Будут ли наши дети жить лучше нас? Да, если их поколение будет производительнее нашего, как это было на протяжении всей истории США. Наш уровень жизни предопределяет рост производительности. Если производительность возрастает на 2 % в год, то ежегодно мы становимся на 2 % богаче. Почему? Потому что мы можем использовать те же факторы, вводимые в производство, и производить товаров на 2 % больше. (Или же мы сможем получить тот же объем продукции, использовав на 2 % меньше факторов, вводимых в производство.) Одна из самых интересных дискуссий, которые в настоящее время ведут экономисты, — это дискуссия о том, действительно ли американская экономика пережила резкое увеличение темпов роста производительности. Некоторые экономисты, в том числе Алан Гринспен, утверждают, что инвестиции в информационные технологии привели к постоянному увеличению темпов роста производительности. Другие (например Роберт Гордон из Северо-западного университета) полагают, что если интерпретировать данные надлежащим образом, то рост производительности существенно не изменился.