Глава четвертая. «Темные века» все еще правят человечеством, и глубина и нескончаемость этого господства только теперь становятся ясными

Что такое грабеж?

«Темные века» все еще правят человечеством, и глубина и нескончаемость этого господства только теперь становятся ясными. У этой средневековой тюрьмы нет ни стальных решеток, ни цепей, ни замков. Ее узников лишают свободы при помощи дезориентации и ложной информации.

Ричард Бакминстер Фуллер

Когда я читал эту цитату из его книги «Космография» (Cosmography), второй посмертной книги, вышедшей после «ГРАНЧа», мой мозг неотступно сверлила пугающая мысль о том, что мы продолжаем жить в «Темные века». Мне захотелось узнать об этом как можно больше. Я решил выяснить, как удается ГРАНЧу удерживать нас в этой средневековой тюрьме.

Читая книгу «ГРАНЧ гигантов», я словно складывал первую сотню деталей большого пазла из тысячи элементов. Сто деталей, содержавшихся в этой книге Фуллера, соединились с другой сотней деталей той же головоломки, сложенных для меня богатым папой многими годами ранее. Пазл начинал приобретать форму и наполняться смыслом. Я начал понимать, как крадут наше богатство посредством кражи наших же денежных средств.

В 1983 году я считал, что у меня есть уже около двухсот деталей пазла из тысячи элементов. Я видел, как складывалась картина, и хотел узнать больше. Впервые в жизни я чувствовал себя настоящим учеником. Меня переполняло желание учиться. И я знал, что не смогу научиться тому, чему необходимо, если буду сидеть сложа руки. Поэтому решил сделать то, что Фуллер сделал в 1927 году, – совершить скачок веры в неизвестное.

В: – Почему в неизвестное?

О: – Потому, что я не знал, что готовит мне будущее. Я думал лишь о том, что если Баки Фуллер сумел совершить свой гениальный скачок в неизвестное в 1927 году, то, может быть, и я должен (и смогу) сделать то же самое. Я был не слишком блестящим учеником в школе и подумал, что, возможно, сумею лучше проявить свои умственные способности в неизвестном.

В: – Что вами двигало? Зачем было менять хорошую жизнь на что-то неизвестное?

О: – Неприятие несправедливости. Я рос в чрезвычайно беспокойное время. В Америке 1960-е были годами массовых протестов против войны во Вьетнаме и расовых беспорядков.

В 1965 году я покинул свой родной полусонный городок Хило, штат Гавайи, и отправился в Нью-Йорк, в Академию торгового флота. Моим соседом по общежитию был молодой чернокожий мужчина, которого сегодня – соблюдая политическую корректность – мне следует называть не иначе как афроамериканцем. Том Джексон стал моим первым афроамериканским другом, потому что в Хило не было афроамериканцев. Он рассказывал мне о том, чего не было в ежедневных сообщениях о расовых беспорядках. Он рисовал совсем другую картину.

Мы все знаем о существовании расовой дискриминации. На Гавайях она тоже была: между белыми, с одной стороны, и азиатами и коренными гавайцами – с другой. Но она не шла ни в какое сравнение с той дискриминацией, которой подвергался мой друг Том.

В: – Так, значит, вами движет неприятие расовой дискриминации?

О: – И да, и нет. Дискриминация будет существовать всегда. Мною движет неприятие несправедливости.

После выпуска из Академии торгового флота в 1969 году я поступил в летную школу во Флориде, недалеко от Алабамы. Белый сокурсник по летной школе пригласил меня к себе домой в Бирмингем – город, находившийся тогда в эпицентре расовых беспорядков.

В: – И что вы там узнали?

О: – Что расовая дискриминация – это, по сути, финансовая дискриминация. Черные сражались за возможность улучшить свою жизнь. Из разговоров с другими людьми в Алабаме – как белыми, так и черными – мне стало ясно, что они вели борьбу за одно и то же – за лучшую жизнь.

Возможно, вы помните, что в то время протесты и беспорядки были связаны с интеграцией в учебных заведениях. Как черные, так и белые хотели лучшего образования для лучшей жизни.

В: – Так в чем, по-вашему, заключается несправедливость?

О: – Несправедливость заключается в отсутствии финансового образования в наших школах. Люди ходят в школу, чтобы добиться лучшей жизни, однако лишь немногим удается хоть что-нибудь узнать о деньгах.

В: – Но сегодня проблема остается все той же. Люди продолжают ходить в школу, но получают слишком мало знаний о деньгах. И это несправедливо, не так ли?

О: – Совершенно верно. Сегодня представители всех рас и социально-экономических классов: богатые, средний класс и бедные – ведут борьбу за деньги. Вот почему люди отчаянно стараются обеспечить своим детям самое лучшее образование: чтобы они смогли найти хорошую, высокооплачиваемую работу. Однако их дети все равно получат слишком мало или вообще никаких знаний о деньгах.

В: – Получается, что несправедливость – это…

О: – Несправедливость – это финансовое невежество. Сегодня почти у всех людей во всех частях мира крадут их богатство с помощью финансовой системы, то есть посредством их денег. И самое печальное заключается в том, что большинство из них этого не осознают. Основными средствами отъема богатства служат работа, сбережения и инвестиции в рынок ценных бумаг.

Боюсь, что если положение не изменится, то беспорядки 1960-х годов вспыхнут с новой силой, но на этот раз они будут возникать не на расовой почве.

Когда мне было 18 лет, Том Джексон, мой сосед по общежитию в Кингс-Пойнте, пригласил меня к себе домой в Вашингтон. Эта поездка потрясла меня до глубины души.

Другим сильным потрясением стала поездка на родину моего белого сокурсника в Бирмингем, штат Алабама, сразу после происшедших там расовых беспорядков.

Сегодня я вижу, как паника и бедность проникают во все уголки нашего общества. Я понимаю, почему в бедных районах больших городов так популярны профессии наркодилера и бандита. Преступления приносят больше денег, чем работа. А торговля наркотиками облегчает симптомы поразившей их болезни. Во всяком случае, наркотики и преступления позволяют людям обеспечить еду на столе и крышу над головой.

Сегодня эта болезнь проникла во все слои нашего общества. Проблемы денег и невежества распространяются без всякой дискриминации. Отсутствие финансового образования – это и есть главная несправедливость. И книга «ГРАНЧ гигантов» разожгла во мне желание узнать об этом как можно больше. Прав был Фуллер, когда сказал:

Вы не можете узнавать меньше. Вы всегда узнаете больше.

Вот почему в 1984 году мы с Ким совершили свой скачок веры. Мы действительно не знали, что делать. Единственное, что мы знали, так это то, что нам необходимо что-то делать.