Порождаемые специальными фильтрами мышления.

Среди важнейших философских понятий, на которых держатся основы нашего мировоззрения, понятия “пространство” и “время” находятся на особом положении. Многие великие мыслители старались проникнуть в сущность этих понятий. И, хотя даже ребёнку интуитивно ясно, что такое пространство и время, но попытки мыслителей выразить словами эту ясность не дают удовлетворительных формулировок. Что-то важное непременно ускользает, и даже несколько томов комментариев не помогают ухватить это ускользнувшее нечто.

Ситуация сложна ещё и тем, что пространство и время недоступны нам на опыте непосредственно. Никто никогда не измерял пространство, а измеряли длины, площади, объёмы. Аналогично, никто никогда не измерял время, а измеряли длительности. Это делалось так: выясняли, сколько раз вдоль забора уложится эталонный метр или сколько раз от звонка до звонка протикают эталонные часы. Получали соотношения между длинами да между длительностями – и ничего сверх этого, никаких прикосновений к пространству и ко времени!

Рассуждая непредвзято, мы должны сделать вывод: ни один эксперимент не подтверждает того, что пространство и время являются объективной реальностью. Сразу приходит крамольная мысль, а не являются ли пространство и время реальностью субъективной, т.е. порождением самого мыслящего субъекта? Причём, мыслящего не свободно!

Действительно, интуитивная ясность, но невозможность сформулировать – сопоставление этих симптомов наводит на подозрение о том, что в вопросе о сущности пространства и времени мы имеем дело с работой какого-то специального ограничителя нашего мышления. Известно ведь, что свои ограничители имеют как восприятие, так и мировоззрение субъекта. Например, фильтры восприятия, а также предубеждения насчёт того, “что может быть, а чего не может быть”. Поэтому неудивительно, что мышление субъекта также имеет ограничители, которые мы будем называть фильтрами мышления.

Происхождение фильтров мышления очень простое. Всё наше мышление организовано алгоритмически, и каждый алгоритм, по которому мы мыслим, уже сам по себе является фильтром мышления, поскольку, когда он работает, субъект мыслит именно так, как предписывает этот алгоритм, и не иначе. Заметим, что субъект волен в широких пределах перенастраивать свою систему фильтров мышления, как и наборы фильтров восприятия и предустановок в мировоззрении. Однако, что касается фильтров мышления, связанных с сущностью пространства и времени, то создаётся впечатление, что над этими фильтрами субъект не властен.

Если это действительно так, то это означает, что пространственно-временные фильтры внедрены в наше мышление очень прочно. Фактически, они участвуют в формировании всех наших мыслей. Другими словами, мыслить в обход этих фильтров мы не можем. И такое положение вещей не лишено смысла!

В самом деле, этот смысл проясняется, если допустить, что пространственно-временные фильтры были намеренно установлены в мыслительные процессоры людей для того, чтобы максимально приспособить их мышление к реалиям физического мира, в котором живут и действуют их физические тела. Уже младенцы, учась ориентироваться в обстановке, начинают различать, что такое “здесь”, а что такое “там”, да не просто “там”, а “близко” или “далеко”, а также что такое “сейчас” и “не сейчас”, да не просто “не сейчас”, а “до” или “после”, причём если “после”, то “скоро” или “не скоро”. Выражаясь на жаргоне программистов, пространственно-временные фильтры в мышлении субъекта создают максимально дружественную к пользователю среду, в рамках которой пользователь, т.е. субъект, формулирует свои суждения, поскольку эта среда максимально адекватно соответствует законам бытия на физическом уровне реальности.

О том, что всё это похоже на правду, свидетельствует такой факт. Все те, кто в изменённых состояниях сознания пережили опыт бытия на иных уровнях реальности, в один голос утверждают, что на тех уровнях наши привычные представления о пространстве и времени совершенно непригодны. В качестве дополнительной иллюстрации этого факта можно привести следующую весьма грубую аналогию с участием персонального компьютера, в котором физическому уровню реальности соответствует картинка на мониторе, а программному уровню реальности – содержимое твёрдого диска. Обитатель мирка виртуальной реальности, нарисованного на экране монитора, хорошо знает, что такое “близко”, а что такое “далеко”. Чтобы попасть из одного места монитора в другое, надо тащиться по пикселям, причём, чем по большему их числу, тем, стало быть, дальше.

Но, хотя на твердом диске находится в зашифрованном виде всё происходящее на мониторе, тем не менее, мониторный подход там уже не работает. Твёрдый диск размечен на секторы – небольшие области, в которые записываются фрагменты файлов. Один файл может быть записан на нескольких секторах, расположенных в самых различных участках твёрдого диска. Файлы, которые формируют на мониторе далеко разнесённые объекты, на твёрдом диске могут одними своими фрагментами соседствовать, а другими – нет. То есть, понятия “дальше” и “ближе” для твёрдого диска – и, соответственно, для программного уровня реальности – не имеют смысла. Так и выходит, что мышление, хорошо приспособленное к реалиям физического уровня, не может адекватно судить о реалиях программного уровня.

Кроме того, пространственно-временные фильтры мышления, обеспечивающие эту хорошую приспособленность, играют с нами следующую шутку. Как отмечалось выше, ни одно наше суждение не идёт в обход этих фильтров. Да и более того, наши представления о пространстве и времени – это, фактически, и есть эти самые фильтры. Таким образом, пытаясь проникнуть в сущность пространства и времени, мы пытаемся заставить свой мыслительный инструмент исследовать самого себя; пытаемся сделать так, чтобы в роли познаваемого объекта выступил сам познающий субъект.

Но такое задание является непосильным, если исследовательским инструментом является алгоритм или программа. Исследовательская программа принципиально не может исследовать сама себя. Она может исследовать лишь нечто внешнее по отношению к ней, иначе она будет сбоить непредсказуемым образом. Вот почему для того, чтобы корректно совместить познаваемый объект с познающим субъектом, т.е. чтобы исследовать себя самого, требуется выйти за рамки программ, а значит, и за рамки мышления. Требуется пережить духовный взлёт. Те, кому это удавалось, испытывали просветление. Неспроста среди множества методик, нацеленных на достижение просветления, имеются следующие: ученику даётся задание услышать (или увидеть) самого себя. “Познай себя! ” – это универсальный девиз всех, кто жаждет духовного роста.

Несомненно, что среди тех, кто размышлял о сущности пространства и времени, кому-то удалось подняться над своим мышлением и испытать просветление. Но они не написали книг. То, что им открылось – это “слова неизреченные”. Книги же о сущности пространства и времени написаны теми и для тех, кто выносит суждения, предписанные пространственно-временными фильтрами мышления. И, конечно, писатели и читатели не виноваты в том, что эти фильтры, если их направить на фильтрацию самих себя, могут выдать на выходе лишь какую-нибудь “мудрость мира сего”.

Интересно проследить за основными вехами в истории углубления этой “мудрости”. Подметив, что всё наше мышление происходит в рамках представлений о пространстве и времени, многие философы сделали отсюда вывод, что пространство и время – это всеобщие формы бытия всего сущего.

Физики высоко оценили этот подарок. До Эйнштейна у них были лишь представления о пространстве и времени, но не было теорий пространства и времени, так как все они ещё понимали, что пространство и время не являются физической реальностью. Но обнаружились серьёзные проблемы в физической картине мира, и, чтобы свести концы с концами, Эйнштейн сказал: “Да, мы не понимаем, что такое пространство-время, но допустим, что оно может искривляться”. Это, мягко говоря, не прибавляло понимания, но поражало своей смелостью. Ведь с учётом того, что мы пытались здесь изложить, заявлено было, фактически, следующее: “Нас не устраивают наши пространственно-временные фильтры мышления”, которые, как мы помним, максимально адекватно соответствуют реалиям физического мира.

Следовательно, допущение искривления пространства-времени для разрешения некоторых теоретических проблем – это всего лишь допущение соответствующего искривления мышления. И если крайняя степень искривления пространства-времени заключается, как говорят теоретики, в образовании “чёрной дыры”, то следует чётко понимать, где образуется эта “чёрная дыра”. Ведь никаких искривлений на физическом уровне реальности при этом нет.

Физики могут возразить, что искривление пространства-времени наблюдается на опыте. Это неправда. На опыте, как мы уже говорили, наблюдаются физические факты, например, изменение темпа тиканий конкретных часов; а искривление пространства-времени – это всего лишь одна из возможных интерпретаций этих фактов, причём интерпретация не самая лучшая, ибо нелепая.

К сожалению, те физики, которые честно признавались, что не понимают, что такое искривление пространства-времени, оказались в меньшинстве. Зато любители спекуляций взвыли от восторга. Ведь если пространство-время способно искривляться, то почему бы его не наделить ещё какими-нибудь интересными свойствами? Например, вроде тех, что у пространства измерений на самом деле больше, чем три, а у времени их больше, чем одно. Просто для нас эти избыточные измерения якобы “свёрнуты”. Подобные, а также другие, самые буйные фантазии геометров-топологов обсуждались на полном серьёзе. Наконец, был поднят вопрос: если физики долго и упорно обсуждают теории пространства-времени, то что могут описывать эти теории, как не физическую реальность? И статус физической реальности пространству-времени был присуждён – со всеми вытекающими последствиями, из которых главным является наличие энергии у пространства-времени.

Требования к теориям пространства-времени повысились. Теперь уже мало допускать искривления, теперь надо ещё разъяснять вопросы с энергией: откуда она берётся, да что собой представляет, да можно ли её использовать для практических нужд… И вот, поток этих разъяснений не иссякает и по сей день. Одни теоретики берут энергию пространства-времени с потолка, другие высасывают её из пальца, третьи – предлагают какие-то альтернативные источники… Любой желающий может попробовать внести сюда свою лепту.

Ведь, пока мы мыслим, пространственно-временные фильтры мышления работают, а это и означает, что время течёт, а пространство простирается.

Осторожно: нечаянная магия!

Магию здесь будем понимать в узком смысле: как направленное на неодушевлённый предмет информационное воздействие, которое является нефизическим, но приводит к физическим следствиям. Для простоты изложения, ещё сильнее сузим его рамки. В качестве мишеней для магического воздействия будем рассматривать лишь технические устройства с электронными цепями управления.

Материалистическая наука магию в упор не видит, соорудив себе для этого замечательные шоры на глазах. Но факты есть факты. Например, технические возможности самолёта ограничены, и экспертам хорошо известно, что в такой-то и такой-то ситуации самолёт должен неминуемо погибнуть. Но вот, лётчик относится к самолёту как к живому существу, с любовью – и происходит поразительное. В экстремальной ситуации самолёт проявляет запредельные, “физически невозможные” чудеса живучести.

Ещё пример. В ЭВМ находится программочка, для работы которой требуется выполнить несколько простейших операций с клавиатуры. Хоть поверьте, хоть проверьте: два пользователя (один спокойный, а другой сильно нервничающий и мысленно проклинающий эту ЭВМ) по очереди нажимают одни и те же клавиши, в одной и той же последовательности. При этом у первого пользователя программочка работает нормально, а у второго она сбоит.

Сталкиваясь с подобного рода явлениями, рассудок обычно изо всех сил старается не заметить в них причинно-следственных отношений, а списать всё на невероятные совпадения, везение-невезение и т.п. Такое поведение рассудка обусловлено мощным психологическим барьером, для преодоления которого требуется допустить, что нематериальная мысль способна влиять на работу материальных устройств и, в частности, на алгоритмы, жёстко “зашитые” на материальном носителе.

Как ни парадоксально это допущение, оно, как нам представляется, вполне вписывается в концепцию о том, что физический уровень реальности существует благодаря программному уровню реальности. Действительно, если уж существование физических объектов обусловлено программной, т.е. нефизической, реальностью, то ясно, что физические объекты так или иначе способны воспринимать программные воздействия. Вопрос заключается лишь в том, каким образом это происходит.

Попытаемся ответить на этот вопрос. Для этого несколько расширим терминологию. “Зашитые” на материальном носителе алгоритмы, которыми управляется материальное устройство, будем называть материальным софтом этого устройства (на жаргоне программистов “софт” означает “программное обеспечение”). Программы с программного уровня реальности, формирующие объект на физическом уровне, будем называть твёрдым софтом этого объекта. Программы же с программного уровня реальности, которые способны управлять сформированным физическим объектом, будем называть мягким софтом этого объекта.

В рамках такой терминологии, неодушевлённые устройства и физические тела одушевлённых существ формируются на физическом уровне своими твёрдыми софтами, но к телу каждого одушевлённого существа подключен ещё и мягкий софт – душа. Благодаря этому подключению, магическое воздействие на живое тело возможно через соответствующее воздействие на его душу. Собственно, оживление тела душой – это тоже ни что иное, как магия. Но нас сейчас интересует природа магического воздействия на неодушевлённые устройства, к которым не подключен мягкий софт. Такие устройства, казалось бы, должны воспринимать лишь физические воздействия. Однако, люди иногда так взаимодействуют с неодушевлённым устройством (на уровне мыслей, да ещё с яркой эмоциональной окраской) что умудряются, более или менее удачно, подключать это устройство к своей душе и, таким образом, магически влиять на его функционирование.

Проиллюстрируем это на примере устройства с электронным управлением, которое имеет встроенный материальный софт. Воздействовать на устройство можно, если вклиниться в этот материальный софт. Душа не способна воздействовать непосредственно на материальный софт. Тем не менее, она способна воздействовать на него через посредника, который всегда существует. Этим посредником является тот твёрдый софт, который обеспечивает существование материального носителя, на котором находится материальный софт рассматриваемого устройства. Таким образом, вырисовывается следующая цепочка, по которой осуществляется магическое воздействие: душа мага, т.е. мягкий софт – твёрдый софт – материальный софт – техническое устройство.

Фактически, мы только что изложили секрет магии. Но следует уточнить, что магическое вмешательство в работу неодушевлённого устройства может быть намеренным, а может быть и нечаянным.

Способы намеренной магии можно подразделить на две группы. Во-первых, маг может самостоятельно подключить свою душу к неодушевлённому устройству. Но для этого маг должен в совершенстве знать и уметь удерживать в своих мыслях всю связующую цепочку. Во-вторых, что технически гораздо проще, можно использовать готовые пакеты программ, которые автоматически осуществляют магическое воздействие – пользователь лишь должен сформулировать желаемый результат.

О том, что такие пакеты программ существуют, свидетельствуют сказания едва ли не всех народов мира. Доступны такие пакеты не каждому. Для их активации требуется знать специфическое заклинание или действие, т.е. “ключ”. Иногда “ключ” становился известен какому-нибудь простому парню, и он получал в своё распоряжение могучего слугу, не обременённого морально-этическими ограничениями. Интересно отметить, что при всём своём могуществе слуга мог выполнить лишь достаточно стандартный набор повелений, а в результате хитренького повеления “Сделай то, чего не может быть! ” – надёжно зацикливался. Что типично для программ.

Теперь, наконец, обратимся к заглавной теме, к нечаянной магии, при которой “маг” обычно даже не подозревает о своей роли. Случаи подключения души оператора к машине через любовь к этой машине, в результате чего техника демонстрирует сверхвозможности, по нынешним временам являются редкостью. Гораздо чаще подключение происходит на основе такого взаимодействия оператора с машиной, при котором оператор, что называется, эксплуатирует машину для достижения каких-то своих целей. При этом нечаянные магические воздействия могут происходить в результате сильных душевных переживаний оператора, причём неважно, негативных или позитивных. Душевные всплески оператора, не несущие конструктивной информации для машины, могут вносить лишь помехи в её нормальную работу. Как и всплеск злобы, всплеск радости у оператора способен навести помеху в материальном софте и создать аварийную ситуацию. Давно подмечено, что неуравновешенным людям опасно садиться за руль или за штурвал.

Наконец, к наиболее тяжёлым последствиям приводит нечаянная магия, порождаемая чьим-то негативным отношением к самой машине. Проклятия по адресу машины могут способствовать генерации таких сбоев в её материальном софте, которые гарантированно приведут к катастрофе. Кто знает, сколько самолётов и кораблей погибло из-за “человеческого фактора”. Только не из-за просчётов разработчиков, не из-за брака изготовителей, не из-за неверных действий экипажа, а из-за сбоев в материальном софте, наведённых чьими-то проклятиями.

Причём, важно подчеркнуть следующее. Техника сейчас всё более компьютеризируется. Всё большую часть управления забирают у операторов и доверяют процессорам, которые к тому же делаются всё более и более миниатюрными. В результате такой компьютеризации облегчается губительное магическое воздействие на технику. Ведь, чем в большей степени техника контролируется материальным софтом, и чем эфемернее становится материальный носитель этого софта, тем с меньшими энергозатратами можно нанести точный магический удар.

Прогресс в высоких компьютерных технологиях, который так дорого обходится цивилизации, ведёт к неминуемому краху, ведь по ходу этого прогресса компьютеризированную технику становится всё проще выводить из строя магическими средствами. Современный линкор, напичканный микропроцессорами, гораздо лучше защищён от ракетной атаки, чем парусный фрегат, но, по сравнению с парусником, этот линкор гораздо более уязвим для магической атаки. Атомная электростанция может проектироваться так, чтобы выдержать падение авиалайнера, но она остаётся беззащитна перед магическим воздействием, которое способно заблокировать ключевые процессоры и, таким образом, спровоцировать катастрофу.

И увы, самодовольная материалистическая наука не поможет защитить свою опасную технику от магического воздействия. Никакими материальными экранами от него не отгородиться. Информационный удар наносится не сквозь физический уровень реальности, а сквозь программный. А с программного уровня все физические объекты равнодоступны, как равнодоступны для электронного луча все люминофорные точки на экране электронно-лучевой трубки.

О том, насколько это всё серьёзно, говорят чрезвычайные происшествия с характерным сценарием, время от времени разворачивающимся на военных базах, на боевых самолётах и кораблях. По непонятным причинам вдруг блокируется работа электроники, а через некоторое время эта работа так же неожиданно возобновляется. И поди разберись, идут ли испытания современного магического оружия или его боевое применение. Впрочем, это уже не из области нечаянной магии…

У компьютера ум за разум не зайдёт!

Сущность мышления до сих пор остаётся тайной за семью печатями для официальной науки. Не обладая знанием, эта наука ухитряется спекулировать на своём незнании. Она называет мышлением переработку информации и делает впечатляющий публику вывод: поскольку компьютеры, якобы, также перерабатывают информацию, то компьютеры-де способны мыслить!

Мы собираемся проиллюстрировать наивность этих притязаний, подхлёстывающих бурное развитие информационных технологий. Конечно, мощь иных информационных воздействий, например, позволяющих манипулировать огромным числом людей или вызывающих вирусные эпидемии, хорошо известна, и сегодня мало кто сомневается в реальности информационных воздействий. Но, поскольку официальная наука признаёт лишь физическую реальность, то и информацию она рассматривает как физически реальную силу. В таком случае наука обязана дать объективную меру количества информации.

Чтобы сконструировать эту “объективную меру”, наука предпринимала неимоверные усилия, пытаясь хоть как-то связать понятие информации с какой-либо действительно объективной величиной. Наиболее популярен подход, при котором информацию исчисляют с привлечением теории вероятностей. Но, поскольку понятие “вероятность”, в смысле объективности, само оставляет желать лучшего, то над результатами вероятностного подхода порой смеются даже дети.

Один физик пытался рассказать своей дочурке про измерение информации, и начал он с традиционного примера с игральным кубиком. Мол, если кубик сделан правильно, то вероятности выпадения каждой из цифр равны, и сообщение о том, что выпала единичка, содержит столько же информации, как и сообщение о том, что выпала любая из других пяти цифр… “Папуля, – перебила его дочка, – а если кубик сделан неправильно, но ты про это не знаешь? ” Папуля испытал шок. Он понял, что количество информации в сообщении, как ни крути, зависит от степени предварительной осведомлённости получателя!

Аналогично обстоят дела во всех разделах науки, где информация математически строго увязана с вероятностью. Возьмите статистическую физику. В ней считается, что чем более вероятно состояние системы, тем меньше информации содержит сообщение о том, что система находится в этом состоянии, и наоборот. Для такого подхода требуется заранее знать весь спектр состояний системы с вероятностями каждого из них. Другими словами, сначала нужно изучить систему вдоль и поперёк, и лишь затем можно будет наслаждаться знанием количества информации в сообщении о том, в каком состоянии система нынче пребывает.

И здесь количество информации в сообщении зависит от каких-то предусловий, связанных с получателем – от того, насколько хорошо получатель знает систему. Впрочем, ещё дальше пошли специалисты по “квантовой информации” и “квантовым вычислениям”. Мало того, что состояния квантовой системы реализуются с присущими им вероятностями. При тестировании квантовой системы с целью узнать её состояние, правильность результатов этого тестирования, в свою очередь, является вероятностной величиной. Выходит, что количество “квантовой информации” – величина не просто необъективная. Она, если можно так выразиться, необъективна в квадрате.

Заметьте, что пока речь шла о системах, все состояния которых заранее известны. Что же касается эволюционирующих систем, то здесь вероятностный подход исчисления информации терпит уже полный крах. Несмотря на то, что вероятности состояний эволюционирующей системы не определяются корректно, теоретики рискуют делать выводы о направлении, в котором система, якобы, должна эволюционировать. И вот, в рамках статистической физики в системе должны уменьшаться упорядоченность и увеличиваться хаос, а в рамках модной сегодня синергетики – всё должно происходить наоборот. Вопрос на засыпку: сколько информации содержат два отрицающих друг друга утверждения?

Ладно, скажут нам, давайте поговорим об информации не в свете отвлечённых физических теорий, а в применении к нашим любимым игрушкам – компьютерам. Объёмы сообщений, перекачиваемых по компьютерным сетям – это ли не объективные количества информации? Отправитель, мол, отправляет три мегабайта, а получатель эти же три мегабайта получает, не так ли?

Да, действительно, объёмы компьютерных сообщений объективны. Но не следует забывать, что эти объёмы характеризуют не количество информации в сообщениях, а количество ячеек машинной памяти, которые они занимают. Не будем же мы настолько смешны, чтобы утверждать, что один мегабайт “нечитаемой” абракадабры содержит столько же информации, сколько и один мегабайт текстов любимых поэтов.

Но тогда следует называть вещи своими именами. Компьютеры передают и перерабатывают не информацию, а всего лишь реестры состояний своих ячеек памяти. Вот эти-то реестры объективны. Что же касается рецепта объективного измерения количества информации, то и здесь он оказывается недействительным.

Таким образом, официальная наука, несмотря на все старания, до сих пор не смогла выработать объективной и однозначной меры количества информации. Значит, ничем не подкрепляется тезис о том, что информация является физической реальностью.

И это неспроста. Как нам представляется, мало чего стоят рассуждения об информации, в которых не принимается во внимание программная реальность. Ибо информация не тождественна информационному сообщению. Информация – это смысловое содержание сообщения. При таком определении информации, её необъективность очевидна: кто видит больше смысла, тот получает больше информации.

При этом, кстати, мощь информационного воздействия отнюдь не скоррелирована с глубиной смыслового содержания, которое усматривает получатель. Достаточно упомянуть про феномен подпороговых воздействий, которые получателем даже не осознаются. Поэтому термин “информационное воздействие” представляется нам неудачным, предпочтительнее выглядит термин “программное воздействие”.

Обратим внимание, что “смысловое содержание” качественно несводимо к реестрам содержимого компьютерных ячеек: компьютеры не осмысливают это содержимое. В отличие от компьютеров, мыслящие биологические существа оперируют исключительно осмысленными понятиями. Для неодушевлённой машины осмысление совершенно чуждо потому, что таинство осмысления происходит именно в душе мыслящего существа, как и само мышление. Официальная наука этого не признаёт. Она до сих пор упорно цепляется за догмат о том, что мышление происходит в головном мозге. И, конечно, она не афиширует факты, опровергающие этот догмат.

Вспомним, что нейрофизиологи составили подробную карту мозга: какая его область обеспечивает работу такого-то органа или такой-то части тела, а также на какие области следует воздействовать, чтобы спровоцировать ту или иную рефлекторную реакцию. Однако, областей мозга, ответственных за рассудок, память, и, в конечном счёте, за мышление, ещё никому не удалось обнаружить. Бесхитростная же идея о том, что “высшую психическую деятельность” обеспечивают не какие-то части мозга, а весь мозг целиком, тоже не подтверждается практикой.

Например, в ряде случаев на рассудке и памяти практически не сказываются тяжелейшие травмы, в результате которых пострадавший теряет до четверти своего “органа мышления”. Ещё более показательны случаи, в которых фигурируют врождённые аномалии или прогрессирующие патологии мозга. Так, “ при вскрытии Ленина врачи, к великому своему ужасу, обнаружили, что одно полушарие ленинского мозга не работало с рождения. Второе полушарие было покрыто известковыми образованиями в такой степени, что было совершенно непонятно, как вождь мирового пролетариата жил не только последние годы, но и вообще, поскольку должен был умереть ещё в детстве ” (И.Бунич. Золото партии). Впрочем, что там напасти, поражающие мозг, который всё-таки остаётся в черепной коробке! Известны случаи (Н.Непомнящий. Люди-феномены), когда по своему поведению мало чем отличались от окружающих люди, не имевшие правого полушария мозга, или у которых даже… мозг отсутствовал полностью!

Не довольно ли? В предыдущих статьях мы уже говорили о назначении головного мозга, а также о том, что мыслительные процессы протекают исключительно на программном уровне реальности, где и находятся наши органы мышления, которые входят в состав наших душ. Именно нахождение на программном уровне реальности даёт нашим органам мышления особые преимущества по сравнению с любыми рукотворными “умниками”. Чтобы оценить эти преимущества, изложим принципы, по которым, как нам представляется, организовано наше мышление.

У личности или субъекта мышление является инструментом для решания разнообразных задач. Мышление ищет пути достижения формулируемых целей, оперируя некоторыми модельными представлениями о реальности. Минимальной единицей этих модельных представлений является осмысленное понятие или концепт.

Именно из концептов выстраивается мировоззрение, где они упорядочиваются по принципам, главным из которых является иерархический. Концепты более или менее удачно отражают кусочки реальности – объекты, свойства, процессы, взаимодействия…

Концепт – это своеобразная иллюзия, секрет которой заключается в следующем. Субъективное восприятие кусочка реальности отождествляется с тем, что именно такой “кусочек” существует объективно, на самом деле. Такое отождествление – это и есть осмысление понятия, порождающее концепт, т.е. иллюзию из числа тех, которыми оперирует наше мышление. И нас не должно смущать то обстоятельство, что мышление основано на иллюзиях, ведь любая модель является, в сущности, иллюзией.

Так вот, мышление оперирует концептами, а также блоками концептов. Причём, если блок концептов используется из раза в раз, то для него, скорее всего, будет сформирован собственный концепт. Так или иначе, мысль всегда является совокупностью концептов, связанных между собой по определённым правилам.

Впрочем, сегодня мало кто из людей осознанно оперирует концептами. По ходу истории вырабатывались и эволюционировали знаки или символы концептов, благодаря чему мы имеем сейчас такие феномены, как речь и письменность. Соответственно, люди генерируют и воспринимают мысли, используя эти знаки.

Различные языки – это различные системы знаков. И для точного перевода текста с одного языка на другой необходимо, чтобы все концепты, обозначенные в исходном тексте, имели свои знаки в языке, на который его требуется перевести.

Следует добавить, что при образном типе мышления образы тоже являются ни чем иным, как знаками, правда, довольно-таки специфическими. Но, в сущности, образное мышление – это тоже мышление знаковое.

Впрочем, любое знаковое мышление никоим образом не отменяет того, что сама-то мысль – это совокупность концептов, а не их знаков. Поэтому восприятие чужой мысли, в которой использованы знакомые концепты, иногда достаточно для понимания этой мысли. Действительно, феномен “чтения мыслей” возможен не только между представителями одного рода-племени. Бывает, что разноязычные собеседники читают и понимают мысли друг друга даже тогда, когда каждый из них знает только свой язык – и ни слова из чужого.

Кроме того, хорошо известно (особенно тем, кто не относится к животным с предубеждениями), что животные читают и понимают даже у незнакомых людей некоторые мысли, которые никак не были проявлены внешне. Как ни смешно было ставить специальные опыты по выявлению у животных этой способности, они время от времени ставились. Например, глядя в глаза смышлёной проголодавшейся собачке, экспериментатор мысленно формулировал довольно сложную последовательность действий, которую ей предстояло самостоятельно выполнить в соседней комнате. В ряде случаев собачки блестяще справлялись с такими мысленно сформулированными заданиями.

И уж если животным доступно понимание некоторых мыслей людей, то и людям доступно понимание некоторых мыслей животных. Так, для эскимосов канадской тундры большим подспорьем является волчий телеграф. На языке завываний волки могут по цепочке передавать на огромные расстояния сообщения, например, о передвижениях оленьих стад, и эскимосы тоже пользуются этими ценными оперативными сведениями. Уроки волчьего языка выглядят, например, так. Отец, великий шаман, оставляет своего сынишку на сутки в волчьем логове. Там он играет с волчатами (!), взрослые волки его не трогают. После суток, проведённых в волчьем логове, мальчуган понимает язык волков (Ф.Моуэт. Не кричи: “Волки! ”).

С учётом вышеизложенного, такое понимание возможно в рамках, обусловленных совокупностью тех концептов, которые одинаковы у волка и у эскимоса. Но как происходит необходимое для понимания отождествление концептов животных и людей? А точно так же, как и отождествление концептов разных людей. Проиллюстрируем это на примере концепта, моделирующего какой-либо кусочек физической реальности, скажем, общеизвестного концепта, который мы называем словами “пища, еда”.

Вспомним, что вся физическая реальность обусловлена работой пирамиды формирующих программ на программном уровне реальности. Оба этих пласта реальности являются реальностью объективной, не зависящей от того, насколько верно её отражают концепты мыслящего субъекта. Но если концепт отражает нечто действительно объективно сущее на физическом уровне, то этот концепт оказывается связан с формирующими программами, благодаря которым это нечто существует. Поэтому, для сравнения концептов сравниваются наборы формирующих программ, которые с ними связаны. Если из двух наборов, связанных с двумя концептами, найдётся одна и та же формирующая программа, значит на уровне этой программы концепты совпадают. Действительно, хотя пищевые рационы людей и волков различаются, под “едой” они понимают, в сущности, одно и то же.

Зато иные теоретики эксплуатируют свой ум следующим образом. Они изобретают “непостижимой красоты” концепты, которые имеют лишь тот недостаток, что не соответствуют ничему из объективной реальности. Ясно, что такие концепты не связаны ни с какими формирующими программами. Поэтому неудивительно, что подобную “красоту” никто не понимает, да и критерии объективной оценки подобной мыслительной деятельности отсутствуют. Вот и мучаются те, кто пытается разобраться в трудах этих горе-мыслителей: “Ну, такое нагородил! Совершенно неясно – гений это или безумец! ” Как можно видеть, концепции этих “то ли гениев, то ли безумцев” практически неуязвимы для критики, поэтому некоторые из них становятся настоящими находками для официальных наук и религий.

Следует добавить, что совпадение концептов у собеседников не всегда достаточно для взаимопонимания. Однако же, мы не усматриваем препятствий для того, чтобы любые два мыслящих существа понимали друг друга, если, помимо одинаковых концептов, они имели бы одинаковую логику, или, если угодно, здравый смысл, т.е. правила, по которым концепты можно связывать друг с другом.

В мировоззрении субъекта содержатся не только концепты, но и то, что мы будем называть условными связками и условными развязками. Наличие условной связки между двумя концептами означает, что они могут быть соединены, что дало бы либо двухконцептную мысль вроде “я иду”, “небо голубое”, либо часть мысли, в которой использованы ещё и другие концепты.

Напротив, наличие условной развязки между концептами означает, что они не могут быть соединены. Формальная логика основана именно на правилах установления связок и развязок. Например, если А связано с В, а В связано с С, то А может быть связано с С и т.д.

Условные развязки стоят не только между понятиями и их отрицаниями. Они, по-видимому, обеспечивают весь пласт представлений на тему “не может быть”, например, “коровы не летают”, “я не дурак” и т.п. Условные развязки дают возможность моментального выявления противоречий в мыслях. Формулируя умозаключение, субъект натыкается на условную развязку, которая уже заранее установлена. Для этого-то каждый новый концепт не просто добавляется в мировоззрение, а встраивается в него, с установкой соответствующих связок и развязок, что и задаёт возможные мысли, в которых этот концепт может быть использован.

Следует подчеркнуть, что условные связки и развязки определяют лишь возможные мысли, в реальных же мыслях используются, так сказать, реальные связки, которые мы будем называть просто связками.

Благодаря использованию связок, память субъекта не занимает отдельного объёма программной реальности. Его память – это те же концепты и связки между ними. Логично предположить, что и кратковременная память также не занимает отдельного объёма по отношению к памяти долговременной, поскольку эта проблема может быть решена всего лишь изменением статуса связок. Связки могут быть “временными” или “постоянными”.

Такая организация памяти позволяет реализовать принципы настолько эффективной работы, которая является запредельной для компьютеров. Прежде всего, в памяти субъекта отсутствуют аналоги того, что компьютерщики называют термином “файл”, т.е. обособленный пакетик машинной памяти. Говоря о памяти субъекта, мы будем использовать термин “конструкт”, под которым будем понимать совокупность мыслей, ассоциативно связанных по какому-либо признаку. Например, конструкт события, это те мысли, которые описывают, что “тогда-то и там-то при таких-то обстоятельствах произошло то-то и то-то, причём я принял в этом такое-то участие и напереживался вот так-то”. Или конструкт объекта – это мысли, которые описывают свойства этого объекта, его место в мироздании, способы взаимодействия с ним, вызываемые им переживания и т.д.

В чём конструкты выигрывают по сравнению с файлами? Файлы, как обособленные пакетики машинной памяти, не пересекаются друг с другом. Наоборот, конструкты, в которых задействованы одни и те же концепты, взаимопроникают друг в друга. Это взаимопроникновение конструктов – характерная черта памяти субъекта. Чем больше ассоциативных связок в ней установлено, тем она надёжнее и эффективнее.

Так, в процессе научения ассоциативные связки просто творят чудеса. Разобравшись в одном вопросе, ученик обнаруживает продвижение и в других вопросах, ассоциативно связанных с первым! Да и при поиске в памяти субъекта, т.е. в процессе вспоминания, ассоциативные связки играют ключевую роль.

Чтобы её оценить, напомним, как осуществляется поиск в компьютерной памяти. Чтобы добраться до одного-единственного слова, которое, предположительно, имеется в хранящихся текстах, требуется просмотреть всё содержимое соответствующих файлов. В памяти же субъекта поиск ведётся не по всему содержимому, а лишь вдоль готовых цепочек ассоциативных связок, причём начало эти цепочки берут от той мысли, которая – пусть даже туманно – формулирует то, что требуется вспомнить.

Чем сложнее задача, тем ярче проявляются преимущества ассоциативно организованной памяти. В качестве примера можно привести задачу распознавания образов. Обычно люди за доли секунды узнают знакомое лицо. И неважно, что оно припухло или осунулось, что у него откуда-то синяк под глазом и т.д. По логике же компьютера, если образ изменился, значит, это уже другой образ. Непонятно, как можно научить машину отличать главное от второстепенного, ведь она оперирует не осмысленными понятиями и не их знаками, а лишь содержимым своих бинарных ячеек памяти.

Предписания, по которым компьютер выполняет эти операции, выглядят примерно так: “Произвести считывание состояния ячейки номер такой-то. Затем перевести в такое же состояние другие ячейки, с номера такого-то по такой-то и т.д.” Давать указания машине на подобном языке машинных кодов – это искусство, недоступное для широкого круга программистов. Поэтому в программировании широко используются “языки высокого уровня”, требующие программу-транслятор, т.е. переводчика на язык машинных кодов. Программу на языке высокого уровня следует рассматривать как плод знакового мышления программиста. И далее транслятор превращает эти знаки (минуя уровень осмысленных понятий!) в директивы, управляющие процессором.

Таким образом, вновь подтверждается, что при работе “искусственного интеллекта” уровень осмысленных понятий вовсе не задействован. Значит, вопрос о том, может ли машина мыслить, попросту неуместен: машина вообще не имеет дела с мыслями. Наше же мышление, с учётом вышеизложенного, организовано так, что здесь “язык высокого уровня” и “язык машинных кодов” – это, фактически, одно и то же, так что необходимость в трансляторе отпадает. Действительно, достаточно сформулировать мысль в знаковой, словесной, форме и “дословный” перевод этой мысли на “язык концептов” сразу же готов для дальнейшей обработки.

Впрочем, известно, что речь – это не самое эффективное средство общения. Гораздо эффективнее общение происходит в режиме раппорта, т.е. контакта душ “собеседников”. При этом мысли собеседника воспринимаются, как свои собственные. Феноменально, что когда в таком режиме общаются личности, даже сильно различающиеся по своему развитию, например, учитель и ученик, то ученик прекрасно понимает все мысли учителя, даже те, в которых используются концепты, которых нет у ученика! Правда, если ученик не усваивает эти концепты, то после того, как контакт душ разрывается, ученик в лучшем случае помнит о том, что учитель сообщал ему какие-то потрясающие вещи на такую-то тему, а сформулировать эти “потрясающие вещи” он не в состоянии, особенно если они воспринимались на языке образов.

Кстати, во время сна обычным делом являются раппорты души спящего с другими душами, и многие сновидения – это результаты таких раппортов. Раппорт – это настолько мощное средство для обучения и передачи сведений, что у детёнышей в определённом периоде раппорты с окружающими являются едва ли не главным ключом для развития. Детёныши, фактически, копируют у окружающих кусочки их мировоззрений. Об этом надо знать заботливым родителям! Но, при всех достоинствах раппорта, он возможен только при личном контакте. Из-за этого ограничения и возникла потребность в речи и письменности.

Так вот, по мере наращивания своего мировоззрения, детёныш обретает всё большие возможности для генерации собственных мыслей. Вот примерчик мышления: исследование чужой мысли на предмет её согласия со своим мировоззрением – фактически, прогон этой мысли сквозь фильтр, роль которого играет мировоззрение. Если мысль, что называется, находит отклик, то это выражается в генерации новых мыслей.

И, конечно, новые мысли генерируются при решании задач, т.е. моделировании, на уровне концептов, способа достижения сформулированной цели. Для этого моделирования требуется выстроить логическую цепочку, начинающуюся где-то на имеющемся мировоззрении, и заканчивающуюся на цели. Если задача не тривиальная, то логическая цепочка ищется в обратном направлении, от цели, т.е. задача решается “с конца”. Колоссальный объём работы, который при этом проделывает мышление, обычно не осознаётся субъектом. Ему мышление сообщает лишь конечный результат – звенья цепочки, последовательно связанные по правилам формальной логики. Какое-то из этих звеньев может оказаться для субъекта неприемлемым, например, по морально-этическим соображениям или из-за обнаружившегося противоречия, и он может запустить поиск решения вновь, чтобы отыскать “обходной путь”.

Кстати, противоречия при мыслительной работе неизбежны из-за несовершенства наших моделей. Собственно, обычно значительная часть мыслительной работы заключается именно в поисках способов устранения этих противоречий. Например, один из способов – это достаточно радикальная перестройка мировоззрения: устранение гнилых концептов и встраивание новых, более здоровых.

Но это требует определённых усилий, и люди изобрели удивительную “щадящую” методику. Вместо того, чтобы разрешать серьёзные противоречия, они обособливают в своём мировоззрении соответствующие совокупности конструктов, чтобы противоречащие друг другу конструкты не пересекались. Эта “щадящая” методика может привести, в конце концов, к расщеплению личности на две и более. Тогда начинается изнурительный “внутренний диалог”: дробится память, обостряется конкуренция за ум, мучительно принимаются решения… Впрочем, многие заблаговременно выбирают другой “щадящий” способ устранения противоречий: становятся умственными рабами, подыскав для себя какую-нибудь систему взглядов с заранее продуманными решениями на все случаи жизни.

Рискнём утверждать, что возникновение обособленных друг от друга специализаций мышления – главным образом, мышления научного и мышления религиозного – обусловлено всё той же причиной: бегством от противоречий. Что-то не так в религии и в науке, если сегодня мало у кого имеется цельное мировоззрение, охватывающее и те вопросы, которыми занимается религия, и те, которыми занимается наука. Да и сама наука всё больше дробится на обособленные области. А потом учёные с изумлением замечают, что самые интересные открытия делаются на стыках этих областей – как раз там, где приходится разрешать противоречия!

Итак, мышление – это свойство не “высокоорганизованной материи”, а высокоорганизованной души. Животные – по крайней мере, высшие – несомненно, решают задачи. Компьютеры же, будучи неодушевлёнными железками, не решают задачи. Эту работёнку выполняют программисты, а компьютеры лишь следуют их указаниям. В исполняемой программе может быть заложено огромное количество вариантов действий, она может ветвиться “до чёртиков”, но машина не может сделать нечто не предусмотренное программой (не считая, конечно, сбойных ситуаций). Поэтому, если модифицирующийся вирус вывел из строя половину компьютерных сетей, значит, кто-то придумал и запустил этот вирус. Если начался “бунт машин”, значит, кто-то запрограммировал этот бунт. Короче, если так называемые “мыслящие машины” устраивают нам пакости, то следует ясно понимать, что отвечать за эти пакости должны не машины, а конкретные разработчики “искусственного интеллекта”.

Как проводили биологическую эволюцию: виды-инкубаторы и виды-выводки.

Материалистическая наука полагает, что всё на свете происходит без сверхъестественных вмешательств. В частности, совершенно естественно происходит и биологическая эволюция, причём новые биологические виды появляются в результате совершенно естественного отбора, а не чего-то там ещё.

По ходу того, как эта концепция деревенела в массовом сознании, оказывались несостоятельными аргументы и факты, на которых она была основана, а количество противоречащих ей аргументов и фактов росло, как снежный ком. Так, селекционеры скрестили всех, кого смогли, но за всю историю искусственной селекции не вывели ни одного нового вида. Палеонтологи докопались до того, что новые виды возникали внезапно, без переходных форм, которые требовались по логике естественной эволюции. Причём в истории было несколько периодов, когда видообразование имело взрывообразный характер. Биологи теряли дар речи перед фактами грандиозных качественных скачков в морфологии и физиологии организмов, а также перед появлением у них изумительных приспособлений, для которых в принципе не могло быть прототипов. Биохимики не обнаружили никаких восходящих эволюционных линий на уровне строения биомолекул, а генетики, к своему ужасу – на уровне составов геномов.

Инженеры скромно намекнули: чтобы в системе накапливались изменения в некотором определённом направлении, мощность направляющего воздействия должна хоть немного превышать мощность случайных воздействий. В результате только случайных мутаций никакие эволюционные поползновения невозможны! Математики всё же, узнав про генетический код, оценили время, за которое, скажем, лапа могла превратиться в ласт в результате счастливой последовательности случайных мутаций, и получили сумасшедшие триллионы лет. Причём, почти всё это время кто-то ведь должен охранять и кормить промежуточных бедолаг, не имеющих возможности ни бегать, ни плавать. Ну, а физики, проводящие радиоактивную датировку образцов пород и окаменелостей, вплоть до тех, чей возраст по естественно-эволюционным раскладкам составляет сотни миллионов лет, исправно находят в них изотоп С¹⁴, который должен был в них практически полностью иссякнуть где-то за 20 тысяч лет.

На этом парад несуразностей не заканчивается. Здравомыслящие люди давно понимают, что естественным отбором нельзя объяснить эволюцию, ибо естественный отбор может лишь устранять биологические виды с лица земли, но он не может их создавать. Действительно, благодаря естественному отбору “одни выживают, а другие вымирают”. Но заметим, что прежде и “те”, и “другие” жили на белом свете. Значит, если действует только естественный отбор, то число биологических видов неуклонно сокращается. И если в результате этого неуклонного сокращения современное видовое многообразие составляет, по самым скромным подсчётам, два с половиной миллиона, то пусть сторонники естественной эволюции ответят на смешные вопросы о том, сколько же видов было на старте эволюции, и, главное, откуда они там взялись.

Впрочем, эти сторонники ради такого случая состряпали вспомогательную теорию дивергенции, т.е. расщепления одного биологического вида на несколько. Причём происходит это, якобы, тоже совершенно естественным путём. Увы! Теоретики дивергенции, похоже, подзабыли главное свойство, по которому биологические виды обособлены друг от друга. Так мы напомним. Это свойство следующее: жизнеспособное и плодовитое потомство получается лишь от самцов и самок одного и того же вида. При этом, разумеется, потомство принадлежит к тому же виду, что и родители. Сразу возникает детский вопрос: “Дяденьки академики, а откуда берутся дети, принадлежащие к новым видам? Может, и вправду их приносят аисты? ”

На это академики дают разъяснения. Мол, аисты ни при чём, а просто мутации копятся-копятся, и вот наступает знаменательный день, когда некая мамаша производит на свет детёныша вполне нового вида. А где же доказательства того, что он уже нового вида? А это ясно по определению: когда он вырастет, ему не с кем будет спариться, чтобы произвести жизнеспособное и плодовитое потомство. И на этом вся дивергенция бесславно закончится.

Как ни крути, а единственный шанс, который имеется у детёнышей нового вида – это их массовое и почти одновременное рождение. Мы полагаем, что именно по такому сценарию начинается история нового вида. Причём, массовые удачные зачатия и благополучное эмбриональное развитие новичков абсолютно невозможны в результате наложения случайностей. События такого рода могут быть лишь результатом тщательно подготовленной и великолепно проведённой операции. Такая операция с материалистической точки зрения является сверхъестественным вмешательством, поскольку она осуществляется Программистами, работающими на программном уровне реальности. Обрисуем в самых общих чертах программные манипуляции, которые необходимо проделать для созидания нового биологического вида.

Этот новый вид мы будем называть видом-выводком, а вид, из которого он выводится – видом-инкубатором. Представители вида-выводка могут весьма сильно отличаться от представителей вида-инкубатора, особенно при созидании нового таксона крупного ранга. Так, для птиц видами-инкубаторами послужили, по всей видимости, представители пресмыкающихся. Внешне это могло выглядеть так. Ящерица делает кладку яиц, а из них появляются не ящерки, а шустрые птенчики.

Не так уж фантастичен этот сюжет, ибо для его реализации требуется всего лишь переписать программу эмбрионального развития и запустить её вместо обычной. Конечно, если задача ставится шире и включает в себя обеспечение жизнеспособности птенчиков, то в соответствии с новой анатомией требуется переделать физиологию. Следует также предусмотреть хотя бы простейшие инстинкты для выживания – как замирать, чтобы не быть сожранными своими же “родителями”, и что клевать, чтобы не подохнуть с голоду.

Все эти новшества в программном обеспечении должны быть разработаны заранее, а их “ввод в действие” должен проводиться на этапе осуществления кодировок у зародыша, т.е. на этапе закрепления соответствий между его генами и теми пакетами программ, ключами к которым эти гены являются.

Теперь обратим внимание на следующее. С одной стороны, и облик, и физиология, и поведение у представителей вида-выводка могут весьма сильно отличаться от таковых у представителей вида-инкубатора. С другой стороны, геномы первого поколения вида-выводка не должны выходить за рамки генофонда вида-инкубатора, чтобы зачатие и развитие эмбрионов не осложнялись проблемами генетической несовместимости. Вот так задачка: геном дитяти должен состоять, как обычно, лишь из генов папаши и мамаши, а генотип дитяти должен включать в себя совершенно несвойственные папаше и мамаше новшества! Но эта, казалось бы, неразрешимая задачка решена Программистами до смешного просто.

Вот в чём секрет. У самой разнообразной живности значительные части содержимого хромосом “ни за что не отвечают”, поскольку ничего не кодируют. Генетики их так и называют: некодирующие участки ДНК. Назначение этих некодирующих участков до сих пор остаётся загадкой для науки. Пользы по жизни от них никакой, и неясно, для чего из поколения в поколение перетаскиваются эти многочисленные “генетические пустышки”, обзываемые некоторыми американскими специалистами “генетическим мусором”.

Напротив, мы полагаем, что некодирующие участки ДНК – это стратегические запасы, которые нужны, главным образом, для того, чтобы при необходимости можно было использовать любую живность, имеющую их, в качестве вида-инкубатора. Действительно, именно из некодирующих участков ДНК родителей формируют гены, которыми кодируют все новые свойства дитяти. И наоборот, родительские свойства, которые для дитяти ни к чему, отключают, переводя соответствующие участки ДНК в разряд некодирующих.

Как можно видеть, в результате такого вмешательства кодирующая часть генома дитяти может значительно отличаться от того её варианта, который бы получился при обычном, автоматическом режиме кодировок, когда она состояла бы лишь из кусочков кодирующих частей геномов родителей. Но “ручная” переделка кодирующей части генома дитяти не изменяет его геном в целом, поэтому проблем генетической несовместимости не возникает.

Кстати, начиная со второго поколения вида-выводка, возможна постепенная доработка его генофонда, чтобы в итоге он всё-таки отличался от генофонда вида-инкубатора. Впрочем, известно, что отличия между генофондами даже на несколько процентов обычно достаточно для того, чтобы соответствующие виды были “генетически обособлены” друг от друга. Ведь при небольшом различии генофондов в целом, различия между их кодирующими частями могут быть существенными! Теперь становится понятно, почему на уровне составов геномов не обнаруживается восходящих эволюционных линий; например, почему геном Homo sapiens так мало отличается от геномов мыши или свиньи.

Как мы постарались показать, успешное созидание нового биологического вида – это филигранная операция, проводимая с программного уровня реальности. Переделка программного обеспечения, перекодировки – для этого требуются соответствующая квалификация и знание кодов доступа. Смешно даже пытаться получить новый биологический вид, не умея работать на программном уровне, а используя методы искусственной селекции или генной инженерии.

Появление новых биологических видов в результате работы Программистов – эта версия прекрасно согласуется с накопившимися фактами, которые не укладываются в теорию естественной эволюции. Особо отметим, что вышеизложенная модель легко объясняет феномен внезапного появления нового вида безо всяких переходных форм.

Умея осуществлять такого рода феномены, Программисты имели возможность провернуть всю биологическую эволюцию за чрезвычайно короткие сроки по сравнению с теми, которые требуются теоретикам естественной эволюции. Например, если допустить, что в среднем на восходящих эволюционных ветвях млекопитающих, начиная от первых их представителей, новый вид выводился по 10 раз, да через 10 поколений, да смена поколений происходила через 20 лет, то вся “эволюция” млекопитающих могла уложиться всего в две тысячи лет!

Сейчас мы, по-видимому, переживаем эпоху, когда созидание новых биологических видов приостановлено. Никто отчего-то не дивергирует; действует лишь естественный отбор, едва успевающий устранять нарушения равновесий, которые устраивают в природе неразумные люди. А рабочий метод естественного отбора всегда один и тот же. Результаты известны – видовое многообразие планеты стремительно сокращается.

Но нельзя сказать, что биологическая эволюция закончена. Не будем забывать про завалы некодирующих участков ДНК. Они ещё могут пойти нарасхват!

Не нужно нам лишних ферментов!

Специалистам слишком хорошо известно о принципиальном различии между молекулами неживой и живой природы. Косное вещество подвержено действию лишь физических и химических законов. Его молекулы образуются с выделением энергии, а для их разрушения требуется энергию затратить.

Высокомолекулярные же соединения в живых организмах, наоборот, образуются с энергозатратами, а при их распаде энергия выделяется. Само существование таких соединений противоречит термодинамике, что в своё время было темой оживлённой дискуссии с участием академиков. Если не рассматривать биомолекулы как непостижимое чудо, то напрашивается вывод: они подвержены не только действию физических и химических законов, но и некоторому дополнительному управлению. А такой вывод делает очевидной ограниченность материалистической доктрины.

Посему школьникам ничего не говорят о парадоксальных свойствах биомолекул, и тем более ничего не говорят о том, что биомолекулы могут иметь какое-то “дополнительное управление”. Вот как рассказывают в школе про биосинтез белков: “ Сначала двойная спираль ДНК расплетается, чтобы на её определённом кусочке могла синтезироваться информационная РНК “. Дети спрашивают: “А почему ДНК начинает расплетаться? ” – “А потому, – поучают их, – что по ней начинает ползти фермент ДНК-полимераза, который и расплетает её”. – “А почему эта поли-мараза начинает ползти? ”

Этот детский вопрос приводит школьных учителей в ступор, а академиков в бешенство – не оттого, что обнаруживаются грани их незнания, а оттого, что до этих граней даже дети добираются за два шага.

А что же будет, если дети узнают самую страшную тайну молекулярной биологии? Вот эта тайна. Оказывается, молекулы аминокислот, с огромными трудами синтезированные искусственно или взятые из начавших разлагаться трупов, являются неустойчивыми. Хуже того, если им предоставить возможность самопроизвольно соединяться друг с другом, то они в условиях, подходящих для “существования белковых тел”, не образуют пептидных цепочек, поскольку охотнее соединяются не карбоксильной и аминной группами, а другими радикалами.

Это нужно как следует уяснить: молекулы белков в природе самопроизвольно не образуются! Откуда же они взялись на планете? …В условиях, когда не было ещё ни фотосинтеза, ни биосинтеза на основе ДНК! Кстати, молекулы ДНК тоже самопроизвольно не образуются. Они ещё более высокоэнергичны, чем молекулы белков.

Да что там белки или ДНК! Как в принципе образуются и существуют даже простенькие молекулы биоорганики, например, те же аминокислоты, если соединённые в них радикалы находятся в более высоких энергетических состояниях, чем разъединённые?

Молекулярные биологи ухватились вот за какую соломинку. Они полагают, что весь этот физико-химический абсурд нисколько не удивителен, если синтез биоорганики происходит при участии специфических биокатализаторов – ферментов. Вот как это описано в новейшей энциклопедии для детей (издательства “Аванта+”): “ фермент и субстрат подходят друг к другу, как замок к ключу: распознав ‘свой’ субстрат, фермент подстраивается под его ‘капризы’ и готовит для него наиболее удобное ‘посадочное место’. ‘Посадочные места’ на ферменте устроены очень продуманно. Субстраты оказываются расположены друг к другу именно так, как это требуется для определённой реакции между ними. Затем молекула фермента сталкивает их, и в итоге получается нужный продукт “.

И вот это всё, простите, вытворяют молекулы? Ну, тогда, действительно, начхать им на термодинамику. Слишком уж “продуманно” у них всё получается. Кстати, кто это всё так здорово продумал? И, кстати, если биосинтез происходит только под прессингом ферментов, то неужели ещё до синтеза первых “нужных продуктов” кто-то заботливо состряпал необходимые для этого ферменты? Весёленькие же дела творились на планете в эпоху её бурной молодости, когда, согласно научному поверью, жизнь изо всех сил пыталась зародиться.

Ну да ладно, не будем ворошить прошлое. Тут и в настоящем проблем хватает! Загвоздка в том, что полный комплект ферментов, якобы требуемый для синтеза биомолекулы, непомерно велик. Так, в той же энциклопедии для детей читаем: “ Специализация ферментов достойна восхищения. Каждый из этапов реакции идёт при участии отдельного фермента. Мало того, если в организме осуществляются прямая и обратная реакции, их тоже ведут – и всегда разными ’маршрутами’ – разные ферменты. Например, белки разрушаются протеазами, а синтезируются уже лигазами. Разделение труда есть и внутри каждой молекулы. Это легко понять, сопоставив по размеру молекулы фермента и субстрата – соотношение между ними может достигать 1000: 1 – 10000: 1 “.

Тут дети догадываются, что молекулы ферментов тоже ведь нужно каким-то образом синтезировать, а для этого потребуются новые ферменты и так далее. Результирующие соотношения между ферментами и “полезным продуктом” настолько чудовищны, что даже дети понимают их нереальность. Нет особой разницы между тем, содержатся ли в организмах полные наборы ферментов постоянно, или ферменты синтезируются лишь по мере надобности. В обоих случаях организмы состояли бы почти сплошь из ферментов.

И это не всё. При нереально огромном количестве требуемых ферментов им приписывают ещё и фантастически высокую эффективность работы. Они якобы “ способны увеличить скорость реакции в сотни тысяч и миллионы (а возможно, даже в триллионы) раз “. Совершенно мистически они должны по очереди оказываться в нужном месте в нужное время, обеспечивая требуемую последовательность присоединения радикалов. Существуют теории элементарного акта ферментативного катализа. Но при типичных скоростях биосинтеза макромолекул эти “акты” должны следовать друг за другом с такой быстротой, которая не укладывается ни в какие рамки химической кинетики.

Между тем, вышеназванные парадоксы устраняются, если допустить-таки, что биоорганика в живых организмах может быть подвержена специфическому управлению, которому не подвержено вещество неживой природы. При таком допущении кардинально упрощаются представления о процессах на молекулярном уровне, происходящих в живых организмах.

С программного уровня реальности возможно эффективное воздействие на вещество, чтобы атомы и радикалы соединялись в конфигурации, которые не образуются самопроизвольно. Правда, для каркаса таких конфигураций подходят не любые атомы, а только те, которые легко образуют двойную химическую связь, при этом имея в запасе ещё несколько валентных электронов. Самые лёгкие из атомов, обладающие этими свойствами – это атомы углерода, азота и кислорода. Именно они используются для построения структур биомолекул, “невозможных” по меркам неживой природы.

Ключевую роль в этих структурах играют двойные связи. В “Ступенях испепеляющих” упоминалось о том, что химическая связь представляет собой циклический процесс. Связующий электрон “переключается” из состава одного связуемого атома в состав другого и обратно. При двойной связи два таких процесса происходят параллельно. Кроме того, при двойной связи возможно явление, о котором говорил Полинг, а именно, циклические переходы связующих электронов с одной связочки на другую. В данном случае такие переходы возможны, если они происходят синхронно. Причём, если равны обе частоты “переключений”, то максимальная частота синхронных переходов может быть равна ча