Чем южнее, чем меньше русских

А ведь и правда, странно. Скажите, уважаемые академики, если заселение русскими Сибири было крестьянской колонизацией, то отчего бассейн Енисея и Оби русские заселяли с севера на юг, а не наоборот? Отчего сначала на Енисее был поставлен Туруханск, неподалеку от Полярного круга, где земледелие невозможно, потом Енисейск, потом только, в 1628 году — Красноярск? И отчего это в благодатной Минусинской котловине, сегодня являющейся сельскохозяйственным центром Красноярского края, русский острог был поставлен только аж в 1707 году?

От Енисейска до Абаканского острога около 700 километров по прямой. Эта прямая — водная артерия Енисея. Но почему-то русские шли по этой прямой сто лет. Русские казаки смогли пройти десять тысяч километров по горам и тайге от Урала до Тихого Океана за 50 лет, а вот 700 километров по прямой водной артерии, протекающей по благодатным степям, одолели только за век.

Нечто подобное было и в Приобъе. Томск, построенный в 1604 году, долгое время был самым юго-восточным русским городом в Сибири. В 1618 году в верховьях Томи был построен Кузнецкий острог, укрепивший позиции русских в Кузнецкой котловине. Для того, чтобы полностью закрепить за собой этот край, нужно было воздвигнуть острог на слиянии Бии и Катуни. Первую попытку русские сделали в 1627 году, и были изгнаны оттуда телеутами. Потом предпринималось еще несколько неудачных попыток проникнуть в устье Бии и Катуни и поставить там крепость. Попытки раз за разом проваливались, несмотря на хваленое огнестрельное оружие. Крепость там была построена только в 1709 году. А в 1717 году начинается строительство целого ряда крепостей: Белоярской, Семипалатинской, Усть-Каменогорской, Колыванской. На Алтае в первой половине XVIII века была создана оборонительная полоса из крупных крепостей, между которыми стояли посты, редуты и укрепленные поселки. Было несколько линий. Одна только Колыванская линия включала в себя 9 крепостей и 53 редута с артиллерией [43, с. 12–15].

Объяснить этот странный факт теорией «мирной крестьянской колонизации» нельзя. Теория «мирной колонизации» не объясняет, против кого строились эти крепости и десятки редутов с артиллерией.

По логике крестьянской колонизации русские крестьяне должны были в Сибири идти на юг, туда, где раскинулись широкие плодородные степи. Земель там много, и климат к земледелию подходящий. Но этого не произошло. Русские не пошли в XVII веке на юг. Они пошли на восток и северо-восток, по тайге, лесотундре и тундре, почти не заходя в степи. В Приобье русские владения располагались почти исключительно в таежной зоне. Правобережье Оби — лесное, левобережье — степное. Так вот, до самого конца XVII века русские не выходили в левобережные приобские степи.

То же и в Красноярске. Андрей Дубенской выбрал очень удачное место для строительства города. Это стык восточно-саянской горной тайги и Красноярской островной лесостепи. Русские распахивали поля практически под стенами города и не вылезали из долины реки в холмистую степь. А над городом, на Часовенной горе, поставили аванпост, чтобы смотреть, не идут ли хаастары или качинцы с войной. Всего в 50 километрах к югу, за горным проходом через Восточные Саяны, начинаются обширные минусинские степи. Но туда русские даже и не совались.

Когда завоевание Сибири было завершено, именно на эти степные земли пошел поток переселенцев. Именно степные районы Сибири стали самыми важными сельскохозяйственными районами. Северные русские города, процветавшие в XVII–XVIII веках, вдруг стали хиреть. Туруханск из крупного города, служившего перевалочной базой на пути в Восточную Сибирь, стал маленьким поселком. Енисейск, бывший столицей русских земель по Енисею и Ангаре, уступил свое первенство Красноярску.[15]Богатая Мангазея, находившаяся за Полярным кругом, вообще исчезла с карты Сибири. Томск, бывший столицей Сибирской губернии, уступил первенство Омску и Новониколаевску-Новосибирску.

В чем же дело? Почему теория «мирной крестьянской колонизации» разваливается от столкновения с этими фактами?

Эту нестыковку легко объяснить. Просто уважаемые академики, авторы этой замечательной теории, забыли о существовании местного населения. Они его просто не замечали и в своих построениях не учитывали.

Но шило в мешке не утаишь при всем желании. Тот же академик Бахрушин вынужден был признавать, что: «Продвижение на юг, вглубь Барабинской степи, было, однако, на первых порах сильно затруднено соседством многолюдных кочевых народов» [4, с. 147].

Как тонко академик сделал реверанс исторической правде, в то же время не признавая военного, насильственного захвата сибирских земель! Вроде бы продвижение было только затруднено, да и то только на первых порах. Из этой фразы можно понять, что на неких «вторых порах» продвижение шло без всяких препятствий. И что оно было затруднено соседством кочевых народов. Вроде бы только соседством дело и ограничилось. Пососедствовали, и будет.

Спросят меня, в чем же историки не правы? Отвечу: не правы в том, что совершенно не учитывают военно-политической обстановки в Сибири, которая сильнее всего повлияла на переселение русских в Сибирь и строительство первых русских городов. Именно военно-политическая обстановка, сложившаяся в Сибири во время распада Сибирского ханства, определила весьма своеобразный характер русского расселения. Это, во-первых. А, во-вторых же, главным занятием русского человека в Сибири в начале XVII века было не землепашество и даже не зверопромысел, а война. Здесь уважаемый академик С.В. Бахрушин не прав был по всем статьям. Продвижение было не затруднено, а остановлено. И не на первых порах, а на целых сто лет. И главная причина тому — никак не соседство, а активное сопротивление кочевых народов русским.

С кем соседствовали на «первых порах»

Конец XVI века был для русских в Сибири самым тяжелым временем. Здесь русские были в абсолютном меньшинстве. Против многочисленного населения бывшего Сибирского ханства они могли выставить не более полутора-двух тысяч казаков или стрельцов. Очень долгое время именно казаки, стрельцы и немногочисленная русская администрация были единственными русскими жителями Сибири.

Вот этот момент тщательно скрывается историками. Практически ни в какой работе по истории Сибири нельзя найти открытого и четкого признания того, что в XVI, да и в XVII веке местное население преобладало над русскими.

Вернемся снова к капитальному труду Б. О. Долгих. Труд этот, несмотря на титул академика, выдавленный на обложке под именем автора, несмотря на 800 страниц текста, перенасыщенного цифрами, несмотря на карты и схемы — фальсификаторский. И тов. профессор Борис Олегович Долгих — фальсификатор. Всю свою научную подготовку, эрудицию и авторитет он направил на доказательство нехитрого тезиса: местные народы в Сибири уступали в численности русским, даже в XVII веке.

Как это доказать, не отступая от исторической правды? Во-первых, не надо приводить в тексте работы данных по численности русского населения. Незачем. А то еще какие-нибудь настырные читатели начнут задавать профессору всякие неудобные вопросы.

Во-вторых, надо сделать вид, что кроме населения русских владений, в Сибири вообще ничего не было. Вот как это делается. Автор сего труда рассматривал нерусское население Сибири по уездам. Это было продиктовано тем, что плательщики ясака учитывались по уездам. Долгих делал обзор динамики численности плательщиков по каждому уезду, а потом сводил эти данные воедино.

Вот он рассматривает Тарский уезд и приводит просто зубодробительные факты. Плательщиков ясака в 1593 году — 955 человек. В 1624 году — 533 человека. В 1645 году — 681 человек. В общем, за весь XVII век численность плательщиков ясака не поднималась выше тысячи человек. Только в 1707 году плательщиков вновь было учтено 910 человек [13, с. 50].

Все историки с большим уважением цитируют этот труд и используют его данные. Казалось бы, цифры, приведенные профессором Долгих, — показательные. Однако на деле они ничего не доказывают. Автор просто забыл указать, где находится Тарский уезд и что это было за место.

Тара и сейчас есть на карте Сибири. Она находится на Иртыше, выше Тобольска, севернее Омска. В Сибирском ханстве это была пограничная территория. Недалеко от Тары находилась крепость Куллары, которую Ермак брал, брал, да так и не взял. Она отмечала границу между владениями Кучума и казахских ханов. В те времена население старалось не селиться на границе и старалось поселиться как можно ближе к столице или крупной крепости. Это понятно: и безопасность, и возможность для заработка. Так что малонаселенность пограничья Сибирского ханства вполне понятна. Кстати, и русские не горели желанием селиться в этих местах. В начале XVIII века Татмыцкая слобода, самое южное русское поселение в Прииртышье, в 60 километрах к югу от Тары (сегодня это самый центр Омской области), составляло всего 142 двора, или 420–850 человек населения.

В русское время Тара очень долгое время, практически до начала XVIII века, тоже была пограничным городом. Причем, если Кучум не воевал со своими соседями-казахами, то для русских эта граница была неспокойной. И потому, что казахи относились не очень дружелюбно к русским, и потому, что на границе действовали сыновья и внуки хана Кучума, которые пытались выбить русских из Сибири и вернуть себе ханство. В 20-х и 30-х годах XVII века набеги были столь частыми, что бывали времена, когда Тара осаждалась Кучумидами каждый год. Разумеется, при этом воины грабили окрестную волость, отнимали ясак и уводили в плен жителей. Редкий набег обходился без очередной сотни-другой пленников, захваченных в русских волостях. Причем то, что мы знаем о захваченных в плен, это касается только русских, за которых тарский воевода нес непосредственную ответственность. Ясачных же считать было принято только перед уплатой ясака.

Потом, совершенно невозможно сказать, как население перемещалось из русских владений в казахские и ойратские земли. Уезд был пограничным, русский ясак достаточно тяжел, так что всегда был соблазн сбежать от него под покровительство какого-нибудь степного хана. И русские никак не могли этот процесс контролировать или пресекать.

Так что малочисленность нерусского населения Тарского уезда объясняется его пограничным положением, частыми набегами, бегством населения. Ну и, наконец, козырной вопрос: а что, за пределами русских владений вообще населения не было?

Точно так же анализирует Б.О. Долгих население всех других уездов Сибири. В исторической справке, прилагаемой к данным по плательщикам ясака, он перечисляет, где и когда русские поставили острог, но забывает указать, где и когда был набег или война, и как это отразилось на населении уезда. И так же по всем пограничным уездам он ничего не говорит о населении сопредельных территорий, словно бы русские владения в Сибири граничили с совершенно ненаселенной пустыней.

Этот капитальный труд известен вот уже более 45 лет. Но за это время никто не сказал, что он страдает кардинальной, очень существенной неполнотой — он учитывает только население русских владений, которые тогда составляли примерно треть от населенной площади Южной Сибири.

Между тем кое-какие данные о населении как Сибирского ханства, так и сопредельных областей есть. На территории бывшего Сибирского ханства во второй половине XVII века было учтено 19 415 плательщиков ясака, которыми были, конечно, мужчины [15, с. 32].

То есть, на территории ханства могло проживать от 60 до 120 тысяч человек, если считать по разным коэффициентам численности семьи.

Есть данные и по русскому населению. Для 70-х годов XVII века, в Тобольском, Верхотурском, Туринском и Тюменском уездах, то есть на территории бывшего Сибирского ханства, было 7, 5 тысяч крестьянских дворов с населением 16 954 души крестьянского населения [17, с. 38]. Значит, на этой территории могло проживать от 51 до 102 тысяч человек русского населения.

Получается соотношение русских и нерусских 40: 60. Это обстоятельство в корне меняет всю картину русского завоевания и заселения Сибири. Одна эта цифра — 60—120 тысяч жителей Сибирского ханства заставляет отбросить все версии, которые были выдвинуты историками до сих пор. Отпадает версия «малозаселенной и неосвоенной территории». Территорию, на которой живет столько народа, никак нельзя считать ни малозаселенной, ни неосвоенной. Отпадает и версия «колонизации». Даже после почти века экспансий и переселения русское население в самой густонаселенной русскими части Сибири составляло относительное меньшинство.

Скажут, что города забыл учесть. Нет, не забыл. В 1701 году население всех городов Западной Сибири, включая Томск, составляло 6442 семьи служилых, 1949 семей посадских и 9342 семьи крестьян. Или примерно от 53 до 106 тысяч человек населения обоего пола [17, с. 39].

Даже если сложить сельское и городское население, то все равно выходит, что русские не обладали абсолютным перевесом в численности. 104–208 тысяч человек русских против примерно 100–200 тысяч нерусских (включая население Томского и Кузнецкого уездов, в подсчете по Сибирскому ханству не учтенное). Даже с учетом городских жителей соотношение получается 50: 50. Поровну.

Надо еще внести поправку, что это данные 1700-х годов, когда боевые действия передвинулись на юго-восток, далеко от границ русских владений в Сибири XVII века, и когда на сибирские земли началось действительно масштабное переселение.

По населению сопредельных территорий точных сведений у нас пока нет. Но известно, что суммарное население трех казахских жузов составляло примерно около 1 миллиона человек для 70-х годов XVII века. Население Джунгарии, государства ойратов, недалеко от границы русских владений, составляло около 600 тысяч человек. То есть, местное население Западной и Южной Сибири, Северного и Восточного Казахстана составляло примерно 1 миллион 800 тысяч человек, против примерно 200 тысяч русских. Общее соотношение нерусских и русских составляет в таком случае 90: 10. Нерусское население превышало русское в девять раз!

Как ни крути, все выходит, что местное население весь XVII век составляло устойчивое большинство даже в самых населенных русскими областях Сибири. В таких местах, как Алтай, Приенисейский край, а уж тем более Прибайкалье, Амур и Лена, русские гораздо дольше оставались в меньшинстве (к востоку от Байкала — до начала XIX века).