Сказание о Нале 2 страница

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» пятьдесят восьмая глава.

ГЛАВА 59

Нала сказал:

Это верно, царство отца твоего — как бы мое собственное, но я ни за что не пойду туда, будучи в такой беде! Когда-то туда я явился счастливым, неся тебе радость; могу ли прийти обездоленным, причиняя тебе страдания!

Брихадашва сказал:

Так, желая успокоить красавицу, прикрытую лишь половиной одежды, твердил Дамаянти царь Нала. Обернувшись вдвоем одним куском ткани, томимые жаждой и голодом, пошли они куда глаза глядят и набрели (наконец) на какую-то хижину. Переступив ее порог, царь, Владыка нишадхов, и Видарбхийка тотчас же опустилась на землю. Остриженный, грязный, нагой, покрытый пылью, усталый, прилег Нала на голой земле рядом с Дамаянти. И благородная, прекрасная, преданная подвижничеству Дамаянти, внезапно ощутив (всю полноту) страдания, в тот же миг была похищена сном.

Дамаянти спала, но царь Нала, разум и сердце которого возмущались скорбью, не мог, о владыка народа, уснуть (безмятежно), как прежде. Снова и снова переживал он свои лишения во время лесных скитаний, утрату царства, разлуку с друзьями. «Что будет со мною, если я сделаю это? Что станет, коли не сделаю? Что предпочтительней: смерть или жизнь вдали от людей? Из-за меня она, движимая любовью, приемлет это страдание; потеряв же меня, рано или поздно вернется к родным. От меня — нет сомнения — ей, несравненной, не видать ничего, кроме горя, а расстанься она (со мной) — и есть надежда, что найдет она где-то свое счастье».

Много дум передумал владыка людей, немало переменил решений и наконец утвердился во мнении, что лучше расстаться с Дамаянти. Тут, рассудив, что сам он наг, а у Дамаянтиесть одежда, решился царь отрезать половину ее платья. «Как же мне разорвать одежду, чтоб не разбудить мою милую?» — так размышляя, царь нишадхов принялся расхаживать по хижине. И, бродя из угла в угол хижины, о бхарата, нашел Нала в одном из них великолепнейший меч без ножен. Отрезал им (царь), гроза недругов, половину одежды, облекся ею и, покинув спящую Видарбхийку, убежал, как безумный, прочь.

Но скоро, повинуясь зову сердца, царь нишадхов опять вернулся в хижину, глянул на Дамаянти и заплакал. «Возлюбленная моя, на которую прежде ни Ветер, ни Адитья взглянуть не (смели), — вот она ныне спит на земле, в этой хижине, словно нет у нее защитника! Что-то с ней будет, когда пробудится красавица с ясной улыбкой15, лишь обрывком ткани укрытая, схожая с безумной? Как-то одна, без меня, прекрасная, верная долгу супруги дочь Бхимы будет бродить по дремучему лесу, полному всяких зверей и змей?»

Так много раз уходил царь Нала и вновь возвращался к хижине. Кали влек его прочь, но любовь приводила обратно. Сердце его тогда раздвоилось как будто от горя; словно качели, метался он взад и вперед, то прочь, то обратно, к хижине. Но вот, помутив его разум, увлек его Кали, и, покинув спящую жену, горько плача, прочь убежал Нала. Касанием своим омертвил его душу Кали; блуждали мысли его, и наконец он, несчастный, ушел, оставив жену среди пустынного леса.

Такова в книге «Лесная» великой «Мажабхараты» пятьдесят девятая глава.

ГЛАВА 60

Брихадашва сказал:

Когда ушел Нала, отдохнув, пробудилась прекрасная Дамаянти, и стало ей страшно, о царь, среди безлюдного леса. Не увидев (рядом) супруга, предалась она отчаянию и скорби. «О великий царь! — стала в страхе громко призывать главу

Сказание о Нале

нишадхов. — О великий царь, о защитник, о владыка, за что меня убиваешь? Горе мне, я погибла! Мне страшно в безлюдном лесу! Не ты ли, о великий царь, — знаток дхармы, всегда верный данному слову? Как же мог ты, нарушив обещание, уйти прочь, меня, спящую, покинуть?! Как ты можешь уйти, покинув верную, покорную супругу, ведь то другой, не я, добродетельная, зло тебе причинила! Или ты, о владыка людей, не способен сдержать той клятвы, что ты некогда дал мне в присутствии Хранителей мира?

Полно тебе так шутить со мною, муж-бык, мне страшно, необоримый; явись предо мною, владыка! Вижу, вижу тебя, о царь! Вон стоишь ты, скрываясь за кустами! Но почему, о владыка нишадхов, ты мне ничего не ответишь? Как жесток ты, о Индра царей, раз меня, в таком горе, плачущую, не обнимешь ты, царь, и не утешишь! Не о себе ведь и не о ком другом грущу я; скорблю о тебе, о царь: как ты один жить будешь? Как же ты в вечерних сумерках, усталостью мучимый, голодом, жаждой томимый, на корнях деревьев будешь (ночевать), не видя меня рядом?»

Так, томимая лютой скорбью и сжигаемая будто тоскою, с плачем, она, несчастная, взад-вперед (по лесу) металась. То падала, обессилев, то вставала юная дева; то чувств лишалась от страха, то принималась причитать и плакать. Снедаемая лютою скорбью, она часто трепетно вздыхала; верная супружескому долгу, отправляясь (на поиски Налы), говорила со слезами дочь Бхимы: «Пусть того, чье проклятие навлекло беду на несчастного владыку нишадхов, постигнет еще большее горе! Тот злодей, что так обошелся с не ведающим зла Налой, пусть вкусит за то горшее бедствие, пусть влачит он жизнь без радости!»

Так причитая, супруга великого духом царя в лесу, полном диких зверей, искала мужа. Без конца выкликала с плачем: «О царь! О горе!», как безумная, по всему (лесу) дочь Бхимы взад и вперед металась. Жестоко томимая жаждой, стонала, как морская орлица, сокрушалась о своем несчастье, без умолку причитала. И вот, мчась без оглядки, подбежала дочь Бхимы к огромному хищному удаву; голодный, он (тотчас) схватил ее. Она же и в пасти удава, подавленная тоскою, не так о себе горевала, как о владыке нишадхов. «О мой покровитель, вот меня здесь, в пустынном лесу, пожирает удав, словно и нет у меня защитника, — почему ты не спешишь ко мне (на помощь)? Что-то будет с тобой, о владыка нишадхов, когда, избавившись от скверны, обретши вновь разумение и (вернув) богатства, ты вспомнишь опять обо мне? А будешь утомлен, измучен, голоден — кто тогда, о владыка нишадхов, муж-тигр, даритель гордости, развеет твою усталость?»

Тем глухим лесом проходил случайно один охотник; услышав ее плач, он поспешно к ней приблизился. Завидев большеокую (деву), схваченную змеем, он, не теряя времени, стремительно набежал и острым мечом снес тому голову; затем живущий охотой рассек недвижимого змея на части. Освободив (Дамаянти), омыв ее водою, успокоив, приготовив еду, стал охотник расспрашивать ее, о бхарата: «Чья ты (родом), о (дева) с глазами юной лани? Как забрела в этот лес? И как, красавица, тебя постигла столь великая беда?»

Дамаянти, о владыка народа, в ответ на его расспросы поведала ему обо всем, что случилось с нею, о бхарата! Глядя на нее, половиной одежды укрытую, полногрудую, пышнобедрую, безукоризненно и нежно сложенную, ликом подобную полной луне, взирающую из-под изогнутых ресниц, сладостно лепечущую, зверолов стал одержим Камой. Поначалу мирно, нежными речами принялся охотник, терзаемый Камой, прельщать ее; но (все) поняла красавица. Дамаянти, верная супругу, едва распознав нечестивца, преисполнилась ярой злобы, вся словно воспылала от гнева.

Он же, жалкий, низкий помыслами злодей, вознамерился было неприступную, жгучую, как язык пламени, (деву) взять силой. Тогда Дамаянти, снедаемая скорбью об утрате мужа и царства, видя, что время пришло, когда убеждения бессильны, в гневе его прокляла: «Если (верно), что я ни о ком и не мыслю, помимо владыки нишадхов, то да падет бездыханным жалкий сей зверолов!» И едва она это сказала, как охотник рухнул замертво наземь, словно дереве, испепеленное пламенем.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» шестидесятая глава.

ГЛАВА 61

Брихадашва сказал:

Умертвив зверолова, лотосоокая двинулась дальше по грозной, безлюдной чаще, оглашаемой звоном множества цикад. В том лесу водились львы, тигры, вепри, медведи, олени, пантеры и множество всякой птицы, захаживали сюда люди диких племен и разбойники. Там росли деревья шала, бамбук, растение дхава, деревья ашваттха, тиндука, ингуда, киншука, арджуна, аришта, сандаловые деревья, шалмала, джамбу, амра, лодхра, кхадира, шака, тростники, кашмари, амалака, плакша, кадамба, удумбара, бадари, бильва, ньягродха, тала, приятала, кхарджура, харитака и вибхитака.

Открылись взору ее многообразные горы, изобилующие множеством ценных руд, рощи, оглашенные пением птиц, дивной красоты ущелья, реки, озера, водоемы, заводи и лотосовые пруды, бурные потоки, чудные видом моря, всюду (высящиеся) горные пики; там обитали всевозможные звери и птицы, множества чудовищных пишачей, змеев и ракшасов. И еще увидала там дочь владыки видарбхов скопища буйволов, вепрей, шакалов, медведей, обезьян и змей. Наделенная пылкостью духа, славой, стойкостью и небывалою красотой, Видарбхийка брела одиноко (по тем местам), разыскивая Налу.

Ни (тени) страха (не закралось в сердце) дочери царя Бхимы, когда она попала в тот ужасный лес; (лишь) сокрушалась она о бедствиях супруга. Когда же тревога за мужа лишила дочь Видарбхи телесных сил, она, опустившись на камень, о царь, в отчаянии так запричитала:

Дамаянти сказала:

О мощнодланный, владыка народа нишадхов, чья грудь крепка, как грудь льва, куда ушел ты, покинув меня здесь, в этом безлюдном лесу, о царь? Как ты, о герой, который свершил ашвамедху и другие обряды со щедрой раздачей даров, мог быть, о муж-тигр, так нечестен со мною? То, что ты, о муж-тигр, обещал мне, великолепный, ты обязан исполнить, царь-бык, все как должно, о благородный! Вспомнить изволь, царь земли, как птицы небесные, гуси, при тебе (обо мне) говорили, мне (про тебя) рассказали! О лучший из людей, четыре Веды, во всей полноте усвоенные, с их ангами и упангами, не дороже (единой) Истины! Потому, о губитель недругов, ты обязан исполнить по истине все, что некогда, храбрый владыка людей, обещал пред лицом моим!

О герой, во всем совершенный, разве я тебе не желанна?

Почему же в этом грозном лесу ты на зов мой не отвечаешь? Если утащит меня голодный (тигр), царь леса, грозный, свирепый, с оскаленной пастью, — не ты ли меня спасти от него обязан? Прежде, благой, говорил ты: «Никто мне тебя не милее!»; подтверди же на деле, о царь мой прекрасный, слово, когда-то тобой изреченное! Желанный — своей желанной, мне, мой защитник, любимой твоей супруге, плачущей, полубезумной, владыка людей, — почему ты не отвечаешь?

Истощена я, бледна, печальна, запятнана грязью, лишь половиной одежды укрыта, одна (здесь) рыдаю, о владыка земли, словно и нет мне защитника; о большеокий, я одинока, как лань, отбившаяся от стада; ты же, губитель недругов, досточтимый, пренебрегаешь моими слезами! О великий царь, почему на зов преданной своей супруги, (терзаемой) одиночеством здесь, в огромном лесу, ты не отвечаешь? (Почему) я ныне не вижу тебя, о достойнейший из людей, наделенного родовитостью и благонравием, сияющего совершенной красотою тела, здесь, на этой горе, в этом столь мрачном, львами и тиграми

населенном лесу?

Возлежишь ли ты сейчас, сидишь ли, на месте иль в пути пребываешь, о лучший из людей, царь нишадхов, причина моей печали? Кого мне, бедой удрученной, терзаемой скорбью, спросить: «Не видал ли, не встретил ты здесь, в лесу, царя Налу?» Кто мне ответит: «Видел я нынче в лесу великого духом, прелестного Налу, губителя вражеских полчищ!» От кого я ныне услышу сладостные слова: «Вот он, кого ты ищешь, лотосоокий царь Нала!»

Вот ко мне держит путь великий царь леса, тигр, с мощными челюстями и четырьмя клыками; спрошу его 18, не ведая страха: «О почтенный, ты —царь зверей, чащи этой владыка; знай же, я — Дамаянти, дочь царя видарбхов, супруга царя нишадхов, губителя недругов, Налы! Беспомощна, одинока, терзаема скорбью, ищу я своего мужа; утешь меня, Индра зверей, если встречал ты здесь Налу! Если же, о властитель леса, ты не можешь указать мне, где Нала, то лучше съешь меня тогда, краса зверей, и положи конец мучениям несчастной!» Но, выслушав средь леса мои стенания, и этот царь зверей уходит к реке, стремящей свои чистые воды в океан.

Вот огромная святая гора; высоко возносятся ее бесчисленные, сияющие, многоцветные, чарующие взор, достигающие небосвода пики. Она богата разными рудами, украшена всяческими самоцветами; она вознесена над этим великим лесом, как будто его знамя! Обитают на ней множества тигров, львов, слонов, медведей, вепрей и ланей; отовсюду оглашены ее (склоны) пением всевозможных пернатых. Придают ей особую прелесть эти пики, усеянные птицами реки, а также (рощи деревьев) киншука, ашока, бакула и пуннага. Этого царя гор и расспрошу я о владыке (Нале).

«О великая, славная, благостная, чарующая взоры, лучшая из гор! Слава тебе, о прибежище, опора земли! Пришла я к тебе с поклоном. Знай, что я — дочь царя, невестка царя и супруга царя; зовут же меня Дамаянти. Мой отец — владыка видарбхов по имени Бхима, великий боец колесничный, хранитель земли, защитник четырем варнам. Тот достойнейший из царей с прекрасными, большими, раскосыми глазами совершил многие жертвенные обряды раджасуя и ашвамедха, сопровождавшиеся (щедрыми) дарениями. Благочестив он, праведен в поступках, искренен в речах, чужд зависти, добродетелен, чист, благонравен, сведущ в дхарме, во всем сопутствуем удачей. Видарбхам, как подобает, дает он защиту; этот владыка одержал верх над множеством врагов; знай же, великий, то я, его дочь, стою пред тобою!

В стране же нишадхов, о великая гора, был у меня свекор; тот достойнейший из царей по праву получил и носил (с честью) имя Вирасены19. Сын же того царя, великий, истинно доблестный воитель, наследуя отцу своему, правит (теперь) этим царством. Имя того смирителя недругов — Нала, зовется он Достохвальным; он исполнен благочестия, знаток Вед, красноречив, вкуситель сомы, возжигатель жертвенного огня21, вершитель святых деяний. Как подобает (царю), приносит он жертвы, совершает дарения, воюет и карает (виновных). Знай же, лучшая из гор, то я, супруга его, явилась сюда! (НынвЦ беда меня постигла, счастье ушло, нет со мною мужа моего, нет защитника; того лучшего из людей, супруга своего ищу я!

Сотни пиков твоих, о лучшая из гор, скребут небосвод; с их

(вершин) не видала ли ты в этом грозном лесу царя Налу? Многославный супруг мой, правитель нишадхов, отважен, как Индра слонов, длиннорук, доблестен, гневен, храбр, мудр, решителен, честен — не встречался ли тебе мой Нала? Почему, о прекраснейший пик, одинокой, плачущей, бедной, не промолвишь ты мне слово утешения, как несчастной своей дочери?

О доблестный воитель, знаток дхармы, верный слову, владыка земли, коли ты (здесь), в этом лесу, то яви мне себя, о царь! Когда же услышу я (вновь) глубокий и нежный, (гулкий), как гром облаков, (сладкий), как амрита, звучный, красивый, свято, как Веды, звучащий голос великого духом царя, владыки нишадхов, который развеет тоску мою зовом: «(Где ты), о Видарбхийка?!»

К лучшей из гор обратившись с такою речью, Дамаянти, дочь царя (Бхимы), двинулась дальше, (держа путь) на север. Через трое суток пути увидала красавица несравненную отшельническую обитель, подобную небесной роще (богов). Ее украшали (своим пребыванием) воздержные в ядении, обуздавшие чувства, приверженные смирению и очищению подвижники, подобные Васиштхе, Бхригу и Атри. (Иные) питались водою, (иные)—воздухом, (другие)—листьями (деревьев); причастные великой доле, искатели стези, (ведущей) на небеса, они восторжествовали над чувствами.

И вот взору ее открылся вид этой восхитительной обители, населенной святыми, смирившими чувства, облаченными в (одежды) из лыка и оленьих шкур подвижниками. Увидев эту обитель, в которой вместе с подвижниками жили всевозможные звери и (целые) стаи обезьян, причастная высокой доле, жемчужина среди женщин, возлюбленная сына Вирасены (мудрая) Дамаянти, сияя красотой своих бровей, волос, бедер, груди, зубов, лица, величественной поступи и осанки, вступила в ее пределы.

Вымолвив приветствие, почтительно склонилась она перед великими старцами — подвижниками. «Привет тебе!» — изрекли хором отшельники. Воздав ей, как подобает, почести, обладатели сокровища тапаса сказали: «Присядь и поведай нам, что должны мы для тебя сделать?» Красавица их спросила: «Преуспеваете ли вы, о почтенные, непорочные, причастные великой доле, в подвижничестве, в (разведении) огней, в ваших обязанностях, в следовании дхарме? (Все ли благополучно) с птицами и животными?» Они же ей, многославной, отвечали:

«Во всем (у нас), милая, благополучие. Расскажи нам, о безупречно прекрасная, кто ты и что задумала сделать? Узрев в наших краях несравненную красу и величие твое, прониклись мы изумлением. Утешься, забудь свои печали! Скажи нам по правде, красавица, (кто ты): великая богиня этого леса, той реки или этой горы, о благая?» И она тем святым мудрецам сказала: «Нет, не богиня я ни этого леса, ни этой горы, не богиня реки, о брахманы! Знайте, богатые тапасом, что я — человек по природе! Расскажу (о себе) вам подробно; вы же всему внимайте.

Есть в стране видарбхов хранитель земли по имени Бхима, в избытке наделенный величием; знайте же все, что я — его дочь, о лучшие из дваждырожденных! А многославный, мудрый, ученый владыка народа, отважный, победоносный в битвах царь нишадхов по имени Нала (доводится) мне супругом. Причастный великой доле, осиянный величием, для племени нишадхов он защитник, богам — ревностный почитатель и друг — всем дваждырожденным. Правдоречивый, мудрый, постигший дхарму, верный слову, губитель недругов, благочестивый, богов почитающий, разрушитель чужих городов, овеянный славой, сокрушитель неприятелей, болыпеокий, с лицом, как полная луна, величием равный царю богов, достойнейший из царей— (сам) Нала (доводится) мне супругом! Он совершил величайшие из жертвоприношений, постиг все Веды и Веданги, истребил в битве всех недругов, он равен блеском Солнцу и Луне!

Недостойные, подлые, искушенные в обмане люди вызвали хранителя земли, всецело преданного дхарме и истине, на игру в кости, в которой и проиграл он опытным плутам свое царство со всеми богатствами. Знайте же, что я — супруга того царя-быка, и зовут меня Дамаянти; мужа своего жажду я (вновь) увидеть! И вот, несчастная, скитаюсь я всюду по горам и лесам, озерам и рекам, прекрасным прудам и чащам, разыскивая великого духом, опытного в схватках, искусного во владении оружием супруга моего, Налу. Не заходил ли сюда, в ваш святой отшельнический лес, повелитель народа нишадхов, царь по имени Нала?

Вот зачем, о брахманы, пришла я в этот столь мрачный, грозный, полный опасностей лес, где» водятся тигры и (иные) звери. Если еще несколько дней я (проживу), не увидев царя Налы, то буду счастлива тогда избавиться от этого тела. На что мне жизнь, если этот муж-бык не со мною? Смогу ли теперь я жить, терзаясь тоской о супруге?»

Так, одинокая, причитала в лесу Дамаянти, дочь Бхимы Тогда правдоречивые подвижники ей сказали: «Счастливое ждет тебя будущее, о милая красавица. (Могуществом нашего) тапаса мы прозреваем: скоро ты встретишь владыку нишадхов. Дочь Бхимы, ты увидишь достойнейшего из блюстителей дхармы, поражающего недругов, Владыку нишадхов Налу забывшим свои тревоги! Счастливая, ты увидишь, как смиритель недругов, твой высокорожденный супруг, царь (Нала), избавившись от всякой скверны, вернув все свои сокровища, на страх врагам и на радость друзьям (вновь) будет править прекраснейшим своим городом!»

Молвив царице, любимой супруге Налы, дочери царя (Бхимы), такие слова, тотчас же отшельники те исчезли вместе со всею обителью и жертвенными огнями. Увидев то великое чудо, в изумление пришла безупречно прекрасная Дамаянти, невестка царя Вирасены. «Не во сне ли я видела это? Что здесь такое случилось? Где все эти подвижники, где их обитель? Где чудесная та река, (что несла здесь) святые воды, близ которой гнездились всевозможные птицы? Где те милые взору деревья в убранстве цветов и плодов?»

Долго еще (дева) с ясной улыбкой, Дамаянти, дочь Бхимы, предавалась таким размышлениям; была она бледна и печальна, поглощена тоской о супруге. Потом побрела она дальше, в другие края. И вот глазами, полными слез, увидела она дерево ашока; приблизившись к тому превосходнейшему древу, цветущему, чарующему взор, отягощенному бутонами цветов, звеневшему птичьими голосами, запричитала она голосом, заглушаемым рыданиями:

«Горе мне, горе! Вот стоит в лесной чаще святое дерево, украшенное бесчисленными гирляндами цветов, как царь драмидов. Милая взору ашока, развей мою печаль! Не видала ли ты царя, чья тоска улеглась, чья беда миновала? Не видала ли смирителя недругов, царя нишадхов по имени Нала, моего, Дамаянти, возлюбленного, милого супруга? Не забрел ли в сей лес тот герой с юношески-нежной кожей, половиной одной одежды укрытый, мукой томимый? Сделай, о древо ашока, чтобы я от тоски исцелилась! Оправдай свое имя, ашока: развей мою печаль!»

И угнетенная (скорбью), прекрасная дочь Бхимы, трижды обойдя вокруг ашоки, пошла в самые глухие дебри. Бродя там в поисках супруга, видела (на пути) дочь Бхимы множество красивых деревьев, птиц и зверей, немало чудесных гор, пещер и горных склонов, восхищающих взор ручьев и рек. Наконец, выйдя на большую дорогу, увидела Дамаянти, (дева) с ясной улыбкой, огромный караван со множеством слонов, коней и повозок. (Караван) переходил вброд через чудно-красивую реку с прохладными и чистыми водами, широкую, окаймленную камышами. Над рекой разносились крики курар, чакравак и краунчей, в ней теснились крокодилы, рыбы и черепахи, украшали ее островки и песчаные отмели.

Едва завидев тот великий караван, многославная красавица, супруга Налы, бросилась к людям и (скоро) вбежала в их круг. (Но ведь) она была укрыта лишь половиной одежды, истощена, бледна, выпачкана грязью, волосы ее покрыла пыль, она терзалась отчаянием и вид имела безумный; потому, завидев ее, некоторые люди в страхе убежали, другие застыли в изумлении, одни громко вопили, иные над ней смеялись, иные принялись ее бранить; но были и такие, о бхарата, что отнеслись к ней участливо и стали ее расспрашивать:

«Кто ты, чья родом, благая, что ты ищешь в этом лесу? Твое появление здесь повергло нас в смятение. Человеческой ли ты природы? Скажи по правде, не богиня, ли ты той горы, этого леса, (какой-нибудь) страны света — тогда, о благая, мы молим тебя о защите! Якшини ты, либо ракшаси, или земная красавица? Кто б ни была ты, удачу пошли, охрани нас, о безупречная! Пусть наш караван поскорее выйдет отсюда невредимым—сделай так, о благая, мы молим тебя о защите!»

Так караванщики с ней говорили; а дочь царя, Дамаянти, бедою мужа терзаясь, вожаку того каравана, купцам и всем, с ними (шедшим), благая, так отвечала: «Знайте же все вы, дети, юноши, старцы и вожаки каравана, что я — существо земное. Мой отец — над людьми владыка, муж и свекор — также цари; (одно) у меня желание — (вновь) увидеть супруга. Отец мой — царь видарбхов, супруг же — владыка нишадхов, неодолимый, причастный великой доле (царь) по имени Нала; его и ищу я. Если известен вам Нала, царь-тигр, губитель вражеских ратей, то поскорей укажите мне, где он, тот царь, мой любимый!»

Некто по имени Шучи, вожак и хозяин великого того каравана, отвечал безупречно прекрасной: «Слушай, что я скажу тебе, милая дева! Я, о (красавица) с ясной улыбкой, здесь старший, вожак этого каравана. Нет, многославная, я не встречал человека по имени Нала. В этом дремучем лесу не бывает людей; видел я здесь только буйволов, тигров, слонов, леопардов, медведей и прочих зверей; да смилостивится, над нами Ма-нибхадра, повелитель якшей!»

Тогда спросила она купцов и их вожака: «Благоволите сказать мне, куда держит путь этот карван?»

Вожак каравана сказал:

Дочь человеческая, жажда прибыли побуждает наш караван поспешать в страну правдоречивого Субаху, правителя Чеди.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» шестьдесят первая глава.

ГЛАВА 62

Брихадашва сказал:

Выслушав ответ вожака, безупречно прекрасная (дева), одержимая желанием (вновь) увидеть супруга, пустилась в

путь вместе с караваном. Через много дней пути увидели купцы среди бескрайнего дремучего леса большое, дивной красоты озеро, благоуханное, словно цветок лотоса. (На берегах

«го) были отменные пастбища, в изобилии имелось топливо (для костров), вокруг росло много съедобных плодов и кореньев, гнездились бесчисленные стаи птиц; увидев это чарующее взор, уютное озеро с чистыми водами, решили (караванщики) остановиться там, ибо их вьючные животные были утомлены. С одобрения вожака они вступили в прелестную рощу на западном берегу, и там огромный караван расположился на ночлег.

И вот в полночь, когда усталые караванщики в тишине и покое забылись сном, явилось туда стадо слонов, (направлявшихся) на водопой к горной реке, (вода) которой замутнена

мадой, истекающей (из слоновьих висков). Огромный караван, заночевавший у лотосового озера, преградил им дорогу; тогда (слоны) стремительно ринулись топтать всех спящих и поднимавшихся с земли. С воплями ужаса, объятые (смертным) страхом, караванщики, слепые со сна, разбежались по лесам и кустарникам, ища убежища; одни погибали от бивней, другие— от удара хобота, третьи — под ступнями (слонов). Гонимые ужасом, толпы пеших (караванщиков), смешавшись со множеством коров, коней, ослов и верблюдов, мчались прочь,

истребляя (в давке) друг друга. Издавая устрашающие вопли, падали они наземь, повисали на деревьях, но срывались и летели вниз на выступы и впадины (земной поверхности). Так

и был истреблен весь тот богатый караван.

С наступлением нового дня, о владыка народа, уцелевшие от истребления люди начали выбираться из лесных зарослей, оплакивая друзей, отцов, сыновей и братьев, павших жертвами бойни. Заплакала и Видарбхийка: «Или я совершила что дурное, коли этот людской поток, мною встреченный в безлюдном лесу, истреблен теперь стадом слонов по несчастному моему жребию? Теперь ясно, что долго еще суждено мне претерпевать мучения; ведь и старцы, помнится, поучали: «Раньше смертного часа не умереть никому!» И если меня, несчастную, не растоптало сейчас это стадо слонов, то потому лишь, что не случается с людьми ничего, помимо назначенного судьбой. В детстве моем ни мыслью, ни словом, ни делом не совершила я прегрешения, которое могло бы навлечь на меня эту беду; видно, это последствие сваямвары, на которой я ради Налы отвергла явившихся мне богов, Хранителей мира: это их (чудесным) могуществом разлучена я ныне (с супругом)!»

Оплакав это и прочие свои бедствия, красавица, обуянная горем и скорбью, о царь-тигр, вместе с уцелевшими от избиения, познавшими Веды брахманами пошла далее. Долго она шла и наконец под вечер достигла великого города, (где правил) правдоречивый Субаху, царь Чеди. Укрытая отрезанной половиной одежды, вступила она в тот прекрасный город. Печальная, бледная, истощенная, неомытая, простоволосая, шествуя словно безумная, явилась она перед жителями столицы. Видя ее вступающей в столицу царя Чеди, дети (окрестных) селян, увлекаемые любопытством, пошли туда следом за нею Окруженная ими, приблизилась она к царскому дворцу. Тут ее, стоявшую среди толпы, и увидела, выйдя на кровлю дворца, царица-мать.

Повелев толпе разойтись, о царь, возвела она Дамаянти на прекрасную дворцовую кровлю и, изумленная, принялась ее? расспрашивать: «Страдания, выпавшие тебе на долю, не омрачили дивной красоты твоей; ты блистаешь, словно молния среди туч! Скажи мне, кто ты, чья будешь (родом)? Твой облик даже лишенный драгоценного убранства, (несет черты) неземной (красоты). (Путешествуя одна), без спутников, ты все же не страшишься людей, богоподобная!»

На эти слова дочь Бхимы ей так отвечала: «Знай же, чт» я — земная (женщина), преданная своему супругу. Служанка я, но знатна по рождению, наемница, но живу где пожелаю,, питаюсь плодами и кореньями, ночую, одинокая, там, где меня застанет вечер. Супруг мой наделен неисчислимыми достоинствами и неизменно мне предан; с тем отважным моим супругом я, как тень, была неразлучна. По воле судьбы овладела им неуемная страсть к игре в кости; проигравшись, ушел он один бродить по лесам, в одной лишь только одежде, от отчаяния словно безумный; чтоб принесть ему утешение, пошла в лес и я за отважным моим супругом. Однажды, когда он, измученный голодом, полубезумный, (бродил) по лесу, случилось так, что пришлось ему расстаться и с этим единственным (одеянием). Теперь нагота была его единственной одеждой. Следуя за ним, бесчувственным, полубезумным, много ночей провела я без сна. Но вот по прошествии многих дней, когда я где-то забылась сном, отрезал он половину (моей) одежды и ушел, покинув меня, не заслужившую такого (обращения)! Его, любимого моего супруга, богоподобного, владыку жизни моей и достояния, день и ночь, сжигаемая (тоской), разыскиваю я, но все не встречаю!»

Так она беспрестанно причитала, и очи ее наполнились

слезами. Тогда царица-мать, сама не менее ее страдая, молвила несчастной дочери Бхимы: «Полюбилась ты мне, о благая; оставайся жить у меня! Супруга же твоего, милая, станут искать мои люди. Быть может, и сам он, скитаясь с места на •место, сюда забредет, и ты, живя здесь, о благая, вновь обретешь мужа!»