Фантазия. Валентин ПавловичСвенцицкий

Валентин ПавловичСвенцицкий

ВТОРОЕ РАСПЯТИЕ ХРИСТА

Фантазия

I

Это произошло во времяпасхальной заутрени.

Толстый священник о.Иоанн Воздвиженский кадил на все четыре стороны. Хор под управлением всегдавыпившего регента Пугвицина пел: «Христос воскресе из мертвых».

Кухарки крестились, клали низкие поклоны, искоса поглядывая, не украли ли куличи и пасхи, принесённые для освящения. Наряженные барыни и кавалеры христосовались друг сдругом.

Словом, было то, чтокаждый год повторяется в тысячах православных храмов во время пасхальнойзаутрени. И никто не подозревал, что в ту ночь свершилось великое чудо.

Иоанн Воздвиженский, стоя в алтаре, думал о том, не перекисло ли тесто на куличи у жены его, так какона сегодня проспала. Пугвицин, стоя на клиросе, придумывал, как бы емупотихоньку от жены, после ранней обедни, пробраться к Терехову, у которогопредполагалась вечеринка холостяков. Кухарка Андроновых думала о том, чтобы сзаутрени успеть отнести маленький куличик пожарному. Зизи краснела при одноймысли, что ей сегодня предстоит христосоваться с Коко. Гимназист Никаблестящими глазами смотрел на кузину Зою и предвкушал, как он на улице, когдане будет видеть m-lle Куанон, поцелует её. Маленький Ваня обкапал себе рукаввоском и старался оттереть пятно, покуда не заметила тётя Вера...

В ту же самую ночь, вдалёкой заглохшей монастырской ограде, на том самом месте, где почти две тысячилет тому назад Мария Магдалина, найдя гроб пустым, в испуге бросиласьрассказать ученикам, что тело Господа унесли, на том месте, где впервые смертьбыла побеждена Богочеловеком, свершилось великое чудо: Христос, после своеговоскресения, по доносу Синедриона и предписанию кесаря снова положенный вогроб, опять воскрес.

Была тихая весенняяночь. Горели яркие звёзды. Душистый туман подымался от молодой зелёной травы.Не было вокруг могилы стражи, не было учеников. Светлый ангел тихо отвалилтяжёлый камень, умыл ноги Иисуса, принёс Ему новые одежды и улетел к далёкимнебесам.

Христос остался один.

Скользя, как тень, блистая радостным победным светом, Он вышел со старого монастырского кладбища ипошёл по дороге.

По обе стороны ровныеполя. Пахнет сырой весенней землёй. Невысокие озими тенями сереют в темноте.Радостно, торжественно горят звёзды, словно ниже спустившиеся над землёй.

Вдали показался храм.Колокольня вся была украшена цветными лампочками. Изредка сбоку взлеталиракеты. Окна горели, словно внутри храма был пожар.

А в храме о. ИоаннВоздвиженский всё кадил, всё кланялся; хор под управлением Пугвицина всё пел: «Христос воскресе из мертвых...»

Христос подошёл к храму.Две-три старушки-нищие, должно быть, узнав Его, поклонились Ему до земли. Онблагословил их и взошёл в церковь.

Заутреня подходила кконцу. Кухарки уже начинали разбирать куличи. Гимназист Ника дёргал кузину за рукави шептал ей:

— Идём... m-lle насдогонит... мне нужно сказать вам...

В последний раз запели:

Христос воскресе измертвых,

Смертию смерть поправ,

И сущим во гробех животдаровав!

На несколько мгновений вцеркви наступила какая-то странная тишина. О. Иоанн не мог сделать своегопривычного возгласа; отец дьякон не мог подтолкнуть о. Иоанна; Пугвицин не могкашлянуть, чтобы дать понять батюшке его оплошность.

И вдруг раздалсястранный, словно откуда-то с неба идущий голос:

— Воистину воскрес!

Взоры всех устремилисьсначала кверху, потом стали искать по сторонам и наконец обратились к входу и сожиданием, ужасом и недоумением уставились на странного человека в белыходеждах, стоявшего недалеко от старосты.

Несколько минут в церквибыло полное замешательство. Неизвестный с радостным и в то же время скорбнымлицом смотрел на народ. И каждому казалось, что глубокие, лучистые глазанеизвестного устремлены именно на него.

Быстрей всех пришёл всебя староста, купец Бардыгин.

— Послушай, любезный, —сказал он негромко, но внушительно, — пойди-ка сюда...

Христос подошёл. Плотнойстеной вокруг них столпился народ.

— Что тебе нужно? Зачемнарушаешь благочиние в храме? Откуда ты взялся тут?

— Я воскрес из мёртвых.

По толпе прошёлсдержанный ропот.

— Уйдём, — сказала Зизи, — они его ещё бить начнут.

— Ты пьян, любезный! —строго сказал староста.

Христос молчал.

— Как тебя звать?

— Иисус.

— Иисус?..

— Да.

— Ты жид?

— Да, я — иудей...

В это время подошёлсторож Трофимыч, строгий коренастый старичок, не любивший никаких беспорядков.Его прислал из алтаря о. Иоанн. Ни слова не говоря, он взял незнакомца за рукуи потащил к выходу.

— Убирайся-каподобру-поздорову, пока в шею не наклали, — говорил он ему, подталкивая вспину.

— У, жидорва! — бросилвслед уходившему полицейский чин.

Две нищие старушки сноваупали на колени перед Христом. Он вышел из церкви и тихо пошёл к невысокомухолму, откуда доносился шум берёзовой рощи. Молодые клейкие листочки нежноговорили друг с другом, и тихая ночь таинственно прислушивалась к их говору.

II

Настало утро. Христосвсё сидел на холме под ласковой тенью молодых берёзок. Задумчиво смотрел он нагромадный каменный город, расстилавшийся перед ним. Церковь, из которой вчеравыгнали его, была на самой окраине: белая, новенькая.

Мимо Христа шлифабричные, крестьяне, железнодорожные служащие.

Его стали замечать.Необычайный лик Христа приковывал к себе внимание. Останавливались, спрашивалидруг друга: «Кто это?» К полдню у подножья холма уже стояла целая толпа.

Наконец Христос, углублённый в свои думы, заметил народ.

Он поднялся и обвёл всехтихим, ласкающим взглядом.

И от одного этоговзгляда слёзы покаяния подступили к горлу; вспоминалась вся тёмная, пьяная, развратная жизнь; в груди таял лёд чёрствости, жестокости, злобы; тяжёлыекамни, теснившие сердце, сползали сами собой, как пыль, уносимая ветром.Радостная надежда начинала трепетать в душе. Надежда на то, что и рабы труда, нищеты, голода — все дети одного Отца, что кончится когда-нибудь эта каторжнаяземная жизнь с невыносимыми муками своими и Отец призовёт в обитель несчастных, измученных Своих детей. Детство раннее вспоминалось, когда чистые, кроткие, радостные, как все дети, бегали по берегу речки Малеевки, собирали раковины, итак дышалось легко, такое голубое, светлое было небо, такие ласковые, родныебыли деревья; плакать хотелось оттого, что прошло оно, и смеяться от счастья, от радостной веры, что вернётся снова; что это тело состарилось, а душа станетчистой, прекрасной, божественной, как её Создатель.

Христос поднялпрозрачную руку Свою, свет небесный озарил Его лицо, и Он, благословив народ, разверз уста Свои.

Нет, это не голосчеловеческий. Это хоры ангелов незримые поют. И звуки голосов их не улетают вбездушное пространство, а падают глубоко-глубоко в человеческие сердца.

«Блаженны нищие духом, —говорил Христос, — ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибоони утешатся.

Блаженны кроткие, ибоони наследуют землю.

Блаженны алчущие ижаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибоони помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибоони будут наречены сынами Божиими».

Народ оцепенел. Новые, неслыханные слова! Из какой дивной книги взял Он их?

И снова поднял Христосруку Свою, и снова благословил народ.

Как один человек всетихо опустились на колени, и только несколько детей робко подошли к Нему.

Старушка Макаровна, торговка семянками, рыдала, прижимаясь морщинистой головой к сырой земле.

— Батюшка...родименький... — шептала она, — пришёл Утешитель, Спаситель наш.

Уже больше никто неспрашивал: «Кто это?» Сердце узнало — Кто. Долгие годы оно ждало этих слов, этого голоса. Теперь оно рвалось навстречу Ему.

— Говори, говори, Учитель!..

А Он стоял, и светлыйлик Его становился задумчив, тень скорби ложилась на нём.

Расталкивая народлоктями, городовой кричал:

— Это что за толпа? Чтотут такое?.. Где? Кто тут?.. — Он искал глазами. — Расходитесь, расходитесь...Вам говорят! Добром просят...

Толпа медленно сталарасходиться.

А с холма снова раздалсятаинственный голос:

«Блаженны изгнанные заправду, ибо их есть Царство Небесное».

Толпа снова замерла.Городовой с удивлением посмотрел на холм:

— Ты что орёшь?! Покакому праву народ собрал? Проходи, а то в участок отправлю. Ну, слышишь!.. Ивы, братцы, расходитесь... а не то...

Он стал расталкиватьнарод в разные стороны.

—Дай послушать-тодоброго человека, — сказал старичок.

—В церковь ступай, там ислушай. А не то — в участок.

— Нехристь ты...

— Ну, не разговаривать!

И снова с холма, словнорадостный звон, прозвучал тот же голос:

«Блаженны вы, когдабудут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня...»

— Да что я, шучу, чтоли! — закричал городовой. — Марш с холма! Что за беспорядок!

Толпа нерешительнопотянулась к городу. Христос, опустив голову, пошёл за ней.

— Обязательноепостановление читал? — строго спросил его городовой.

Христос молча покачалголовою.

— Не велено сборищделать. В участок вашего брата надо. Там покажут...

— Я хотел учить народ, —сказал Христос.

Городовой поднёс к еголицу громадный кулак:

— Видал?.. То-то же!..

Христос вошёл в город.Несколько женщин и стариков из толпы в отдалении шли за Ним.

Всюду чувствовался«праздник». Гул стоял от красного звона. Магазины были заперты. На лихачах вбелых перчатках мчались визитёры.

Зизи встретила подругу изакричала через улицу:

— Машенька, Христосвоскрес!

— Воистину, воистину...Я к Курочкиным!

— А вечером придёшь?

— Не знаю...

Пугвицин шёл, обнявшисьс Тереховым, и бормотал:

— Смертию смертьпоправ... Это, брат... это, брат, тебе не шутка...

Ника в новых перчаткахшёл под руку с Зоей.

— Я ни за что не буду сним христосоваться.

— Это вы так говорите, апотом возьмёте и похристосуетесь.

— Вот ещё!

— Ну, дайте мне слово, что не будете.

— Да вам-то что?

— Вот странно.

Ника покраснел.

О. Иоанн Воздвиженский толькочто сел за стол и очищал красное яйцо.

— А кулич-то перекис, матушка...

— Полно тебе, ничего неперекис... Это от изюму.

— Перекис.

— Всегда ты мне назловыдумаешь.

— Не назло, а только —что надо вовремя вставать. Дрыхнешь, а куличи перекисли...

— Это изюм, а неперекисли...

— Уж какой там изюм...Ну-ка, колбаски дай...

Ваня вырвался-таки отгувернантки и, стоя посреди улицы, орал во всё горло:

— Христос воскресе измертвых...

Лошади в испугешарахались в сторону.

— Ma tante, — говорилКоко, — Христос воскресе!

— Воистину...

— А поцелуй?..

— Я не христосуюсь.

— Но я же племянник.

— Мало ли что, но вы мойровесник.

— Но, ma tante, ведьХристос же воскрес!

— Знаю, знаю! Но опоцелуе и думать нечего!..

— Вы после этого нехристианка.

Всё ликовало, всё радовалось.Звон рос с каждым часом. Лихачи мчались всё быстрее. Генералы, офицеры, студенты, лицеисты, гимназисты, штатские, на парах, на рысаках — всё двигалось, торопилось, неслось, как ураган.

Христос, никем незамеченный, прошёл через весь город. По-прежнему за ним в отдалении шлонесколько человек.

Выйдя за город, Христосостановился. Старый-старый старичок, не решаясь подойти к Нему, встал на колении прошептал:

— Воистину, воистинувоскрес!..

III

Макаровну попуталнечистый. У соседки был чулан, замок на нём висел полусломанный, а в чуланехранились пустые бутылки, которыми соседка торговала.

Пришла Макаровна вечеромуставшая, голодная: никто не купил её семянок. Ни денег, ни хлеба... И приди ейна ум забраться в чулан и украсть пустые бутылки. Старуха она старая, забралабутылок много, пошла и упала на дворе. Соседка её, у которой она украла, сбутылками этими и подняла. Пришёл дворник, составили протокол. Макаровну отдалипод суд.

Макаровна просидела втюрьме недолго: боялись, что не доживёт до суда. Во имя правосудия делоускорили. На первый день Фоминой недели под конвоем доставили в суд.

Макаровна покорнодожидалась своей очереди. Только глупые слёзы сами собой бежали по еёморщинистому лицу.

«Украла, согрешила, —думала Макаровна, — поделом мне. Суд царский! Заботится он об нас!»

Дошла очередь доМакаровны. Ввели её в залу суда.

Перекрестилась она наобраз и поклонилась на все четыре стороны.

— Как вас зовут? —спросил председатель.

— Макаровна.

— Это отчество, а имяваше?

— Марья Данилова.

— Сколько вам лет?

— На Казанскую семьдесяттри было...

— Господин судебныйпристав, — сказал председатель, — нельзя ли закрыть в коридор дверь и попроситьне шуметь.

Пристав пошёл исполнятьприказание.

А в коридоре в это времяпроисходило нечто странное. Какой-то человек в белой одежде, напоминающей рясу, не слушаясь сторожей, шёл к зале заседаний. И там, где Он проходил, людиостанавливались, словно прикованные к своему месту.

— Ваш билет? — спросилсторож неизвестного.

Но Он тихо взял егоруку, отстранил и прошёл далее. И сторож также остался неподвижно прикованным ксвоему месту.

Христос взошёл в суд.

В непонятном смятении, словно застигнутые на месте преступления, присяжные встали со своих мест.Публика отшатнулась от решётки, через которую смотрела. Члены суда, прокурорбыстро подошли друг к другу. Один председатель, не двигаясь, сидел на своёмместе.

— Прошу вас удалиться иззалы заседаний! — с трудом выговаривая слова, сказал он.

— «Не судите, да несудимы будете, — раздался голос Христа, — ибо каким судом судите, таким будетесудимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить».

Макаровна, услышавзнакомый голос, упала на колени и, вся просиявшая, словно молодость вернулась кней, проговорила:

— Батюшка, Спасительнаш, прости меня грешную... украла... с голоду...

— Господин пристав, —строго сказал председатель, — распорядитесь убрать отсюда этого сумасшедшего.

Но старичок пристав немог сдвинуться с места.

Христос повернулся кприсяжным и сказал:

— «И что ты смотришь насучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь? Или какскажешь брату твоему: " дай, я выну сучок из глаза твоего", а вот, втвоём глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогдаувидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего».

— Позвольте васпредупредить, — возвысил голос председатель, — что виновный в оскорблении судаподлежит строгой ответственности!

— Помяни меня, родименький, во Царствии Твоём! — прошептала Макаровна и упала на пол.

Жандарм попробовал былоподнять её, но она грузно опустилась снова.

— Померла, ваше-ство!

— Объявляю перерыв наполчаса, — сказал председатель. — Уберите этого!..

Но Христос стал невидим.

Медленно прошли в своюкомнату присяжные. Молча стала расходиться публика.

Макаровну унесли.

IV

Был храмовый праздник вцеркви Вознесения. Народу набралась такая масса, что даже оба клироса былипереполнены. Перед иконой праздника, словно горящий сноп соломы, ярко пылалисвечи.

О. Никодим в лучшихсветлых ризах чинно совершал литургию. Он был человек простой, набожный. Любилсвой храм, любил хороших певчих и особенно кадильный дым. Эта любовь осталась унего с детства; бывало, отец приходил от всенощной благословлять его на сонгрядущий, от него так славно пахло ладаном.

Староста у входа едвауспевал продавать свечи и просфоры. Деньги звонко звякали на всю церковь, смешиваясь с тихим пением церковных гимнов.

— Не задерживайте; проходите, проходите, — мягко, но внушительно говорил староста тем, которыеостанавливались у конторки проверять сдачу.

Христос вошёл в этотхрам и вместе с прочими подошёл к конторке, где продавали свечи.

— «Возьмите это отсюда, — властно сказал он, — и дома Отца Моего не делайте домом торговли».

— Что такое! Грабят!..Батюшки!.. — понеслось по церкви.

— Что вам угодно? —спросил староста.

— Уйдите отсюда. Неделайте дом Отца Моего домом торговли! — снова повторил Христос, и в голосе Егобыла сила и власть.

— Я попрошу вас ненарушать тишины в церкви, иначе придётся позвать сторожа и городового.

Гневом вспыхнуло лицоХриста. Голос зазвенел на всю церковь, словно глас трубный. Он опрокинул стол, на котором лежали свечи и просфоры, рассыпал деньги:

— Идите прочь отсюда! Здесь дом Отца Моего.

И слова Его жгли какогонь. Трепет и смятение ужаса пронеслись по церкви.

— Не стыдноскандальничать? — обратился к нему сторож. — Ведь здесь тебе не базар — храмБожий.

Богослужениепрекратилось. Народ обступил Христа и старосту.

Христос говорил:

— «Настанет время, инастало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе».

О. Никодим подошёл ктолпе и, вслушиваясь в слова Христа, строго сказал ему:

— Неподобающее говоришь.Храм православный бесчестишь.

— «Бог не врукотворённых храмах живёт! Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должныпоклоняться в духе и истине».

В это время расслабленный, который всё время на грязной циновке лежал у входа, подполз к ногам Христа.

— «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои», — обратился к нему Христос.

— Богохульствуешь! —гневно воскликнул о. Никодим. — Кто дал тебе власть грехи прощать?

Христос повернулся кнему:

— «Что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи? Но чтобы вы знали, что СынЧеловеческий имеет власть на земле прощать грехи», говорю ему: встань и идидомой!

И на глазах у изумлённойтолпы расслабленный, как здоровый, поднялся с полу, в ноги поклонился Христу иблагоговейно поцеловал край Его одежды.

Тихо, опустив голову, о.Никодим пошёл в алтарь.

V

Была ночь. СтаричокСила, ночной сторож, приютил Христа у себя на ночлег.

— Всё равно каморкапустая ночью, спи себе на здоровье.

Христос не спал, сидел уоткрытого окна.

В дверь постучали.

— Эго ты, Сила? —окликнул Христос.

— Можно? — произнёс задверью дрожащий голос. Дверь отворилась. В темноте нельзя было разобрать лицавошедшего.

— Кто это?

— Это я, о. Никодим... Япришёл к Тебе поговорить. Ты сегодня свершил чудо. Я знаю, что ты учитель, посланный от Бога... Но в то же время слова твои так странны...

— О каких словахговоришь ты?

— О нерукотворённомхраме. О Боге, которому нужно поклоняться в духе и истине.

— «Если кто не родитсясвыше, не может увидеть Царствия Божия».

— Да, но не учил лиХристос две тысячи лет тому назад, что Он созиждет церковь, и врата адовы неодолеют её.

— Не про вашу церковьсказаны эти слова.

— Но про какую? Где жедругая церковь?

— «Дух дышит, гдехочет».

— Послушай, кто бы ты нибыл, я вижу, что тебе открыто многое. Скажи, ведь церковь должна быларазвиваться, крепнуть, изменяться. Не могли же при Христе так же молиться, какв наше время. Не могло быть архиереев, митр, таких облачений, колоколов. Немогло быть всего того, чем богата православная церковь. Но пойми, этодоказывает рост церкви. Церковь созидается воистину. Её изменения есть переходюности в возраст мужа. Церковь не отменяет Евангелие, но она толкует его. Еётолкование есть раскрытие, уразумение тех истин, которые заключены в Евангелии.

— Так говорили книжникии фарисеи две тысячи лет назад, — тихо сказал Христос. — Они извратили законМоисеев. Они завесили уши народа, и он перестал слушать глас Божий; заповедиЕго они умертвили толкованиями своими. И всё это во имя торжества Божьего делана земле. Рост не в колокольнях, не в архиереях, не в клиросе, не в вашихторгашах свечами — рост Церкви в духе и истине сынов Божиих. Когда Мои апостолышли на проповедь без серебра и золота, ужели это было ниже, чем выезды вашихархипастырей! Ужели рост Церкви — золото и серебро храмов ваших, когда братьяваши умирают от голода и нищеты!

— Но если так, если тыправ, учитель, то тогда Церкви нет. Церковь от Христа отреклась; не сбылисьпророчества Христовы. А тогда Христос не Бог, и мир неискуплённый лежит во зле.Пойми, что кроме Евангелия есть ещё предания. По ним из поколения в поколениежила Церковь, и когда теперь она дошла до своего могущества и торжества, тыхочешь отречься от неё и всё вернуть к первобытному христианству. Да знаешь ли, если бы сейчас пришёл Сам Христос и потребовал бы, чтобы Церковь восстановиластарое учение Его апостолов, ещё неизвестно, послушалась бы Его Церковь илинет! Скорей, не послушалась бы — и была бы права. Христос ниже Церкви.

— Да, потому что людиболее возлюбили тьму, нежели свет; потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий зло, ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы! И книжники и фарисеи поставили свой человеческий закон, обычай, предания выше голоса Божия; и храмы их стали мертвы, а дух Божий дышалне среди их роскошных храмов, а среди Моих учеников, простых рыбаков. Тыспрашиваешь: где Церковь? Церковь там, где двое или трое собираются во имя Моё.А собираются во имя Моё там, где любовь, где правда, где таинственноеблагодатное общение. Церковь и в ваших храмах, но не в золоте их, не в ризахваших, не в блеске ваших владык. Церковь ваша на паперти, где стоят нищие иубогие — дети мои. Если Церковь не в любви была бы, то в чём же? Не сама лиЦерковь ваша на соборах своих устанавливала правила отлучать епископов, если ихпоставит светская власть, если они переменят кафедры свои, если не будутсобирать соборов; священнослужителей — за взимание денег за требы, мирян — зато, что не всегда пребывают в молитве. Где же хоть один верующий в Церкви, который бы не был отлучён от неё на основании собственных постановлений Церкви?

— Учитель, ты не прав.Изменяются времена, изменяется строгость в исполнении правил. Ты забыл, чтокроме жизни в Боге существует ещё быт. Христианству евангельскому надосчитаться с бытовым, примирить его с собой, уступить ему.

— Нет, кто хочет бытьучеником Моим, тот должен отвергнуться себя, всех привязанностей житейских, всех привычных условий жизни, взять крест Мой и идти. И при апостолах Моих тожесуществовал быт, но они не учение Моё искажали ради этого быта, а перевёртываливсю жизнь, все понятия. «Кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня».

— Странно говоришь ты...Но Христос пришёл к слабым, а ты требуешь силы.

— Что невозможночеловеку, то возможно Богу!

— Но почему же Церковьнаша так велика, так могущественна?

Христос поник головойСвоей.

— Ты молчишь?

Христос молча поднялсясо своего места. Лицо его светилось во тьме, и глаза сияли.

О. Никодим тоже встал.

— Учитель... кто ты?

— Христос воскресший!..

— Я ослышался... Тыбогохульствуешь! — в ужасе отстраняясь от Него, воскликнул о. Никодим.

Но в это время светокружил голову Спасителя, и образ Его, знакомый по нерукотворённой иконе о. Никодиму, ясно выступил из темноты.

Звёзды сияли на небе.Стены комнаты, казалось, раздвинулись, и весь мир сливался со своим воскресшимИскупителем.

О. Никодиму послышалсяторжественный победный гимн, который пели где-то в глубине его собственногосердца.

Он упал перед Христом наколени, и из уст его вырвался крик радости:

— Воистину воскрес!

А Христос поднял его исказал:

— Слушай, что значитвеличие вашей Церкви. Уже две тысячи лет Я открыл это людям, но они непослушали Меня. Я открыл им, что праведники всегда будут гонимы, а гонителиникогда не будут правы. А где нет правды — нет Церкви. Я открыл им, чтогонения, муки, всяческая несправедливость — вот что ожидает мир перед Моимпришествием во славе. И от этих жестокостей «по причине умножения беззакония вомногих охладеет любовь». Евангелие Моё будет проповедано по всей земле; с видуЦерковь будет могущественна. Имя Моё будет владычествовать над всеми народами, но это и будет означать «мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте». Так не радуйтесь же господству вашей Церкви, оно знакскорой гибели её. Ищите Церковь в душах живых и бойтесь тех, кто приходит подименем Моим...

VI

Светало. Город ещё спал.Глухими переулками под конвоем гнали за город шестерых солдат, приговорённых красстрелу.

В казармах был бунт.Убили офицера. Те, кто попроворней, разбежались. Шестерых арестовали. Покорные, сосредоточенные шли они к месту своей казни. Молодые лица — простые, мужицкие —были спокойны, словно люди шли по самому обыкновенному, привычному делу.Пригнали их в город на службу из деревни Вахрамеевки. А теперь велятрасстреливать. Ничего не поделаешь — служба. Вышли за город, пошли по пыльнойпросёлочной дороге. Лес показался. Уж там ждёт кто-то. Это священник дляпоследнего напутствия.

Пришли.

Покорные, беззащитные, они стояли в куче и ожидали своей участи.

Закрутили им назад руки.Батюшка сказал напутствие, дал приложиться ко кресту. Выстроили в ряд. Противних поставили взвод солдат с заряженными ружьями.

Офицер вынул белыйплаток.

— Раз!..

— Два!

— Три!

Но... никто невыстрелил.

Офицер с изумлениемсмотрел на них.

— Идёт кто-то, — тихосказал коренастый солдатик.

Офицер обернулся ипосмотрел на дорогу. Через поле быстро шла какая-то странная белая фигура.

Офицер пришёл в себя икрикнул:

— Эй, убирайся отсюдапрочь, покуда цел!

Но фигура шлапо-прежнему быстро, не останавливаясь. И по мере её приближения солдаты, приговорённые к смерти, чувствовали, что верёвки, которыми они были связаны, сами собой слабнут и сползают с рук.

Вот Он подошёл совсемблизко. Лицо Его полно страданием, глаза горят гневом.

— Прочь отсюда! — кричитофицер. — Или я прикажу...

Но слова его замирают нагубах.

— Не убий! Не убий! —как гром гремят слова Христа.

— Именем закона...

— Не убий! — властнопроизнёс снова Христос.

Солдаты опустили ружья, угрюмо уставились в землю.

— Послушайте... я непозволю... — бормотал офицер.

— «Вы слышали, чтосказано древним: не убивай; кто же убьёт, подлежит суду. А Я говорю вам, чтовсякий, гневающийся на брата своего, подлежит суду».

Слова Христа что-тоживое задели в душе молодого офицера. Он нерешительно посмотрел сначала насолдат, приговорённых к смерти, потом на священника, потом на Христа...

— Но тогда менярасстреляют... — потупясь, сказал он.

— Не бойся убивающихтело, бойся тех, кто убивает душу!

— Все так делают, —нерешительно проговорил офицер.

Подошёл священник.

— Послушай, чадо, —сказал он, обращаясь ко Христу, — это ты бунт проповедуешь. Нигде не сказано, что убивать нельзя. Это, действительно, в мирное время и по своему собственномужеланию. А на войне или по приговору законного суда... дело совсем другое. Ты, я вижу, начётчик, словами Писания говоришь. Но не всякий, тоже, слова этиразумеет. Надо церковь спросить, как она толкует.

— Отойди, сатана, —грозно проговорил Христос, — горе соблазнившему единого от малых сих. Лучше быему не родиться вовсе!

— Это бунт! Тыреволюционер, вот ты кто! — злобно прошипел священник. — Много вашего братаразвелось.

Но Христос отвернулся отнего и обратился к офицеру.

— «Сберёгший душу свою, — сказал он ему, — потеряет её, а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её!

Возьмите иго Моё на себяи научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душамвашим».

Молча, подчиняяськакому-то властному голосу внутри себя, офицер стал снимать вооружение, срыватьпогоны и, обернувшись к арестованным, сказал:

— Идите!..

Несколько солдат тожебросили ружья на землю и подошли ко Христу; среди них был коренастый солдатик, первый заметивший Иисуса:

— Мы тоже пойдём... свами, ваше благородие...

— Димитрий Николаевич! —крикнул священник, молча наблюдавший всё происходившее. — Я батюшке вашему всёрасскажу. Огорчите старика... Не по-божьему это. Против присяги пошли. Батюшкаваш, генерал, не перенесут такого срама.

— «Я пришёл разделитьчеловека с отцом его, — сказал Христос, — и дочь с матерью её, и невестку сосвекровью её. И враги человеку — домашние его!»

— Ври, ври! — выходил изсебя священник, грозя ему кулаком, в котором был крепко зажат крест. — Я воттебе покажу, сейчас к генералу поеду. Забыл, сектант поганый, что сказано: «Почитай отца твоего и мать твою». Штунда безбожная!

— «Кто любит отца илимать более, нежели Меня, не достоин Меня, — торжественно сказал Христос. — Икто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня».

И Христос пошёл кгороду. Офицер и несколько солдат пошли за Ним.

Оставшиеся, не зная, чтоделать, с недоумением смотрели им вслед.

— Вернитесь, ДмитрийНиколаевич! — крикнул священник вслед уходившим.

Но офицер даже не оглянулся.

— Ушёл, — проворчалсвященник и прибавил, обращаясь к солдатам: — Этакий чудак. Отец генерал. Дом —полная чаша. Невеста, говорили, есть. Охота на рожон лезть. Ну куда теперьуйдёт? Придёт в город, там арестуют. Эх, молодость! Ни за что погиб человек. Ну, братики, а вы берите ружья и марш в казармы. Будет вам по стакану водки заверность от командира.

Белые одежды Христаскрылись в утреннем тумане. Всходило солнце, и мягкие красноватые лучи егоосенили землю теплом и радостью.

VII

Христос со своимиспутниками подошёл к городу как раз в том месте, где стояла белая новенькаяцерковь о. Иоанна Воздвиженского.

О. Иоанн был в это времяв церкви и надевал облачение. Ему предстояло хоронить своего доброго другаЛазаря, совсем ещё молодого человека, скоропостижно скончавшегося.

О. Воздвиженский понатуре был человек мягкий и от души жалел бедного друга.

Конечно, бывали и у нихссоры, без этого нельзя, дело житейское.

Недавно ещё Лазарьпосмеялся над о. Воздвиженским за его толщину при старосте Бардыгине, и оченьэто обидело о. Иоанна. Он даже не вытерпел и, выйдя провожать Лазаря вприхожую, сказал ему укоризненно:

— Нехорошо надсмехатьсянад природным свойством.

— Какое же это природноесвойство, о. Иоанн, — засмеялся Лазарь, — разве вы родились на свет такимтолстым! Просто это от пирогов с ливером.

О. Воздвиженский ничегоне сказал на это и, не попрощавшись, ушёл в столовую.

После этого он два дняне был у Лазаря.

«Бедный Лазарь, — думало. Воздвиженский, посматривая из алтаря на белый гроб, стоявший посреди церкви, — жить бы да жить. Семья хорошая, средства имеются. Вот кому есть нечего, живут, а люди с достатком умирают».

О. Воздвиженскийвздохнул.

Церковь наполняласьнародом. Сестра Лазаря, Марфа, не будучи в силах смотреть на гроб, вышла изцеркви, отошла к ограде и рыдала, закрыв лицо своё руками.

Христос заметил её иподошёл к ней.

— Что с тобой? — тихоспросил Он, прикасаясь рукой к её плечу.

Марфа подняла на Негосвои глаза и сказала, сразу заметно успокоившись:

— Умер брат мой Лазарь.Мы жили так дружно, он был добрый такой, ласковый, всегда помогал ближним. Зачто Бог наказал нас?

Снова слёзы хлынули изеё глаз, и она горько плакала.

Христу стало жаль её, ислёзы потекли по Его щекам.

И сказал Он Марфе:

— «Если будешь веровать, увидишь славу Божию». Пойдём в храм за Мной.

В голосе Христа былатакая спокойная твёрдость, что Марфа, не понимая, что Он собирается делать, пошла покорно за Ним. Взошли и спутники Христа.

Трудно было пройти кгробу, но перед сестрой умершего все расступались.

Бардыгин сразу заметилХриста. Он подозвал к себе Трофимыча и, указывая глазами, сказал шёпотом:

— Опять этот сумасшедшийжид пришёл. Ты бы того...

— Слушаю...

Трофимыч, деловиторасталкивая молящихся, пошёл за Христом.

Но в это времясвершилось нечто неслыханное: Христос остановился у гроба, поднял глаза Свои кнебу и сказал громко на всю церковь, так что все услыхали Его слова:

— «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь меня; но сказал сие длянарода, здесь стоящего!»

Жутко стало всем от этихзагадочных слов, от этого победного голоса.

Марфа упала на коленипред гробом и, рыдая, повторяла:

— Брат, брат!..

Трофимыч подошёл кХристу и хотел взять Его за руку. Но рука Трофимыча стала тяжёлая как свинец, ион не мог пошевельнуть ею.

А Христос голосом, подобным грому небесному, произнёс:

— Лазарь, встань!..

И всё затихло в церкви.В ужасе жались друг к другу богомольцы, боясь верить и в то же времяпредчувствуя, что должно свершиться что-то.

И вот среди общегобезмолвия поднялся в своём гробу усопший...

Словно искра пробежалапо толпе. Многие в паническом страхе бросились к выходу, давя друг друга, какдикие звери, увидавшие пожар.

— Осанна, осанна! — висступлении выкрикивала больная юродивая. Неизъяснимый восторг охватил учениковИисуса. Они громко славословили Христа, и слова сами лились из их уст.

Марфа, рыдая, обнималаЛазаря, который безмолвный, тихий, светлый, как дитя, гладил своею рукою поволосам её.

Бардыгин, совершенносмешавшись, зачем-то спешно прятал деньги в конторку.

Дети внесли в церковьсвежие, молодые ветви берёзы и бросали их под ноги Иисуса.

Храм расцвёл...

Восковые свечи потухлисами собой, но ещё никогда не было так светло в храме, никогда так ярко не сиялон. Где-то слышалось пение чистое, радостное, как могут петь только дети.

— Ангелы, ангелы поют! —кричала юродивая. — Осанна Сыну Давидову!

Церковь ликовала, рыдала, верила, надеялась. Церковь жила. Церковь стала необъятной, как мир, каквселенная, как сердце человеческое.

И вышел Лазарь из гроба, пал к ногам Иисуса и облобызал ноги Его.

Из алтаря в полномоблачении показался о. Воздвиженский. Вид его был необычен; гневом пылало еголицо.

— Уходи, уходи отсюда! —задыхаясь, крикнул он Иисусу. — Лазарь — мой друг. Я рад, что он жив... Нонельзя в церкви делать этого. Никогда никто не воскрешал мёртвых... Этоколдовство... Это выдумки медиумические... Симон Волхв ты... колдун!.. Прочьотсюда!..

Христос не произнёс нислова и пошёл к выходу; за Ним пошли почти все находившиеся в церкви.

У Бардыгина тряслисьруки, и он никак не мог попасть в замок ключом, чтобы запереть конторку сденьгами. К нему подошёл взволнованный до последней степени о. Воздвиженский:

— Я этого так неоставлю... Сегодня же пойду к митрополиту. Это из рук вон. Вот повадился к намв церковь! То деньги все по полу развалил; то, изволите видеть, мёртвыхвоскрешает!

— Беспорядок, большеничего, — едва сдерживая своё волнение, произнёс Бардыгин. От испугу у него непопадал зуб на зуб. — Распустили народ. Вешают мало, вот они и шляются. А ты бтого... — обратился он к стоявшему неподалёку околоточному, — узнал бы, что этоза субъект...

В ограде между тем народплотной стеной окружил Христа и с благоговением слушал Его слова.

Христос говорил:

— «Во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними...

Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодамих узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?

Так всякое дерево доброеприносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые...

Всякое дерево, неприносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь...

Не всякий, говорящийМне: " Господи! Господи! ", войдёт в Царство Небесное, но исполняющийволю Отца Моего Небесного...»

— Виноват, виноват; позвольте, господа! — это околоточный пробирался ко Христу. — Во-первых, япопрошу вас без разрешения градоначальника не произносить публичных речей, — строго, но вполне корректно проговорил он, добравшись наконец до Христа, — иначе выбудете оштрафованы за устройство незаконного собрания до трёх тысяч рублей. Азатем я бы попросил сообщить ваше имя, отчество и фамилию.

— Я — Иисус, из родаДавидова.

Околоточный вынулзаписную книжку и записал.

— Вы прописаныгде-нибудь?

Христос молчаотрицательно покачал головой.

— Но где-нибудь выживёте?

— Лисицы имеют норы, аСын Человеческий не имеет, где приклонить голову.

— Паспорт у вас есть?

Снова Христос молчапокачал головой.

— Какого вывероисповедания?

— Я — иудей...

— В таком случае выздесь не имеете права жительства! — почти с радостью воскликнул околоточный. —Вы можете жить только в черте еврейской оседлости. И вообще... вы мне кажетеськрайне подозрительны... Я должен вас препроводить в участок!

Толпа угрожающезаволновалась. Околоточного быстро оттеснили за ограду.

— Он — сын Божий! —кричала юродивая.

— Он воскресил Лазаря! —слышались голоса.

Из церкви вышел о.Воздвиженский и, взявши околоточного за рукав, отвёл в сторону.

— Оставь, брат, — сказалон, — хуже — скандал будет. Пошумят и разойдутся. Приходи сегодня на пирог лучше.Потолкуем!..

Приятели пожали другдругу руки и разошлись...

VIII

Митрополит созвалэкстренное собрание столичного духовенства.

К девяти часам вечерагромадная приёмная митрополита была переполнена.

Полукругом сиделивикарные епископы, за ними архимандриты, а дальше протоиереи, священники, несколько диаконов. Сбоку поместились именитые церковные старосты.

О. Воздвиженский, о.Никодим и Бардыгин сидели за особым столом в качестве докладчиков.

Ровно в девять часовотворилась дверь из внутренних покоев, и вышел митрополит.

Все встали при егопоявлении и в пояс поклонились владыке.

Анания был сухой, высокий старик, с жёлтым нездоровым лицом, круглыми, серыми пронизывающимиглазами.

Быстро прошёл он ксвоему председательскому месту.

Затем все повернулись киконе, где было изображено распятие Христа, и хором запели: «Днесь благодатьСвятаго Духа нас собра, и вси, вземше крест свой, глаголем: Приидите, приимитевси Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия, явльшагося Христа».

Снова в пояс поклонилисьвладыке и чинно сели на свои места.

— Досточтимые отцы ивозлюбленные братья, — начал митрополит, когда полная тишина воцарилась в зале.Он отчеканивал каждое слово; голос его был металлически-резкий. — Я пригласилвас сюда ввиду чрезвычайного события. В городе появился зловредный еретик, поимени Иисус, смущающий умы народа! В наше лихолетье не новость появление ибезбожных речей, и безбожных дел. Но в появившемся бунтовщике есть нечтоособенное. И это-то именно и заставило меня обеспокоить вас. Конечно, какбольшинство крамольников, он жид. Как все наши современные анархисты, коммунисты, социалисты и прочие предтечи врага Христова, он полонразрушительных замыслов. Учит он солдат не повиноваться присяге, нарушать долгхристианский, учит сопротивляться законному начальству и не исполнять смертнойказни, произнесённой законным царским судом. И многое другое. Всё это не ново.«Вкрались некоторые люди, — говорит апостол, — издревле предназначенные к семуосуждению, нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в повод к распутству иотвергающиеся единого Владыки Бога и Господа нашего Иисуса Христа». Новоедругое здесь. Народ волнуется не от слов его, но от дел. Силою князя бесовскогочеловек этот творит соблазнительные для ума народного деяния, именуя ихчудесами. Даже осмеливается вторгаться во святые храмы и воскрешать мёртвых.Сейчас о. Иоанн, о. Никодим, глубокоуважаемый Никанор Никифорович Бардыгинрасскажут нам о виденном. И нам сообща предстоит решить со всей серьёзностью, что предпринять на защиту святынь православной церкви. Ибо здесь грозит беда ицеркви, и государству. «Если оставим его так, то все уверуют в него»; и придутангличане, японцы или жиды «и овладеют и местом нашим и народом»...

Владыка смолк. Слушалиего с напряжённым вниманием, и теперь сразу всё пришло в движение.

Слышались голоса:

— Вешают мало!..

— Это просто переодетыйэкспроприатор...

— Он, говорят, бежал изтюрьмы...

— Колдун какой-то!..

— Сослать на Валаам, ибаста!

Мало-помалу сталистихать.

— Досточтимые отцы ивозлюбленные братья, — снова сказал митрополит, — выслушаем очевидцев. О.Иоанн, слово принадлежит вам.

О. Воздвиженскийподнялся со своего места, видимо крайне смущённый. Никогда ему не приходилосьговорить пред такой большой и, главное, именитой аудиторией.

И в церкви своей, где, кроме Бардыгина, не было ни одного сколько-нибудь значительного человека, и то, когда он говорил проповеди, дрожали его руки. А тут сам высокопреосвященный, епископы, почти всё духовенство...

Несколько мгновений о.Воздвиженский не мог выговорить слова. Наконец мысленно произнёс: «Э, была небыла, помилуй, Господи!» и начал:

— Вашивысокопреосвященства, досточтимые отцы и возлюбленные братья! Человек, окотором вы изволите спрашивать, о котором я должен, так сказать, дать показанияочевидца и служителя храма, был у нас два раза. Первый раз — как раз у заутренина Пасхе. Произвёл, конечно, беспорядок. Не к месту, и даже совсем где неподобает, возгласил «Воистину воскрес!». Но тут ничего особенного не произошло.Сторож его моментально вывел. На этом дело и кончилось. Второй раз пришёл напохороны... Ну, и тут... действительно... сие произошло... я ничего объяснитьздесь не могу. Человек я простой, ваше высокопреосвященство; а только чтодействительно говорит другу моему, это покойнику то есть: Лазарь, говорит, встань! Ну, и тут действительно...

О. Воздвиженскийзамялся, не зная, как выразиться. Сказать «Лазарь воскрес» ему представлялосьнеудобным.

— Ну, — нетерпеливоторопил его владыка...

— Лазарь...послушался... встал.

Ропот изумления инегодования прошёл по зале. Епископы крестились. Архимандриты покачивалиголовами. Священники вздыхали...

— Воистину последниевремена, — шептал старичок протоиерей.

— Ну, и что жепоследовало затем? — спросил он.

— А затем я, вашевысокопреосвященство, велел ему удалиться. Он покорно без всяких сопротивленийушёл.

— Больше вы ничего неможете сказать, о. Иоанн?

— Более того ничего-с...

— Слово вам принадлежит, Никанор Никифорович.

— Я, вашевысокопреосвященство, к сказанному о. Иоанном могу прибавить весьма немного.Как вышел этот самый субъект из церкви, я послал околоточного Судейкина навестисправку, кто он и вообще насчёт благонадёжности. Результаты, как и следовалополагать, оказались самые очевидные. Веры назвался жидовской, нигде непрописан, и ко всему — живёт без всякого паспорта... Вот всё, что я могуприбавить, ваше высокопреосвященство...

Он сел.

Все с видимымудовольствием слушали речь миллионера Бардыгина. Теперь хоть что-нибудьразъяснилось.

— Ну, понятно, беглый, —слышались удовлетворённые голоса, — ни паспорта, ни вида...

— Ну что за подлый народэти жиды! Ведь отвели им место: живи! Нас не трогай, и мы тебя не будемтрогать. Так нет, так и лезут, пархатые...

— Ну, теперь всё ясно, —говорил толстый архимандрит старичку епископу.

— Теперь слово за вами, о. Никодим, — сказал митрополит.

О. Никодим встал. Вид унего был испуганный, съёженный. Ни на кого не поднимая глаза, тихим, прерывающимся голосом и даже забыв сказать обычное обращение, он сказалследующее:

— Ко мне в церковь онпришёл утром. Разбросал деньги по полу. Кричал, что нельзя здесь торговать, чтоздесь дом Отца... Потом подполз к нему расслабленный. Он повернулся к нему: прощаю, говорит, тебе грехи! Кощунствуешь, говорю. Он ко мне: хорошо, говорит, я ему по-другому скажу. Возьми, говорит, постель и иди. И тот сейчас же, каксловно здоровый, встал...

О. Никодим не прибавилбольше ни слова и, бледный, взволнованный почти до обморока, сел на своё место.

В зале было тихо.Владыка что-то писал. Отцы задумались.

— Прошу высказаться, — резкопрозвенел голос...

Встал толстыйархимандрит.

— Я, вашевысокопреосвященство, человек простой. По-моему, на Валаам.

Сел.

Встал седой как луньепископ Агафангел.

— Вашевысокопреосвященство! По-моему, дело опасное. Народ суеверен. Лжечудеса этогобогохульника могут иметь страшные последствия для всего православного мира... Япредлагаю ходатайствовать перед администрацией о немедленном запрещении этомучеловеку как устной проповеди, так и литературной деятельности; если возможно, кроме того, по этапу отправить на место жительства...

Предложение Агафангелабыло встречено с большим сочувствием.

Но вдруг на задних рядахподнялся молодой дьякон.

— Вашевысокопреосвященство, — сказал он, — я хотел бы сказать вот что. Нельзя судить, не выслушав обвиняемого. Я верю всем свидетелям, конечно; но свидетелиописывали факты. Нам важно знать, как их объясняет сам обвиняемый. Я предложилбы послать немедленно за ним. О. Никодим говорил, что он ночует у одногосторожа в его приходе. Времени на всё это потребуется полчаса.

Предложение принялиединогласно. Решено было отправить о. Никодима за Иисусом, а покуда сделатьперерыв на полчаса.

__________

В десять часов вернулсяо. Никодим.

— Привёл, вашевысокопреосвященство, — доложил он.

С видимым любопытствомстали рассаживаться отцы по своим местам.

Анания занял своё местои, обратившись к келейнику, сказал:

— Впустите его.

Взошёл Христос. Белые, чистые одежды Его были как снег среди чёрных ряс духовенства, среди чёрныхмонашеских клобуков. Ровным, неслышным шагом вышел он на средину комнаты иостановился перед Ананией...

Благоухание наполнилокомнату, словно дыхание весенних полей.

— Отцы собрались здесь, — начал Анания...

— «Отцом себе неназывайте никого на земле, — сказал Христос, — ибо один у вас Отец, Который нанебесах!»

— Прошу вас неперебивать, — резко остановил Его Анания, — отцы собрались здесь, чтобы решить, как поступить с вами. Нам известно, что вы ходите по городу и сеете смуту; чтовы врываетесь в православные храмы и производите там беспорядок. Мы хотели бы, чтобы вы нам дали свои разъяснения.

— На седалище Моём селикнижники и фарисеи... — тихо проговорил Христос.

— Я прошу вас отвечатьна вопрос, — снова прервал Его Анания...

И вдруг, словно огнём, осветилось лицо Христа. В испуге отшатнулись от него епископы и протоиереи, Анания сгорбился и припал к столу.

Послышался голос Христа, голос гнева, безжалостный, как бич, справедливый, как может быть справедливатолько одна любовь Божия:

— «Горе вам! книжники ифарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами невходите и хотящих войти не допускаете!

Горе вам! книжники ифарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за топримете тем большее осуждение!

Горе вам! книжники ифарисеи, лицемеры, что исполняете с точностью внешнее благочестие, и оставиливажнейшее в законе: суд, милость и веру.

Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!

Горе вам! книжники ифарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутриони полны хищения и неправды.

Горе вам! книжники ифарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутсякрасивыми, а внутри полны костей мёртвых и всякой нечистоты; так и вы понаружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.

Горе вам! книжники ифарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророков и украшаете памятникиправедников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бысообщниками их в пролитии крови пророков». Но если бы к вам пришёл пророк, выизбили бы и замучили ещё более жестоко, чем отцы ваши.

«Дополняйте же меруотцов ваших.

Вы — змеи! Вас породилаехидна! Как убежите вы от осуждения в геенну?

Вот поэтому Я пошлю квам пророков, и мудрых, и праведных; и вы иных убьёте и распнёте, а иных будетебить даже в церквах ваших и гнать из города в город.

Да придёт на вас всякровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови тех, которых вы убиваете в наши дни!»

И повернувшись кименитым старостам, Христос продолжал:

— «Горе вам, богатые! ибовы уже получили своё утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горевам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете».

И умолкнув, повернулся ибыстро вышел вон.

Изумление и ужассменились яростью, бешенством! Оскорбить всё собрание, на котором инымзаслуженным архиереям было уже по восьмидесяти лет! Вместо оправданиянаговорить кучу дерзостей, и перед кем: перед лицом всего столичногодуховенства в присутствии самого митрополита! Это было слишком. Совещатьсябольше было не о чем. Все понимали, что теперь остаётся одно.

— Досточтимые отцы, возлюбленные братья, — прерывающимся голосом начал Анания. — Завтра я буду угенерал-губернатора, а теперь объявляю заседание закрытым.

Снова все поднялись, снова обратились к Распятию и стройно запели: «Днесь благодать Святаго Духа нассобра, и вси, вземше крест свой, глаголем: Приидите, приимите вси Духапремудрости, Духа разума, Духа страха Божия, явльшагося Христа»...

IX

У Бардыгина был сын, нисколько на него не похожий. Худой, болезненный, задумчивый; он целыми днямисидел за книгами. Звали его Колей.

Отец не очень любилсвоего сына и часто с тревогой посматривал на него. «На кого только фабрикуоставлю, как умру? — думал он. — Всё бы ему книги, всё бы философия разная».

Пробовал Бардыгинприучать его к «делу», но ничего не вышло. Тогда он решил вышибить из головыего дурь другим путём. «Только бы его от книг этих проклятых избавить, а тамкак по маслу пойдёт всё. Малый не дурак!»

Стал возить его в театрыи в разные увеселительные места. Нет, ничего не выходит. Посоветовался с о.Иоанном.

— Женить надо, — суверенностью сказал тот.

Стали искать емуневесту. Но когда нашли, Коля сказал очень твёрдо, так что отец даже удивился, откуда у него такая прыть взялась, что, мол, жениться не хочу ни на этойневесте, ни на какой другой. Бардыгин тогда махнул рукой:

— Авось вырастет, поумнеет.

Этот самый Коляприсутствовал на заседании у митрополита. Его взял с собой отец. Он слышал всёот первого до последнего слова и, когда Христос пошёл к выходу, никем незамеченный вышел с Ним.

Долго он шёл за Христом, не решаясь подойти к Нему.

Ночь тёмная, улицыпустые, жутко было. Христос в белой одежде своей не был похож на человеказдешнего мира; потом, эти странные рассказы про чудеса...

Наконец он решился иробко окликнул Христа:

— Учитель благий!

Христос остановился иповернулся к нему. Лицо Христа было бледное, измученное, крупные капли слёздрожали в Его глазах.

— Что сделать мнедоброго, — нерешительно проговорил юноша, — чтобы иметь жизнь вечную?

— «Что ты называешь Меняблагим? — ласково сказал Христос. — Никто не благ, как только один Бог. Если жехочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди»...

— Какие?

— «Не убивай; непрелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: любиближнего твоего, как самого себя».

— Всё это сохранил я отюности моей, — горячо ответил юноша. — Чего ещё недостаёт мне?

Христос пристальнопосмотрел ему в глаза. Коле показалось, что вся душа его осветилась от этоговзгляда.

Лицо Христа сталострогим, и Он сказал:

— «Если хочешь бытьсовершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровищена небесах; и приходи и следуй за Мною».

Тень печали прошла полицу юноши. У него было столько планов! Он хотел по окончании ученья поехать заграницу, объездить весь свет, всё увидать, всему научиться; а вернувшись, посвятить себя общественной деятельности.

Коля безмолвно стоял, поникнув головой.

Христос сделал движениепродолжать свой путь дальше.

— Послушай, — остановилЕго Коля, — неужели иначе нельзя? Неужели это необходимо?

— «Удобнее верблюдупройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие», — отвечалХристос.

— Почему же о. Иоаннучит в церкви, что это от Бога, что так и должно быть, чтобы одни были богатые, а другие бедные? Одним для спасенья души нужна нищета, другим, напротив, богатство, чтобы они могли творить дела милосердия.

— Разве ты не знаешь, что, когда ближний просит рубашку, нужно отдать ему и верхнюю одежду?

— Знаю.

— Разве ты не знаешь, что нужно любить ближнего, как самого себя?

— Знаю, Учитель!

— Но, если ты будешьлюбить ближнего, как самого себя, можешь ли ты быть богат, когда есть нищие? Имного ли останется от богатства твоего, если ты всякому будешь отдавать нетолько рубашку, но и верхнюю одежду?..

Коля не знал, чтоответить, но и отказаться от всех своих грёз, от всего, о чём он мечтал с такимжаром, о чём долгие вечера разговаривали они с другом Мишей, не хватало духа.

И опустив голову, онпошёл прочь от Иисуса.

X

Молва о необычайномпроповеднике в белых одеждах разнеслась далеко за пределы столицы.

Народ вереницейсопровождал Иисуса, и там, где останавливался Он и начинал учить, быстрособиралась громадная толпа народа. Покуда наряд полиции успевал явиться к местусборища, Иисус уже учил в другом месте, и другая толпа с напряжённым вниманиемслушала такие новые для неё слова.

Но далеко не всеодинаково сочувствовали тому, что говорил Христос.

Случалось, чтокто-нибудь из толпы резко прерывал Его, задавал вопросы с явным намерениемобличить Христа или в сектантстве, или в политической неблагонадёжности. НоХристос, к радостному изумлению большинства, всегда несколькими словами, простыми и ясными, без труда разбивал козни врагов. Это приводило их буквальнов ярость; и тогда они начинали грозить Ему тюрьмой и виселицей.

На другой день послезаседания у митрополита Христос рано утром вышел на площадь. Его уже ждалнарод, потому что Он часто приходил туда.

Христос чувствовал, чтонедолго Ему остаётся учить, и потому с какой-то особенной тихой лаской смотрелна окружавшую Его толпу. Это были по преимуществу простые люди: приказчики, дворники, прислуга. В отдалении стояло несколько священников, несколько дам, какой-то офицер в николаевской шинели.

Христос говорил:

— «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от созданиямира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был наг, и выодели Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.

Кто любит Меня, тотсоблюдёт слово Моё. Не любящий Меня не соблюдает слов Моих.

Верный в малом и вомногом верен, а неверный в малом неверен и во многом».

Вы должны илипоследовать за мной, или не называться моими учениками, но открыто признатьсебя язычниками.

«Никакой слуга не можетслужить двум господам. Нельзя служить Богу и мамоне». Что высоким считается улюдей — богатство, чины, роскошь, слава, — то мерзость пред Богом!

«Ибо всякий возвышающийсам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится!

Приидите ко Мне всетруждающиеся и обременённые, и Я успокою вас!»

В это время из толпы коХристу подошёл высокий седой старик, сборщик на построение храма, в каком-тополумонашеском одеянии.

— Сладко поёшь, —насмешливо сказал он, — где-то сядешь? Откуда такой взялся?

— Я — Иисус из Назарета, — проговорил Христос.

— Ну, этого я там незнаю, а, только что, на улицах народ мутить нельзя... вот что. Про каких это тытут двух господ толкуешь... Тоже, небось, понимаем вашего брата; небось, обакармана прокламациями набиты. Недаром балахон-то надел.

— А ты не мешай ему! Дайпослушать... — вмешался какой-то молодой парень.

— Много ты понимаешь, —презрительно бросил ему старик, — тут против Царя и церкви православной средьбела дня митинг устроили, а ты: «Дай послушать».

— Да что ты сам-тосмыслишь! Ничего тут против Царя сказано не было. Говорят тебе: Богу, так Богу, а хочешь мамоне, валяй мамоне.

— А вот я сейчас тебепокажу!

И обратясь ко Христу, старик сказал:

— Ну-ка, любезный: позволительно ли Царю подати платить?

Он подмигнул толпе иостановился в ожидании.

Всех заинтересовал этотвопрос. С ожиданием следила толпа за бледным лицом Христа.

Христос поднял Своизадумчивые глаза и спросил:

— Есть у тебякакая-нибудь монета?

Старик недоумевающеуставился на Христа:

— Да ты что?! Экспроприатор, что ли?

— Давай, давай, уж онзнает! — нетерпеливо понукали его со всех сторон.

Старик достал рубль:

— Вот, на! Рубль даю.

Христос не взял монету вруки, а только спросил:

— Кто изображён здесь?

— Ну что тыразыгрываешь-то, — с неудовольствием проворчал старик, — знаешь, кто: ГосударьИмператор.

— Так вот и отдавай Царюто, что ему принадлежит. Ну а Божье Царю отдавать нельзя.

Купец молча спряталрубль и отошёл.

А по толпе пронёсся гулвосторга. Но это был не легкомысленный восторг от внешней красоты ответаХриста. Видно было, что простые сердца поняли, что хотел сказать Он, и поняли, сколько скорби, сколько жестокостей влечёт за собой проведение этого ответа вжизнь.

Христос поднялся, чтобыидти в другое место, ибо опасно было оставаться на одной площади слишком долго.

— Ты теперь кудапойдёшь, Учитель? — спросил Его один человек из толпы. — Мне бы хотелось последогнать Тебя.

— А ты для чего хочешьуйти? — спросил его, в свою очередь, Христос.

— Сегодня похороны моегоотца.

— «Иди за Мною, —повелительно сказал Христос, — и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов».

И человек из толпы, нислова не говоря, пошёл за Иисусом.

— Ах ты, безбожник, —укоризненно говорила им вслед какая-то старуха, — ни жалости, ни стыда, а ещёна слово Божие ссылается...

Когда Христос прошёлнесколько улиц, к Нему приблизился очень юный молодой человек, видимо взволнованныйи опечаленный.

Христос узнал в нёмодного из Своих учеников.

— Что с тобой? — спросилХристос.

— Учитель, — чуть неплача, проговорил юноша, — ты велел нам посещать заключённых в темницах. Япошёл, но меня они не пустили, требовали пропуск, спрашивали, к кому и покакому делу. А когда я сказал, что хочу в темницу не к родственнику и не кзнакомому, а потому, что Иисус велел посещать заключённых, они стали смеятьсянадо мной, а потом чуть не избили меня.

— Утешься, — сказал емуХристос, — так поступали и с пророками, бывшими прежде вас...

XI

Ровно в двенадцать часовкарета митрополита остановилась у дома генерал-губернатора.

Анания, в праздничнойшёлковой рясе, в белом клобуке, по парадной мраморной лестнице взошёл вприёмную.

Низко кланялись емулакеи, низко кланялись какие-то генералы и штатские в приёмной. Ананияпривычным жестом благословлял их, но лицо его было озабоченно и строго.

Генерал-губернаторсейчас же принял владыку.

— Я к вам, вашепревосходительство, — начал митрополит, усаживаясь в глубокое бархатное кресло, — по весьма важному делу.

— Чем могу служитьвашему высокопреосвященству?

— Извините меня, вашепревосходительство; конечно, я не осмелился бы вторгаться в вашу, так сказать, гражданскую область, но есть нечто, что слишком соприкасается единовременно и сцерковью, и, так сказать, с администрацией. Так вот, не изволили ли вы слышать, ваше превосходительство, о некоем человеке в странном одеянии, которыйрасхаживает без паспорта по улицам столицы и учит народ не повиноваться Государюи Православной Церкви?

— Да, до меня доходилочто-то такое, ваше высокопреосвященство, но нечто весьма туманное, так что ядаже не мог понять, в чём дело, и полагал, что это или душевнобольной, илисектант.

— Вы отдали какое-нибудьраспоряжение, ваше превосходительство?

— Да, я приказалнаблюдать... и в случае чего донести мне.

— Ваше поручение, осмелюсь заметить, ваше превосходительство, — нервно передёргиваясь, проговорилвладыка, — исполняется в высшей степени халатно.

— Вы меня тревожите, ваше высокопреосвященство.

— Это не сектант и несумасшедший, это нечто похуже анархиста!

— Не может быть... Чтоже, и бомбы... и вообще...

— Он открыто призываетвойска к возмущению, он врывается в зал заседания суда, он разгуливает, как нив чём не бывало, по всем улицам, устраивает за городом массовки. И кроме того, творит срам и гнусность в православных храмах.

— То есть... что же, собственно, экспроприации... или... вообще...

— Лжечудеса, вашепревосходительство!

Генерал-губернаторнесколько секунд с изумлением смотрел на владыку.

— Чу-де-са!.. —раздельно проговорил он.

— Лжечудеса, вашепревосходительство.

Генерал-губернаторпоёжился на своём кресле:

— Но, вашевысокопреосвященство... это уж касается, так сказать, духовной администрации.

— Я полагаю, ваше превосходительство, что здесь затронуты оба ведомства.

— Да, конечно, косвенноэто касается и нас. Но, однако, какие же это чудеса творит этот негодяй?

— Воскрешает мёртвых.

Генерал-губернатор чутьне упал со своего кресла. На минуту он был в уверенности, что владыка спятил.«Впрочем, может быть, я сплю, — бормотал генерал, — я читал где-то, что бываетчто-то в таком роде». И незаметно для владыки ущипнул себя за ногу: «Нет, ничего, чувствую... Странно...»

— Да-с, вашепревосходительство, осмеливается врываться в православные храмы и тамвоскрешать мёртвых!

— Изумительно, —проговорил генерал-губернатор, с трудом приходя в себя.

С минуту молча смотрелидруг на друга два администратора. Вдруг генерал-губернатор просиял:

— Теперь я всё понимаю! Очень, очень вам благодарен, ваше высокопреосвященство. Это, безусловно, относится к министерству внутренних дел. Не говорите более ни слова. Я сейчасскажу по телефону, и всё будет сделано.

— Уж будьте так добры, ваше превосходительство.

— Можете быть покойны, ваше высокопреосвященство. Ещё раз очень, очень вам благодарен.

И он с чувствомпоцеловал руку, которая благословляла его.

XII

О Христе говорил весьгород. Рассказ о воскрешении Лазаря переходил из уст в уста. Многие не верили, но все интересовались.

Известный врач Рыбниковсделал очень научное предположение, что тут мы имеем дело со своеобразным видомгипноза, действующего на летаргию.

Другой учёный выразилпредположение, что, скорей, мы здесь имеем дело с сомнамбулическим явлением.

Зоя призналась Нике, чтовот уже три ночи не может заснуть, всё ей мерещится воскресший Лазарь.

Матушка Анна Петровна, жена о. Воздвиженского, на всякий случай велела окропить квартиру святой водой.

Появилось новоеобязательное постановление, запрещающее хоронить усопших в открытых гробах.

Все чего-то ждали.Какое-то новое выражение появилось на всех лицах: что, мол, не слыхалиничего... такого?..

И вдруг по городуразнёсся слух. Слух самый обыкновенный, но как-то всех необычайно ошеломивший.

Проповедника в белойодежде арестовали!..

Конечно, это было такестественно, но всё же это так не гармонировало со всеобщими ожиданиями, вкоторых не все признавались, но которые все носили где-то глубоко в своей душе.

Чудо... воскрешаетмёртвых... новый пророк...

И вдруг всё так просто, повседневно. Пришли полицейские и преспокойно посадили в кутузк