Когда музыка умолкает, будь осторожней! 4 страница

Толстяк прошипел ей на ухо:

– Давай, до дна. Покажи нам, какая ты крепкая девочка.

Сэмпл наклонила чашку. Или всё-таки блюдце? По вкусу это было похоже на креозот с карри, но Сэмпл даже не поморщилась. Она мужественно допила все до дна. Всё, что угодно, лишь бы протянуть время до неизбежной точки воспламенения. Сэмпл поставила блюдце обратно на стойку. Сушёные перчики остались лежать на дне. Сэмпл не знала, надо их есть или нет – как, например, червяка в бутылке мескаля, – но скорее всего не надо. В противном случае толстяк бы заставил её съесть их сразу. Он был явно из тех людей, которые никогда не упустят возможности унизить ближнего, особенно слабого и беспомощного. Он снова махнул бармену:

– Налей ей ещё.

И вот тут Сэмпл накрыло. Горло обожгло, желудок скрутило, из глаз брызнули слёзы. Голова закружилась, перед глазами всё поплыло. Сэмпл задохнулась. Её затошнило. И главное, непонятно – с чего. В загробной жизни опьянение от спиртного, да и вообще от любых стимуляторов, не наступает спонтанно. Обычно ты сам выбираешь, пьянеть тебе или нет. Сейчас была вовсе не та ситуация, чтобы пьянеть, причём так, что тебя тошнит и ты мало что соображаешь, но Сэмпл ничего не могла сделать. Может быть, здесь, в Некрополисе, действуют другие правила? Её хватило только на то, чтобы поднять глаза на бармена:

– Нет, не сейчас. Дайте хотя бы в себя прийти.

Толстяк как будто её и не слышал. Он сердито взглянул на бармена:

– Я сказал: налей ей ещё.

Толстая лапа легла на бедро Сэмпл и сжала так, что теперь наверняка будет синяк.

– Пей, сучка. Кому говорю.

Сэмпл яростно выдохнула:

– Хорошо, хорошо.

Толстые пальцы немного ослабили хватку. Сэмпл вновь взяла блюдце обеими руками и поднесла ко рту, и тут толстяк схватил её за грудь. Она медленно поставила блюдце на место, всем своим видом изображая пресыщение и смертную скуку.

– Либо я пью, либо ты щупаешь мои сиськи. Ты уж определись: и то и другое вместе – физически невозможно.

Лицо толстяка сделалось красным, как свёкла. Он приподнялся над табуретом и ударил Сэмпл наотмашь по лицу. Сэмпл упала со своего табурета, сбив рукой блюдце с напитком. Оно пролетело через весь зал, словно тарелочка-фрисби, и разбилось о дальнюю стену. Толстяк пыхтел как паровоз:

– Она ещё смеет указывать мне, что делать, шлюха.

Не обращая внимания на слабые протесты бармена, он шагнул к Сэмпл, чтобы ударить её ещё раз. Но он был чрезмерно раскормлен и, стало быть, явно не в форме, а Сэмпл – наоборот. Хотя у неё перед глазами всё плыло, она попала коленом точно туда, куда метила, а именно в причинное место разъярённого толстяка. Тот завизжал, как девчонка, и согнулся пополам. Сэмпл не стала дожидаться, что будет делать бармен. Повинуясь инстинкту самосохранения, она бросилась к выходу. Бежать. Подальше от этого места. Но буквально в дверях она натолкнулась на что-то большое, твёрдое и синее – что-то похожее на пластины гигантского насекомого. Сэмпл подняла глаза, и её взгляд наткнулся на слепое, неумолимое забрало. Сильные руки в синих перчатках обхватили её запястья.

– Какие-то проблемы?

За спиной полицейского возник его напарник. Ещё одна пустая, безликая маска. Похоже, что полицейские в Некрополисе были на голову выше всех остальных граждан. Второй коп повторил вопрос:

– Какие-то проблемы?

Сэмпл хотела указать на бар, но первый коп крепко держал её за руки.

– Вот там… этот мужик…

Второй коп взглянул ей в лицо и обратился к первому:

– Нет отметки.

Первый коп присмотрелся к Сэмпл и кивнул:

– Нет отметки.

Их голоса из-под шлемов звучали приглушённо и отдавали металлическим звуком. Первый коп поглядел на второго. Со стороны это напоминало беседу двух дебильных роботов.

– Придётся её отвести, куда следует.

– Да. Придётся её отвести, куда следует.

И прежде, чем Сэмпл успела хоть как-то взбрыкнуть, первый коп развернул её спиной к себе, а второй защёлкнул на запястьях какую-то рамку из нержавеющей стали. Его заученные слова прозвучали совсем уже механически, как будто это и вправду был робот:

– Ты арестована как незарегистрированная особа женского пола, что бродяжничает в секции девяносто три, подсекция сорок, по Коду Анубиса. По данному факту будет возбуждено уголовное дело. Повторяю ещё раз: ты арестована. Сопротивляться не стоит, иначе нам придётся тебя обездвижить.

Всё случилось так быстро, что Сэмпл буквально опешила. Она и не думала сопротивляться. Она позволила стражам порядка увести себя, «куда следует». К месту происшествия прибыл ещё один патруль, и, похоже, толстяка тоже арестовали. Только Сэмпл это мало утешило.

* * *

Долгоиграющий Роберт Мур протянул Джиму косяк с лучшей гавайской травой, забитый в папиросу из бумаги с пшеничным крахмалом.

– Кажется, мы поступили умно, Рок-н-ролл.

– В смысле, что смылись из города?

Мур кивнул:

– Точно так. Когда эти карибские боги идут в отрыв, самое мудрое – прикинуться ветошью и не отсвечивать, если вообще не бежать со всех ног.

Джим взял предложенный косяк с выражением полной покорности судьбе. Всё возвращается на круги своя. Вот он: курит очередную траву, в очередной машине, на очередной дороге чёрт знает куда. Похоже, история его жизни плавно перетекает в историю его смерти. И всё же он очень расстроился, что его прогнали из города Дока Холлидея. Он надеялся задержаться там на какое-то время: отдохнуть, со вкусом предаться унынию, попробовать вспомнить, что с ним было до этой безумной оргии у Моисея, и, может быть, познакомиться с Лолой поближе. Он думал, что у него, наверное, получится. Ему не хотелось вот так вот сразу срываться с места и снова бежать сквозь тьму, не разбирая дороги, но, похоже, ему не оставили выбора.

– Я думал, что вы так и так собрались уезжать. А заодно предложили подбросить меня до Перекрёстка, раз уж вам все равно по пути.

– Да, сейчас-то мы точно едем к Перекрёстку.

– А расскажите мне про Перекрёсток.

Долгоиграющий Роберт Мур покачал головой: – Нет.

– Нет? Вот так, значит?

Теперь в голосе Долгоиграющего Роберта Мура появились явные нотки раздражения. На сцене он был полубог, а в жизни, похоже, – сердитый и замкнутый старикашка. Короче, тот ещё старый пень.

– Послушай меня, Рок-н-ролл, скоро ты сам все узнаешь. В смысле – про Перекрёсток. На самом деле, если я все правильно понимаю, ты уже знаешь достаточно.

– Правда? А я как-то этого не заметил.

– Ты уже был на Перекрёстке.

– Откуда я знаю, может, вы врёте.

– Точно был. Только не помнишь.

Джим глубоко затянулся, решив, что сейчас самое лучшее – заткнуться и по возможности не раздражать Роберта Мура. В конце концов, старик прав: скоро он сам все узнает, так чего разговоры-то разговаривать? Передавая косяк обратно, он взглянул в зеркало заднего вида и улыбнулся блондинистой Мэрилин на заднем сиденье. Она улыбнулась в ответ, сексапильно надула губки и поменяла ноги в положении «сидя нога на ногу». Похоже, тем самым она исчерпала свой репертуар средств общения с внешним миром; Джим даже подумал, что она вообще не говорящая. Впрочем, это была не его проблема, и он развалился в расслабленной позе на мягком переднем сиденье, широком, как кресло в салоне первого класса в авиалайнере. Может быть, позже Мэрилин подаст коктейли.

Джим вытянул ноги и постарался вообще ни о чём не думать. Впрочем, обстановка только к этому и располагала – в смысле, к тому, чтобы не думать вообще ни о чём, а просто расслабиться и получать удовольствие, – это и вправду была потрясающая машина, уютная, тёплая, как материнская утроба, такая запаянная капсула безопасности, где дурманящий дым от травы и мягкий полумрак и только приборная доска мерцает зелёными огоньками. У Джима было чувство, что в этой машине он защищён от всего – от любого возможного и вероятного будущего, что поджидало его там, снаружи, но не могло просочиться внутрь.

Джим полусонно смотрел в окно. Казалось, они сейчас вырвались из обычных пространства и времени и машина несётся вперёд по изогнутой ленте шоссе, проложенного по воздуху сквозь трёхмерный лес высоких и тонких хрустальных пирамид, что светились приглушённым синевато-зелёным светом. Над пирамидами, едва не задевая верхушки, плыли какие-то сферические тела, ярко-красные и кислотно-жёлтые – группами в дюжину или больше. Словно стайки одушевлённых мыльных пузырей. Джим даже подумал, что кадиллак Роберта Мура переключился на другой режим реальности и они теперь движутся на молекулярном уровне. В конце концов, здесь, в посмертии, возможно если не все, то почти все.

Но едва Джим привык к виду этих пирамид настолько, что они перестали казаться чем-то необычным, он вдруг с удивлением обнаружил, что пейзаж за окном изменился. Причём безо всякого перехода. Джим не помнил, чтобы он задремал хоть на миг, но он всё-таки упустил, когда именно произошло изменение.

– Один из этих провалов во времени, надо думать.

Роберт Мур быстро взглянул на него:

– Что ты сказал?

Джим покачал головой:

– Да так, ничего. Сам с собой разговариваю.

– Всегда приятно поговорить с умным человеком.

Теперь кадиллак ехал по совершенно нормальному двухполосному щебеночно-асфальтовому просёлку, под угольно-чёрным ночным небом в немигающих звёздах. Огромная оранжевая луна висела низко над горизонтом, а по обеим сторонам дороги, насколько хватало глаз, простирались поля кукурузы, плоские, как бильярдный стол – без единого деревца, здания и даже зернового элеватора.

– А как мы попали в Канзас?

Долгоиграющий Роберт Мур посмотрел на Джима, как на клинического идиота:

– Это, бля, не Канзас.

– Но очень похоже.

– Говорю тебе, Рок-н-ролл, это не Канзас. И ты – не Дороти, а я – не Тото[16].

Когда они углубились в поля, которые Джим про себя обозвал кукурузным поясом, он стал замечать огромные, в несколько сотен футов в диаметре, ровные круги, словно выжженные посреди посевов; их соединяли прямые линии, так что в общем и целом получался сложный и загадочный узор.

– Это что, круги на полях? Типа тарелки летающие приземлялись?

Роберт Мур кивнул:

– Вроде того. Тут полно этих кругов.

– Интересно, а есть в них какой-то смысл? То есть кто-нибудь пытался прочесть эти знаки? Ведь что-то же они значат?

Роберт Мур покачал головой:

– Пару раз я пытался их сыграть.

– Сыграть? В смысле – как музыку?

– Вроде того. Но мелодия получалась паршивая. Сплошной Нейл Даймон с его аккордными прогрессиями.

– Вы считаете, что это такие громадные ноты?

Мур резко повернулся к Джиму:

– Знаешь что. Рок-н-ролл?

Джим вздохнул:

– Я вас достал со своими вопросами.

– У меня есть вопрос для тебя.

– Какой вопрос?

– Как получилось, что ты бросил петь?

– А кто сказал, что я бросил петь?

– А чего говорить? Я и так знаю. После того как ты спёкся на дозе в Париже, ты не спел ни единой ноты.

Джим не верил своим ушам.

– Бред какой-то.

Долгоиграющий Роберт Мур искоса взглянул на него:

– Да? Ну и когда ты в последний раз пел, Рок-н-ролл?

– Я не знаю. У меня с памятью туго.

– Тогда почему ты уверен, что это бред – то, что я говорю?

Джим тряхнул головой в замешательстве. Может быть, Роберт Мур прав. Сейчас он и вправду ни в чём не уверен. Собственно, он поэтому и хотел задержаться в городе Дока: чтобы попробовать вспомнить хоть что-нибудь.

– Тут надо подумать.

– Только думай не очень долго. А то мы уже подъезжаем к Перекрёстку.

Джим глянул вперёд сквозь лобовое стекло. Всё было в точности так, как сказал Роберт Мур. Впереди был перекрёсток. Вторая просёлочная дорога пересекала ту, по которой они ехали, под прямым углом. Никаких указателей не было. Просто пересечение двух дорог в чистом поле. Роберт Мур остановил кадиллак:

– Ну вот. Здесь мы с тобой и распрощаемся.

Джиму хотелось спросить, а что ему делать дальше, но он не стал, потому что знал, что получит в ответ в лучшем случае какую-нибудь доморощенную дзенскую притчу. А ещё вероятнее – встречный вопрос. Блюзмен выключил двигатель:

– Пойду осмотрюсь.

Прежде чем выйти из машины, Долгоиграющий Роберт Мур забрал с заднего сиденья футляр со своей гитарой. Это слегка озадачило Джима. Неужели старик будет петь серенаду пустынному Перекрёстку или, может, попробует снова сыграть музыку этих кругов на полях? Джиму и в голову не пришло, что Роберт Мур не собирается возвращаться к машине. Блюзмен, похоже, никуда не спешил. Он отошёл от кадиллака, не так чтобы очень далеко, остановился и запрокинул голову, глядя в небо. Джим повернулся к блондинке на заднем сиденье:

– Вы понимаете, что происходит?

Мэрилин просто пожала плечами и растянула пухлые губки в знакомой улыбке. Джим так и не понял, в каком качестве она здесь присутствует и кто она вообще. Какая-нибудь эксцентричная девица с большим прибабахом, принявшая облик Мэрилин Монро, а заодно и обет молчания? Сексуальная игрушка, которую Долгоиграющий Роберт Мур прихватил с собой в дорогу? Джим знал, что и этот вопрос, вероятней всего, тоже останется без ответа, и решил не ломать себе голову. Он тоже вышел из машины и пошёл туда, где стоял Роберт Мур. Впрочем, Джим остановился на приличном расстоянии, чтобы старик не подумал, будто он ему навязывается. Долгоиграющий Роберт Мур обернулся и посмотрел на него:

– Тебе интересно, что я тут делаю, да, Рок-н-ролл?

Джим улыбнулся и кивнул:

– Честно сказать, интересно, но я не хотел спрашивать.

– Я жду, когда меня подберут, чтобы ехать дальше.

– Кто подберёт?

Долгоиграющий Роберт Мур указал на какую-то точку на горизонте:

– Смотри, Рок-н-ролл, сейчас сам все увидишь.

На горизонте зажёгся оранжевый огонёк. Он заметался, словно исполняя какой-то нервный дрожащий танец, и направился прямо туда, где стояли Мур с Джимом. После явления вудушных богов в их слепящем, наэлектризованном коконе света Джим наблюдал за приближающимся огоньком с явной опаской. Светящийся предмет завис прямо над ними, легонько покачиваясь в воздухе. Джим растерянно поглядел вверх:

– Это что, шутка такая?

Потому что над ними, на высоте где-то сорок футов, висела летающая тарелка. В полной тишине. Лицо Долгоиграющего Роберта Мура оставалось абсолютно бесстрастным.

– Лично я никакой шутки не вижу. Я вижу только НЛО.

Джим по-прежнему не верил своим глазам. Это была классическая летающая тарелка типа той, что предположительно разбилась в Росуэлле в 1947 году, – круглый диск, похожий на перевёрнутую суповую тарелку с башенкой в центре в виде прозрачного купола, откуда и шёл этот оранжевый свет. Снизу имелись три выступающих полусферы непонятного назначения. Предположительно двигатели. Джим почувствовал, как волосы у него на голове слабо зашевелились, должно быть, пытаясь встать дыбом, как, собственно, и положено – опять же, предположительно, – в непосредственной близости от летающих тарелок.

– Это тарелка Адамски.

Роберт Мур взглянул на него озадаченно:

– Я не разбираюсь в моделях и марках. По мне, так самая обыкновенная летающая тарелка.

– Джордж Адамски. В начале пятидесятых. Первый из контактеров с пришельцами. То есть по его утверждениям.

– Он был не первый.

– Он сфотографировал те тарелки. Точно такие, как эта. Только их объявили фальшивкой. Фотографии, в смысле.

Похоже, Роберту Муру всё это было неинтересно.

– А по-моему, вполне настоящая. В смысле – тарелка.

– Но что настоящим пришельцам делать в нашем загробном мире?

Роберт Мур улыбнулся:

– Они такие пронырливые, пришельцы. Они везде. Здесь, в досмертной жизни – везде.

– И вы собираетесь улететь с ними, на этой штуковине?

– Точно так.

Джим не верил своим ушам.

– Будете петь блюзы на Зете Ретикули?

– У меня есть друзья наверху.

– А можно мне с вами?

Роберт Мур покачал головой:

– Думаю, нет. Эти пришельцы, они разборчивые. Ещё не всякого заберут.

И тут из нижней части тарелки ударил луч белого света. Долгоиграющий Роберт Мур оказался точно в центре луча, но круг света захватил и Джима тоже, на самом краю. Тарелка начала опускаться, и Джим в страхе попятился. Роберт Мур тоже отступил на пару шагов. Свет погас, и тарелка зависла всего в нескольких футах над землёй, подняв маленькие пылевые смерчи. Она висела так где-то минуту, совершенно неподвижно, а потом снизу открылся люк. Из люка полился голубоватый свет и медленно выехал узкий трап. Долгоиграющий Роберт Мур повернулся к Джиму:

– Ну, я пошёл, Рок-н-ролл. До встречи.

Старый блюзмен быстро поднялся по трапу. И как только Роберт Мур поставил ногу на первую ступеньку, кадиллак просто исчез – как будто теперь, когда он был больше не нужен своему хозяину, ему стало незачем существовать. Джим мог только предположить, что Мэрилин исчезла вместе с машиной. Джим увидел, что Роберт Мур уже скрылся внутри, и его вдруг охватила злость. Да пошли они в жопу, эти разборчивые пришельцы. Они ещё в досмертной жизни его достали. Они всегда были где-то поблизости, таились в тени, то появлялись, то исчезали, беспокоя пилотов, раздражая правительство, похищая одиноких путешественников на пустынных дорогах и пугая до смерти Верна и Баббу, когда те пошли на болото рыбачить. Маленькие пучеглазые человечки, с серой кожей и тремя пальцами на руках ни разу не соизволили проявиться в открытую. Ни разу не приземлились у Белого дома и не сказали: «Отведите нас к вашему президенту». (Хотя во времена Джима президентом был Ричард Никсон, так что надо ли их винить?) В общем, они подразнили его изрядно. И вот наконец случилось. Летающая тарелка опустилась прямо у него перед носом, и не будь он Джим Моррисон, если он даст им уйти. Он должен выяснить правду. Раз и навсегда. Либо он убедится, что инопланетяне действительно существуют, либо, если все это мошенничество и обман, он узнает, кто за этим стоит.

Не задумываясь о возможных последствиях, он рванулся вперёд. Трап уже пополз вверх, но Джим подпрыгнул и встал на движущуюся ступеньку. Он покачнулся, стараясь удержать равновесие, и буквально нырнул головой вперёд внутрь летающей тарелки.