Я – мастер Осман. Вам, конечно, знакомы невыносимые, старики, всю жизнь посвятившие искусству

Вам, конечно, знакомы невыносимые, старики, всю жизнь посвятившие искусству. Они бывают высокие, худые и костлявые. Они хотят, чтобы короткий остаток их жизни был таким же, как вся прожитая ими длинная жизнь. Они всем выговаривают. Они легко впадают в гнев и на все жалуются. Они берут в свои руки бразды правления и каждого заставляют подчиняться. Им не нравится никто и ничто. Я – из таких стариков.

На похоронах Эниште, душу которого из-за его глупости Аллах рано взял к себе, я постарался забыть, какие страдания причинил мне покойный, когда заставлял меня копировать европейских мастеров. Возвращаясь с похорон, я думал, что недалек день, когда и меня Аллах одарит милостью – слепотой и смертью. Обо мне будут помнить, пока мои рисунки в книгах будут радовать глаза и сердца.

Я работал, когда в дверь постучали. Пришлось встать.

Главный казначей прислал за мной мальчика-посыльного. Сунув лупу в карман кафтана, я вышел вместе с мальчиком.

Посыльный вел меня в старое помещение Дивана, там я встречусь с Главным казначеем, и мы будем говорить о деньгах для художников, о подарках, книгах и верблюжьих яйцах, которые художники раскрашивают для падишаха, о здоровье, аппетите и настроениях художников, об обеспечении их необходимыми красками, листовым золотом и другими материалами, о жалобах и пожеланиях, о воле и состоянии духа падишаха, о том, о сем, о моих глазах, о болях в позвоночнике, о презренном зяте Главного казначея и его серой кошке.

В комнате я увидел Главного казначея и Начальника дворцовой стражи. Ангел и шайтан!

Начальник стражи, делом которого было совершать казни в, дворцовом саду, пытать, допрашивать, бить, выкалывать глаза, укладывать на фалаку, ^[57] ласково улыбался мне. Словно он мой товарищ и собирается рассказать мне что-то очень интересное.

Говорить, однако, начал не Начальник стражи, а Главный казначей.

– Год назад наш повелитель, – сказал, он несколько смущенно, – велел мне подготовить книгу, достойную быть подарком для венецианского дожа, и пожелал, чтобы работа над книгой сохранялась в тайне. Из-за этого он решил не привлекать к делу замечательного каллиграфа Локмана и тебя, мастерством которого он восхищается. Кроме того, он понимал, что вы достаточно заняты книгой «Сур-наме», рассказывающей об обряде обрезания наследника.

Как только я вошел в комнату и увидел Начальника стражи, я с ужасом подумал, что кто-то оклеветал меня, убедил Повелителя, что мои рисунки содержат оскорбление и издевку и я, невзирая на свой возраст, буду подвергнут пыткам. Поэтому слова Главного казначея, который старался вроде как утешить меня, что падишах поручил особую книгу не мне, а кому-то другому, показались мне слаще меда. Историю этой книги я знал хорошо и ничего нового для себя не услышал.

Чтобы не молчать, я спросил то, что хорошо знал и так, – кому была поручена книга?

– Как вам известно, она была поручена Эниште-эфенди, – сказал Главный казначей и посмотрел мне в глаза. – Знали ли вы, что он не умер скоропостижно, а был убит?

– Нет, не знал, – ответил я.

– Наш падишах очень, очень разгневан, – вздохнул Главный казначей.

Он же ненормальный, этот Эниште-эфенди, подумал я, художники говорили о нем с улыбкой, даже с насмешкой, потому что у него было больше усердия, чем знаний. Больше страсти, чем ума. Я спросил:

– Как его убили?

Главный казначей рассказал. Ужас. Да защитит нас Аллах! И кто это сделал?

– Есть приказ падишаха, – сообщил Главный казначей, – как можно скорее закончить эту книгу и «Сур-наме».

– Есть и второй приказ, – подхватил Начальник стражи. – Если убийца – один из художников. Повелитель требует найти этого негодяя с чёрным сердцем. В назидание всем он будет осужден на такое наказание, что никто больше не посмеет препятствовать работе над книгой падишаха и убивать художников.

Главный казначей рассказал, что Эниште-эфенди воспитал племянника Кара и тот понимает толк в книге и рисунке. Знаю ли я его? Я молчал. Недавно Кара по приглашению Эниште вернулся в Стамбул с персидской границы (Начальник стражи бросил подозрительный взгляд) и в Стамбуле узнал от Эниште про готовящуюся книгу. Он говорит, что после убийства Зарифа-эфенди Эниште с подозрением относился к мастерам-художникам, которые приходили к нему по ночам для работы над книгой. Кара видел рисунки, сделанные художниками для книги, он сказал, что убийца Эниште – один из этих художников и что убийца выкрал рисунок, тот, где был портрет падишаха и где больше всего использована позолота. Этот молодой человек два дня скрывал от дворца убийство Эниште. Поскольку за это время он поспешно женился на дочери Эниште-эфенди и поселился в доме дяди, оба они подозревают Кара.

– Если будет устроен обыск в домах моих художников и будет найден похищенный рисунок, станет ясно, что Кара прав, – сказали. – Но я знаю моих детей с дней их ученичества, это истинные таланты, и никто из них не может посягнуть на жизнь человека.

– Мы обыщем дома, лавки, все помещения, которые могут принадлежать Зейтину, Лейлеку и Келебеку – сказал Начальник стражи, произнеся с издевкой прозвища, любовно данные мною ученикам, и добавил: – Обыщем самым тщательным образом. И дом Кара тоже. В этой сложной ситуации мы, слава Аллаху, получили от кадия разрешение на пытки при допросах. Поскольку это уже второй человек, убитый в кругах, близких к художникам, и все художники, от учеников до мастеров, находятся под подозрением, к ним может быть применен закон о пытках.

– Не трогайте лучших мастеров падишаха, – попросил я. Главный казначей встал с места, взял рисунки в дальнем углу комнаты, принес, положил передо мной, поставив с двух сторон большие зажженные свечи, хотя в комнате было достаточно светло.

Я стал водить лупой по страницам. Сначала мне хотелось смеяться, потом я рассердился, хотя не воспринимал нарисованное всерьез. Впечатление было такое, что Эииште-эфенди велел моим художникам рисовать не так, как рисуют они, а так, как рисуют другие. Будто он заставил их рисовать несуществующие воспоминания или будущее, в котором они никогда не хотели бы жить. И что самое невероятное, из-за этого вздора они убивали друг друга.

– Глядя на эти рисунки, можете ли вы сказать, какой из них каким художником сделан? – спросил Главный казначей.

– Да, – ответил я со злостью. – Где вы их взяли?

– Кара принес и сдал нам, – ответил Главный казначей, – он старается отвести подозрения от себя и оградить от упреков своего Эниште.

– Устройте ему допрос с пристрастием, – сказал я. – Пусть расскажет, какие еще секреты были у покойного.

– Мы послали за ним человека, – сказал Начальник стражи радостно. – А потом хорошенько обыщем дом новоиспеченного зятя.

И вдруг их лица странно осветились, на них проявилось почтение и восторг, они вскочили на ноги.

Не оборачиваясь, я понял, что вошел наш падишах, Повелитель вселенной.