И Опыт, сын ошибок трудных…».

Такая любовь… 08.06.2016

О, сколько нам открытий чудных, готовит просвещенья дух!..

И Опыт, сын ошибок трудных…».

Вступительные экзамены позади, и мы из биомассы, называемой «абитура», превратились в студенток.

Очень слово нравилось – «студентка», а ВУЗ какой! «Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики» - одно название вызывает уважение! Девчонки - и в такой серьезной сфере!... Мы собой гордились!

Правда, у ВУЗа была одна проблема - маленькое общежитие, и поселяли туда студентов только из необеспеченных семей. У подружки Цветайки папа был полковник, а мама библиотекарь, я из семьи попроще, но мы обе не попадали в общежитие. Поэтому две зелененькие студентки отправились на Львиный Мостик искать съемное жилье.

Дело-то давнее: ни интернета, ни мобильников не было. В Ленинграде существовал такой пятачок возле Львиного Мостика, куда приходили люди, предлагающие и снимающие временное жилье.

Цветина мама, приехавшая в Ленинград устроить быт своей выпорхнувшей в самостоятельную жизнь дочери, возглавила наш поход.

Нам повезло сразу. Подошла невысокая, очень просто одетая женщина с небрежной гулькой на затылке, с лицом, которое, вероятно, даже не знало такого слова «макияж», и предложила очень недорого комнату для двух девушек в трехкомнатной квартире (о, чудо!) на улице Саблинской – прямо напротив нашего института!

Мы ликовали! Олина мама уточнила у хозяйки комнаты какие-то детали условий, отдала деньги и, передав ей нас «из рук – в руки», помчалась на свой вечерний поезд. А мы последовали за хозяйкой Натальей, - от отчества она наотрез отказалась, дескать, рано еще…

Улица Саблинская – это старый Ленинград. Дома с большими парадными и высоченными, до четырех метров, потолками, сами являлись историей.

Наш подъезд оказался довольно темным и замызганным, а когда перед нами распахнулись двери квартиры… Даже трудно описать нашу реакцию!

Это жилище не то, чтобы «макияжа» не знало, оно, вероятно, и не умывалось со времен революции!..

Кухня источала убийственный запах немытой посуды и скисшего мусора. Окна, выходившие в темный колодец двора, солнечного света не видели по конструктивным особенностям здания, а для дневного стали непроницаемы из-за грязи.

«Наша» комната находилась в конце длинного коридора. Вместо замочной скважины зияла дыра с кулак. Из мебели был шкаф, стол, два стула и одна узкая кровать с ничем не застеленным грязным полосатым матрасом.

Шок был не проходящим!...

Наташка, - с этого момента мы между собой ее по-другому уже не называли, - точно знала, что медлить нельзя, поэтому быстро схватила сетки и побежала в магазин тратить наши деньги, отданные вперед за месяц проживания... Через некоторое время она вернулась домой с мужем Альбертиком, сеткой продуктов и в изрядном подпитии. Альбертик заглянул полюбопытствовать, кто теперь у них в жиличках... Так, - для порядку, - хозяин, все-таки. Но, в принципе, на предстоящий месяц мы для них интереса больше не представляли.

Мы попали в квартиру алкашей...

Вместе с эмоциями от увиденного у меня появилось какое-то чувство ответственности старшей сестры. Я к своим восемнадцати годам уже наблюдала по соседству, как рушился уклад большой многодетной семьи, в которой взрослые и слабые люди топили свои нерешенные проблемы в водке... С этим тяжело было соприкасаться, но какой-то иммунитет у меня уже выработался. Цветик, выросшая в хорошей семье, как-будто смотрела фильм ужасов: в атмосфере гарнизонных городков до такого дна даже сильно пьющие люди не опускались... Она сидела на стуле и тихонько утирала слезы. Слов не было и денег на другое жилье в этом месяце тоже не осталось.

Нужно было что-то делать.... И мы стали думать, как защитить свою каморку от непрошенных гостей. Вариантов почти не было: мы перегородили вход в комнату двумя стульями. Потом принялись за постель: застелили матрас газетами и сверху накинули свои постельные принадлежности. Стараясь ничего не касаться, забрались на кровать...

За стеной у хозяев продолжалось застолье. Альбертик о чем-то пьяно бубнил. И, хотя слышимость была почти стопроцентной, осознав невозможность изменить что-либо в данную минуту и совершенно обессилев от впечатлений, мы обнялись, словно защищая друг дружку от всего этого, и задремали.

Проснулись резко и одновременно. Баррикада из стульев оказалась бесполезным сооружением. Эти самые - непрошенные, только и ждали, пока мы заснем... Они ползли к нам отовсюду - из матраса, со стен, из под обоев — из всех щелей! К нам, свеженьким, чистеньким, непроспиртованным ползли клопы... С расширенными от ужаса глазами мы попрыгали с кровати... И вот так, сидя на стульях, при свете, пришлось скоротать свою первую студенческую ночь.

Утром хозяева маршировали по квартире, несложно готовясь к своим трудовым подвигам. Альбертик, в отличие от Наташки, влажно и тщательно расчесав волосы, облил себя какой-то одеколоновой жидкостью и как-то даже преобразился. Не сразу поймешь, что он алкаш. Это потом мы научились почти безошибочно, с первого взгляда определять и сторониться пьющих людей. Но в тот месяц каждый день открывал нам стороны совсем другой жизни и как-будто испытывал нашу выдержку.

Оказалось, что им не под пятьдесят, как казалось, а тридцати даже нет! Они работают рядом - на «Сытном» рынке, уборщиками. И потому, даже пропив все деньги, не очень голодают. Их шестилетний сын пристроен на шестидневку в интернате. Забирая его по воскресеньям, они не пьют и строят из себя образцово-показательных родителей: со строгостью в голосе воспитывают, проверяют, чему там научили - в этом интернате!.. И балуют какими-то вкусностями с рынка.

Для того, чтобы целый месяц как-то жить во всем этом, мы начали с уборки, как следует, вымыв все места нашего пребывания. Для борьбы с полчищами клопов и тараканов, - неизменными сожителями старых ленинградских коммуналок, приобрели баллончик отравы под названием «Прима» и, убегая на занятия, обливали места их скопления, все больше вытесняя «непрошенных» в соседние помещения.

Через неделю хозяева привели с Мостика очередных постояльцев - двоих молодых мужчин, слушателей военной Академии, также вынужденных снимать жилье. Они попались, как и мы, рассчитавшись вперед за проживание. Не скрывая брезгливости, они осматривали уже отмытое нами за неделю жилище, как стойбище первобытных людей, явно не собираясь в этом участвовать... Но увидев двух молоденьких студенток, удивились и не стали выколачивать свои деньги назад — остались. Из любопытства, видимо...

Нам сразу стало спокойнее. А когда соседи вставили нам дверной замок, уже без надобности были и ночные баррикады...

Однажды вечером Наташка радостно влетела в кухню и, вывалив на стол продукты, стала метаться между плитой и мойкой, быстро стряпая закуску. На пороге нарисовалась их гостья — Наташкина подруга Ольга. По лицу видно — тоже пьющая, но как-то чуть ухоженнее Наташки. В осанке чувствовалось легкое высокомерие — похоже, это она сегодня «гуляла» всю компанию. Пока Наташка суетилась с готовкой, Альбертик бегал между комнатой и кухней в ожидании начала. Ольга молча, с полуулыбкой созерцала происходящее. Она медленно поворачивалась вокруг себя, поправляя иногда волосы или разглаживая ладонью платье, как барабан натянутое на большой груди. Глаза были злые.

Гуляли в тот день они довольно тихо — этакий «ужин на троих». С появлением офицеров они вообще попритихли... Но пили и ели много - Наташка только и успевала гонять на кухню за закуской. Возвращаясь в очередной раз с тарелкой жареных кабачков, она толкнула дверь, которая оказалась закрытой.

- Эй, дверь откройте - у меня руки заняты!

Тишина в ответ. Она толкнула дверь плечом, - заперто!

- Вы что закрылись, без меня пьете?!

И вдруг она аж взвыла от своей догадки...

- Откройте! Я знаю, что вы там делаете! Ольга, с... такая!...

Наташка колотила кулаками в дверь:

- Как вам не стыыыыдно!!!, - выла она, приправляя все матерной бранью.

У офицеров в комнате загрохотала музыка.

Через некоторое время дверь все-таки открылась и мы тоже включили музыку, чтобы не слышать брань, тычки и возню в коридоре... Ольга, похоже, удалилась, потому что скандал переместился внутрь комнаты. Наташка кричала и ругалась…. Казалось, это не закончится никогда… Но часам к двум ночи шум пошел на убыль и мы, наконец, стали погружаться в сон.

И вдруг в установившейся тишине раздался длинный всхлипывающий возглас:

- Ты-ы меня-а-а не лю-ю-ю-юбишь!...

… Секундное недоумение, и наша комната взорвалась! Мы хохотали в голос, до слез, подвывая и не стесняясь ночной тишины! Это можно было сравнить с грозой, когда заряд, накопившись до какого-то предела, начинает выплескиваться…

Конечно, мы не смеялись над Наташкиным горем. Но неожиданно прозвучавшее ЗДЕСЬ слово «любовь», как–будто отпустило на волю наше напряжение, достигшее высшего предела от этой грязи, нечистоплотности и какой-то низменной безысходности, от того, что нет никакой возможности уйти прямо сейчас, чтобы не видеть этого больше никогда!...

За стеной воцарилось молчание…

Оставшиеся дни мы прожили довольно спокойно. Казалось, что хозяева нас даже избегают.

***

Так, пребывая в ожидании чудесных открытий, мы начали свое студенчество с серьезного житейского опыта.

К октябрю мы - уже не зелененькие студентки, сами выбрали себе хозяйку. Чистенькую!.. Правда, это было в полтора раза дороже, жить приходилось в проходной комнате и иногда она нас изумляла своими фразами, как, например:

- Девчонки, хотите супа, а то все равно выливать?..

Теперь нас это только умиляло:

- Какие интересные бывают люди! …

А вот в ситуациях, когда ЧТО-НИБУДЬ явно не соответствовало ЧЕМУ-ТО, мы с Цветой, многозначительно встречаясь взглядами, вдруг одновременно пропевали с Наташкиной интонацией на понижение:

- «Ты-ы меня-а-а не лю-ю-ю-юбишь…», - и с облегчением смеялись.

- Хорошо, что ЭТО позади…