Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 18. - Потише, садист, там у меня трещит




 

- Потише, садист, там у меня трещит.
- Это хорошо, что трещит.
- Так оторвешь, сволочь!
- Что оторву - сам пришью.
Потом засунул сначала в одно мое ухо, а затем в другое металлическую трубку. Затем процедуру повторил. Какого-то черта залез в рот, а затем и в нос.
- Ну что, папа-доктор?
- Барабанные перепонки целые, воспалены после воздушного удара.
- По-русски и погромче.
- Жить будешь...
- А слышать?
- Будешь. Не сразу. Я дам тебе капли. Не простужайся. Одним словом - береги себя.
- Работы много?
- Как грязи. Сейчас, вроде, все стихло, а ночью и под утро шел такой поток, что казалось, не справимся. Много осколочных ранений, много перебитых конечностей, полостные ранения. Многие умерли прямо на руках медиков, кто-то по дороге. За ночь через медроту прошло и не выжило тридцать человек.
- ј-моЈ!
- Вот-то и оно.
- Медикаменты еще есть?
- Пока хватает. Но встречались со своими коллегами из других частей. Там - мрак. Медикаменты есть у частей МЧС (Министерство по чрезвычайным ситуациям), но они говорят, что не дают ни Министерству обороны, ни милиции. Говорят, что для местного населения.
- Сволочи. Своих бросают на смерть!
- Слава, ты меня извини, но работы еще много. Будут проблемы - заходи.
- Нет. Уж лучше вы к нам.
- Некогда, а когда появляется время, то валюсь спать. Сто грамм опрокинуть некогда. Только на сигаретах и держусь. Пойду готовиться. Ночью духи работы нам подбросят. А ты как? Может, день-два в медроте полежишь?
- Отстань, Женя. Помнишь наш разговор?
- О жизни и смерти? Ты это имеешь в виду?
- Да. Поможешь, в случае чего...
- Дурак ты, Славка.
- Я вот сейчас - временно, надеюсь, - глухой, и то, Женя, чувствую себя таким уродом, что врагу не пожелаю. Но полагаю, что это состояние временное, и поэтому надеюсь вернуть полноценное здоровье и встать на ноги. Но если доведется мне без сознания попасть к тебе на стол... Ты уж постарайся не вытаскивать меня из небытия. Ладно?
- Нет. И обсуждать это не буду, - Женя потер красные от усталости и хронического недосыпания глаза. - Я пойду. У меня работы много. А ты отдохни. За ночь вы один хрен не возьмете эту сральню. Отоспись. Удачи! Да и глотка у меня с тобой разговаривать устала. Орать постоянно приходится. Вот, возьми.
Женя вытащил из кармана пластмассовый флакон каких-то таблеток и протянул мне.
- Что это?
- Снимает усталость, активизирует сердечную деятельность. Короче, допинг. Спортсменам, марафонцам дают. Поможет долго не спать и не терять головы в критических ситуациях. Сам иногда принимаю. Только не злоупотребляй. Вот еще витамины. Аскорбинка, принимай.
- Спасибо, Женя.
- Удачи!
- Тебе тоже удачи. Счастливо.
Когда Женя ушел, я почувствовал, как навалилась усталость. Смертельная, тяжелая усталость. Была выполнена часть тяжелой, опасной работы. Но еще впереди было столько, что конца-края не видно. Это только в кино показывают, что все бодры, веселы, в коротком перерыве между боями поют песни и при каждом удобном случае пускаются в пляс.
Может, так и было раньше, но сейчас, сколько я ни воевал, получается несколько иначе. Все ходят не то что степенно, а просто устало. Когда долго не выходишь из боев, устаешь. Морально, физически, эмоционально. Притупляются чувства, эмоции, иногда и инстинкты. Это плохо. После притупления инстинктов наступает смерть. От неосторожного обращения с оружием, высовывания головы откуда-нибудь. Реакция, рефлексы замедляются. Вот поэтому и плевать на чувства. С одной стороны, когда эмоции притупляются, в этом есть свой плюс - не дает сойти с ума. А инстинкты, рефлексы, реакцию надо беречь. Для этого надо периодически расслабляться, отдыхать. Расслабляться водкой, а самый лучший отдых - сон. Для разрядки полезно убить пару духов, очень помогает при снятии нервного напряжения, стресса. Те же, у кого под рукой есть гранаты или взрывчатка, но нет духов, расслабляются несколько иначе. Громкий взрыв или разрушение чего-нибудь также приносит облегчение. Я тоже пробовал, помогает. Но пара духов лучше. Вертолетчики, рассказывали, сбрасывали духов на позиции к противнику. Психологический эффект поразительный. У духов парализована воля, а у вертолетчиков снят стресс. За достоверность сведений не ручаюсь, но сама мысль мне понравилась. Еще во время ввода войск в Грозный рассказывали такую байку, что для получения нужных сведений сажали в " вертушку" пару-тройку духов и поднимали повыше. Среди этих пленных был дух, обладавший сведениями, необходимыми нам. Но, как истинный патриот или идиот, не хотел расставаться с ними. А пытать его по каким-то высшим соображениям нельзя было. Начали давить психологически. Выбросили из вертолета пару его соседей. На его глазах выбросили, а потом, когда подтащили к двери, вновь повторили свои вопросы. Тот стал умнее, сговорчивее, менее патриотичным. На войне все средства хороши.
И поэтому я вновь ощутил себя усталым, не подавленным, а просто усталым. Посмотрел на Женькины таблетки. Проглотил пару витаминок, а неизвестные мне таблетки убрал в карман. Не пришло время экспериментов над собственным организмом. Вся ночь будет впереди. Разберемся. Внимательно осмотрел себя. Грязный как свинья. Бушлат перепачкан землей, глиной, кровью. В нескольких местах порван, прожжен. Ботинки покрывал толстенный слой грязи, брюки тоже были перепачканы, и в некоторых местах имелись небольшие дырки. Форму я любил. С первых дней в училище мой командир роты майор Земцов привил, вбил любовь к форме, строевой подготовке. Сам всегда опрятный, свежий, подтянутый нам, зеленым курсантам, служил образцом строевого офицера. Видел бы он меня сейчас. Я тяжело вздохнул. Каждое время для тебя кажется самым тяжелым и обременительным. Но когда по прошествии лет оглядываешься, то просто смеешься над собой и теми трудностями, которые тебе казались непреодолимыми. Как в школе тебе было трудно, ты со смехом вспоминаешь в училище, институте. А как мучился перед сессиями в училище, с улыбкой рассказываешь своим детям. Так же за столом своих товарищей ты вспоминаешь о своих мучениях и волнениях при приеме первого взвода. Когда череп уже основательно полысел, а морду лица избороздили морщины, с трепетом вспоминаешь, как сложно было познакомиться с девушкой. Как готовился к первому и последующим свиданиям. Мой бы опыт сейчас да тому молодому курсанту, Славке Миронову. Хоть и сейчас, бывает, знакомишься с девушками младше себя, но нет уже того налета романтизма. Не бежит так же по жилам кровь, как раньше. Старый стал. Я усмехнулся своим мыслям. Неплохо сейчас за девчонками побегать. Рождество хоть прошло или нет? И вообще, какое сегодня число? Хотел подойти, спросить у кого-нибудь, но потом передумал и махнул рукой. Какая разница! Что от этого изменится? Ничего. У меня в январе день рождения. Не буду о нем вспоминать. Не надо отвлекаться от главного. Выполнить задачу и выжить. И все. На остальное плевать с высокой колокольни. На всех, кто остался на Большой Земле. Как они наплевали на нас, на меня, так и я плюю вместе с нашим коллективом на всех. Мы еще вернемся!
Внимательно посмотрел вокруг себя. Все двигались устало, медленно. Лица безжизненны, глаза как у альбиносов красные, впалые, черты лица заострены. Все, кого я знал в жизни толстячками, теперь осунулись. Хорошая диета. Кто желает похудеть за минимальные сроки, приглашаю на войну. Неплохая получится реклама. Результат гарантирую.
Если раньше перед предстоящими событиями было какое-то возбуждение, то сейчас кроме усталости не было никаких эмоций. Воевать, так воевать. Плевать на все. Наверное, нервная система научилась самосохраняться и не тратить драгоценную энергию попусту на мнимые переживания, которые происходят до наступления события. А вот при наступлении данного события уже выплескивается адреналин, обостряются рефлексы. Умная это система, человеческий организм.
Подошел Юрка. Он заметно нервничал.
- Что нового?
- Доктор приходил?
- Приходил, но ты не отвечай как еврей вопросом на вопрос.
- Был в штабе. Там хорошего мало. Ханкала давит. Соседи наложили полные штаны, стрелки переводят на нас. Короче - труба.
- Это есть наш последний и решительный бой. Так получается.
- Именно так. Я смотрю, тебе это неинтересно.
- Не то слово, Юра. Мне по хрену. Что будет, то будет.
- Что-то ты расклеился совсем.
- Я спокоен. Абсолютно спокоен. Давно не было такого душевного равновесия. Все безразлично, на душе спокойствие. Ничто не тяготит, не мучает. Нет ни совести, ни страха, никаких эмоций. Все параллельно.
- Ты выглядишь так, словно принял какое-то решение. Не самоубийством решил покончить, часом, или на амбразуру лечь?
- Нет. Просто смертельно устал от всего этого дурдома. И поэтому пусть принимают любое решение. Я пойду куда угодно, кроме госпиталя. А здесь я как был, так и остаюсь. В боевики не рвусь, но и по тылам отсиживаться не буду. Все как обычно, только без эмоций. Обычная работа.
- А аппетит у тебя не пропал, тяга к жизни?
- На этот счет не волнуйся. Все хорошо. Когда штурм начнется? Ночью?
- Нет, все, как обычно, переиграли. Через два часа. Сначала должны ударить соседи, а мы подключаемся к этому " концерту" через двадцать минут.
- Хотелось бы часа через два.
- Мне тоже, но хоть на это их удалось уговорить, а то тоже не хотели ничего делать.
- Понятно. Сибирская " махра" жаловаться не пойдет, а будет биться до конца, это тебе не элита. Все нормально, все как обычно.
- Что ты как попугай заладил. Все хорошо, прекрасная маркиза. Не психуй. Лучше помоги.
- Чего тебе?
- Найди новую аптечку. Если сможешь, то и броник тоже. Не сможешь, и хрен с ним.
- Попробую. Не раскисай!
- Я не раскисаю, а просто в который раз тебе, балбесу, повторяю: я спокоен. И все.
Юра ушел и вернулся минут через двадцать. В руках он нес абсолютно новый бронежилет.
- Кто это тебе подарил его?
- В третьем батальоне получили, один подарили. Женька Иванов передал тебе капли в уши. Говорит, что долго искал. Последний флакон, говорит, хорошо помогает. Держи. И еще аптечка.
- Спасибо, Юра. Что бы я без тебя делал?
- Ничего. Ночью скакал бы без броника. И все дела-то.
- Точно. Помоги подогнать. Тихо, осторожнее, уши больно.
- Они же у тебя не слышат.
- Так больно же.
- Потерпи, сейчас я ремни отпущу.
- Тяжелый какой, собака. Полдня походил без него, так как молодой на крыльях летал.
- Сейчас опустишься. Сан Саныч хочет, чтобы ты во время атаки сидел при штабе.
- Ты серьезно?
- Да, он уже наслышан про твои уши.
- Ты разболтал?
- Нет. Просто уже многие в бригаде наслышаны о твоих походах. О том, как ты вынес мертвого бойца. В первом батальоне была подобная история, так командир взвода умом тронулся. Вот Сан Саныч и Серега Казарцев опасаются за твои мозги. Оставайся, Слава. Тем более, что с таким настроением, как у тебя, нельзя идти в ночь.
- Пошел на хрен. У меня все хорошо. Я спокоен. Мне хорошо. Таким спокойным не был никогда. Не исключаю, что это реакция на прошедшую ночь. Но я хочу, и я пойду в ночь. И наплевать на приказы. Я понимаю, если бы мои знания и опыт были необходимы для принятия решения, но в данной ситуации это просто жалость. Так что, ребятишки, я вас уважаю и очень люблю, но пошли вы в задницу, - даже произнося это, я был спокоен как удав. Никаких эмоций. Только один голый, трезвый разум.
Остаток времени мы провели, распив пару порций спирта. Старались как можно меньше закусывать. Юра устал напрягать горло, разговаривая со мной. А мне не хотелось устраивать театр одного актера. Не хотелось произносить монологи. Я был спокоен, и не хотелось нарушать это хрупкое равновесие своей души сотрясанием воздуха.
В полном молчании прошло время. Я не рассуждал, не мечтал, не вспоминал, просто смотрел, следил за происходящим. Боекомплект свой пополнил. Флягу заполнил водой, одним словом - готов.
На этот раз мы с Юрой пошли в составе остатков первого батальона. Рядом шел Серега Казарцев. Соседи начали штурм, завязался бой, но духи не были дураками и поэтому ждали нас. Мы только смогли окопаться на площади. Через десять минут после начала боя поступила команда от Буталова на штурм. Мужики на площади открыли огонь по Дворцу. Тем самым они загнали духов, прижали их, а мы воспользовались этим фактом и рванули вперед. Я заранее сообщил и примерно обрисовал Юрке маршрут движения. Но нашим планам не суждено было сбыться.
Духи вновь открыли ураганный огонь. Часть бойцов второго батальона не выдержала потерь и ушла назад, под прикрытие стен Госбанка. Была секунда, даже мгновение, когда казалось, что вся бригада готова повернуть назад. Но что-то удержало людей на месте. Дрогнули, но не повернули, не побежали, не показали в очередной раз спины противнику.
Я слегка вспотел от этой беготни, но сохранял спокойствие. Равновесие в душе. Старался обегать трупы и не хотел подойти к тому месту, где провел ночь. На том месте остался лежать мой бронежилет. Солдат, который побежал на помощь и был убит, лежал на том же месте, в той же позе. Все это увидел боковым зрением, не было ни малейшего желания вновь окунаться в те переживания, которые уже прошли сквозь сознание. Воскресить его я не смогу, а помнить придется до самой смерти.
Бригада мчалась вперед как шальная. На духов наседали со всех сторон. Только вперед. Мы бежали вперед, только вперед. Не прошло и часа с тех пор, как мы с Юрой оказались под стенами Дворца. Духи стреляли в нас сверху, вход в подъезд они взорвали, и поэтому ворваться было сложно. Из-за стен Госбанка наши танки начали стрелять по духам, уничтожая их огневые точки. Противник тоже не оставался в долгу, он бил по Госбанку. Обвалился кусок стены. И тут замполит бригады Сергей Николаевич Казарцев сделал то, что впоследствии долго обсуждалось. Солдаты, которые в первые минуты боя не смогли справиться со своим страхом и повернули назад, находились в непосредственной близости от рухнувшего обломка стены. Они сидели, скованные ужасом. Вели хаотичную стрельбу по Дворцу, тем самым привлекая к себе все больше внимания духов. По ним велся интенсивный огонь. Казарцев рванулся к ним. Подбежав, кого пинками, кого матами поднял с земли и повел за собой. С точки зрения ведения боя это было форменное безумие. По открытой местности он пробежал сначала один, а потом привел за собой, под стены Дворца, бойцов.
Как мы, так и духи были поражены поистине героическим поступком Сергея. Мы, как могли, прикрывали его. Но для духов это было чем-то вроде охоты на зайцев. Спорт. Они азартно стреляли сначала по одному Сереге, а потом, когда он вел бойцов обратно, по всей группе. Я с замиранием сердца оглядывался на эту сумасшедшую гонку. До этого не понимал, что значит - с замиранием сердца. Оказывается, это, когда ты смотришь и не дышишь. Все мысли, чувства находятся там, с нашими ребятами. Даже не видя их, как они бегут, ощущаешь затылком, кожей, где они сейчас находятся, что они в данный момент делают. Сам стреляешь вверх по духам. Стараешься привлечь их внимание к себе. И только когда меняешь рожок у автомата, искоса, через спину кидаешь взгляд на бегущие фигурки. Вот они вроде и близко, но как долго им еще бежать! Из подствольника к духам гранату не забросишь. Слишком крутая траектория. Стреляем длинными очередями. Все что угодно, лишь бы только отогнать духов от окон, оттянуть их внимание, огонь на себя. С каждой секундой наши все ближе, ближе. И духи сатанеют. Они тоже начинают стрелять длинными очередями, веером по площади. Быстрее, поднажмите, мужики! Вы можете! Жми, Серега!
Но, видимо, Бог был на нашей стороне, и ребята, благополучно пройдя сквозь стену огня, присоединились к нам. Никто из них не верил, что выжил. Они ошалело оглядывались. Что-то радостно кричали. Мы их принимали, хлопали по плечам, подбадривали. Но героем был, конечно, Серега. Небольшого роста, худощавого телосложения, своим поступком он каждого из нас заставил по-новому взглянуть на себя.
Без всякого приказа, рискуя собой, он вывел людей, спас их. До этого момента я с большой прохладой относился к многочисленному отряду замполитов, но и среди них попадаются настоящие мужики. Молодец Сергей! От него валил пар. Ему протянули фляжку с водой, не отрываясь, он выпил ее всю. Все, кто был рядом, старались поздравить Серегу с этим кроссом. Раньше, в годы Советской власти, за такие подвиги давали Героя. Сейчас ничего, кроме благодарности тех солдатских матерей, чьих сыновей он спас, он не получит. Да и их не услышит никогда. Так помолитесь, мамы, за человека большой души - Сергея Николаевича Казарцева. Дай бог ему здоровья.
Духи здорово озлобились и начали нас обкладывать сверху. Гранаты пока не причиняли нам особого вреда. Нескольких духов нам удалось сбить. С воплем один слетел вниз. Остальные, уже убитые, падали молча. Бойцы не стремились посмотреть, что лежит у убитых в карманах. Постепенно, шаг за шагом, стреляя только вверх, с затекшими шеями, мы продвигались вперед. Руки готовы были опуститься, спина, плечи, шея закаменели. Пороховые газы слепили, выедая глаза. Легкие были забиты пороховой гарью. Хотелось остановиться и, согнувшись пополам, захлебнуться очищающим кашлем, выхаркать из себя всю эту гадость. И чтобы не сорваться, приходилось сдерживать дыхание, медленно дышать через нос. И вот они, эти стены.
Первая партия броском вскарабкивается на стены Дворца и проникает в здание. Ура! Мы кричим. С воплем, заглушая страх, я прыжком забрался на стену. Рядом было окно, заваленное наполовину мешками с песком. Наверху была щель. Мешки были из толстой вощеной бумаги и плотно набиты землей и песком. Пальцы скользили по этой бумаге, не прорывая ее. Бронежилет, автомат тянули вниз. Еще немного и упаду, свалюсь. За этими мешками слышалась стрельба и крики. Судя по характеру стрельбы и матов, там шел нешуточный бой. А я здесь завис, как плевок на зеркале. Злость на собственную неловкость добавила мне сил. Обливаясь потом, я рванулся вверх. Вперед. Как жук по стеклу, я пополз вверх. Вот и щель. Вокруг грязь и следы от недавней стрельбы. Хорошая огневая точка была тут.
Закрепившись наверху, перебрасываю из-за спины автомат и начинаю осматриваться. Удачно я зашел. Попал прямо небольшой группе духов в тыл. Четыре боевика из-за мешков с песком, колонн, выступов здания сдерживали натиск наших.
Сдерживая рвущееся сердце, я, не прицеливаясь, длинной очередью провожу по спинам духов. Двое с воем упали, еще двое бегом покинули поле боя. Наши с криками победы заняли помещение. Я воплями привлек их внимание к себе. Мужики втащили меня внутрь. Там мы побежали. Никто не говорил слов благодарности. Не до этого.
Помещение первого этажа представляло собой обычный большой вестибюль крупного административного здания. Высокие потолки, колонны, выступы, везде противник мог спрятаться, устроить нам засаду, установить мины-ловушки. Осложняло обход и осмотр слабое освещение. Свет проникал лишь через немногочисленные отверстия в окнах. В воздухе висел смог из пыли и пороховых газов. В горле, в носу першило, и та гарь, что осела в бронхах, стремилась выйти наружу.
Удивительно, но, несмотря на бурлящую в венах кровь и бушующий в ней адреналин, я оставался по-прежнему спокойным. Мозг работал как часы. Спокойно оценивал обстановку, подсказывал правильные решения.
Духи цеплялись и бились за каждый сантиметр вестибюля. Все дальше и дальше мы пробивались вперед. Били из автоматов наугад, на звук, свет - по интуиции. Слева раздалась отчаянная стрельба, а затем взрыв, который оглушил нас. Как и в прошлую контузию, после очередного воздушного удара по барабанным перепонкам слух улучшился. И вновь ворвался мир звуков. Это чудесно. Вновь появилась злость, бешеное желание жить. Спокойствие, апатия прошли. Вперед, только вперед. Бей гадов!
В образовавшийся после взрыва проход хлынули наши соседи. " Махра", как и мы, судя по форме. Мужики активно подключились к нам. Те духи, которые сумели уйти на верхние этажи, оттуда пытались закидать нас гранатами, но большую часть мы сумели отрезать и загнать в дальний угол. Басурмане бились насмерть. Но силы были явно неравны - мы давали залп за залпом из подствольных гранатометов. Мелкие осколки выкашивали все живое внутри замкнутого пространства.
Войска все прибывали и прибывали. И уже было не разобрать, кто где. Все перемешалось: сибирская " махра", волжская " махра", десантники, откуда-то появились внутренние войска. Естественно - никакого командования, никакого взаимодействия, никакого единого замысла. Хотя замысел был - уничтожить противника. Сломить, раздавить, сбросить с крыши Дворца этих шакалов. Фас! Вперед!
И опять дыхание сбивается. Никто никого не слушает. Все кричат и стреляют по духам, каждый кричит свое. Кто-то выкрикивает имена погибших друзей и после каждого имени жмет на спусковой крючок, не жалея боеприпасов. Мы в логове врага! Долго ждали, многих потеряли на этой долбаной площади. Обливаясь слезами, смотрели, как наши товарищи висят в окнах этого здания. Конец века, все призывают друг друга к гуманизму, всепрощению. Не будет вам прощения, духи! Смерть! Только смерть. Каждого, кто был в этом здании, повесить мало. За тех ребят, что были для вас прикрытием, живым щитом. Ублюдочное племя, недоноски, паразиты на теле России! Смерть вам! Настал Судный День! Вешайтесь!
Я вновь упоен боем. Очередь, еще очередь. Мелькнула тень в полумраке вестибюля. Туда длинную очередь, чтобы наверняка! Я что-то в возбуждении кричу, но сам не слышу что. Главное, что мы смогли, мы дошли до нашего Рейхстага! Мы сделали это! Очередь, еще очередь! Я счастлив! Буду умирать, а вспомню этот День.
Кто-то толкает меня под руку. Скашиваю глаза. Ба, Юра! Он также возбужден, глаза сверкают радостью и упоением боя.
Мы радостно улыбаемся друг другу. Живы! Живы сейчас, значит, долго будем жить! Я ору, что я начал слышать, он также кричит что-то в ответ, но не разобрать, грохот от стрельбы стоит невообразимый. Плечом к плечу продвигаемся вперед.
Часть объединенного войска спустилась в подвал. Стрельбы оттуда не слышно, значит, духов нет. В своем углу загнали душманов наверх. Нет ни малейшего желания идти на второй этаж. Стремительно наступающие сумерки, опускающаяся темнота и пороховые газы сделали свое дело. На первом этаже почти ничего не видно. Бойцы вытаскивают окровавленные тряпки из всех углов и выбрасывают их на улицу. Это все, что осталось от оборонявших первый этаж. Нам здесь ночевать, и нет ни малейшего желания проводить время рядом с останками своего врага.
Послышался шум, возгласы, крики. У входа в подвал замаячило пламя факелов. Все подались туда. И увидели, как выносят на руках и самодельных носилках трупы наших солдат. Кто-то был в бушлате, кто-то раздет донага. На телах многих следы страшных пыток. У многих перерезано горло - типичная казнь боевиков. У кого-то выколоты, выбиты глаза. Пальцы рук превращены в кашу. У двух человек ступни отпилены. Злость, гнев, рев, рык, крик ужаса одновременно пронесся по этажу. Не будет духам пощады. Только смерть.
В этом же подвале сидел со своей свитой всемирно известный демагог Королев. И в этом же подвале мучили, пытали до смерти наших солдат. Таких же граждан, что и он, его соплеменников. Какое же право он имеет говорить о наших бесчинствах?! Он такой же моральный урод, как и те, что находятся сейчас выше нас в этом здании! Гад он!
Все стояли и смотрели. Рев сменился глубоким молчанием. Кто был в касках, подшлемниках, шапках, сняли их и молча, скорбно провожали своих товарищей в последнюю дорогу. Домой. Мы не успели, не смогли вас спасти. Простите нас.
А трупы все выносили и выносили. Никто не считал, сколько их было. Но не меньше пятидесяти. Когда скорбная вереница вышла на улицу, сверху раздалась стрельба. Духи стреляли по тем, кто нес своих убитых товарищей. Кто-то закричал. Так могут кричать только раненые или те, кто находится рядом с ними.
Крови врагов, крови. Жажда мести овладела нами. Вперед, вверх!
Никто не давал команды, но все побежали к двум лестницам, ведущим на второй этаж. Сверху духи попытались встретить нас плотным огнем, но злость, как и взаимопонимание, были настолько сильными, что все стреляли залпом из подствольников. Не было уже криков победы, упоения боем. Месть - только одно это слово струилось у всех сквозь сжатые зубы. Плевать на все. Они не дожны жить.
Шаг за шагом, мы медленно продвигаемся на второй этаж. Прямо на ступенях лежат трупы боевиков. Шагаем по ним. Для нас уже это не люди, они вещи. Все внимание сосредоточено только на предстоящей цели. Забывая смотреть под ноги, я наступаю на труп боевика. Нога утопает в чем-то мягком и противном. Не смотрю вниз, брезгливо отталкиваю труп в сторону. Почти ничего не видно, только в разбитых окнах первого и второго этажей гуляет ветер. Противника не видно. Темно. Сейчас начнется игра под названием " У кого не выдержат нервы". Духам нас тоже не видно. Кто первым выстрелит, тот и покажет свое местоположение, тот первым и погибнет. И поэтому никто из наших не курил, не разговаривал, ступали осторожно. Кто-то из бойцов подобрал и кинул банку из-под консервов. Звякнув, она покатилась дальше. Тут же из трех углов раздались очереди. Мы тут же зафиксировали эти три ярко горящие в полумраке звезды и открыли огонь. Со второй лестницы, по которой тоже поднимались наши люди, открыли огонь. И тут же зажглись новые звезды, длинными очередями мы прошивали пространство второго этажа. Пули с противным визгом рикошетили от колонн. На месте оставаться было опасно, и поэтому все рассредоточились.
Кувырок через плечо, выход на колено, очередь, еще одна. Перекат, из положения лежа - очередь. Не разгибаясь, в полный рост короткими перебежками - вперед. Прерывистое дыхание постоянно сбивается. От напряжения и физических упражнений опять вспотел. Под ногами и телом во время маневров скрипит битое стекло, ноги часто разъезжаются на стреляных гильзах. Но только вперед, только движение. Остановка - смерть. За спиной слышу топот ботинок - поднимаются наши бойцы. На первом этаже было легче. Там свободное, простреливаемое пространство, а здесь много кабинетов. Коридор имеет углы. Метр за метром, сдерживая бешеное сопротивление духов, отрезая их от лестниц, лифтовых шахт, мы продвигаемся вглубь. Когда дошли до кабинетов, начали, как обычно, зачищать помещения. Дверей почти не было, их не надо выбивать. Одна-две гранаты, очередь, следующий кабинет. Слева кто-то громко вскрикнул, и раздались отчаянные маты на чисто русском языке. Наши. Судя по репликам, кого-то ранило осколком собственной гранаты. Было слышно, как его потащили на первый этаж. Духи тоже кидали гранаты, били почти в упор из подствольников. Все чаще уносили наших. Кто-то из них будет " трехсотым", а кому-то предстоит стать и " двухсотым".
Но не думал я сейчас об этом. Вперед, только вперед. Опять во рту солоноватый привкус крови, опять адреналин бушует в жилах. Страх и азарт - вот те чувства, которые движут мужчинами во время боя. Вместе они образуют гремучую смесь, готовую взорваться, выделяя огромное количество энергии.
Вперед. Очередной кабинет. Полусогнувшись, подходим к дверному проему, не доходя пары шагов, выдергиваем кольца и кидаем две гранаты. При этом стараемся забросить их за угол, чтобы осколками не задело нас. Отскакиваем и прижимаемся к стене. Гремят два взрыва. Эхом им откликаются тоже взрывы из другого конца коридора. Прыжком появляемся в дверном проеме и расстреливаем пространство помещения. От души стреляем длинными очередями от живота. Одна, вторая, по всему кабинету. Нет вроде никого. Разворачиваемся, чтобы уходить, и в спину несется очередь. Кто-то остался. Никого не задел, гад. Снова летят гранаты, стреляем из подствольников, порядка шести гранат послали в кабинет. Тихо. Опять врываемся и снова от живота расстреливаем пространство кабинета. Шаг за шагом продвигаемся вперед. Стреляем не жалея патронов и только периодически меняем рожки у автомата. Натыкаемся на полуразорванный осколками гранат труп боевика. Уже темно, чтобы его рассматривать, выворачивать карманы. Выходим в коридор. Остальные наши ушли далеко вперед. В помещении уже ничего не видно. Только вспышки выстрелов и оглушительные в замкнутом помещении разрывы гранат озаряют высокий коридор. Постепенно все стихает. Второй этаж наш!
Странно, но с каждым новым боем, с каждой перестрелкой уходит жалость к боевикам. Поначалу терзали какие-то сомнения, что мы сюда пришли как завоеватели, мучила мысль, что я в какой-то степени оккупант, может, даже и убийца. А сейчас все до лампочки. Месть и все. Не более того. Все ясно как белое и черное. Мы хорошие, они - плохие. Постепенно азарт боя сходил на нет. Наваливалась усталость. Хотелось спать. Бойцы активно обсуждали прошедший день. Каждый, перебивая друг друга, рассказывал запомнившиеся эпизоды. Два бойца вернулись с первого этажа. Один из них, судя по репликам, был ранен в плечо. Медики, которые были в подвале, прямо на месте оперировали тяжелораненых.
Бойцы вырывали из своих драных бушлатов куски ваты, верхней материи и, смастерив факелы, запаливали их. Вокруг собралась толпа любопытствующих. Один из солдат разделся. Тут, при неверном свете, все увидели, что правое плечо бойца все в крови. Кто-то дал фляжку то ли водки, то ли спирта. Сначала дали сделать большой глоток раненому, а затем начали очищать от грязи и запекшейся крови рану. Тело солдата дергалось от прикосновения ваты из индивидуального пакета, смоченной жидкостью. Чтобы не кричать от боли, он засунул в рот кожаный ремень и всякий раз вгрызался в него зубами. Из уголков рта текла слюна, боец тыльной стороной ладони смахивал ее на пол. По лбу катился пот, заливая глаза. Окружающие его поддерживали, подбадривали, старались разговорами отвлечь от боли.
Его друг, вооружившись штык-ножом, помогая себе трофейным стилетом, расширял рану, ища осколок. Старался не причинять боли, но раненый морщился. Ему предлагали сделать инъекцию обезболивающего, но он, сдерживая вопли боли, стиснув зубы, посылал окружающих подальше.
Наконец " хирург" добрался до осколка. Все понимали, что его надо выдернуть очень быстро, иначе пациент потеряет сознание от боли или, того хуже, может умереть от болевого шока. На войне все поневоле становятся неплохими медиками. Знания лишними никогда не бывают.
Из подсобных материалов " врач" соорудил ножницы. Рядом стоящие взяли покрепче пациента. Он напрягся в ожидании рвущей тело и мозг на части боли, стиснул ремень покрепче зубами. Даже при этом плохом освещении было видно, что скулы побелели от напряжения. Глаза зажмурены. Сильнее, чем прежде, по лицу катятся крупные капли пота.
Его товарищ осторожно погрузил в рваное плечо импровизированный захват, ухватил осколок и рывком дернул его на себя. Раненый взвыл, дернулся резко назад, затем так же резко вперед. Из плеча хлынула кровь. Рядом стоящие солдаты судорожно рвали оболочки на индивидуальных медицинских пакетах, с треском лопалась плотная бумага, летели на пол булавки, спрятанные в каждом пакете. Рывком разматывали бинты. При этом все соблюдали осторожность, чтобы не касаться внутренних поверхностей пакетов. Сноровисто промокали кровь. Пытались бинтовать, но кровь мгновенно пропитывала все тампоны и стекала по голой спине. Или были задеты крупные сосуды, или у парня плохая свертываемость крови. Все отдавали себе отчет, что он мог истечь кровью и погибнуть. Кто-то в темноте отстегнул магазин от автомата и начал вытаскивать патроны. Не хотелось применять этот варварский способ остановки крови, но выхода не было. Мелкие раны в армии, как правило, засыпают сигаретным пеплом, а крупные - порохом.
Из темноты в круг тусклого света выдвинулся боец, в руках он держал два открытых патрона. Быстро убрали тампоны и бинты. Подошедший одним движением высыпал порох на рану. Один из факельщиков поднес огнь к пороху. Тот мгновенно вспыхнул, на секунду ослепив присутствующих. Раненый подскочил вверх. Но все увидели, что кровь остановилась. Все одобрительно заговорили. Подбадривали его, плечо быстро и аккуратно забинтовали. Осколок обмыли водкой и вручили на память раненому. Остатки водки его заставили выпить. Все, операция закончилась. Впереди была долгая холодная ночь. Очередная зимняя ночь в Чечне.
Тем, кто сыпал порох бойцу на рану, оказался Юра. Он подошел и молча протянул сигарету. Жив чертяка! Мы закурили. Мы были страшно рады видеть друг друга. Молча куря, улыбались друг другу.
Напарник молча вытащил из левого кармана какой-то предмет и показал мне. Освещение было никудышное. Я наклонился и сильно затянулся. При свете красного огонька сигареты увидел, что это ручная граната. Вывернутый запал лежал рядом на ладони. Юра тоже носил в кармане бушлата " заветную" гранату! Значит, пока, не пришло наше время!
- Не использовал? - спросил я.
- Пока нет. Ты где был? Хотел с тобой рядом быть, а ты куда-то потерялся.
- Хрен, его знает, Юра! Все побежали - и я за ними. Думал, что за пивом, а они меня сюда завели.
- За пивом очередь была бы, а тут духи. Как ты?
- Цел. Уши слышат. Все великолепно.
- Ну-у. Прямо великолепно? - в его голосе слышался скепсис.
- Мы с тобой живы? Живы! Целы? Более-менее! В духовском рейхстаге сидим на втором этаже. Что нам еще надо?
- Пожрать да выпить!
- Поднимись на этаж выше, попроси.
- Они нальют! Как ночевать будем?
- Хрен его знает, Юра. Как-нибудь. В подвал не спустишься - там импровизированный госпиталь. Как только они оперируют - ума не приложу.
- Также, как и мы здесь - при свете факелов.
- Ни фига себе! Конец двадцатого века, а проводим операции при свете факелов. Ладно хоть не лечим раны при помощи собачьего жира и заклинаний и нашептываний.
- А ты повоюй со своим народом побольше, и придется заклинать, нашептывать. А ты как хотел?
- Ничего не хочу. Из здания не выйти?
- И не мечтай! Некоторые попробовали. Так тех, кто далеко не успел отбежать, сейчас штопают внизу, а кто порезвее - на площади остались. Духи никого не подпустили. Ни с этой стороны, ни с другой. Сейчас, наверное, уже все!
- Педерасты!
- Ты про кого, Слава?
- Не про наших же! Ублюдки!
- Не кипятись. Есть желание - вверху еще так много этажей. Они решили нас измором взять. Без подвоза еды, воды, боеприпасов, эвакуации раненых мы здесь долго не продержимся. Так что надо как можно быстрее двигаться вверх.
- Подожди, вот они устроят нам такой же сюрприз, как в Госбанке, когда взорвали над нами потолок. Вот веселуха будет!
- Не взорвут.
- Почему?
- Много этажей. Могут и верхние этажи сложиться.
- Мусульмане за веру, борьбу с иноверцами могут и себя порешить.
- Все они хотят жить.
- Тоже верно. Но всегда пара-тройка фанатиков найдется. Которым глубоко наплевать на остальные жизни. Вот и рванут. Дураков везде хватает.
- Мне нравится твой оптимизм, Слава, ты как всегда вселяешь в людей радость и уверенность в завтрашнем дне.
- Я - реалист. Идем поищем место для ночлега.
- Идем дров поищем. Может, духи не все успели спалить.
Мы медленно побрели по коридору. Заходили во все кабинеты. Искали, собирали обломки мебели, дверей, оконных рам. Все стащили в один из кабинетов. Там же нашли и пачку писчей бумаги. Разожгли костер. Слабый огонек лизал остатки мебели. Оставшийся лак пузырился, чернел, неохотно горел. Привалившись спинами к стене и прижавшись друг к другу плечами, мы начали молча смотреть на огонь. Он притягивал наше внимание, каждый думал о своем. Мыслями уносилися куда-то далеко прочь от реалий, от событий прошедшего дня.
От тепла костра постепенно мы согрелись. Несмотря на жажду, голод, переполнявшие нас эмоции, накатилась дрема, и мы начали засыпать. Закончился еще один день моей жизни, закончился очередной день очередной войны.
Спать было неудобно. Конечности быстро затекали, ноги сводило судорогой. Потом стало холодно. Костер почти погас. Приходилось спать вполглаза, наблюдая за костром. Еще не рассвело, когда мы проснулись. Подкинули очередную порцию дров в полупотухший костер. Костер медленно разгорался. Мы начали делать зарядку, махать руками, приседать, отжиматься от пола. Только благодаря физическим упражнениям согрелись. Но без горячей пищи, чая, водки мы долго не продержимся. Духи нас не выпустят без потерь, и подойти не дадут помощникам. Кто кого. У них тоже нет возможности просто так пройти. Не выпустим. Порвем как вчерашнюю газету!
На улице, вернее на площади, началась перестрелка. Осторожно, чтобы нас не подстрелили свои, приняв за духов, мы выглянули из окна. Большая группа, не меньше полка, по форме очень похоже на сборную команду из внутренних войск и морских пехотинцев, пыталась прорваться к нам на помощь.
Духи с верхних этажей отчаянно стреляли. Теперь мы с Юрой ясно представляли себе, какую невероятно трудную задачу мы сумели выполнить, преодолев площадь. Сверху, даже при паршивом утреннем освещении все было как на ладони. И бойцы внизу, пытавшиеся пробиться к нам на помощь, а сейчас прятавшиеся за обломками техники, в ямах, окопчиках, представлялись сверху не более чем прекрасными мишенями в тире.
В коридоре послышалась стрельба и разрывы гранат. Мы бросились из комнаты. На второй лестнице бойцы, отступая, сдерживали натиск духов. Пошли на прорыв, уроды! Не получится.
На бегу заталкиваю гранату в подствольник. Не целясь, стреляю. Граната исчезает в лестничном пролете. Через секунду слышится хлопок разрыва. Звук падающего предмета. Стрельба замолкла на пару секунд и вновь началась. Не прорвутся. Все больше наших просыпались и подбегали.
На первой лестнице тоже перестрелка. Духи отчаянно желали вырваться из " котла". Юра рядом тоже стреляет по духам из подствольника. По прежнему опыту знаю, что стрелок из гранатомета он более умелый. Может приложить как надо. Если я, страдая отсутствием пространственного воображения, толком не могу представить, куда и как полетит граната по навесной траектории, то Юра прекрасно это делает. И сколько раз я удивлялся его умению " закидывать" гранату из подствольника из немыслимой позиции по невероятной траектории. И он неизменно добивался результата с первого выстрела. Вот и сейчас он с невозмутимым лицом азартно стрелял по духам. Под маской невозмутимости во время боя скрывается азартный, увлекающийся боец.
Противник тоже перешел на подствольники и ручные гранаты. Поэтому обе стороны держались друг от друга на почтительном расстоянии. " Гранатная" дуэль продолжалась.
У меня мелькнула даже мысль - а что если вывести всех наших из здания, а потом взорвать его ко всем чертям, вместе со всем содержимым! И все духи одним махом кончены. Заманчивая перспектива. Но не дадут. Начальству подавай победные реляции. И фотографии побежденного здания на первых листах новомодных журналов. Флаг, чтобы как над Рейхстагом развевался. Сейчас будут гнать на помощь войска. На площади такими темпами положат не меньше трети. Загонят в здание не меньше дивизии, чтобы оставшихся положить здесь.


Данная страница нарушает авторские права?


mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.008 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал