Отличная фотография

Фэндом: Однажды в сказке

Персонажи: Эмма Свон/Реджина Миллс, Реджина Миллс/Робин Гуд, Мэри и Дэвид Свон, ОМП и ОЖП (задним планом), Руби Лукас, Сидни Гласс

Рейтинг: R

Жанры: Гет, Фемслэш (юри), Повседневность, AU

Размер: Мини, 10 страниц

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

Описание:

AU: Эмма — фотограф-любитель с обыкновенной мыльницей, доставшейся ей в подарок от старшего брата. Проникшись искусством фотографии, она снимает всё, что западёт в душу, но из-за бедного материального состояния семьи не может посещать спецкурсы по фотографии. Эмма очень хочет научиться фотографировать людей, но не в рамках стандарта — у неё своё видение. Однажды в баре она встречает женщину с неклассической внешностью, и её дремлющая художественная жилка даёт о себе знать.

Ночи в трёхкомнатной коммунальной квартире, в которой проживали семьи Свон и Ричардс, никогда не были тихими. Эмма давно к этому привыкла, ещё с юных лет, и уже спокойно засыпала под ругань соседей за стенкой, обнимая свою младшую сестрёнку Дэбби, которую пугали крики взрослых. Их родители, Дэвид и Мэри Свон, не хотели вмешиваться в чужие разборки из своей тактичности, а потому терпеливо сносили шумную брань семейной пары. Сосед Барри Ричардс был неисправимым пьяницей и когда в очередной раз вваливался в квартиру среди ночи, то начинал буянить, изводя свою жену и травмируя психику семилетнего сына. А наутро воздух в узком коридоре стоял резкий, проспиртованный, который через щели дверей проникал во все комнаты захудалой квартирки. Эмма ненавидела этот едкий запах, поэтому, наверное, и не имела большого пристрастия к алкогольным напиткам, разве что совсем чуть-чуть. Раньше её старший брат Август пытался усмирить буйного соседа, и дело часто доходило до драки с последующими ссадинами, синяками и звонками в правоохранительные органы. Бросив колледж, молодой человек принял решение уйти на службу по контракту и вскоре простился с семьёй, оставив как напоминание о себе фонарик для маленькой Дэбби и простейший фотоаппарат Эмме, которой на то время было пятнадцать. Два года девушка не осмеливалась трогать подарок брата, считая, что вещь по-прежнему принадлежит ему, но позже любопытство взяло верх, и Эмма начала снимать.

В её первоначальных работах преобладал в основном пессимизм: девушка фотографировала серые уличные перелёты, помятые заржавленные машины на загородной свалке, сухие листья в грязных лужах и заброшенные лестничные пролёты. Ей нравилось сбегать после занятий в тихие безлюдные места и подолгу гулять там, щёлкая затвором братниной мыльницы. Там она была в безопасности: не было слышно пьяных воплей соседа и громких рыданий миссис Ричардс. Накопившиеся в ней за день злость и ярость находили отражение в её фотографиях. Запечатлев весьма унылые картины, Эмма бежала в ближайший фотоцентр и, сгребая в руку всю мелочь, которую ей давали родители на обед в столовой, распечатывала понравившиеся снимки, а затем вставляла их в личный фотоальбом, о котором знали только младшая сестра да лучшая подруга Руби. Что касается старших Свон, они не были в курсе увлечения своей дочери, но не потому, что не интересовались её жизнью — они попросту не успевали следить за ней. Мэри – учительница фортепиано, которая по нескольку раз в день ездила давать частные уроки на дом к своим ученикам, а Дэвид – разнорабочий, пытающийся прокормить свою семью. Маленькая Дэбби до поступления в школу проводила время в комнате миссис Ричардс, когда её муж был на работе, и играла с их сыном Майклом, а затем – в гостях у одноклассниц до позднего вечера, порой оставаясь там на ночь.

Позже Эмма, благодаря своим высоким выпускным оценкам и хорошим рекомендациям от школы, поступила на бюджетной основе в университет на факультет фотографии, но не проучилась там и трёх месяцев: отчислили за слабую техническую оснащённость и, что не менее важно, вольный подход к работе. «Не владеет первичными навыками фотохудожника и чувством стиля», – такова была выписка на исключение. Проработав год за уличным прилавком с хот-догами, она подала документы на факультет гостиничного бизнеса и туризма, чтобы после университета путешествовать по миру и делать фотографии с каждого уголка Земли. На этот раз всё сложилось вполне благополучно: ей платили стипендию за хорошую успеваемость и выделяли материальную помощь как студентке из малоимущей многодетной семьи. Август тоже периодически высылал определённую сумму, но, несмотря на помощь брата, курсы по фотосъёмке Эмма посещать не могла: денег хватало лишь на оплату квартиры и бытовые нужды. Мечты открыть собственную картинную галерею сгорели дотла, но Эмма не сдавалась – она продолжала снимать. Не для кого-то, так для себя. Упорное желание девушки создать шедевр вскоре вывело её на новый уровень: первые депрессивные работы начали разбавлять более жизнерадостные снимки; у фотографий появился сюжет. Крутящееся колесо велосипеда – о быстротечности жизни, молоденький лист клёна в старческой руке – связь поколений, следы ботинок на грязи – радость путешествий. Эмма пыталась уловить каждую мелочь. И всё так же неизменно прибегала в салон печати, чтобы выбрать фотографии для личного портфолио. А вдруг пригодится когда-нибудь?

Время спустя девушка впервые попробовала применить эффект сепии и чёрно-белой фотографии в своих работах. Она оцифровывала снимки и печатала их с фильтрами под старину. Под глубоким впечатлением у Эммы словно открылось второе дыхание, и она полгода работала исключительно в этих цветах. Наблюдавшая за увлечением своей подруги, Руби удивлённо пожимала плечами, глядя на обработанные фотографии, и недоумевала:

— И что ты в этом нашла? Ни красок, ни цвета! Однообразие и только.

— Мне не нужен цвет, чтобы передать настроение снимка, — спокойно отвечала Эмма. — Детали – вот что важно.

Блондинка свято в это верила. Если бы она могла, то обесцветила бы весь мир, оставив только оттенки чёрного, белого и коричневого.

Однажды после пар девушка потащила Руби в университетскую библиотеку: там проходила встреча со знаменитым фотохудожником Сидни Глассом – кумиром Эммы по части фотографии. Этот человек самостоятельно обучился фотосъёмке: он снимал нестандартные вещи, порой абсурдные, но они так восхитили публику, что вскоре принесли ему известность. Его работы редко печатались на страницах глянцевых журналов – они жили на улицах города, будь то стенд для объявлений или дешёвая забегаловка. Снимки Гласса были доступны для всех, кто хотел их посмотреть, поэтому в народе его любили. Разинув рот, студентка внимательно слушала фотографа, в то время как другие ребята строчили в своих блокнотах, фиксируя рассказ гостя.

— Безусловно, фотография — это искусство, требующее определённых знаний и навыков, — утверждал Гласс. — Но я говорю так: дерьмо твой снимок, даже если он построен идеально по всем параметрам, но не отражает душу и настроение фотографа.

Он долго рассказывал о том, что случайные вещи могут послужить отличным сюжетом для съёмки, стоит лишь взглянуть на них под другим углом. Изменить ракурс. Эмма слушала, затаив дыхание.

— Поймай момент! — возбуждённо кричал фотограф, словно находился не на организованном мероприятии, а в рабочей среде. — Вот он, близко, сейчас сорвётся, так что ты стоишь?! Жми на кнопку! Неважно, какой у тебя фотоаппарат – важно то, что ты ощущаешь, глядя в видоискатель.

После встречи аудитория активно задавала гостю вопросы, на которые тот охотно отвечал. Свон же тихо сидела на своём стуле, переваривая полученную информацию.

— Эй, давай поспрашивай его, пока есть возможность! — пихала её локтём Руби. — Потом такой не будет!

— Я не знаю, что спросить, — вздохнула блондинка.

Конечно, она врала. Дело было даже не в том, что девушка стеснялась, — Сидни Гласс своими рассказами лишь подтвердил то, в чём она так была уверена.

Всю следующую неделю после пар Эмма проводила в читальном зале: фотограф подарил библиотеке книгу со своими новыми снимками, нигде ранее не публиковавшимися. В неё Гласс поместил фотографии, сделанные во время длительных путешествий, причём каждая из них имела свою историю. Среди работ – снятая крупным планом женщина, стирающая на улице бельё, ссутулившаяся спина светловолосого мальчика с выпирающими позвонками, чёрно-белый снимок морщинистого лица седого старика с тяжёлым проницательным взглядом… Когда девушка листала страницы свежего издания, жадно пробегаясь взглядом по иллюстрациям, всё её существо пронизывал восторг – от кончиков пальцев до самого сердца. Она могла по нескольку часов изучать одни и те же картины, из-за чего часто засиживалась допоздна. Из мира фотографий её выдёргивала Руби, напоминая о том, что библиотека скоро закроется и пора уже идти домой. Когда брюнетка в очередной раз зашла за своей подругой в читальный зал, то заметила блестящие глаза Эммы, готовой расплакаться.

— Хочу так же снимать, — еле слышно шептала блондинка. — Посмотри, какая чувственная фотография!

Подруга, вздохнув, подошла к столу и заглянула в книгу, которую видела уже не один раз, чтобы понять, что так растрогало однокурсницу. На странице была изображена сцена прощания девушки с молодым моряком на пристани – так был подписан снимок автором. На самой же фотографии виднелись лишь жилистые руки в центре кадра, крепко сжимавшие провожающую, и две пары ног, рядом с которыми лежала белая матросская шапка. Вот и вся иллюстрация.

— Да тут же всё обрезано! — недоумевала Руби. — Одни руки да ноги. Что в этом чувственного?

— Ничего ты не понимаешь, — Эмма закрыла книгу и поставила на полку, откуда брала её каждый раз. — То, как он её держит. Словно цепляется за единственное, что связывает его с жизнью. Представь только: он уходит в море на несколько лет. Возможно, они больше никогда не увидятся.

— Ой, только не драматизируй. Поплавает, пробороздит моря да вернётся к своей подружке!

— Я думаю, это не возлюбленная, — покачала головой девушка. — Кто-то из родственников. Может, сестра.

— Скучаешь по Августу?

Эмма вытерла рукавом своей рубашки накопившиеся слёзы. Ни дня не проходило, чтобы она не вспоминала брата. А он сейчас где-то далеко, на границе с Мексикой, и всё, что у неё от него осталось, – мыльница да несколько писем. И девушка точно знала, кому она посвятит все свои художественные работы: своему защитнику.

Следующий год Свон экспериментировала: закупала на часть своей стипендии плёнку для фотоаппарата и щёлкала подросшую Дэбби, подолгу не выпуская её из комнаты, отчего девочка начинала капризничать. Работа с Руби тоже не принесла блондинке ожидаемого результата: с какого ракурса бы она ни снимала, какой бы план ни пробовала — все кадры были однообразными. Подруга не понимала, чего хочет девушка, и, в конце концов, прекратила свою «карьеру» модели.

Совершеннолетие подорвало стабильность жизни Эммы: пришлось перейти на дистанционное обучение в университете, чтобы устроиться на работу продавцом-консультантом в отделе парфюмерии и начать хоть как-то зарабатывать. Благо, родители не гнали свою взрослую дочь из убогой коммуналки: они бы не смогли захлопнуть дверь перед носом своего ребёнка. Так что полдня Свон проводила в магазине, подсказывая покупателям, какие духи лучше выбрать, а затем встречалась с Руби после рабочего дня в баре «Лисий Шериф», где подруги обсуждали свои будни, потягивая коктейли. Домой она возвращалась ближе к вечеру и, усталая, валилась с ног на свою кровать, засыпая под заслушанные до дыр песни отцовского кассетного плеера. В таком режиме Эмма жила до выходных, а потом брала в руки камеру и снимала сюжеты, пока не заканчивалась плёнка. Пейзажами девушка довольна-то была, даже некоторые художники, которым она их показывала, говорили: «Совсем неплохо для мыльницы!» — вот только неукротимое желание научиться снимать портреты всё никак не давало ей покоя.

После очередного рабочего дня Эмма переступила порог «Лисьего Шерифа» и присела за столик рядом с подругой. Блондинка выглядела измотанной и уставшей: смена явно выдалась не из приятных. Заказав по привычке глинтвейн и блюдце сухого печенья напополам с Руби, она вытянула ноги под столом и недовольно застонала.

— Что, снова эта стерва Эвелин? — поинтересовалась брюнетка, глядя на Свон. Ей не раз приходилось слышать о стычках подруги с её боссом.

— Чтоб её! — проворчала девушка. — У нас поступление новой линии духов от «Дарлинг» — редкостная дрянь. Она хочет, чтобы я втюхивала это дерьмо клиентам среднего достатка.

— Надувательство?

— Ага, — Эмма потянула обжигающую жидкость, — конечно, я обращала внимание покупателей на это… недоразумение – это же моя работа всё-таки, – но советовала брать более изысканные ароматы. Эвелин это… мягко говоря, не порадовало.

— Устроила взбучку?

— Обещала лишить месячной премии, если буду отклоняться от обязанностей или недобросовестно их выполнять, — Свон заела глинтвейн печеньем.

— …стерва, — подтвердила Руби.

Закончив жаловаться подруге на свою работу, девушка перешла к беседе на более приятные темы. Она кивала головой на рассказы брюнетки, но по большей части чувствовала себя отстранённо: её взгляд беспорядочно блуждал по заведению, пока вдруг не остановился на женщине, сидящей у барной стойки, неподалёку от их столика.

Первое, что привлекло блондинку в незнакомке, – то, как та сжимала в зубах коктейльную трубочку, медленно потягивая напиток из бокала. Эмма готова была поклясться, что слышала тот самый хлюпающий звук допиваемого коктейля – он чётко отзывался у неё в голове. После женщина жестом попросила молодого бармена повторить заказ и откинула прядь тёмных волос с лица, открыв его блондинке для обзора. В нём было что-то экзотическое, «с перчинкой», но особенно выделялись большие выразительные глаза, которые хищно стреляли своему собеседнику. Свон откровенно пялилась на незнакомку, и дело было даже не в её коротком облегающем платье: в ней пробудилось желание. Желание фотографировать. Эмма смотрела на утончённую женщину и точно знала, как следует выстроить кадр; она уже слышала резкий щелчок затвора своей камеры, нацеленной на таинственную брюнетку, и видела готовые снимки. Её мозг лихорадочно рисовал в сознании разноплановые фотографии незнакомки, и у девушки чесались руки вытащить мыльницу, которой у неё с собой не было.

— Ты меня, вообще, слушаешь? — толкнула блондинку Руби. — Я перед кем тут распинаюсь?

— Эм-м… прости, — Свон перевела взгляд на подругу. — Так о чём ты там говорила?

— О велосипедных дорожках.

Конечно, Эмме было не до велосипедных дорожек. Всё, о чём она думала, были отдельные части композиции: переливающиеся на солнце мягкие чёрные волосы, неряшливо спадающие на смуглое лицо, очерченные ярко-бордовые губы причудливой формы над слегка заострённым подбородком, пальцы рук, сплетённые между собой. Незнакомка была эстетически прекрасна, и это не давало покоя взыгравшемуся воображению юной художницы. Даже вернувшись в забитую коммунальную квартиру, Свон не могла забыть женщину из бара. Она воспроизводила в памяти её черты, ворочаясь посреди ночи на тесной скрипучей кровати, и изнывала от жажды «украсть» с неё несколько снимков для своего альбома. Вспомнив о нём, девушка поднялась с постели, раскрыла своё портфолио и начала рассматривать все сделанные фотографии. Внезапно в ней взбурлила дикая ярость – Эмма беспорядочно вытаскивала свои работы и разрывала их в клочья, словно хищник, терзающий жертву, обзывая себя бездарным дилетантом. Она возненавидела свои картины: они казались ей простыми, лишёнными вкуса, и тогда у неё в голове всплыли слова из выписки на отчисление: «Не владеет чувством стиля». Блондинка решила уничтожить позорные снимки, чтобы никто не смог увидеть её жалкие попытки запечатлеть мгновения из жизни. К счастью, проснувшаяся Дэбби успела выхватить фотоальбом из рук обезумевшей сестры и спрятать его к себе под подушку. В глазах пятнадцатилетней девочки плескался страх, и старшая Свон, заметив его, поспешила утихомирить свой гнев, проклиная свою импульсивность и брюнетку из «Лисьего Шерифа».

Поддавшись наваждению, Эмма две недели наблюдала за эффектной женщиной, по обыкновению сидевшей вечерами у барной стойки. За это время девушка успела выучить, что за коктейль она берёт (а это «Пина колада») и какие предпочитает сигареты. Юный бармен – вроде бы его зовут Робин – почтительно подносил ей миниатюрную бензиновую зажигалку, и та с удовольствием прикуривала, выпуская изо рта струйки дыма. Кажется, явная разница в возрасте их совсем не смущала, и брюнетка открыто флиртовала с молодым человеком, щетина которого едва ли придавала тому пару лишних лет. Свон впитывала в себя каждое движение женщины, её хрипловатый смех и хищную улыбку, представляя, как все эти запечатлённые детали она развесит над кроватью в своей убогой комнатке. После долгих часов, проведённых в «Лисьем Шерифе», Эмма возвращалась домой с головой, полной идей, и с пустыми руками, так и не осмелившись подойти к статной незнакомке. Зато по ночам она изнывала от ревности, представляя, как смазливый бармен касается её женщины, ощущает сбившееся дыхание на своих губах, а после – вдыхает ядовитый дым от зажжённой ею сигареты. А Свон ведь только и хотела, что поснимать брюнетку, удовлетворив своё профессиональное желание.

— Эту чертовку хочешь пощёлкать? — подмигнула блондинке вездесущая подруга, проследив за её настойчивым прожигающим взглядом. — Хороша штучка, что тут скажешь!

— Она не из моей лиги, — Эмма поставила на стол очередную порцию глинтвейна. Вообще, она выпивала мало, но в последние дни на её счету числилось всё больше бокалов. — Понимаешь, на каком уровне она, а на каком – я?

— Думаю, это никак не помешает тебе подойти к ней и представиться. А она оставляет хорошие чаевые этому парню, — заметила Руби.

— Я даже думать об этом не хочу, — перебила её Эмма. — Расскажи мне лучше про велосипедные дорожки.

— Ты трусиха, Свон. Трусиха и полная идиотка.

Девушка вздохнула: отчасти это правда. Возможно, всему виной была невысокая самооценка Эммы, привыкшей с детства довольствоваться малым, поэтому она боялась просить большего. Но, в конце концов, откуда знаешь, как человек отреагирует на предложение незнакомца поснимать его на камеру? Вот и блондинка не знала, а потому всегда уходила из бара с чувством неизвестности.

В одну из пятниц Свон увидела нечто невероятное: эффектная брюнетка, обычно мило ворковавшая с молодым человеком, склонилась над бурбоном и, разбалтывая янтарную жидкость на дне стакана, угрюмо молчала. Лицо её было мрачным, глаза – стеклянными, а движения – беспорядочными. Такой контраст сильно ударил по Эмме: она почувствовала грызущую боль изнутри. Вдруг откуда ни возьмись в голове всплыли слова, сказанные пару лет назад Сидни Глассом: «Поймай момент! Вот он, близко, сейчас сорвётся…» И поражённая новым образом женщины блондинка молча вытащила из своей сумки мыльницу и, сфокусировавшись на деталях и затаив дыхание, нажала на кнопку.

Реджина Миллс никогда не отказывала себе в трёх вещах: в стильной одежде, молодых любовниках и качественном дорогом алкоголе после затянувшегося рабочего дня. По возможности, она старалась совмещать все свои интересы, когда переступала порог семейного офиса, и это у неё, к слову, неплохо получалось. Что ещё было нужно коварной охотнице? Вечера в «Лисьем Шерифе» стали неотъемлемой частью её ежедневного расписания и по совместительству развлекательной программой для женщины за тридцать. Недавно она охмурила мальчишку-бармена, который был младше неё почти на десяток лет, но кому какая разница, что делает босс крупной фирмы по продаже недвижимости, когда заканчивается рабочая смена? К тому же, Робин разбирался в алкоголе, был неплохим любовником и не ворчал всякий раз, когда женщина закуривала после секса прямо в постели. Но даже несмотря на это, Реджина никогда не оставалась с ним на всю ночь: она всегда уходила, явно подчёркивая, что завязавшийся между ними роман несерьёзен, и это, кажется, устраивало их обоих; а по вечерам снова возвращалась в бар, заказывала свой напиток и продолжала играть в «кошки-мышки» с молодым человеком.

Однажды в понедельник Миллс в очередной раз увлечённо беседовала с Робином, протиравшим чистые бокалы за стойкой. Словно кошка, она вполголоса мурлыкала ему на ухо и хищно улыбалась, когда бармен протягивал ей «Пина коладу» за счёт заведения. Между ними завязался какой-то нелепый разговор, который брюнетка не особо хотела поддерживать, и когда к ней подошла официантка, то она с радостью переключила на неё своё внимание.

— Вам послание от блондинки за во-он тем столиком, — передав женщине запечатанный конверт, протянула та и указала на молодую девушку, которая уже собиралась покидать заведение.

Реджина, удивлённо вскинув бровь, бросила заинтересованный взгляд на конверт и через минуту распечатала его ловкими пальцами. Вытащив содержимое, она ахнула: внутри лежала её фотография. В центре чёрно-белого кадра напряжённая рука нервно сжимала стакан бурбона, а в верхнем правом углу виднелась часть печального лица — от подбородка до кончика носа. Картину дополняла занавеска спускавшихся до плеч тёмных волос. Брюнетку пробила дрожь: кто-то сумел запечатлеть и передать её минутное угнетённое состояние при помощи лишь нескольких деталей. Фотография вызвала у неё противоречивые чувства: с одной стороны, этот поступок – нахальное вмешательство в её личное пространство, а с другой… что-то было в этом изображении. Женщина вскинула голову, пытаясь отыскать взглядом молодую блондинку, но той уже не было на месте: на столике одиноко стоял пустой бокал. Реджина раздосадованно сжала губы.

— Неплохой снимок, — Робин повертел в руках фотографию. — Я бы сказал, впечатляющий.

— Налей мне ещё порцию, — настойчиво потребовала женщина.

Видимо, этот бармен разбирался кое в чём ещё помимо коктейлей.

Третий день Миллс выглядывала в баре сфотографировавшую её девушку, но блондинка всё не появлялась. Реджину раздирало любопытство: почему она стала объектом внимания камеры незнакомки, но ещё больше – зачем девица оставила ей снимок и почему не подошла сама. Несколько дней она задавала себе эти вопросы и терялась в догадках: раньше её просто так не фотографировали. И уж точно не оставляли томиться в неизвестности.

Она допивала свою очередную «Пина коладу», когда вдруг в дверях «Лисьего Шерифа» показалась белокурая девушка. Та прошла за свой столик, устроилась на стуле, поджав под него ноги, и уставилась в меню. Навскидку ей было чуть больше двадцати – ещё совсем юная, вероятно, студентка, – но на её лице отражались все признаки нелёгкой жизни. Возможно, она так же, как и женщина, пришла после рабочей смены забыться вечером в прокуренном баре, или у неё назначена встреча. Но к ней никто не подходил уже больше получаса, а блондинка медленно потягивала дешёвую выпивку и читала свежий выпуск «Rolling Stone». Реджина расплатилась за коктейль, поправив причёску, подошла к девушке и присела за её столик.

— Привет, — коньячные глаза встретились с зелёными. — Твоя работа? — брюнетка протянула блондинке чёрно-белый снимок.

Незнакомка отложила в сторону журнал, который почему-то держала вверх тормашками, и, взглянув на фотографию, кивнула.

— Моя.

— Ты фотограф? — полюбопытствовала Миллс.

— Продавец-консультант, вообще-то, — вздохнула девушка. — Но я снимаю.

— Это интересно… — загадочно протянула женщина. — Почему ты сфотографировала меня?

— Ты мне понравилась.

Между собеседницами воцарилось молчание. Брюнетка получила один ответ на все свои вопросы, и он оказался куда проще, чем она думала. Но от этого он был не менее приятным, а девушка – не менее загадочной.

— Послушай… — вдруг прервала тишину незнакомка, — я понимаю, что всё это звучит довольно странно и дико, но мне нужна модель для съёмок. Хочу научиться делать… скажем, нестандартные фотографии, мне нужно набить руку. И прежде, чем ты откажешь мне, я замечу, что у тебя необыкновенные черты лица. Хоть я и простой консультант, но вижу такие вещи сразу. Мне кажется, ты бы идеально подошла для моего фотоэксперимента, не сочти за грубость.

Миллс внимательно выслушала блондинку и задумалась. Ей нередко приходилось ловить восторженные отзывы окружающих, но слова ценителя тонкого искусства были совсем не похожи на обычные комплименты. Эта девчонка явно могла сотворить нечто большее, чем просто картинку, – ей удавалось запечатлеть минутные эмоции. И это женщину заинтересовало больше всего.

— Прежде, чем я тебе откажу, мне хотелось бы узнать твоё имя.

— Эмма, — бросила девушка, будто это было самое неважное в их разговоре.

Брюнетка пошарила в своей дамской сумочке и, вытащив оттуда лист бумаги, набросала карандашом несколько строк.

— Что же, Эмма, была рада с тобой познакомиться, — она наградила собеседницу хищной улыбкой и, поднявшись из-за стола, плавной походкой покинула бар.

Если бы она оглянулась, то увидела, как девушка раскрыла записку и жадно изучала глазами номер её телефона с подписью: «Позвони мне. Реджина Миллс».

Но Эмма не позвонила. И дело было не в том, что она испугалась или передумала – у неё просто не было мобильного телефона, а стационарный разбил пьяный Ричардс в очередной горячке. Свон надеялась снова встретить женщину в баре и обговорить подробнее своё предложение, но брюнетка куда-то пропала и долгое время не появлялась в «Лисьем Шерифе». Тогда девушка стала умолять Руби дать ей позвонить из её дома, аргументируя тем, что она «вот-вот получит материал для работы». Что же оставалось делать лучшей подруге, кроме того как пообещать ей заветную трубку? Эмма вытащила из кармана куртки аккуратно сложенный листочек и набрала номер.

— Алло, — послышался низкий голос, отчего-то неровный.

— Реджина? Реджина Миллс? Это Эмма. Из бара. Я…

— Прекрати, я же сказала! — вдруг шикнула на кого-то брюнетка, кого Свон не могла видеть. Послышалось какое-то копошение.

Что-то подсказало блондинке, что она позвонила в не самый подходящий момент, и ей стало неловко. Девушка уже собиралась повесить трубку, как женщина вновь заговорила.

— Я тебя слушаю, Эмма.

— Извини, что не позвонила раньше, я… не могла, — Свон показалось глупым оправдываться перед новой знакомой; более того, это же не она сейчас лежала в кровати со своим любовником, так что ситуация пока складывалась в её пользу. — Хочу предложить тебе свои услуги по фотосъёмке. В прошлый раз ты не дала мне ясного ответа.

Из трубки послышались сдавленный протяжный стон и тяжёлые вздохи. Это звучало действительно пошло, непристойно, но в голове Эммы друг за другом возникали кадры: брюнетка закусывала губу, чтобы заглушить эротические звуки, её густые ресницы были плотно сомкнуты, на лбу выступили капли пота, скатываясь по морщинке между бровями, а лицо покрывали беспорядочные чёрные пряди, намокшие от влаги. Запрокинув голову назад, женщина стонала от волны оргазма. Всё это чётко прорисовывалось в создании юной художницы, и она сгорала от желания начать работу.

— А ты сможешь меня удивить? — приведя дыхание в норму, спросила Реджина.

— Не попробуешь – не узнаешь.

После недолгого разговора брюнетка согласилась позировать для Эммы. Она также попросила при встрече дать ей взглянуть на прежние работы, и девушка нехотя согласилась. Когда Свон повесила трубку, Руби ошеломлённо смотрела на подругу.

— Она занималась сексом, разговаривая с тобой по телефону? Это отвратительно!

— Это искусство, — блаженно вздохнула блондинка.

В субботу Эмма встретила Реджину в кофейне, притащив с собой личный фотоальбом. Женщина внимательно изучала взглядом снимки и переворачивала страницы. Она вела себя естественно, словно не было никакого неловкого разговора по телефону, и это облегчало Свон её положение.

— Любишь сепию? — полюбопытствовала Миллс, рассматривая серию обработанных фотографий.

— Да. Мне нравится винтажная съёмка. Она убирает ненужные краски, и тогда деталям на фотографии уделяется большее внимание.

Реджина понимающе кивнула.

— А на что снимаешь?

Девушка вытащила из сумки свою мыльницу. Её старенький «KODAK» произвёл на женщину большое впечатление: брюнетка не подозревала, что Эмма снимает на плёночный фотоаппарат. Она просматривала альбом студентки и восхищалась некоторыми работами: старый покосившийся скворечник, мокрый кошачий нос, пустые заржавевшие качели, забытая на снегу перчатка… Вскоре женщина дошла до сюжетных кадров, которые поразили её своей глубиной и чувственностью. Реджина видела, с какой заботой и любовью Эмма подходила к своему делу, и это поощряло её позировать блондинке.

— Интересный взгляд на вещи, — заключила брюнетка. — Думаю, мы с тобой сработаемся.

Они договорились встретиться на следующий день в особняке Миллс и попробовать начать съёмки. Перед этим девушка заняла денег у Руби на несколько метров плёнки, пообещав вернуть всё с зарплаты, если стервозная Эвелин не уволит её прежде. Весь оставшийся вечер Свон была в предвкушении – из мыслей её не вырывала ни расшумевшаяся Дэбби, ни лёгкие упрёки матери, ни даже очередная перебранка Ричардсов. Просидев до трёх, она вставила в фотоаппарат катушку с новой плёнкой, завела старый механический будильник и попыталась уснуть, подавляя взбудораженное состояние. Следующий день должен стать одним из поворотных в её «карьере» фотохудожника.

Эмма на протяжении двух месяцев проводила фотосессии с Реджиной по выходным. Они не ограничивались просторной студией роскошного дома, но и выбирались за её пределы: на трассу, кукурузные поля, ферму, берег залива, в узкие уличные переходы. И везде Свон щёлкала женщину «кусками»: то нижнюю часть лица, подчёркивая полные ярко-бордовые губы, то изгиб шеи, когда женщина откидывала голову назад, то высунутый кончик языка. Блондинка любила снимать руки, покоившиеся на согнутых коленях, не прикрытых миниатюрным платьицем, босые ноги с аккуратными пальчиками, оголённые плечи с ниспадающими на них волосами. Она была одержима этой работой. И после каждой встречи бежала проявлять плёнку, тратя на снимки все свои средства. А некоторые из них она печатала в двойном экземпляре – для себя. Брать деньги у Реджины она не смела, хотя та неоднократно ей их предлагала в качестве заработной платы. Но Эмма лишь качала головой и молча продолжала снимать, лишь иногда указывая женщине, какое положение той следует принять.

— Подожди, — прервала как-то девушку брюнетка, доставая пачку сигарет. — Дай передохнуть.

Блондинка опустила камеру и смотрела, как женщина, прислонившись к стене, затягивается и выпускает изо рта облака дыма, вдыхая носом отравленный воздух. От этого вида Свон изнутри пробрала дрожь, её лихорадило. Она вновь берёт в руки мыльницу и нацеливает объектив на Миллс.

— Не шевелись.

И Реджина замерла. Потому что знала: всё, что отснимет эта девушка, будет потрясающим. Она не раз убеждалась в качестве работы своей знакомой: у Эммы действительно был талант к фотографии, который раскрывался нестандартно, «под другим углом».

— Руби, одолжи мне ещё немного, — попросила девушка у подруги, по обыкновению сидя в баре после работы в магазине. В последнее время она слишком часто занимала деньги, но довольно долго их возвращала.

— Я не могу поверить: ты снова потратила последние деньги на фотографии? — раздосадованно воскликнула однокурсница. Она надеялась, что хоть в этот раз девушка поступила благоразумнее и купила что-то более существенное.

Эмма молча сложила голову на руки. Печать снимков стала слишком дорого ей обходиться. Она уже и не помнила, сколько была должна своей подруге, да та и не напоминала. Руби переживала, что своим увлечением Свон загубит себе жизнь. Но, порывшись в кошельке, вытащила несколько купюр и вложила их в руку блондинки. Эта сцена не укрылась от наблюдательного взгляда Реджины, которая как всегда сидела на своём месте у стойки, но уже не обращала внимания на бессмысленную болтовню Робина.

При следующей встрече брюнетка дала девушке свою зеркалку, настаивая, чтобы та снимала её на хозяйский фотоаппарат, и увлечённо наблюдала, как студентка возится с новой техникой, изучая режимы и зум.

Они проводили очередную сессию в особняке. За два часа, что Эмма уже отсняла, обе успели вымотаться: Реджина – от напряжённой работы, Свон – от обуревавших её голову фантазий. Взяв пятнадцатиминутный перерыв, модель села на подоконник и устремила свой взгляд во двор, выкуривая очередную сигарету.

— Разденься, — эхом разнёсся по студии голос блондинки.

— Что? — недоумённо переспросила Миллс, полагая, что она ослышалась.

Эмма подняла на женщину свои спокойные холодные глаза и пояснила:

— Хочу поснимать тебя нагую. Я думаю, это будет сильная серия. Можешь прикрываться – мне без разницы. Просто разденься.

Доверившись профессиональному чутью девушки, брюнетка сняла с себя одежду и отдалась воображению фотографа. Молодая студентка тщательно выбирала ракурсы, изучая взглядом тело женщины в его первозданном виде. Реджина отчего-то нервничала. Леденящий взгляд Свон смущал её больше грубых прикосновений своего любовника: она, словно рентген, прожигала её насквозь глазами. Но пугало её даже не это, а возбуждение, которое она испытывала, когда Эмма делала снимки. После нескольких довольно-таки откровенных фотографий брюнетка оделась, а Свон собрала свою сумку и ушла, оставив женщину усмирять свои внутренние порывы. Когда блондинка покинула особняк, Реджина едва ли не в припадке заперлась у себя в комнате и, запустив руку под бельё, исступлённо массировала вход во влагалище, чтобы снять приступ возбуждения от напряжённой работы с юной художницей, не стесняясь собственных громких стонов. Дойдя до экстаза, она вынула покрытые вязкими выделениями пальцы и прерывисто дышала, пока с неё полностью не сошла дрожь. Таких сильных эмоций она не испытывала даже с Робином, который в последнее время перестал удовлетворять её по ночам, хотя старался как никогда. Сигаретный дым вперемешку с запахом похоти по обыкновению окутывал небольшую спальню бармена, голова брюнетки всё так же покоилась на плече юноши, но её мысли занимала девушка с холодными глазами, глядящая через объектив камеры прямо в развратную грязную душу. За это Миллс ненавидела проницательную блондинку, но никак не могла выгнать её из своей головы.

На одной из фотосессий Эмма решила запечатлеть разные эмоции Реджины. Брюнетке понравилась предложенная тематика, и вскоре обе женщины были вовлечены в процесс. Съёмки проходили на заднем дворе частного дома – это была отличная площадка для разгула фантазии. Свон, приоткрыв рот, щёлкала свою модель, изображавшую поочерёдно радость, любовь, ненависть, горе. Только замешательство Реджине всё никак не давалось, а Эмма настойчиво его требовала для полной серии фотографий.

— Ты в шоке, — блондинка срывалась на крик при работе, прямо как Сидни Гласс. — Понимаешь, не удивлена, не напугана! Ты смотришь на меня и будто говоришь: какого чёрта здесь творится?!

— Ладно, давай попробуем ещё раз, — не унималась женщина. Она готова была вылезти из кожи вон, но изобразить не покорявшуюся ей эмоцию.

Эмма делала многочисленные кадры, но ни один из них не давал ей того, чего она ждала от Миллс. Тогда девушка отложила в сторону «Nikon», подошла к брюнетке и, притянув ту за подбородок, впилась жадным поцелуем в её губы. И прежде, чем Реджина успела что-либо сообразить, несколько раз щёлкнула затвором камеры.

— Отличная фотография, — как ни в чём не бывало сказала Свон женщине, разглядывая дисплей зеркалки.

Реджину слегка потряхивало. Все чувства перемешались, и она не знала, что ей делать: накричать на нахальную девчонку и прогнать её прочь или пригласить в дом для более глубокой беседы. Она подошла к блондинке, обдала её обжигающим взглядом и взяла в руки фотоаппарат.

А снимок-то действительно получился отличный.