Биф, бам, спасибо, Мадам

Пока существуют мужчины с идущими из детства и юности комплексами, которые проявляются и влияют на их сексуальную жизнь, всегда будут существовать люди с сексуальными отклонениями от нормы, или извращенцы. Извращенец – это в основе своей тот, кому необходима фантазия, унижение или наказание, чтобы получить сексуальное удовлетворение.

Я разделяю мужчин с сексуальными отклонениями на две категории: садисты и мазохисты – те, кто хочет причинять боль, и те, кто желает, чтобы им причиняли боль; а также «странные» или «пресыщенные» личности, которые требуют для своего сексуального удовлетворения утонченной необычной фантазии.

Основываясь на том, что я наблюдала и слышала, могу сделать заключение, что один из десяти взрослых американцев в своем сексуальном поведении имеет скрытые или явные черты половых отклонений.

Садисты и мазохисты, которые обозначаются буквами Р и Г, или «рабы и господа», наиболее часто встречаются среди мужчин с синдромом извращения, и девяносто процентов тех, кого я знаю из этой категории, – «рабы», предпочитающие больше, чтобы им причиняли боль и наказывали, чем наоборот.

Лица, которые являются одновременно «господином» и «рабом», – большая редкость. Это все равно что быть гетеросексуальным и гомосексуальным в одно и то же время.

Нет ясной причины, по которой мужчина начинает склоняться к тому или другому типу сексуального поведения. Интересной иллюстрацией к этому служит действительный случай, как два человека, выросшие в одинаковых условиях, могут в результате развиваться совершенно по‑ разному. Это два брата, которых я буду условно называть Вильям и Дэвид Лайонсы.

Братья Лайонс выросли в семье, в которой всем заправляла тираническая мать, а отец был тряпкой, и оба брата накопили огромное количество детских обид. В результате оба мужчины выросли извращенцами – один крутым садистом, а второй слабохарактерным мазохистом.

Вильяма, мазохиста, в моем доме называли «Покорный слуга», и он стремился, чтобы с ним так и обращались. Он регулярно приходил, надевал передник и хотел, чтобы ему все приказывали, как мальчику на побегушках.

Если случайно Покорный слуга успевал выполнить все свои поручения вроде бегания с поручениями, вытирания пыли и даже стирки чулок и белья для девушек, мы намеренно опрокидывали на пол пепельницы, полные обгорелых спичек, пепла и окурков, и он с благодарностью убирал все это.

Люди с сексуальными отклонениями не являются, как думают многие, плохо одетыми людьми с невыразительными лицами, которые прячутся по углам в надежде, что их забрызгает грязью такси или кто‑ то наступит на ногу.

Несколько самых богатых и уважаемых в Америке граждан были избиты, наказаны, оскорбляемы, наряжены в женскую одежду, посажены на цепь, как собаки, и даже им было приказано лаять в моем доме. И за эту привилегию они платили большие деньги.

За участие в сценах извращений платят такие большие гонорары, что одна известная мне девушка купила прекрасную виллу в Швейцарии на деньги, полученные за то, что дважды в неделю в течение года навещала своего друга‑ извращенца.

Но что касается меня, более высокая плата не всегда стоит того, чтобы участвовать в сценах извращений и по моральным, и по деловым причинам. Если вы думаете, что это легкие деньги, полученные за то, что вы заехали кому‑ то по челюсти или спустили кого‑ то вниз с лестницы, – вы не правы. Сцены извращений гораздо более сложны и требуют терпения Сизифа и понимания психологии на уровне Фрейда, По этой причине есть профессиональные девушки, специализирующиеся только по сценам извращений. В недавно опубликованной книге по сексу некий автор заявляет, что садо‑ мазохистские сцены в основном выполняются проститутками, которые уже недостаточно привлекательны для обычных клиентов. Это полуправда. Девушки стареют и часто дурнеют, но главное в том, что к ним приходит внутренняя зрелость, дающая понимание того, что происходит в голове извращенца, и опыт, помогающий находить взаимодействие с ним. Что же касается внешнего вида, то извращенцев в целом не привлекают хорошенькие девушки на роль «госпожи». Предпочтение отдается женщинам с грубоватой и жестокой внешностью.

Сцены извращений являются тем, что они есть – сценами. Это хорошо срепетированная одноактная пьеса с вступлением, развитием действия и финалом, но необязательно оргазмом, так как секс часто не самый важный аспект этой игры.

Для многих это безвредная игра, детально разработанное осуществление собственных инфантильных фантазий. Для прочих это ведущее к деградации болезненное пристрастие.

Я была свидетелем одного из наиболее трагичных проявлений таких сцен, в которых принимала участие известная актриса, звезда театра и кино. Это произошло этой весной.

Однажды спокойным воскресным днем, когда можно было передохнуть, в чем я очень нуждалась, мне позвонила Лаура, черная девушка, с которой я раньше работала у Мадлены. Она хотела, чтобы я оказала ей услугу за деньги, конечно.

«Я знаю, Ксавиера, что ты стараешься не принимать заказы, если это возможно, по воскресеньям, – сказала она. – Но не нарушишь ли это правило ради меня?»

Лаура объяснила, что она хочет, чтобы я приняла участие в необычной сцене извращения, в которой задействована очень известная в шоу‑ бизнесе супружеская пара, живущая в собственном доме в фешенебельном районе города.

«Ты единственный человек из тех, кого я знаю, кто станет заниматься этим без предубеждения, и, может быть, тебе понравится».

Мне нравилась Лаура. Она любила развлечения, была склонна к извращениям и, как я, действительно получала удовольствие от своей работы. С тех пор как она ушла от Мадлены, Лаура стала очень дорогой высококлассной куртизанкой, развлекающей только сливки чашей клиентуры. Я решила помочь ей, кроме того, перед глазами возникло ее темно‑ коричневое тело, воспоминание о котором сразу же пробудило во мне желание.

«О'кей, – сказала я. – Давай мне адрес, и я буду прямо сейчас». Двадцать минут спустя я вошла в подъезд четырехэтажного кирпичного особняка, где встретилась со знаменитой парой.

«Спасибо, что пришла, – сказала Лаура. – Позволь представить тебе мистера и миссис «Шоу‑ бизнес». Благодаря сплетням я была уже в курсе того, что женщина и ее бывший муж были известными искателями любовных приключений в высшем обществе Нью‑ Йорка и что она развелась с ним после того, как его прогрессирующие сексуальные отклонения превратили его в конце концов в чистого гомосексуалиста.

Ее теперешний муж, как мне рассказывали, рыскает по городу в поисках молодых девушек для мазохистских сцен, в которых участвует его жена. Актриса же оплачивает счета.

Внутри особняка все напоминало о богатстве и преуспеянии его хозяев, начиная от деревянной отделки внутренних помещений и кончая черноволосой служанкой, одетой в дорогое, бирюзового цвета шелковое платье. Эта женщина быстро провела нас по комнатам дома, а затем мы поднялись наверх.

Наверху к спальне примыкала ванная комната, оборудованная небольшим бассейном с искусственным волнообразованием. Не спрашивая разрешения супругов, Лаура начала раздеваться и попросила меня тоже снять одежду. Идея заключалась в том, что мы начнем любовную игру в ванной. Мы начали ласкать друг друга, как только оказались в потоке бурлящей воды. Лаура села на край бассейна, а я наклонилась коленопреклоненная к ней и стала покрывать поцелуями сверху вниз округлые изгибы ее коричневого тела прямо к ее знакомой пурпурной вагине, спрятанной в курчавых волосах.

Все время, пока я занималась этим, струи воды массировали мой клитор сзади, и мы обе все больше возбуждались. Супруги стояли рядом с дверью, и актриса стала поглаживать собственное тело через мягкий шелк своего платья, в то время как ее муж говорил: «Ого, ну‑ ка поддай жару, бэби».

Лаура начала постанывать от удовольствия, и вскоре она завизжала от сильнейшего оргазма и соскользнула в ванну.

Актриса от возбуждения загорелась, как 100‑ ваттная лампочка, и захотела принять участие в нашей игре. «Пойдем в комнату и приступим к основному делу», – сказала она нетерпеливо Мы вылезли из ванной, вытерлись и перешли в спальню, где должно было происходить необычное действие.

Лаура, которая хорошо знала сценарий, потому что регулярно занималась этим, грубо пихнула красавицу актрису на кровать и начала раздевать ее. Безо всякого сопротивления та позволила спять с себя платье, трусы и бюстгальтер, и должна сказать, что для сорокалетней женщины, которая была матерью ребенка, у нее было великолепное тело, изящное и стройное, с большой крепкой грудью и молочно‑ белой кожей.

Лаура схватила запястья актрисы и, обмотав их пояском платья, привязала к изголовью кровати, пока я развела ноги знаменитости в стороны и с помощью дорогих галстуков ее мужа зафиксировала их за щиколотки к противоположным концам другой стороны кровати.

Затем я вооружилась необычным изделием – резиновым пенисом, состоящим из двух членов с головками, и должна была с его помощью грубо обходиться с этим прекрасным существом. После того, как я смазала их вазелином, я ввела один конец в ее вагину, а другой в ее ректум и не очень деликатно. Эта женщина требовала, чтобы с ней обращались грубо и причиняли ей боль.

Пока я манипулировала этим резиновым монстром, Лаура била ее по лицу и груди, в то время как красавица корчилась от наслаждения и издавала низкие стонущие звуки.

Рядом стоял муж, оперевшись на столик, и спокойно наблюдал за происходящим. Время от времени он нюхал амилнитрат (половой стимулятор. – Пер.) и подкармливал ее кокаином, который почти лишал ее контроля над собой и доводил до неистовства.

Ее мужу не разрешалось прикасаться к приглашенным девушкам, хотя, как я потом выяснила, он тайком «руководил» очень молоденькими куколками, когда отправлялся в экспедицию на поиски талантов в бордели.

«Давай теперь пускай в дело вибраторы, Ксавиера», – сказала Лаура, распорядитель представления, и я вынула двойной дилдоу (искусственный пенис. – Пер.) и заменила его двумя небольшими, быстро вращающимися механизмами.

Ее страсть достигла высшей точки, и ее муж мог предчувствовать, что близится оргазм. Для их изломанного сознания казалось, что вся эта сцена станет проявлением любви, если он примет участие в финале вместе с супругой. Он скинул свой халат, взобрался на ее конвульсирующее тело и резко начал свою мужскую работу, минута за минутой, пока она не кончила, пронзительно выкрикивая: «Боже мой, боже мой, боже мой».

Это выглядело и неприятно, и трогательно одновременно. Вот редкой красоты женщина, достойная того, чтобы быть партнершей в чувственной изысканной любовной сцене с кем‑ то, кто будет нежно целовать ее с головы до ног и преклоняться перед нею, а вместо этого она брошена в эту безнравственную мерзость.

Все это было следствием того, что ее сознание разрывалось между гетеросексуальными обязанностями перед мужем и ее усиливающейся потребностью в доминировании над ней женщины, хотя она еще и не стала лесбиянкой.

Супруги заплатили мне значительную сумму за участие, но, по правде говоря, я могла бы прожить и без этих денег, поэтому я сказала Лауре, чтобы она больше меня туда не приглашала.

Прошедшее событие надолго осталось в моей памяти, и я решила, что, возможно, актрисе необходимо чувство унижения, чтобы сбалансировать свою психику, находящуюся под постоянным прессом обожания и поклонения любителей театра и кино.

Кто знает? Все, что мне известно, – ей нравится зарабатывать так много, потому что она тратит большие деньги на подобные сцены. Одна Лаура получит 1000 долларов за визит пять раз в неделю и убедительное представление.

А вот другой вызывающий жалость случай, когда человеку требуется, чтобы его жестоко унизили, прежде чем получит удовлетворение. Немецкий Джордж – богатый сорокапятилетний бизнесмен, который получил первый сексуальный опыт в экстремальных условиях, будучи еврейским мальчиком, заключенным в немецком концентрационном лагере во время второй мировой войны.

Грубая немка, охранница лагеря, однажды ночью за уборными приказала ему остановиться и заставила сделать ей оральный секс. Под плащом она оказалась совершенно голой.

До сегодняшнего дня немецкий Джордж живо помнит свой страх, смешанный со скрытым сексуальным возбуждением, которые он тогда испытал. И ему так и не удалось преодолеть эту психологическую травму до такой степени, что он не может иметь секс без воссоздания облика, звуков и запаха того чувственного, сексуального события.

Моя встреча с немецким Джорджем произошла после его звонка мадам, у которой я тогда работала. Он потребовал себе девушку, хорошо говорящую по‑ немецки, крепкого телосложения, которая могла бы выполнить предназначенную ей роль. Моя мадам уверила его, что я сделана прямо по заказу для этого дела, и послала меня к нему домой в шикарный небоскреб в районе Восточных Пятидесятых.

Немецкий Джордж после вежливого приветствия у двери захотел сразу же перейти к сути и первым делом повел меня к запертому чулану в прихожей.

Хрупкий бледный мужчина неумело возился с замками, и, глядя на его действия, можно было подумать, что там он хранит королевские сокровища. Но после того, как он торжественным жестом распахнул дверцы, я увидела, что в чулане ничего нет, кроме шести или семи настоящих эсэсовских плащей, и запах разлагающейся резины был настолько густ, что воздух можно было резать ножом. Этот человек хотел, чтобы я разделась и надела плащ на голое тело, а затем имитировала налет СС с избиением.

«Не забудь надеть пояс», – напомнил он мне, прикрепляя повязку со свастикой к рукаву и вручая мне игрушечный пистолет.

Сцена должна была начаться с моего появления в спальне. Он готовился к встрече, лежа обнаженный на кровати, с лицом, повернутым к закрытой двери.

Из коридора я должна была стучать кулаками по двери бум, бум, бум и орать по‑ немецки: «Гестапо! Немедленно открыть дверь!»

Но ответа не последовало. Поэтому я распахнула дверь пинком и ворвалась внутрь. Он лежал на кровати и держал пенис в руке. «Герр Коган», – произнесла я угрожающим тоном.

«Нет, нет, меня зовут мистер Смит», – сказал он несмело, делая вид, что дрожит.

«Не сметь лгать мне, ты – еврей, проклятый жид, свинья». Бам, бам – я ударила его по лицу.

Маленький немецкий Джордж весь задрожал, у него появилась эрекция, и очень возбудился. Он начал мямлить что‑ то о «чертовых евреях», и как он надеется, что каждый из них получит то, что заслуживает.

«Заткнись, еврей», – зашипела я, неуверенная, что он подчинится, села на его лицо и заставила делать мне феллейшио. Затем я разозлилась, потому что он делал это плохо, сняла ремень и начала пороть его, пока он почти не дошел до оргазма. Но как раз в этот момент он попросил меня прерваться.

«Давай остановимся и начнем все сначала», – сказал он. Итак, мы повторили сцену еще раз, а на третий, когда я сильно выпорола его, немецкий Джордж кончил.

Бедный человек был счастлив и с удовольствием заплатил мне, но такой ход событий все‑ таки опечалил меня, потому что я тоже еврейка, и, хотя была совсем ребенком во время второй мировой войны, у меня вызывает отвращение, когда сталкиваешься с такими вещами.

Другой, получивший травму в концентрационном лагере, – рабби, который может иметь дело только с нееврейскими девушками и только после того, как они разрисуют всего его свастиками.

Так же как каждый человек с сексуальными отклонениями имеет свои любимые эротические сцены, так и у них есть своя предпочтительная погода и обстоятельства. Например, для среднего извращенца очень много значит полная луна или хмурая и штормовая погода. Иногда я думаю, что они так же предсказуемы, как маленький голубой мальчик из миниатюрных европейских погодных барометров‑ шкатулок. Когда погода плохая – они появляются в окошечке.

Возможно, люди, которые хотят страдать в любое время, считают, что это усиливающий фактор – соответствие погоды их настроению. На извращенцев также производят впечатление зонты, которые кажутся им потенциальным инструментом наказания.

Зонты настолько кажутся важными для мазохистов, что крупнейший магазин в Манхэттене по продаже садо‑ мазохистских предметов расположен в магазине зонтов в Вест‑ Сайде. Именно там я купила все содержимое своей сумки с «инструментами».

Каждому хорошему «господину» требуется определенный минимум наручников, кнутов, плеток из сыромятной кожи, кандалов, цепей, палок и искусственных членов. Те, кто специализируется исключительно на подобных сценах, должны иметь значительно более разнообразные и, возможно, более дорогие и изощренные инструменты. У меня был один очаровательный «раб», который прочесывал Европу в поисках средневековых железных ножных кандалов и наручников, которые не оставляют следов, и он всегда приносил предметы для собственных мазохистских сцен.

Случайно этот человек посетил «подружку из моей деревни» – мадам, возглавлявшую знаменитый «дом пыток» в Нью‑ Джерси, пока полиция не закрыла его. Сейчас она экспериментирует в Европе с совершенно новым изобретением в этом деле, который мазохисты называют «одиночная камера». В своем доме в Гааге эта женщина соорудила специальную камеру, в которую она запирает клиентов, предварительно заковав их в железо. Иногда она привязывает их за руки к потолку. У нее большая клиентура, и дело процветает.

Один из моих клиентов, субтильный «раб» по имени Ники, как‑ то зазвал меня в один из мрачных ненастных вечеров в магазин по продаже зонтов, чтобы я пополнила свой инструментарий для садомазохистских сцен. Джонни Стар, негр – администратор магазина, который с тех пор стал работать на меня в качестве помощника, «раба» или «господина», показал нам свою коллекцию кнутов и палок. Все эти предметы я испробовала на собственной руке или Ники. В то время как я выбирала их, мой взгляд случайно упал на окно магазина. За окном стоял хорошо одетый мужчина с совершенно загипнотизированным видом.

Даже через стекло я узнала этот знакомый собачий взгляд, который они все имеют; «Поколоти меня, ударь меня, пожалуйста», – как у верного пса.

Чтобы подразнить его, я снова шлепнула Ники по заду, и кнут издал свистящий звук, который заставил незнакомца в окне вздрогнуть с головы до ног.

Затем мне пришла в голову блестящая идея: если я вкладываю столько денег в новые инструменты для «рабов» и «пыток», то должна обеспечить себе хотя бы еще одного клиента. Итак, я вышла на улицу и стала рядом с ним, делая вид, что рассматриваю выставку зонтов на витрине.

Так случилось, что я оделась в тот день в стиле, подходящем для «господина»: в черных брюках, черном, облегающем горло свитере, а мои волосы были подняты в строгой прическе – и сочетание моего облика и наручников в моих руках заставило заговорить его.

«Вы так хорошо управляетесь с плетью, – сказал он на английском с венгерским акцентом. – Могу поклясться, вы можете делать с ним много разных штук, которые делают людей счастливыми».

«Если вы думаете, что я могу сделать вас счастливым, разрешите мне попробовать, пожалуйста», – ответила я.

«Это как раз то, что я хочу, – с жаром ответил он. – Где я найду вас и когда мне приходить?»

«Приходите ровно в шесть вечера», – приказала я, потому что «рабам» никогда нельзя назначать приблизительное время. Они всегда пунктуальны из‑ за своей потребности подчиняться кому‑ то. Я протянула ему свою визитную карточку, он кивнул и ушел.

Как я и ожидала, мужчина около витрины пришел за секунду до шести, с распахнутыми печалью глазами и полный ожидания. Этим вечером я перепробовала весь набор из своей сумки с садо‑ мазохистскими инструментами, и ему так понравилось, что он стал моим регулярным клиентом, пока через полтора года не уехал из Нью‑ Йорка.

Мазохист вне зависимости от обстоятельств первого знакомства обычно становится преданным «рабом» одного и того же «господина». У меня даже были специальные люди на отдельном телефоне, которые устраивали для них телефонные сцены с руганью и тому подобным и формировали психологическую зависимость «рабов», превращая их в регулярных и доходных клиентов.

Моя способность распознавать мазохистов уникальна. Я могу распознать их в любой обстановке и часто до того, как он поймет это о себе сам, так как я читаю по глазам так же, как хиромант по рукам.

Это произошло на пляже в Пуэрто‑ Рико с известным нью‑ йоркским диск‑ жокеем, которого я буду называть Вильям X. Робинсон. Он определенно имел мазохистские тенденции, но никогда не признавал этого, возможно, из страха, что действительность может вызвать либо отвращение к жизни, либо нездоровое пристрастие.

Когда мы познакомились с ним, на Робинсоне были черные очки, и он стоял у уреза морской воды. Я почувствовала мазохистские флюиды, исходящие от него, поэтому попросила его снять очки.

«Я хочу видеть ваши глаза, потому что в глазах человека отражается его душа», – сказала я ему.

Ничего не подозревая, он снял очки, и тут безо всяких околичностей я заявила ему: «Держу пари, что вы мазохист».

Реакция диск‑ жокея была настолько испуганной, будто я задела какой‑ то тайный нерв. Все его поведение изменилось, и с этого момента он стал бояться меня.

Чтобы завоевать его доверие вновь, я рассказала правду о себе, и снова он был шокирован, но это заставило поведать мне кое‑ что о своей жизни, что он никогда бы не рассказал своей милой еврейской жене.

Годами ему снится один и тот же сон, и он начал рассказывать его так: «После того как я спускаюсь с неба, я вижу себя набирающим номер телефона женщины в черном, чье лицо я не могу видеть, но вижу, что у нее грива черных волос. Она хочет, чтобы я пришел к ней в определенный чае, но я чувствую, что не смогу предупредить о своем опоздании. Я не могу набрать телефонный номер, мои пальцы все время соскальзывают с телефонного диска. Все это время у меня ощущение, что она в ярости от моей непунктуальности, и когда наконец я прихожу в ее дом, то чувствую, что заслужил наказание и оскорбления».

Женщина в черном, продолжал он, заставляет его ползти к ней на коленях, но вдруг он оказывается в луна‑ парке на аттракционе «Чудесная дорога», на которой у вас получается два шага назад, если вы делаете шаг вперед.

Снова нелогичный поворот его сна, и он превращается в «раба», его колени изранены, и когда наконец доходит до этой женщины, которая сидит на высоком стуле в узкой комнате, напоминающей дорожку для шаров в кегельбане, она ведет разговоры на сексуальные темы с другими людьми, но в то же время изрыгает непристойности, насмехается и плюется на него.

«На колени, раб», – приказывает она, крепко связывает и начинает бить. В этом месте он просыпается в поту рядом со своей маленькой женой, которая обвиняет его в том, что он разговаривал во сне с любовницей.

К настоящему моменту, сказал Робинсон, он пребывает в тайном горе и начинает отчаиваться. Должен ли он продолжать страдать от этого кошмара, или ему надо принять участие в реальном мазохистском действии, чтобы избавиться от подсознательного?

В это время я посмотрела на часы и обнаружила, что сама опаздываю на встречу. Поэтому я предложила ему позвонить днем в мой номер, обещая помочь ему.

Робинсон и я остановились в одном и том же отеле, и в полдень мой телефон зазвонил. Он хотел знать, что я думаю о его проблеме.

«Да, я знаю, как поступить», – сказала я и начала разматывать нить длинной истории о том, как он потерпел кораблекрушение и был спасен дикарями, живущими на острове. Он слишком поздно узнал, что они каннибалы, которые собираются сварить его и съесть.

Должна сказать, что история подействовала на него, так как в трубке послышалось тяжелое дыхание. «Повесь трубку и немедленно приходи в мою комнату», – приказала я ему тоном женщины в черном. Он пришел, одетый только в халат, и был в таком ажиотаже, что все, что я должна была сделать – коснуться слегка своей рукой его бедра, и он кончил.

Мир сексуальных фантазий, создаваемый вашим сознанием, так хрупок и чувствителен, что все может рухнуть от малейшей ошибки в ваших действиях. Таким образом, фантастические истории, которые вы придумали, одежда, которую вы носите, и обстановка, которую вы создаете, критически важны.

В начале моей карьеры в качестве практикующей «госпожи» я пригласила к себе в дом человека, который назвал себя Марко Поло и который в действительности был известным общественным деятелем. Он произносил речи в «Уолдорфе», и его фотографии публиковала «Таймс».

Когда этот мужчина вошел в гостиную, у меня был очень женственный вид в прозрачной ночной сорочке, с распущенными волосами, волнами ниспадавшими на мои плечи. «Вы не тот тип женщины, который я ожидал увидеть, – сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти. – Вы не сможете удовлетворить мои пристрастия».

«Возможно, если немного потерпите, я найду женщину, подходящую для воплощения ваших капризов», – сказала я и незаметно, пока он устраивался поудобнее в кресле, скользнула в спальню и вернулась оттуда в одежде из черной кожи, черных чулках сеткой и с волосами, поднятыми вверх в строгой прическе.

Мое преображение устроило его полностью, он тут же успокоился. В течение получаса мы сидели в гостиной, обсуждая его комплексы и способы, какими можно было их удовлетворить. Марко Поло описывал мне систему симптомов, знакомую многим преуспевающим и могущественным людям.

Абсолютный властитель корпорации, он манипулировал своими людьми, как марионетками. Однако каждодневное доминирование порождало в нем чувство опасности, и в качестве баланса реальной жизни он внутренне стремился испытать ощущение зависимости. Эти властительные люди становятся «рабами», чтобы снять напряжение, возникающее от чрезмерной власти над людьми.

Узнав склонности Марко Поло, я предложила пройти в спальню, которая была освещена мигающим пламенем свечей, где черные тени на стенах и потолке создавали потустороннюю атмосферу. Его гонор, проявившийся в гостиной, сразу же исчез, вместо этого возник жаждущий воплощения своих тайных причуд человек.

Желанием Марко Поло было заставить вас поверить, что он является чем‑ то вроде послушного животного, и сначала его надо было словами убедить в переходе в другое состояние, что является очень утомительной работой для рассказчика. Изложение такой истории заняло у меня больше часа, чтобы постепенно и убедительно ввести его в воображаемый мир; параллельно на него надевался парик, с помощью косметических средств изменялось лицо, закреплялись наручники и ножные кандалы. Затем я добавила темную повязку на глаза, которую придумала, чтобы усилить нервное возбуждение от страха и унижения. Чувства мазохистов и связанных и в ослепляющей повязке такие же, как при классическом двойном экстазе.

Проделывая все это, я рассказывала про океан, огромные волны в белых шапках пены, о рыбаках на утлых челнах и их прекрасной рыбачке. В этот момент моя сожительница Мэри Джо, помогавшая мне, уложила его на кровать лицом в изножье. Мы связали его ноги вместе бинтами, перевернули на спину и сказали ему, что он и есть та прекрасная рыбачка.

Чтобы иллюзия была полной, мы набросили рыбачью сеть на него, все время давая ему нюхать амилнитрат, который любят все люди с сексуальными отклонениями за его сексуально возбуждающий эффект.

В то время как он лежал, купаясь в своей морской фантазии, я сняла свою одежду и стала, расставив ноги над его лицом и разрешив ему делать мне оральный секс. Затем настало время для появления таинственного гостя.

Таинственный незнакомец – это негр Джонни, продавец из магазина по продаже зонтиков, но Марко Поло никогда не разрешалось видеть или слышать его, потому что он не хотел сталкиваться в действительности с собственными гомосексуальными наклонностями.

Я поняла, что Марко Поло, как многие люди с сексуальными отклонениями, в жизни являющиеся респектабельными бизнесменами и образцовыми семьянинами, – скрытый гомосексуалист, который не признает этого ни перед кем, и меньше всего перед собой.

Когда он лежал на постели, делая мне феллейшио, со связанными руками, но не настолько, чтобы он не мог играть с моей грудью, я подала сигнал черному парню. Тот подкрался сзади меня и проскользнул своим огромным членом между моих ног.

Марко Поло неожиданно для себя стал заниматься оральным сексом с пенисом, который, насколько он мог себе представить, только что вырос у меня.

Затем я медленно покидаю сцену действия. Я ослабляю повязку и даю больше свободы для его рук. Теперь он может собственными руками довести себя до оргазма и одновременно предаваться своим гомосексуальным наклонностям, в которых он никогда не сознается.

Прежде чем я сниму повязку с его глаз, Джонни исчезает вместе со своим гонораром. Затем я освобождаю Марко Поло от пут, и он находится в таком восхищении, что хочет организовать еще одну подобную встречу.

Но я должна охладить его пыл. Такая сцена требует больших денег, чтобы мне не остаться в убытке. Ведь приходится отключать телефоны и пренебрегать всеми остальными. При таких финансовых потерях это может быть приемлемым, только если он будет платить по 1000 долларов.

Одежда делает человека, и то же справедливо для извращенных сексуальных сцен.

У меня есть полный гардероб для трансвеститов, включая дамское белье, кружевные платья, пояса для чулок, чулки, большеразмерные, наполненные ватой лифчики, подбитые поролоном женские пояса, перчатки, громадные женские туфли на высоком каблуке.

В то время, когда я серьезно занималась сценами сексуальных извращений, мне пришло на ум заглянуть в маленький магазинчик на Лексингтон‑ авеню, чтобы купить подходящие вещи.

Будучи сравнительно неопытной в этом деле, я нуждалась в совете. Поэтому я подошла к женоподобному молодому продавцу. «Чем могу помочь?» – спросил он, и совершенно неожиданно я увидела его характерные глаза.

«Да, вы можете помочь мне, – ответила я. – Видите ли, мне нужно составить гардероб для людей с сексуальными отклонениями, и вы выглядите так, как будто хорошо знаете, о чем идет речь».

Сначала у него отпала челюсть, но потом он заулыбался. «Хорошо, дорогуша, раз уж вы решили сделать так, позвольте предложить вам эти божественные пояса для подвязок, эти очаровательные малюсенькие трусики, – лепетал он женственно. – А как насчет чего‑ нибудь вроде чулок сеткой?» Продавец также рекомендовал несколько милых женских предметов одежды в случае, если одни из моих «рабов» будет расположен надеть их.

В первый же вечер после приобретения этой коллекции у меня был клиент‑ «раб». Он был так восхищен этим божественным бельем, в которое я его нарядила, что хотел сбегать полюбоваться на себя в зеркале.

Щелкая пальцами и всплескивая руками, как строгая мать, обучающая одеваться своего сына‑ школьника, я приказала ему надеть женскую одежду. Но он был на таком взводе от новых лифчика и кружевных трусов, что самопроизвольно кончил, прежде чем успел натянуть на себя ночную сорочку.

Этот «раб» обычно не занимает у меня больше получаса времени, но по крайней мере я должна, чтобы моя совесть позволила взять с него деньги, поработать с ним. «Дубина, – сказала я ему, – ну и как, ты не чувствуешь себя дураком? Ты мог надеть женские трусы дома и сэкономить деньги». Чтобы убедить его, что он что‑ то получил за свои деньги, на десерт я его дружески нашлепала.

Люди с сексуальными отклонениями совершают совершенно невероятные эмоциональные и физические действия для достижения своего удовлетворения, но, как правило, они никогда не трахаются. Они кончают, мастурбируя сами, или им мастурбируют или с помощью искусственного члена, введенного в анус, или, как я только что рассказала, безо всякого вмешательства.

Редким исключением из этого правила является один из моих самых приятных и регулярных «рабов», жиголо по имени Тейм Тимми.

Тейм Тимми любит трахаться, если только он связан, и должна сказать, делает он это хорошо. Если бы и была на его месте, то сделала бы карьеру, женившись на пожилой богатой женщине.

Тейму Тимми двадцать девять лет, у него всегда загорелое тело с действительно очаровательным лицом и приятный характер.

Раньше он навещал мой дом, но позже, с тех пор как он развелся со своей женой, он приставал ко мне, чтобы я пришла к нему домой и устроила ему мазохистское представление.

«О'кей, Тимми, не волнуйся. Я приду к тебе, как только смогу освободиться», – уверила его я. К счастью, это был субботний вечер, и в моем доме царило спокойствие.

Было около восьми вечера, когда я прибыла на место. Уже темнело, и он был в соответствующем настроении. Он захотел, чтобы я одела его в женскую одежду, крепко привязала к кровати, выключила везде свет и оставила его одного в сумерках.

Входная дверь осталась приоткрытой, после того как я вошла в дом. Затем я стала искать еду и пошла смотреть телевизор. Были сумерки, когда я оставила его три часа назад, но теперь наступила полная темнота, и окружающее приобрело потусторонний характер. Тишина казалась зловещей от того, что я знала: где‑ то в задней части дома, в спальне, лежал мой живой «раб».

Я прошла в спальню, зажгла лампы и обнаружила Тейма Тимми почти в том же самом положении, в котором я оставила его. В его глазах стояла печаль, и его пенис стоял тоже. Я сняла путы и дала ему свободу, но только на время. Я переодела его в новые женские шмотки и, связав его ноги снова, изнасиловала сильно и безжалостно, одновременно ударяя своего прекрасного и беспомощного, связанного снизу доверху «раба» по лицу. В то же время я скормила ему целую упаковку амилнитрата, чтобы тот чувствовал себя в хорошем сексуальном тонусе.

В следующий раз он пригласил меня к себе домой. В то время по телевизору шла передача с фильмом ужасов со знаменитым Борисом Карловым в главной роли. Я упаковала его, как гусеницу в коконе, и подперла так, что он мог видеть экран телевизора. После двух часов, проведенных им в «любовании» фильмом, ему, кажется, начало мерещиться, и он чуть не тронулся.

Не все «рабы» и «господа» безвредны и послушны. Я слышала, что, когда в одном из отелей Манхэттена в Нью‑ Йорке люди с сексуальными отклонениями собрались на съезд, двое «рабов» были так жестоко избиты во время демонстрации сверхэкзальтированными «господами», что их пришлось госпитализировать.

Есть, конечно, и такие глубокие мазохисты, как Огуречный Малыш, который пришел в мой дом с желанием пройти через все виды страданий.

Этот человек только что вышел из больницы после того, как другая девушка запихнула огурец ему в зад и разодрала его чуть ли не на тысячи кусочков. Он по‑ прежнему хотел, чтобы его кололи шляпными булавками, капали горячим воском на его яйца или делали любую другую вещь, способную причинить ему невыносимую боль.

Такой способ обращения значит больше, чем просто причинять боль, и я отказываюсь делать что‑ то, что может причинить клиенту реальный ущерб. Тем более что я сама чуть не была убита в собственном доме во время мазохистской сцены, которая неожиданно вышла из‑ под контроля и пошла по сумасшедшему сценарию.

Все начиналось очень невинно, когда поздно вечером позвонил мужчина, назвавшийся Ларри Лернером и сославшийся на имя Мадлены Генри. Он хотел прийти немедленно. Честно говоря, я не хотела больше заниматься делом, тем более что уже было три часа ночи и мой «магазин» был закрыт. В это время я уже расслаблялась со своей сожительницей и «рабочей девушкой» Сарой одновременно, попивая фруктовый сок. Но я обещала Мадлене, что буду хорошо заботиться о ее клиентах, и чтобы сдержать собственное слово, мне пришлось принять его.

Когда Лернер объявился, оказалось, что он в стельку пьян, и я тут же пожалела, что впустила его. Если бы мой внутренний голос не был таким сонным, я бы сразу сообразила, что этот человек опасен, и предложила бы ему прийти завтра. Я терпеть не могу пьяных в любое время суток, тем более в три часа ночи.

Их сексуальная активность заторможена, и в целом они являются «болью в голове». Я решила, что с Лернером нормальный секс невозможен, но не смогла правильно определить его тип. Было что‑ то зловещее в его глазах. Они были одновременно жестокие и мечтательные.

Как я говорила, мне нетрудно понять по глазам многое в мужчине, но в эту ночь действительно мои ощущения спутались. Я решила, что он мазохист.

«Почему бы нам не сотворить что‑ нибудь необычное? – предложила я. – Ты будешь моим «рабом», а я буду твоей «госпожой» и буду приказывать тебе делать, что захочу».

«Нет, – сказал он. – Я собираюсь быть садистом».

«Может быть, ты не понимаешь, что я имею в виду, – сказала я. – Я буду доминирующей стороной».

Вообще‑ то вы не должны уговаривать людей во время садо‑ мазохистских сцен. Вы можете упомянуть тему и смотреть на их реакцию. Но с пьяным вы должны быть очень внимательны, потому что он может повести себя обратно тому, что он чувствует.

В этот момент, однако, Лернер стал вести себя совершенно пассивно, поэтому я решила, что он будет играть в мою игру. Правда, он настаивал на присутствии Сары, хотя заплатил деньги только за мои будущие услуги. В свое оправдание скажу, что взяла вопреки своим правилам деньги вперед из‑ за того, что тот был совершенно пьян и сумасброден.

Мы решили воспользоваться гостиной и сдвинули мебель в одну сторону, пока он раздевался. Затем я достала свой чемоданчик с предметами для таких сцен и связала его ремнями из кожи, галстуками, надела наручники и тому подобное. На его глаза была надета темная повязка, но мной было это сделано очень деликатно, и я не била его.

Мы легли посреди пола, в то время как Сара усаживалась поудобнее в стоящем рядом кресле и поддразнивала его, описывая, как смешно он выглядит.

В течение пятнадцати или двадцати минут Лернер проявлял мало активности и казался очень скучным «рабом». В надежде пробудить это бревно к жизни я шепнула Саре, что собираюсь сходить на кухню и взять амилниграт, чтобы провести эту мазохистскую сцену побыстрее.

И этот безрассудный поступок был самым худшим из всего, что я могла сделать. Но я тогда была достаточно наивной в отношении смертельной опасности сочетания алкоголя и наркотиков.

Сразу же после того, как я насыпала ему амнлнитрата под нос, он очнулся. «Что это ты даешь мне?» – поперхнулся он.

«Я просто даю тебе безвредный стимулятор, – сказала я ему. – Поэтому не волнуйся больше. Вдыхай, вдыхай».

Но Лернер моментально запаниковал. «Мне здесь все не нравится, – заревел он. – Освободите меня». – «Его действие не будет длиться больше тридцати секунд», – уверяла я, но его невозможно было утихомирить. Поэтому следующие десять минут Сара и я снимали с него повязку и путы. К этому времени, рассчитывали мы, он успокоится и остынет.

Но трудно было ошибаться больше, чем мы.

В то время как он двинулся ко мне под предлогом, что ему нужно взять сигарету с кофейного столика, я увидела садистское выражение его глаз. Но было поздно. Прежде чем я смогла отпрыгнуть, его огромный мясистый кулак нанес мне страшный удар по скуле, и комната поплыла у меня перед глазами. Псих накинулся на меня, сграбастал мои длинные волосы и начал наносить мне побои по шее, груди, паху. Он совершенно свихнулся и впал в неистовство.

Сара завизжала и несколько раз пыталась отпихнуть его, но каратистским ударом в голову он отшвырнул ее. Куда она исчезла, я не знаю, потому что была слишком занята спасением своей шкуры.

Дикое избиение продолжалось приблизительно минут пятнадцать, кровь текла из моего носа и рта, и я стала беспокоиться, останусь ли в живых. Любая другая женщина была бы уже в бессознательном состоянии, но, к счастью, у меня действительно крепкий череп.

Чтобы показать вам, насколько крепкая голова сидит на моих плечах, могу рассказать вам один случай. Как‑ то в Голландии я ехала на своем велосипеде вдоль канала, когда ехавшая передо мной машина неожиданно затормозила, и меня выкинуло из седла на ее крышу, а затем вниз на землю. Когда я встала и ощупала свою голову, на ней была лишь небольшая ссадина, но никакого синяка. В корпусе же машины была большая глубокая вмятина.

После того, что показалось вечностью, милосердно зазвонил телефон, я схватила трубку и услышала голос Сары: «Повесь трубку, Ксавиера, я вызываю полицию». Для меня это был самый худший вариант потому, что вы не должны вызывать полицию в публичный дом! Но, с другой стороны, позволять, чтобы тебя убили, тоже не очень хорошо.

И в этот момент Лернер сказал: «Сейчас я тебя убью». И со смертью во взоре он поднял тяжелый кофейный стол с бронзовыми ножками и занес его над моей головой. К моему счастью, как раз прозвенел звонок в дверь, и Лернер поставил стол и неожиданно успокоился. Но он все еще держал в руке то, что осталось от моих волос, и по‑ прежнему угрожал убить меня, хотя он стал достаточно сообразительным, чтобы другой рукой попытаться надеть свои трусы.

Я воспользовалась возможностью, чтобы вырваться из его лап, распахнула дверь и… Никогда в жизни мне не доводилось испытывать такое чувство облегчения при виде полицейского.

«У вас что, какие‑ то проблемы?» – два полицейских‑ ирландца с ясным взором спросили меня, как будто они не могли понять этого сами. Оба моих глаза затекли огромным синяком, из носа кровь лила ручьем, а мой рот был расплющен и стал раза в три больше. Я выглядела так, будто провела на ринге 5 раундов против Сенни Листона.

«О, ничего особенного, офицеры, – сказала я. – Просто небольшая семейная ссора. Понимаете, мой друг выпил лишнего и чересчур расшалился».

Если это выглядело как семейная сцена, то у нас должна была быть семья монстров, потому что по всему полу на виду лежало содержимое моего саквояжа: плети, ножны и ручные кандалы.

Я попыталась наклониться, чтобы собрать их, но резкая боль, возникшая в моем теле, сделала это невозможным. Сара увидела, что я пытаюсь сделать, и быстро собрала все предметы, разбросанные по полу, и сложила их в чулан.

«Вы хотите предъявить обвинения кому‑ нибудь тем не менее?» – спросили полицейские.

Как я могла сделать это? Меня могли подвесить за ноги на крыше Эмпайр‑ Стейт‑ Билдинга, и все равно я не смогла бы выдвинуть обвинение против кого‑ либо из‑ за своего бизнеса, которым я занимаюсь.

«Нет, спасибо, джентльмены. Но если бы я могла попросить вас вывести его из здания, то была бы очень вам признательна».

Когда полицейские ушли и шок прошел, я стала испытывать настоящую жалость к себе. Мои волосы выпадали целыми прядями и почти наполнили корзину для мусора. Зубы были выбиты, и этот тип так страшно бил по моей вагине, что живот болел, будто я только что родила динозавра.

До сих пор я сохраняла спокойствие, но теперь мои нервы были на грани срыва, и мне нужно было мужское плечо, чтобы отогреться. Поэтому я позвонила своему другу. Через полчаса Ларри приехал и увез меня в пункт скорой помощи в больнице на углу 72‑ й, улицы и Йорка.

А то, как пошло дело в больнице, заставило меня сомневаться: не лучше ли было остаться дома? Мы просидели там целых полчаса, прежде чем появился хоть кто‑ то, чтобы посмотреть, что же случилось. И затем этот некто пришел и стал задавать массу вопросов: имя, адрес, образование и была ли я здесь раньше, и если да, то оплатила ли я свой счет.

После того как прошел почти еще один час, пришел доктор, постучал меня по колену, постукал по голове, постучал по носу и сказал: «На рентген».

Меня препроводили в комнату, где невысокий техник‑ рентгенолог, испанец с черными усами, попросил меня переодеться в хлопчатобумажную робу с разрезом спереди и лечь на стол. Он смотрел, как я раздеваюсь, и едва поверил своим глазам, когда увидел, как сильно меня избили.

«Боже мой, что случилось с вами?» – спросил он. В тот момент я нуждалась в жалости. Черт с ним, подумала я, можно в нескольких словах, не больше, рассказать ему правду, и, может быть, он мне посочувствует.

«Ну, знаете, это была небольшая мазохистская сцена. Мне нравится превращать людей в «рабов», но сегодня вечером «раб» превратился в «господина».

Но реакция оказалась иной, чем та, на которую я рассчитывала. Когда мне довелось взглянуть на него уголком своего заплывшего глаза, вместо симпатии на лице я увидела большой бугор в его штанах. «Прежде чем мы начнем, – сказал он мне со смущенной улыбочкой, – как насчет орального секса?»

После того как я прошла через все это, оказывается, мне не хватало только похотливого пуэрториканского техника‑ рентгенолога в 5 часов утра. «Бэби, делай свою работу скорее, одной скотины за ночь достаточно».

«Если ты сделаешь мне феллейшио, то рентген будет бесплатным, в противном случае это будет стоить тебе 100 или 150 долларов», – настаивал он.

«Забудь об этом, Чарли. Иди занимайся своими железками и потом присылай мне счет».

Техник был подавлен и разочарован, но не обескуражен до конца. «Хорошо, – сказал он. – Но ты мне разрешишь взять твою визитную карточку?»