Ганцфельд-эксперименты

Работа о телепатии во сне, выполненная в лаборатории Ульмана, вдохновила на новые опыты Чарльза Хонортона, который некогда переписывался с Джозефом Райном, а позже работал с Ульманом в центре Маймонида, где возглавил отдел парапсихологии и психофизики. В 1979 году он основал лабораторию психофизических исследований в Принстонском университете. Хонортон интересовался аномальным познанием с подросткового возраста. Во время работы в лаборатории сна он задался вопросом, можно ли создать условия для отключения «ментального шума» повседневной жизни и лучшего изучения телепатии на примере бодрствующих людей.

Исследователи предположили, что мы все способны к аномальному познанию, что это наше естественное качество, но, возможно, информация не доходит до нас, заглушается шумом повседневности. Была выдвинута гипотеза, что аномальное познание лучше определяется в лабораторных условиях, когда участники эксперимента меньше отвлекаются на внешние стимулы. Хонортон любопытствовал, можно ли снизить уровень «мозгового шума» и соответственно увеличить силу телепатических сигналов.

Вместе с другими исследователями парапсихологии – докторами наук Уильямом Бродом и Адрианом Паркером – Хонортон разработал то, что позже было названо методом ганцфельда (ganzfield – однородное поле). На глаза участников эксперимента накладывались полупрозрачные половинки мячей для настольного тенниса, через которые светили красными лучами, и надевались наушники, через которые транслировался так называемый белый шум. Затем им предлагалась серия упражнений на релаксацию, призванных снизить чувствительность тела и заглушить «ментальную болтовню».

В рамках экспериментов тотального поля глаза и уши получателя посланий были закрыты, как указано выше, а отправитель находился на некотором расстоянии в звукоизолированной комнате. Ему предлагалось на протяжении получаса концентрироваться на случайно выбранной картинке и телепатически передать ее получателю. Последний в эти 30 минут должен был просто мыслить вслух, рассказывая, какие образы или мысли приходят ему в голову, фактически он изливал поток сознания. По завершении опыта получателю показывали четыре картинки, из которых одну отправитель пытался ему передать. Задачей получателя было расположить картинки в том порядке, в каком они соответствовали его мыслям на протяжении 30-минутного промежутка времени. Если получатель помещал правильную картинку на первое место, исследователи ставили плюс, в противном случае ставили минус. По теории вероятности правильный ответ мог быть дан в 25 % случаев.

Хонортон опубликовал статью на материале 42 ганцфельд-экспериментов, проведенных десятью разными исследователями в лабораториях всего мира. Средняя доля правильных ответов у испытуемых составляла 35 %. Вероятность такого высокого результата – один шанс из 10 миллиардов.

Публикация Хонортона вызвала немалый шум и привлекла внимание закоренелого скептика Рэя Хаймана, психолога-когнитивиста из Орегонского университета. Хайман искал в данных какой-нибудь подвох и решил подвергнуть их независимому анализу. Хонортон и Хайман подписали соглашение о том, что оба проведут раздельные метаанализы всех полученных ранее результатов тотального поля и сравнят полученные данные. В 1986 году они опубликовали эти данные в Journal of Parapsychology, и оказалось, что ученые пришли к схожим выводам. Правда, Хонортон и Хайман разошлись во мнении насчет того, являются ли данные опытов доказательством существования телепатии, но согласились, что опыты проводились честно и объяснить их результаты методологическими ошибками нельзя. Другие исследователи повторяли эксперименты в области тотального поля и постоянно получали правильные ответы в 33–35 % случаев. Это наводит на мысль, что телепатическое общение между людьми действительно возможно.

Критики скептически отнеслись к экспериментам, но результаты выглядели убедительными, так что ученые начали их обдумывать. Лисби также была заинтригована ганцфельд-экспериментами. Она написала: «Наконец-то они начали обретать научную форму». В одной статье, опубликованной в солидном Psychological Bulletin, был сделан вывод, что указанные эксперименты вполне подтверждают существование телепатии. Правда, в другой статье из того же журнала столь же громогласно заявлялось, что телепатии не существует.

Вопрос о том, можем ли мы доверять данным ганцфельд-экспериментов, перекидывался взад и вперед подобно теннисному шарику, которым закрывали глаза испытуемых, и Лисби решила поставить эксперимент на себе. Она записалась в получатели посланий, нацепила на себя шарики и наушники, а кто-то пытался телепатически послать ей одну из шести картинок. Наконец она сняла с себя все хитрые штуковины и посмотрела на шесть карточек. Ни одна из них, как ей казалось, не подходила к образам, роившимся в ее разуме во время эксперимента. Единственным, что она зафиксировала в уме, был красный цвет. Ассистент настаивал, чтобы она выбрала одну картинку, пусть даже по наитию. Элизабет остановила свой выбор на карточке с красным закатом.

Ассистент открыл конверт и показал Лисби, какая картинка ей передавалась. Это был красный закат.

Лисби писала: «В тот момент мир повернулся ко мне странной стороной. На мгновение я почувствовала всеобъемлющий страх. Это было похоже на вспышку, но оказалось ошеломляюще реальным. Подобного страха я никогда не испытывала, мой разум раскололся. Я осознала, что знала нечто, чего не могла знать, и приняла это. Мои пациенты говорили, что их разум им не принадлежит, что они теряют рассудок. Это чувство меня страшило, ведь разум куда-то ускользал, мир выходил из-под контроля… Покинув лабораторию, я поняла, что получила желаемое: знание, помогающее верить… Часть меня все еще настаивала, что выбор красного заката был чистым совпадением, счастливой догадкой и не имел ничего общего с однородным полем и приглушением шума. Но я приходила не за верой в необычайную настройку мозга, а за чем-то другим. Я не чувствовала потрясения в тот момент, когда ассистент протянул мне карточку с закатом или когда молодой человек вернул мне арфу… Потрясение было сигналом после события. Я приходила, чтобы ощутить нечто до потрясения. Каким бы ни было это чувство, именно за ним я и приходила».

Реальна ли телепатия? Если да, то доказывает ли ее реальность, что мы все – одно целое, что мы способны так или иначе попадать в поле сознания, связывающее нас? Я не могу сказать наверняка, но перспективы такого единения блестящи. Лисби сделала вывод, имеющий отношение к этой теме: «Способны ли мы, человеческие существа, вступать с другими людьми и иными существами в столь тесную связь, что она нарушала бы законы природы? Если да, то перспективы этой связи практически невозможно вообразить».