Глава 8. Ночь на пятое сентября

Не помню, как доехала до татешки, что ей говорила, что отвечала она мне. Помню только ледяной градусник под мышкой, и как тонометр сдавливает руку, и запах дымящегося одраспана*, и шум дождя, когда ночью мне вызывали «Скорую». Потом татешка ворчала, подтирая пол за врачами, которые, не разувшись, наследили в комнате. А меня всю трясло, трясло, трясло, и я сосредоточенно стучала зубами, будто это было самым важным делом на свете.

Напротив кровати висит на стене мой батик. Я дарила его татешке этой весной. На батике – цветущая яблоня у реки, отражающаяся в ночной воде, а в небе три луны – как яблочки. Моя татешка очень хочет выйти замуж, и чтобы у нее были дети. Трое – как лун-яблочек на небе ее батика. Хотя у некоторых ее ровесниц уже и внуки есть, татешка все равно верит в свое семейное счастье.

А еще татешка верит, что у меня дар. Мол, все, что я рисую, сбывается. Как восхищалась она моими работами на выставке в изостудии – даже неловко было! А сейчас – прижимает меня к себе своими маленькими ручками, убаюкивает, и говорит, что испытания даются людям, чтобы стать сильнее. «Испытания – тренажер успеха!» – специально с сильным акцентом, чтобы рассмешить меня, изрекает она

Со стороны, наверное, мы с ней прикольно разговариваем. Она, когда волнуется, переходит на казахский. Я ее понимаю, но сама отвечаю на русском – быстро разговаривать по-казахски не умею. А раньше у меня с этим вообще плохо было. Помню, привезли из аула двоюродного братца, и оставили у нас на несколько дней. Малыш не понимает по-русски и ничего не боится. Бежит, куда ноги несут! Меня приставили за ним следить. Я родственников прошу: «Хоть скажите, как по-казахски «нельзя» будет, чтобы я могла Ануарку «пасти». – «Болады! Скажешь «Болады!» – Ануарка послушается». Пошли мы гулять. Тут он ка-а-ак рванет на проезжую часть! Кругом машины носятся, я перепугалась так, что все слова из памяти вылетели, и кричу ему что есть сил: «Бельмеймын**, Ануар, бельмеймын!» Прохожие на меня оглядываются, а он сам остановился посреди дороги, и так озадаченно смотрит. Тут я вспомнила, что «бельмеймын» на казахском будет «Не знаю»! Сейчас Ануар живет во Франции, его папу назначили туда в дипкорпус. По-французски, родственники слышали, шпарит вовсю.

Он-то с родителями, хоть и на чужбине. А я вот на родине одна-одинешенька. Бабушка со мной, наверное, никогда в жизни теперь не заговорит. Как хорошо, что есть тётя Роза!

Татешка маленькая и очень быстрая. У нее любимая шутка – увидит меня, кричит: «Жаным***, просыпайся!» – «Тетя Роза, я не сплю!» – «Ты спишь, жаным!» Пока она это кричит, параллельно делает какое-нибудь дело. Р-раз – и тесто замесила. Р-раз – и яичница уже готова! «В Книгу рекордов Гиннесса занести меня надо обязательно!» – хвастает всякий раз, а сама смеется-заливается.

Работает она посменно, а когда не в столовке, всё бегает по каким-то психологическим тренингам, ездит по святым местам – никогда на месте не сидит. Вот и сейчас – вернулась из Туркестана, рассказывает, чтобы меня отвлечь, что там видела. Ее слова долетают до меня сквозь туман, по дороге теряя смысл. Иногда, чтобы она не обижалась, я киваю ей и что-то отвечаю. Все внутри меня сжато – не только душа, но и где-то в глубине живота, и в голове – и давит все сильнее, сильнее. Так, что невозможно дышать. За что мне это? Почему все сразу? Может, это то, что взрослые называют черной полосой в жизни? Я никому не делала зла, не желала плохого. Лица моих одноклассников сливаются в одно, и на нем – страшные глаза. Почему-то это лицо огромной физручки, лицо грозит мне, и я бегу, и надо прыгнуть в какую-то яму, но не могу – слишком глубоко, я все медлю и не решаюсь. За мной гонятся, догоняют, сейчас схватят… Кричу, а голоса не слышу, весь крик уходит в немую тоску, хочу выдохнуть – и не могу.

- Жаным, просыпайся, едем! – трясет меня татешка. – Едем, айналайын****, моя красавица, одевайся быстрее! Давай, помогу!

- Куда? Я никуда не поеду! Оставьте меня, тетя Роза, я никуда не поеду. Я вообще больше на улицу не выйду, никогда больше не выйду!

- Не оставлю тебя, детка, и не мечтай! Ал*****, давай, поехали!

За окном – ночь. Или это день такой черный? Черная полоса в жизни – это когда все вокруг становится черного цвета. Теперь я знаю.

* – одраспан, местное название растения Гармала обыкновенная (Peganum harmala). Гармала в мусульманском мире и особенно в Центральной Азии является основным средством для окуривания. Имеет также названия: дикая рута, могильник, исрик, хармал.

** – бельмеймын – «не знаю» (пер. с казахского).

*** – жаным – буквально «моя душа» (пер. с казахского).

**** – айналайын – буквально «вокруг тебя хожу» (очень ласковое, трепетное обращение к близким и любимым, пер. с казахского).

***** – ал – «давай» (пер. с казахского).

- Никого не хочу видеть!

- Оделась? Молодец!

- Который час?

- Уже шесть. Поедем к Кажи-бабе, жаным, тебе надо, поехали прямо сейчас!

Татешка тянет меня к выходу, вот уже мы у неё в машине. Мне всё равно. Но только не хочу сейчас никого видеть, ни с кем разговаривать. Если этот человек, как там его, начнет меня расспрашивать, буду молчать. И слушать его тоже не хочу!

Попади мы сейчас в аварию, было б здорово! Татешка, конечно, пусть останется жива и здорова, хорошо, если и машина не пострадает – тетя Роза так с ней нежна бывает, гладит обшивку салона, ласкает: «Мой зонтик, мое пальто!» Кредит за авто платит. А вот я бы сейчас очень хотела мгновенно оказаться в другой жизни, потому что эта – невыносима. Может, хоть тогда одноклассники и бабушка смягчатся. Я даже пристегиваться специально не стала.

Мы ехали, как и всегда с татешкой, очень быстро. Утренний город проносился мимо, словно в каком-то боевике. Мосты развязок, где раньше мне хотелось взлететь, сейчас оставляли равнодушной. «Все это теперь не для меня…» Даже свет фонарей казался чёрным.

На лобовом стекле мотались из стороны в сторону перья совы. Машин в этот час на улицах уже много. Но пробок пока нет. Так что хватило десяти минут, чтобы выехать за город, в горы. К сожалению, никто на нас не налетел, и вообще – никаких происшествий.

Татешка открыла окна – сладкий воздух ворвался к нам, закружил голову.

Подъехав к какому-то поселку, зажатому между холмов, она остановила машину.

- Пойдем, жаным!

Собачий оркестр, грянувший с нашим приездом со всех дворов, остался позади и потихоньку смолк. Мы взбирались на холм по неожиданно хорошим ступенькам. Начинался рассвет.

- Тетя Роза, я боюсь. Он будет ругаться, что мы его разбудили. Давайте уйдем, пока не поздно!

- Он не будет ругаться. Ты не знаешь, кто такой Кажи-баба?

- Какой-нибудь нудный старик?

- Не говори так, не обижай его. Кажи-баба – покровитель нашего города. Те, кто знает, ни одно дело не начинают без его благословения. А закончив, идут к нему с благодарностью.

- Он что, типа городского акима? Зачем мы ему нужны? Он тут живет?

- Он здесь похоронен.

Мне стало страшно:

- Тате, пойдемте отсюда, и побыстрее! Мы что, в такое время на кладбище идем?!!