Января. Среда

Прошли, пролетели, промелькнули святые Рождественские дни: прошли, т. е. отошли в вечность. Прошли как-то очень быстро. День летит за днем, и время незаметно.

— Это оттого, что наши старцы, — говорил как-то наш Батюшка, — очень мудро распределили время в течение каждого дня, дали каждому делу свое определенное время.

Вот уже второе Рождество, второй Новый год встретил я здесь и провел...

Вот еще что я хотел записать. Не помню, кому первому мы сказали о своем намерении поступить в монастырь: отцу ли Серафиму или отцу Петру Сахарову. О. Серафиму было сказано, как духовнику на исповеди: до исповеди мы его не знали и даже не видели никогда. А к о. Петру мы пошли, как к знакомому, посоветоваться. А кроме того, он с еп. Трифоном близок и нас направил прямо к нему. Теперь мне видно, что это не случайно, значит, нам нужно было пойти именно к нему. Всюду Божие промышление, только мы его весьма часто не замечаем. В особенности надо это сказать о мирских: у них все — случайное стечение обстоятельств, которого на самом деле никогда не бывает.

Недавно скончался в Москве известный своим старчествованием о. протоиерей Валентин Амфитеатров. Он был вначале настоятелем церкви во имя св. Константина и Елены и " Нечаянной Радости", потом, кажется, в Архангельском Соборе, а затем на покое жил, лишившись зрения. Он был в церкви настоятелем, а мой дедушка — старостой.

Когда мы сказали маме о нашем желании, то мама, хотя и предполагала, но все же была поражена и решила съездить посоветоваться с о. Валентином. Я с ней поехал. Когда мама объяснила о. Валентину цель нашего приезда, он ответил, что теперь никому советов не дает, а в особенности в таком деле, " о котором он и не может советовать".

— Я никогда не был монахом, — сказал он, — как я буду советовать...

Затем, кажется, начал молитвенно желать нам всего хорошего и прощаться. Тогда я, обращаясь к нему, сказал:

— Благословите, Батюшка, меня на монашество, — кажется, я так сказал, но если и не сказал слова " на монашество", то подумал это, и о. Валентин мог думать, что я не просто прошу благословения, а на монашество. На мою просьбу он встал и благословил меня со словами:

— Бог Вас благословит. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Слова он говорил медленно, с любовью, и крестное знамение положил на меня широкое и также медленно, и, наконец, поцеловал, насколько помню, в лоб. Это было как-то странно для меня, неопределенно, и по получении благословения я тотчас же и забыл о нем. А теперь я чувствую, что это было именно благословение на монашескую жизнь.