Выздоравливающий

17 апреля 1987 года

Возлюбленный Ошо,

ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩИЙ

Однажды утром, вскоре после возвращения в пещеру, Заратустра упал замертво и семь дней пролежал недвижимо, словно мертвый. Придя же в себя, он обнаружил, что лежит в окружении желтых и красных ягод, винограда, румяных яблок, кедровых орехов и благовонных трав, которые принесли ему звери его.

Видя, что он пробудился, звери его заговорили с ним:

" О, Заратустра, выйди из пещеры своей, мир ждет тебя, словно сад. Ветер играет густыми ароматами, стремящимися к тебе, и все ручьи готовы бежать за тобой", — сказали они ему...

" Согласись же, о, Заратустра! Для новых песен нужна и новая лира.

Пением, шумным весельем и новыми песнями исцеляй душу свою, Заратустра: чтобы мог ты нести бремя великой судьбы своей — судьбы, которая никогда еще не выпадала человеку!

Ибо хорошо знают звери твои, о, Заратустра, кто ты и кем должен стать ты: ты — учитель Вечного Возвращения, — вот отныне судьба твоя!

Ты должен первым возвестить это учение — и как же не быть великой судьбе твоей также величайшей опасностью!

Вот мы знаем, чему учишь ты: что все вещи вечно возвращаются, а с ними и мы сами, что мы существовали уже несчетное число раз, а с нами — все вещи.

Ты учишь, что есть Великий Год становления, необычайный, величайший год-исполин; подобно песочным часам, должен он обращаться снова и снова, чтобы заново наполняться и снова течь:

— и все эти годы равны самим себе, как в самом великом, так и в самом малом; и сами мы в каждый Великий Год тождественны себе, как в самом великом, так и в самом малом.

И если бы захотел ты теперь умереть, о, Заратустра, то знаем мы и то, что стал бы ты тогда говорить себе. Но звери твои просят, чтобы ты пока еще не умирал!

Без трепета, глубоко вздыхая от блаженства, стал бы говорить ты: ибо бремя величайшей тяжести было бы снято с тебя, о терпеливейший!

" Вот я умираю и исчезаю, — таковы были бы слова твои, — и во мгновение ока обращусь в ничто. Души так же смертны, как и тела.

Но связь причин, в которую вплетен я, вновь возвратится и вновь создаст меня! И сам я — одна из причин Вечного Возвращения.

Я возвращаюсь — вместе с этим солнцем, с этой землей, с этими орлом и змеей — не для какой-то новой, или лучшей, или похожей жизни:

— я вечно возвращаюсь к этой же самой жизни, как в самом великом, так и в самом малом, чтобы снова учить о Вечном Возвращении всех вещей,

— чтобы вновь сказать слово мое о Великом Полудне земли и человека, чтобы снова возвестить людям о Сверхчеловеке.

Я сказал слово свое и гибну во имя его: так хочет вечный жребий мой — я погибаю как провозвестник!

Настал час, когда гибнущий и идущий к закату своему благословляет сам себя. Так кончается закат Заратустры".

Сказав слова эти, звери умолкли и ждали ответа Заратустры: но он не заметил, что прекратились их речи. Подобно спящему, тихо лежал он с закрытыми глазами, хотя и не спал, — ибо беседовал он с душой своей. И тогда змея и орел, видя, что осенило его молчание, почтили великую тишину, окружавшую его, и осторожно удалились.

...Так говорил Заратустра.

В древней литературе есть много прекрасных притч. Люди с удовольствием читают их, но очень редко понимают. Притча сродни поэзии; она более символична. Нужно копнуть поглубже, чтобы найти сокровища, которые спрятаны в ней. Для поверхностного взгляда это просто история, и кажется, что она существует только для развлечения, но это не так.

Древние притчи Панчатантры, притчи о жизни Гаутамы Будды или притчи Эзопа на Западе — все они имеют огромное духовное значение. Они написаны или рассказаны так, что даже маленький ребенок будет слушать с удовольствием — но чтобы понять их смысл, нужно быть мудрецом.

Ими просто пользовались как средством в древности, когда книг не было, когда письменность еще не изобрели, и учителю приходилось все передавать ученику устно. Притча отлично отвечала этой цели, потому что она легко запоминается и еще потому, что в ней скрывается множество смысловых слоев — и хотя бы самый низкий из них может запомнить любой.

Самые высшие поймут лишь те, кому присуща сознательность... Например, все эти притчи основаны на диалогах между животными или между животными и человеком. Но мы знаем, что животные не умеют говорить. Тем не менее, во всем мире используется именно эта модель; и животные высказывают великие истины.

Животное — символ абсолютной невинности. Даже ребенок не так невинен; даже ребенок с самого начала становится дипломатом, политиком, потому что он окружен атмосферой, отравляющей его сознание.

Самый маленький ребенок улыбается матери — не потому, что он действительно хочет улыбнуться; его улыбка не отличается от улыбки Джимми Картера: он знает, что своей улыбкой он подкупает мать. Его улыбка — улыбка дипломата; она идет не от сердца. Это не оттого, что он счастлив, видя мать, — он зависит от матери. Его питание полностью в руках матери — он должен заботиться о том, чтобы она была счастлива. Он улыбается не просто так — его улыбка не невинна.

Животные потому использовались в притчах, что они абсолютно не испорчены человеческой хитростью, дипломатией и грязной политикой. Они абсолютно просты и невинны. Они воплощают невинность — такую невинность, которая существует без всяких слов: само ее присутствие излучает истину. Сегодняшний отрывок из Заратустры начинается с небольшой притчи.

Однажды утром, вскоре после возвращения в пещеру, Заратустра упал замертво и семь дней пролежал недвижимо, словно мертвый. В притче важно не пропустить ни единого слова, ибо неизвестно, в каком из них скрывается смысл. Например: Заратустра... семь дней пролежал недвижимо. Семь дней символичны и значительны; они символизируют семь стадий человеческого сознания. Многие века так называемой человеческой толпе было известно лишь одно состояние, в котором мы и живем — так называемое сознание.

Только в нашем столетии на Западе, Зигмунд Фрейд и его коллеги открыли для нас весьма шокирующую идею о бессознательном — ведь он работал со снами, с помощью гипноза, аналитическим путем. И он нашел в человеке огромное пространство бессознательного, о котором люди и не догадывались, несмотря на то, что оно определяет их действия, идеи, поведение, весь стиль их жизни.

Зигмунд Фрейд больше заинтересовался бессознательным, чем тем, что вы называете своим сознанием, потому что обнаружил: вашему сознательному нельзя верить. Вы лжете, и лжете так искренне, что это очень трудно обнаружить. Вы и сами не знаете, что лжете. Вы настолько привыкли врать, что вам кажется, будто вы говорите правду.

Но когда вы спите, вы недосягаемы для всех религий, так называемой морали, общества, культуры, цивилизации. Вы внезапно становитесь более подлинными. Ваши сны говорят гораздо больше правды о вас, чем вы сами. Вы можете даже возражать против них; вы можете обнаружить: очень трудно поверить, что это исходит из вашего подсознания.

Зигмунд Фрейд вынес на свет еще одну стадию вашего сознания — то, что он назвал бессознательным умом. Его ученик, а впоследствии соперник, Карл Густав Юнг, попытался пойти еще дальше в бессознательное и обнаружил, что каждый человек носит в себе коллективное бессознательное — которое принадлежит не ему, которое принадлежит тысячелетиям, которое заключает в себе все прошлое.

Этот удар был еще сильнее: мы не осознавали, что носим в себе всю историю человечества. Но на Востоке всегда знали об этих трех стадиях: бессознательное, коллективное бессознательное, и еще одно измерение, которое, наверное, скоро откроет Запад — вселенское бессознательное. Коллективное бессознательное относится только к человечеству; вселенское бессознательное связано со всей вселенной. Вы носите в тонкой форме не только всю историю человеческого рода, вы носите в себе всю историю вселенной.

Это три стадии, которые находятся ниже вашего так называемого сознательного ума. Я говорю " так называемый" потому, что на Востоке открыли действительно сознательный ум. Так называемый сознательный ум просто утилитарен — небольшая часть, полезная для повседневной работы; но он не может подарить вам проблеск истины.

На Востоке известно, что кроме этих трех уровней, которые ниже сознательного ума, есть также три уровня выше сознательного ума. И такое представление кажется очень рациональным и научным, потому что тогда вы уравновешены. На Востоке, по меньшей мере двадцать пять веков прекрасно знают о том, что над сознательным умом есть сверхсознательное, над сверхсознательным — коллективное сверхсознательное, а над коллективным сверхсознанием — вселенское сверхсознание. Эти семь уровней многократно упоминались по разным поводам, но в притче Заратустры, когда он семь дней находился в странном состоянии, как если бы он почти умер — он был жив... Он проходил все эти уровни, от самого низкого, до самого высокого. Он исследовал всю радугу сознания — семь цветов, полный спектр. И когда через семь дней он пробудился, это был не прежний Заратустра. Явился сверхчеловек, полностью сознающий свое существо. Ни одного темного уголка не осталось в нем больше. Все было светом. И это именно то, что всегда называли самопознанием, просветлением или пробуждением для жизни в высшей реальности.

Придя же в себя, он обнаружил, что лежит в окружении желтых и красных ягод, винограда, румяных яблок, кедровых орехов и благовонных трав, которые принесли ему звери его.

Животные могут стать очень близкими человеку, который полностью осознал свою сущность; не нужно никаких слов. Они заботились о Заратустре. Они приносили ему плоды и травы и ждали его пробуждения.

Видя, что он пробудился, звери его заговорили с ним:

" О, Заратустра, выйди из пещеры своей, мир ждет тебя, словно сад".

Теперь он готов. То, чего он ждал, случилось. Он пришел к наивысшему пробуждению. Время пришло: спускайся к людям, они бредут впотьмах.

" Ветер играет густыми ароматами, стремящимися к тебе, и все ручьи готовы бежать за тобой", — сказали они ему. Эта притча подчеркивает одну важную вещь: только невинность способна понять человека, подобного Заратустре. Не образованные и начитанные люди, не ученые, не те, что потерялись в красивых словах, теориях и философиях, но только те, кто абсолютно тихи.

" Согласись же, о, Заратустра! Для новых песен нужна и новая лира". Ты больше не прежний Заратустра, не тот, который уснул. В эти семь дней ты умер и воскрес; ты абсолютно новый человек. Тебе нужна новая лира для новых песен.

" Пением, шумным весельем и новыми песнями исцеляй душу свою, Заратустра: чтобы мог ты нести бремя великой судьбы своей — судьбы, которая никогда еще не выпадала человеку!

Ибо хорошо знают звери твои, о, Заратустра, кто ты и кем должен стать: ты — учитель Вечного Возвращения, — вот отныне судьба твоя! "

В этой концепции вечного возвращения нужно разобраться. Это один из самых значительных даров Заратустры человечеству. Есть религии, которые верят только в одну жизнь: христианство, иудаизм, мусульманство. Они считают, что жизнь начинается с рождения и кончается со смертью. Конечно, ваша душа не умирает, но у вас не будет другой жизни. Ваша душа предстанет пред Божиим судом.

Три другие религии — индуизм, джайнизм и буддизм — верят в перевоплощение: человек постоянно перерождается. Так же, как Чарльз Дарвин считает, что человек произошел от шимпанзе — или от мартышки — эти три религии многие века верили, что человеческая душа принимает различные формы в зависимости от своих поступков. И человек — высшая форма, которую приобретает сознание, но оно двигалось через других животных.

Может быть, людские различия основаны на том, что люди исходят из разных источников: чья-то душа жила в слоне, чья-то — во льве, кто-то получил сознание, жившее в орле. Естественно, в них сохраняются какие-то характеристики прошлых жизней. И это не одна прошлая жизнь, это тысячи прошлых жизней. Вы переходили из одного животного в другое, более высшее.

И человек — не конец. Однажды вам придется превзойти и человека — так же, как вы превзошли других животных. Идея эволюции не нова; это было господствующее представление на Востоке во все времена, о которых сохранились какие-то сведения. Человек двигался от низших животных форм к высшим. Это называлось теорией перевоплощения.

У Заратустры есть третья концепция: он единственный, кто говорит о теории возвращения. Но его теория по-своему красива, и ее надо понять без всяких предубеждений. Это так же, как меняются времена года: после лета приходят дожди, после сезона дождей приходит зима, зиму сменяет лето — это круг. Заратустра, как и современная наука, говорит: все движется по кругу. Земля движется вокруг Солнца, а Солнце движется вокруг какого-то другого солнца, о котором наука пока только строит предположения. Мы пока не способны добраться до той далекой звезды, вокруг которой движется Солнце. И все звезды движутся по кругу. По-видимому, круг есть природный способ движения.

Заратустра говорит: " Сознание, жизнь, все движется по кругу. Все возвращается вновь и вновь". В первый момент, когда вы понимаете его, это кажется очень странным. Другими словами, он говорит: мы встречались в этой аудитории Чжуан-цзы уже миллионы раз, и я говорил вам все то же самое — и вы смеетесь не в первый раз. И это будет продолжаться вечно: опять и опять, здесь же, в зале Чжуан-цзы. Те же люди встретятся, будут говорить, смеяться, танцевать, и не будет никакой, даже самой небольшой, разницы.

Его идея необычна, но если посмотреть на циклическое движение, которое происходит в существовании повсюду, то окажется, что Заратустра, может быть, и прав, каким бы безумием это ни казалось. Для вечности... цикл может быть огромным, он может повторяться через миллионы лет, но он настаивает, что все возвращается. То, что вы видите сегодня, происходило миллионы раз и снова повторится миллионы раз.

Животные сказали ему: " Заратустра, теперь иди к людям. Это твой удел: учить их философии возвращения. Это то, что открылось тебе в эти семь дней. Это то, что ты узнал в эти семь дней абсолютного безмолвия". Это нельзя опровергнуть, это нельзя доказать. Я не могу сказать, что он прав, и не могу сказать, что он неправ. Это великая идея — вот все, что я могу сказать — оригинальная, самобытная. Никто не говорил этого раньше и никто не отважился хотя бы повторить это снова — потому что люди смеются.

Но таков закон жизни: приходит осень, и листья опадают с деревьев; вместо них вырастают новые листья, и снова приходит осень — и все повторяется вновь. Каждое утро восходит солнце, и каждый вечер оно заходит; каждый день вам хочется есть и пить. Взгляните на свою жизнь, и вы обнаружите, что вы ходите по кругу; каждый день — это круг. Как стрелки часов, стрелки вашей жизни постоянно движутся по кругу. Они топчутся на месте.

Возможно, Заратустра увидел отблеск чего-то такого, о чем еще нельзя сказать с уверенностью, правильно это или нет. Но люди двадцать пять столетий просто игнорировали это, даже не обсуждая. Это безобразно. Можно отвергать эту теорию, можно сказать, что она неверна, можно доказать, что она неверна — это допустимо. Или вы можете доказать, что она правильна, и подтвердить это. Но если вы игнорируете, какова может быть психологическая подоплека?

Я понимаю это так: люди боятся говорить об этом. Человек боится, ибо как знать? — может, так и есть. О таких вещах лучше помалкивать: ведь если это правда, то она может перевернуть все ценности вашей жизни. Вам придется заново все обдумать, потому что вы получите ту же жену, у вас будут те же дети, те же родители — снова, снова и снова. И этому не будет конца. Представляете, если кто-нибудь возьмет и докажет, что эта теория верна — какая же будет скучища! Возможно, люди игнорировали ее от страха.

Никто не приводил никаких аргументов ни за, ни против. Я могу сказать одно: эта идея чрезвычайно оригинальна, и к ней следует отнестись с уважением, ее следует разрабатывать, исследовать. Вполне возможно, что она правильна. Но игнорируя ее, вы ведете себя подобно страусу. Когда вы закрываете глаза, это не означает, что мир исчез.

" Ты должен первым возвестить это учение — и как же не быть великой судьбе твоей, также величайшей опасностью! " Твой удел — возвестить это учение. Но это также и величайшая опасность, потому что никому это не понравится. Они и слушать тебя не захотят. Это будет посягательством на самые основания их жизни. Это вызовет у них панический страх: " Боже мой, я вечно буду женат на этой женщине. Я-то думал, что это всего на одну жизнь! Часть жизни прошла, осталось еще немного — это тоже закончится, — но вечно?!.."

Вы скажете, что можно развестись прямо сейчас, но теория от этого никак не меняется — это просто значит, что вам придется развестись с ней снова. Что бы с вами ни происходило, вам придется миллионы раз, вечно проходить через это. Таково вечно вращающееся колесо жизни.

Итак, животные говорят ему: " Это великая судьба твоя, ибо ты должен первым возвестить это учение. Но помни, что это и величайшая опасность для тебя, потому что никому не понравится эта идея".

Это ужасающе — если вы продумаете всю ночь, лежа в постели, в темноте: " Боже мой, снова и снова та же комната, та же кровать... Миллионы раз я лежал на этой кровати, и еще миллионы раз впереди? " Этому нет конца... во веки веков. Вам будут сниться кошмары. Если это правда, это настоящий кошмар — вечный кошмар, который все время повторяется.

Но мой опыт говорит мне, что Заратустра пользуется этой теорией как средством — великолепным средством, чтобы привести вас в состояние крайней скуки, такой скуки, что вам придется сделать что-нибудь, чтобы спрыгнуть с этого колеса вечного возвращения. Если вы ничего не предпримете, вы будете механически двигаться вместе с колесом.

Вы должны совершить некий сознательный поступок, чтобы обрести свободу — свободу от тисков закона вечного возвращения. И я считаю, что это замечательное средство. Если вы поймете, что так будет всегда, то вам придется прямо сейчас сделать нечто, чтобы выбраться из общей колеи, чтобы стать исключением из правила. Возможно, это и есть скрытое намерение Заратустры.

Может быть, эта теория возвращения и неверна, но ею можно пользоваться как замечательным средством, чтобы люди превосходили собственные пределы. Она может создать необходимую атмосферу для преображения. Я бы согласился с теорией возвращения по той простой причине, что она лишний раз может заставить вас задуматься: ничего не повторяйте в этой жизни; начните меняться сегодня же. Учитесь не повторяться, чтобы однажды вы смогли избавиться от механического возвращения.

Но люди постоянно повторяют одно и то же, порой помимо своего желания. Сколько людей говорили мне, что хотят бросить курить. Я отвечал: " И кто же вам мешает? Во всяком случае, не я. Почему вы спрашиваете меня? Если я захочу начать курить, я не буду никого спрашивать. Если я не начал курить, то не потому, что кто-то мне отсоветовал. Кто вам не дает? Это вы хотите бросить".

Они бывают поражены, ведь они думают, что я им посочувствую. Они говорят: " Мы много раз пытались бросить, но курить так хочется, что мы забываем обо всех решениях. Мы полностью забываем о силе воли, мы даже начинаем доказывать, что курение не так вредно: одна сигаретка, изредка, не может принести большого вреда. Но за одной сигаретой приходит другая".

Взгляните на свою жизнь. Если вы повторяетесь, вы, возможно, склонны к повторению в большем масштабе — это то, что Заратустра называет возвращением. Вы вновь и вновь совершаете одни и те же ошибки. Вы гневаетесь и раскаиваетесь, но ваше раскаяние ничуть не мешает вам, потому что это шаблон. Сначала вы гневаетесь, потом каетесь, потом снова гневаетесь, снова каетесь... В действительности, ваше раскаяние нужно только для того, чтобы стереть чувство вины за гнев — и теперь вы опять готовы разозлиться, чувство вины прошло.

Однажды случилось следующее. Какой-то человек спросил Рамакришну:

— Я иду в Варанаси...

Каждые двенадцать лет люди собираются у Ганга, чтобы совершить священное омовение: индуисты верят, что, какие бы вы ни совершили грехи за двенадцать лет, все они смываются — стоит только разок погрузиться в Ганг. Это очень холодное время года; вода ледяная, она течет прямо с гималайских льдов, так что одного погружения достаточно, чтобы вас заморозить, и люди оттуда так и выскакивают. Но теперь они целых двенадцать лет свободно могут делать все то же самое. Через двенадцать лет они придут сюда снова.

Этот человек собирался совершить священное омовение, и он был горячим поклонником Рамакришны, поэтому и пришел просто коснуться его ног и получить благословение. Рамакришна сказал:

— Куда вы идете?

— Я хочу совершить священное омовение, — ответил он. Рамакришна сказал:

— Ну что ж, прекрасно. Вы можете разок погрузиться и за меня, ведь я не иду: вода слишком холодная. К тому же я не совершил никакого греха, так что зачем напрасно мутить Ганг, там и так столько людей. И еще я боюсь: на мне нет никаких грехов, а ведь так много людей сбрасывают в Ганг свои грехи... входить в Ганг опасно — ко мне могут прилипнуть чьи-нибудь грехи. Так что можете нырнуть разок и за меня.

Этот человек спросил:

— Вы что, шутите? Рамакришна сказал:

— По правде говоря... но я вам не запрещаю. Вы видели огромные деревья, которые стоят на берегу Ганга?

— Да, — ответил тот, — поскольку двенадцать лет назад я совершал священное омовение, я видел эти действительно огромные, высоченные деревья.

Рамакришна сказал:

— А знаете ли вы, для чего они там стоят? Он ответил:

— Неужели я похож на человека, который знает, зачем они там стоят? У вас какое-то странное настроение сегодня. Рамакришна сказал:

— Я открою вам их цель. Вы совершаете священное омовение, но грехи боятся не Ганга, они боятся холодной воды. Поэтому они выскакивают, садятся на деревья и поджидают вас. Сколько вы можете просидеть в Ганге?

— Просидеть? — воскликнул он. — Я не могу находиться там больше двух минут: вода слишком холодная. Рамакришна сказал:

— Ну вот, и когда вы выходите, они прыгают на вас. И помните, иногда бывает, что какие-нибудь чужие грехи тоже прыгают на вас — они видят: вы такой хороший парень... просто для разнообразия! Они достаточно мучили кого-то, теперь хотят помучить вас. Так что будьте очень внимательны: проходя под этими деревьями, будьте осторожны!

— Как я могу быть осторожным? — закричал он. — Я ведь ничего не вижу. Я не вижу грехов. Рамакришна сказал:

— Дело ваше. То, что вы делаете, очень опасно. Если вы поняли меня, подумайте над этим. Спешить некуда, вы можете отправиться завтра. Ганг никуда не денется, и эти деревья тоже будут стоять на своем месте.

Этот человек не спал всю ночь. Он думал снова и снова, и эта идея показалась ему важной — хотя это было просто средство; в ней не было ни капли правды.

Но в идее, что омовение в Ганге смывает все ваши грехи, тоже нет ни капли правды. Если бы это было так дешево, вы могли бы двенадцать лет делать все что хотите, а по прошествии двенадцати лет всего на денек сходить к Гангу и все это смыть.

А в наши дни не нужно даже ходить к Гангу. Водопроводные трубы доставляют воду из Ганга в любой конец страны. Так что просто примите душ в своей ванной. И зачем ждать двенадцать лет? Вы можете каждый день освежаться, чтобы совершать новые грехи.

Средства могут быть полезными. Средства не бывают правильными или неправильными; если они полезны, они правильны. И я говорю: теория вечного возвращения может принести огромную пользу множеству людей; поэтому она правильна.

" Вот мы знаем, чему учишь ты: что все вещи вечно возвращаются, а с ними и мы сами, что мы существовали уже несчетное число раз, а с нами — все вещи.

Ты учишь, что есть Великий Год становления, необычайный, величайший год-исполин; подобно песочным часам, должен он обращаться снова и снова, чтобы заново наполняться и снова течь".

Вы, наверное, видели древнее приспособление для измерения времени. Это стакан, сделанный в форме барабана и наполненный песком. Песок медленно-медленно высыпается. Щелка очень узкая. За час верхний стакан становится пустым; нижний стакан полон. И приспособление устроено так, что, когда верхний стакан пуст, совершенно пуст, нижний стакан поднимается, а верхний опускается. И вновь — тот же песок, тот же стакан, то же возвращение.

Животные говорят: "...подобно песочным часам, должен он обращаться снова и снова, чтобы заново наполняться и снова течь:

— и все эти годы равны самим себе, как в самом великом, так и в самом малом; и сами мы в каждый Великий Год тождественны себе, как в самом великом, так и в самом малом.

И если бы захотел ты теперь умереть, о, Заратустра, то знаем мы и то, что стал бы ты тогда говорить себе. Но звери твои просят, чтобы ты пока еще не умирал!

Без трепета, глубоко вздыхая от блаженства, стал бы говорить ты: ибо бремя величайшей тяжести было бы снято с тебя, о, терпеливейший!

" Вот я умираю и исчезаю, — таковы были бы слова твои, - и во мгновение ока обращусь в ничто. Души так же смертны, как и тела.

Но связь причин, в которую вплетен я, вновь возвратится и вновь создаст меня! И сам я — одна из причин Вечного Возвращения.

Я возвращаюсь — вместе с этим солнцем, с этой землей, в этими орлом и змеей — не для какой-то новой, или лучшей, или похожей жизни:

— я вечно возвращаюсь к этой же самой жизни как в самом великом, так и в самом малом, чтобы снова учить о Вечном Возвращении всех вещей,

— чтобы вновь сказать слово мое о Великом Полудне земли и человека, чтобы снова возвестить людям о Сверхчеловеке.

Я сказал слово свое и гибну во имя его: так хочет вечный жребий мой — я погибаю как провозвестник!

Настал час, когда гибнущий и идущий к закату своему благословляет сам себя. Так кончается закат Заратустры".

Сказав слова эти, звери умолкли и ждали ответа Заратустры: но он не заметил, что прекратились их речи. Подобно спящему, тихо лежал он с закрытыми глазами, хотя и не спал, — ибо беседовал он с душой своей. И тогда змея и орел, видя, что осенило его молчание, почтили великую тишину, окружавшую его, и осторожно удалились.

То, что он слушает животных, символично. Это означает, что сама вселенская жизнь, анима, как бы говорит Заратустре: " Такова твоя участь — идти к людям и возвестить им учение о вечном возвращении. Но помни, твоя участь еще и очень опасна". Слушая животных, Заратустра закрыл глаза, и казалось, что он заснул. Но он не спал. Он был в глубокой медитации, советуясь с собственной душой. О чем же он советовался со своей душой?

" Пришел ли мой час вступить на этот опасный путь и пойти к людям, которые — я прекрасно знаю это — глухи, слепы, не хотят видеть никакую истину, и не хотят слушать ни о какой истине? Пришло ли мое время? Настал ли мой час? Наступил ли Великий Полдень, которого я ждал? Если мой час настал, я приму вызов и пойду к людям — пусть они смеются или распинают меня, но я выпущу на волю весть, дарованную мне самим существованием.

Похоже, эти животные, которые никогда не говорили, которые не умеют говорить, стали голосом существования, и то, что они говорят, абсолютно верно. Это мое открытие. В эти семь дней я неожиданно открыл вечное возвращение. Но вот вопрос: настало ли время? — ибо я не хочу идти к человечеству преждевременно. Я хочу добраться точно вовремя - тогда, когда хотя бы несколько человек будут готовы услышать и понять меня".

Вот о чем он совещался со своей душой. А заканчивается притча описанием прекрасного и изящного поведения его животных. Змея и орел, видя его безмолвие,...почтили великую тишину, окружавшую его, и осторожно удалились. Даже человек не так предупредителен, не так уважителен к тишине Мастера, к безмолвию медитирующего.

Мне вспомнился один пример из нашего столетия. Рамана Махарши, который жил в южной Индии, на горе Арунахал, был одним из величайших просветленных. Он был не очень-то многословен; он также был не очень-то образован. Ему было всего семнадцать лет, когда он ушел в горы в поисках себя. Он был очень тихим человеком, и люди приходили для того, чтобы вкусить его тишины.

Все приходившие наблюдали одно поистине чудесное явление: всякий раз, когда он садился на веранду храма в ожидании людей, которые хотели посидеть с ним в безмолвии, туда приходила и корова — без малейшего опоздания, точно вовремя. Она садилась там, а люди не могли в это поверить: " Что это за корова такая? " А когда Рамана Махарши возвращался в свою комнату и все расходились, эта корова подходила к окну и заглядывала внутрь, чтобы попрощаться - каждый день. После этого она уходила. А назавтра приходила снова.

Так продолжалось четыре года. Но однажды она не пришла, и Рамана Махарши сказал:

— Она, наверное, или очень больна, или умерла. Я должен поискать ее.

Люди стали возражать:

— Человеку вашего уровня не пристало искать какую-то корову.

Но Рамана Махарши не послушал людей и пошел искать. Люди пошли за ним, и корову нашли. Она упала в канаву.

Она была уже старая. Она шла, она была в пути, но поскользнулась и упала в канаву.

Но она была еще жива, и когда Рамана Махарши подошел к ней и сел рядом, на глазах коровы появились слезы. Она положила голову на колени Рамана Махарши и умерла.

Рамана Махарши сказал своим людям:

— Здесь должен стоять большой храм в память о ней, потому что она умерла просветленной — она больше не родится даже как человек.

И даже сегодня этот храм со статуей коровы внутри находится там.

Наверное, мы не очень старались найти общий язык с животными, деревьями, горами, реками. Конечно, мы не можем говорить на их языке; нужно искать какие-то другие пути. Но многим людям удавалось в безмолвии испытать гармонию с деревьями, животными, птицами.

Так что это не только притча, это также указание на будущую возможность. Человек просто должен исследовать... есть так много всего, что можно исследовать! Но мы заняты тривиальным. Нас не заботят реальные и великие ценности жизни. Нас не интересует даже сама жизнь с ее разнообразнейшими формами. Все это — разные формы той же самой жизни, к которой принадлежим и мы — это то же вещество. Должен быть какой-то способ общения.

Заратустра безмолвствовал, беседуя с собой и принимая решение — спуститься с гор, уйти от животных и их невинности к людям, полным самодовольства и хитрости и думающим, что они знают, хотя они не знают ничего.

В этом отрывке не говорится, к какому заключению он пришел, общаясь с самим собой, но следующий фрагмент посвящен его спуску с гор к человечеству. Так что, должно быть, он услышал мягкий, негромкий голос своей души, который сказал ему: " Не медли. Это трудный удел, и к тому же опасный, но ты должен идти, ибо должен поделиться тем, что ты познал, увидел и испытал".

Вечное возвращение может обернуться великим благословением, если люди поймут его и начнут менять свою жизнь от механистичности к большей сознательности, к бдительному осознанию. Это возможно, ибо это произошло со многими. Это может случиться с каждым. Вопрос только в том, чтобы набраться мужества и принять вызов.

В другом месте Заратустра говорит: " Пока вы не наберетесь смелости, чтобы превзойти самих себя и трансцендировать свою механистичность, свое роботоподобное поведение, сверхчеловек, — который есть ваше исполнение — не может родиться".

...Так говорил Заратустра.