Коллаборационизм народов Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны: причины, формы, итоги

Е.Ф. Кринко

Одной из наиболее острых и широко обсуждаемых в последние годы проблем истории Великой Отечественной войны является сотрудничество советских граждан с противником, получившее массовое распространение на всех захваченных вермахтом территориях. Не стал исключением в данном отношении и Северный Кавказ. Причины коллаборационизма здесь, как и в других регионах СССР, носили разнообразный характер, различались и мотивы, толкнувшие людей на путь сотрудничества с оккупантами. Среди них были и честолюбие, и стремление к обогащению, и страх за свою жизнь. К тому же накануне войны на Северном Кавказе насчитывалось немало людей, несогласных с действиями советского руководства или пострадавших от них. Причины этого недовольства, нередко принимавшего форму открытого антисоветского движения, создали революция и Гражданская война, коллективизация и раскулачивание, национальная и религиозная политика, массовые репрессии и депортации.

Ситуация на Северном Кавказе продолжала оставаться напряженной и в годы войны, сопровождавшейся мобилизацией на фронт и ухудшением материального положения жителей, ужесточением режима. Продвижение немецких войск к Кавказу вызывало новые аресты и депортации. В результате немало жителей региона – выходцев из зажиточных слоев, воевавших в годы Гражданской войны против большевиков, участников антисоветских движений, раскулаченных и членов их семей – оказалось в рядах коллаборационистов. Многие рассчитывали на изменение существовавших порядков при помощи немцев и сознательно пошли на сотрудничество с оккупантами.

В частности, из представителей именно такой социальной среды в большинстве своем был сформирован Карачаевский национальный комитет во главе со старшиной Карачая К. Байрамуковым и Черкесская управа во главе с А. Якубовским. Став на путь открытой борьбы против советской власти, они ушли вместе с немцами при их отступлении с Северного Кавказа. Член Карачаевского национального комитета М. Лайпанов позже служил заместителем начальника Бешуйской разведывательной школы в Крыму. Заместитель руководителя Черкесской управы М. Дышеков создал в Мелитополе карательный отряд, действовавший против белорусских и итальянских партизан [1].

В первые же дни немецкой оккупации в Нальчике «с целью наладить нормальную жизнь, с разрешения германского командования» было создано «правительство», представлявшее интересы «кабардино-балкарского народа». В своем воззвании к кабардинцам и балкарцам оно обещало роспуск колхозов, возвращение скота владельцам, а земли – крестьянам. «Правительство» состояло из 7 чел. во главе со знатным дворянином С.Т. Шадовым, работавшим в 1920-е гг. следователем областной прокуратуры, а перед оккупацией республики – адвокатом. В него также входили дворяне Д.З. Тавкешев и Б.М. Шаков (до оккупации работал начальником планового отдела «Заготзерно»), выходцы из кулацких семей К.С. Бештоков, участник Баксанского восстания, дезертировавший из РККА, добровольно перешедший на сторону противника и окончивший разведшколу в Берлине, А.Х. Пшуков, в 1937 г. осужденный за контрреволюционную деятельность на 10 лет лишения свободы [2]. В ходе освобождения территории Северного Кавказа все они ушли с противником.

Служба в административных учреждениях и полиции представлялась также хорошей возможностью для обогащения, удовлетворения личных и профессиональных амбиций, карьерных побуждений, сведения счетов и т.д. Она обещала покровительство и защиту оккупационных властей. Именно эти причины в значительной степени объясняют приток добровольцев на различные административные должности. Многие хозяйственные руководители и служащие советского аппарата продолжали работать на тех же должностях или выполнять близкие своим прежним служебные обязанности, преподаватели немецкого языка нередко служили переводчиками в комендатуре.

При анализе мотивов коллаборационизма следует также учитывать растерянность и страх, охватившие часть населения в результате неожиданной оккупации региона. Оказавшись в критической ситуации, многие жители, в том числе и коммунисты, увидели в коллаборационизме реальный шанс для спасения себя и своей семьи от физической расправы, голода и лишений. В Шовгеновском районе Адыгейской автономной области из 185 членов и кандидатов партии на оккупированной территории осталось 97 чел., 49 впоследствии исключили «за активную работу на оккупантов, измену Родине и предательство». Дезертировали из партизанского отряда и добровольцами вступили в немецкую армию коммунисты уполномоченный уголовного розыска А.А. Хакунов и районный прокурор Шовгеновского района ААО А.Я. Хуштоков [3]. Несмотря на предоставленный для эвакуации транспорт, самовольно остался в ауле Старый Бжегокай ААО редактор Тахтамукайской районной газеты «За сталинский урожай» Г.А. Барчо, член ВКП(б) с 1927 г. При допросе признался в работе в редакции и членстве в партии, а затем, по заданию оккупантов, исполнял обязанности эфенди в мечети [4].

Не сумели или не захотели эвакуироваться многие коммунисты и в других автономиях. В Карачаевской автономной области на оккупированной территории осталось 93, 5 % членов Усть-Джегутинской, 69, 6 % Малокарачаевской, 95 % Учкуланской, 86, 2 % Зеленчукской, 69, 8 % Микояновской районных партийных организаций [5]. Всего 565 чел., из них после освобождения 97 чел. были исключены, на 49 чел. наложено взыскание [6].

В Урванской и Лескенской районных партийных организаций Кабардино-Балкарской АССР на оккупированной территории осталось до 90 % коммунистов вместе с секретарями райкомов ВКП(б). Впоследствии из 2209 коммунистов Кабардино-Балкарии, оставшихся на оккупированной территории, 1005 чел. исключили из партии., а 72 чел. ушли добровольно с немцами, включая 14 секретарей первичных партийных организаций и 12 председателей сельсоветов. Среди них – уполномоченный Урванского районного отдела НКВД Хупсарганов, уполномоченный Наркомата заготовок Зольского района Вороков, начальник Чегемского районного земельного отдела Жантуев и другие работники советских учреждений [7].

В Ирафском районе Северо-Осетинской АССР на захваченной противником территории находилось свыше 50 % членов партийной организации, а всего в республике в оккупации осталось 485 коммунистов. 22 чел. ушли добровольно с немцами, 48 чел. с семьями были угнаны насильственно, 19 чел. сдали свои партийные документы оккупантам, а 318 коммунистов уничтожили или утратили их [8]. В Алагирском районе СО АССР заведующий городским коммунальным хозяйством Кайтуков отказался идти в партизаны, работал полицейским и ушел с немцами, в Кировском районе полицейскими служили коммунисты Дзодзаев и Ханикеев, в Дигорском – старостами и полицейскими – Годзаев, Аркаев, Абаев, Токаев [9].

В итоге среди коллаборационистов оказались представители самых различных социальных слоев – от прежних руководителей партийных, советских, хозяйственных органов и рядовых коммунистов до политических противников советской власти, а также уголовных преступников, осужденных за убийства, взяточничество, хищения. Идейные побуждения и страх перед оккупантами – с одной стороны, угроза физической расправы со стороны партизан и растущее недовольство оккупационной политикой – с другой – оказывали влияние на отношение коллаборационистов к выполнению своих служебных обязанностей. Часть из них «верой и правдой» служила новым властям, осуществляя репрессии против мирных жителей. Начальником полиции Кабардино-Балкарии стал бывший заместитель начальника конторы связи Зольского района Титов, не успевший или не пожелавший эвакуироваться. Он лично участвовал в допросах и расстрелах партизан – председателя колхоза им. Розы Люксембург Ц. Кудаева и других коммунистов Зольского района, которых хорошо знал. Порой действия старост и полицейских отличались даже большей жестокостью и насилием в отношении населения, чем поведение солдат оккупационных войск, Однако значительная часть коллаборационистов оказалась ненадежным союзником оккупантов. Были среди тех, кто пошел на сотрудничество с оккупантами, и граждане, выполнявшие задания подпольных органов.

С самого начала войны германское руководство привлекало к воинской службе жителей захваченных и зависимых стран, однако Гитлер крайне отрицательно относился к идее создания вооруженных формирований из советских граждан. Тем не менее, многие командиры вермахта с первых месяцев войны использовали советских военнопленных и местных жителей, без учета национальности, в качестве проводников, шоферов, возниц, подсобных рабочих на кухнях и в мастерских. Их называли «Hilfswillige» – «добровольная помощь» (сокращенно «хиви»). Уже к концу 1942 г. их количество составляло 200 тыс. чел., а весной 1943 г. – 500 тыс. чел. В конце войны, в феврале 1945 г. численность «хиви» составляла 600 тыс. чел. в сухопутных войсках, от 50 до 60 тыс. чел. в военно-воздушных силах, 15 тыс. чел. – в военно-морском флоте Германии.

Из советских граждан было сформировано и несколько специальных подразделений, выполнявших особые задания германских спецслужб, в рядах которых служили представители различных народов Северного Кавказа. Так, по инициативе руководителя Абвера адми­рала В. Канариса в октябре 1941 г. в 5 км от г. Нойхаммера был сформирован батальон специального назначения «Бергман» («Горец») под командованием Т. Оберлендера. Он насчитывал 1, 5 тыс. чел., разделенных на пять рот. Уроженцы Север­ного Кавказа составили 2-ю роту, в остальных служили армяне, азербайджанцы и грузины. Военнослужащие носили немецкую форму, отличительным знаком являлась эмблема в виде кав­казского кинжала на отворотах горных кепи или на петлицах. В конце августа 1942 г. батальон был переброшен в Россию, 10 сентября прибыл в Моздок. 2-я рота была придана 13-й танковой дивизии, действовавшей в районе Майкопа. Подразделения «Горца» забрасывали в советский тыл разведывательно-диверсионные группы для сбора сведений, разрушения коммуникаций и организации паники, вели радио­передачи с призывом переходить к немцам.

Начальник штаба группы армий «А» генерал-лейтенант Г. Грейфенберг в своем докладе, отмечая заслуги ряда восточных на­циональных подразделений и батальона «Бергман», сообщал, что они действовали самостоя­тельно в лесистой местности, успешно вели боевые действия против партизан. Осенью 1942 г. штаб батальона разместился в Пятигор­ске, затем в Нальчике при штабе 1-й танковой армии гене­рала Клейста. В сентябре 1942 г. в Нальчике была создана запасная рота, впоследствии развер­нутая в батальон, укомплектованный военнопленными из Моздокского и других лагерей на Северном Кавказе. В Кабардино-Балкарии при батальоне был сформирован кавалерийский дивизион из трех эскадронов – кабардинского, балкарского и русского (по 200 чел. в каждом), под командованием К. Бештокова. Осенью и зимой 1942–1943 гг. батальон проводил антипартизанские операции в районе Моздока, Нальчика и Минеральных Вод.

При отступлении вермахта с Северного Кавказа «Бергман» перебрался в Крым, здесь его развернули в полк и переименовали в «Альпинист». В начале апреля 1944 г. полк был переброшен в Румы­нию, а затем в Грецию, где использовался для охраны шоссейных и железных дорог и борьбы с партизана­ми, затем в Албанию и Македонию, принимал участие в боях против советс­ких и болгарских войск, после чего оказался переведен в Сербию. В феврале 1945 г. находился в Хорватии, сначала в районе Сараево, а в марте выбыл в район Аграма [10].

Подъем народного сопротивления на оккупированных территориях, огромные потери немецких войск на Востоке вынудили германское командование пойти на создание и других вооруженных формирований из советских военнопленных и жителей захваченных областей. Первоначально предполагалось, что они заменят немецкие войска, нехватка которых все более сказывалась на фронте, в выполнении некоторых функций в тылу. Так появились охранные батальоны, эскадроны и полки, специальные отряды для борьбы с партизанами, службы обеспечения порядка, отряды вспомогательной полиции. С января 1942 г. в Польском генерал-губернаторстве началось формирование военных частей на национальной основе из советских военнопленных и жителей оккупированных областей, в первую очередь, тюркских и кавказских, предназначенных непосредственно для боевых действий на фронте против Красной армии – восточных легионов. Кавказско-магометанский легион первоначально объединял уроженцев Азербайджана и Северного Кавказа (дагестанцев, балкарцев, карачаевцев, ингушей и чеченцев). Грузинский легион также включал в свой состав адыгейцев, абхазов, балкарцев, кабардинцев, карачаевцев, осетин, черкесов.

В августе 1942 г. горцев Северного Кавказа вывели из состава Кавказско-магоме­танского и Грузинского легиона и включили в созданный в городе Весоле Северокавказский легион во главе с майором Риделем. В основе его структуры, как и всех «восточных войск», лежал пехотный батальон. Он обычно состоял из 3–4 стрелковых рот, по 100–200 чел. в каждой, и штабной роты, включавшей взводы управления, минометный, противотанковый и артиллерийский. Младший командный состав, до командира роты включительно, подбирался из командиров РККА и эмигрантов, выше должности обычно занимали немецкие офицеры.

Отличительным знаком военнослужащих северокавказс­ких батальонов служила нарукавная нашивка-щиток, разделенная по горизонтали на две части – зеленого и крас­ного цвета, в верхней части щитка имелась надпись «Nordkaukasien» и изображение полумесяца. Другая ее разновидность имела аналогичную формы с изображени­ем на синем фоне трех желтых лошадиных голов, составля­ющих вместе своеобразную свастику.

К созданию коллаборационистских формирований активно привлекались представители эмиграции. Еще в 1941 г. в Берлине было создано «кавказское правительство» во главе с грузином М. Кедия, включавшее представителей различных национальных секций. Северокавказскую представляли внук имама Шамиля С. Шамиль и бывший министр иностранных дел Горской республики Г. Баммат. В 1942 г. в Берлине был создан Северокавказский национальный комитет, который возглавил бывший руководитель Аварского округа А.‑ Н. Магомаев. В него вошли осетины А. Кантемиров и Б. Байтуган, адыгейский князь, активный участник Белого движения в годы Гражданской войны, генерал-майор Султан-Клыч Гирей, чеченец Д. Тукаев, ингуш Албагачиев, дагестанец Н. Муратханов и другие эмигранты. Комитет издавал журнал «Северный Кавказ» и газету «Газават», которую редактировал чеченец А. Авторханов, партийный работник, репрессированный в 1937 г. и перешедший к немцам в 1942 г. [11]. Адыгейский полковник К.К. Улагай возглавил Мусульманский комитет по освобождению Кавказа. В Кабардино-Балкарию прибыли князья Шелеметов и Тевкешев [12], в Адыгею – Султан Клыч-Гирей, офицеры Кабехов и Маздов, вынуждавшие жен советских ответственных работников к розыскам и добровольной сдаче в плен их мужей [13]. Вербовка в Северокавказский легион на территории региона продолжалась и в ноябре-декабре 1942 г., когда инициатива стала переходить уже к советским войскам [14].

Несмотря на предпринимавшиеся мероприятия, оккупационные власти не сумели полностью решить проблему личного состава «восточных» войск за счет местных жителей. Наибольшую часть в коллаборационистских вооруженных формированиях составили военнопленные. Для отбора военнопленных по национальной принадлежности при организационном штабе «К» был создан специальный орган «Динстштелле Ц», занимавшийся формированием комиссий по фильтрации лагерей военнопленных, проверке отобранных красноармейцев с точки зрения их благонадежности [15]. Руководство отдельными комиссиями возлагалось на эмигрантов, вместе с которыми лагеря военнопленных посещали турецкие дипломаты, убеждавшие представителей народов Кавказа и других мусульман вступать в ряды вооруженных формирований, сражавшихся на стороне вермахта [16].

Серьезное значение в пропаганде отводилось сообщениям о победах вермахта, фальсифицированным данным о захвате Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Сочи, Тбилиси и других советских городов. Военнопленным зачитывали приказ № 270 Ставки Верховного Главнокомандования, объявлявший их изменниками Родины, сообщали, что в рейхе уже существуют национальные правительства будущих свободных республик [17]. Но главную роль в том, что советские военнопленные пошли на сотрудничество с оккупантами, сыграло их тяжелое положение. По сведениям немецкого командования, к началу апреля 1942 г. от голода и тифа погибло 47 % всех советских военнопленных в Германии.

Все советские граждане (добровольцы, мобилизованные, военнопленные) включались в состав «восточных войск». Позже все они были переименованы в «добровольческие». Условия их формирования и порядок несения службы регулировало специальное «Положение о местных вспомогательных силах на Востоке», утвержденное ОКХ 16 августа 1942 г. Личный состав «восточных войск» получал, в среднем, 240 руб. в месяц, командиры – 465 руб. [18]. Военная подготовка продолжалась до 4 месяцев и завершалась коллективным принятием присяги и вручением национального флага. Первоначально легионерам не выдавалось единообразного обмундирования, позже присвоили форму пехотных частей вермахта без нагрудного знака – орла со свастикой. Погоны и петлицы были красного цвета, командный состав носил серебряные нашивки [19].

К концу 1942 г. на Восточный фронт была отправлены три северокавказских батальона – 800-й под командованием обер-лейтенанта Ф. Курпанека (900 черкесов, адыгейцев, карачаевцев и кабардинцев, 40 немцев) [20], 801-й – капитана Эверлинга, затем капитана Буркхардта (920 дагестанцев, 27 немцев) и 802-й (900 осетин, 37 немцев). 800-й батальон был придан 125-й пехотной дивизии вермахта и действовал в районе Туапсе. Восточнее, в районах Нальчика и Моздока дислоцировались 801-й и 802-й батальоны, приданные 370-й пехотной дивизии.

В начале января 1943 г. северокавказские батальоны были выведены в тыл для отдыха и пополнения вместе с отступавшими с Северного Кавказа частями вермахта. 801-й северокавказский батальон, насчитывавший к этому времени 400 чел., оказался в Крыму, нес охрану полуострова. В на­чале 1943 г. из Весолы на фронт отправился 803-й батальон, во второй половине 1943 г. – еще три – 835, 836-й и 837‑ й. Всего на территории Польши было сформировано семь се­верокавказских батальонов [21].

В связи с увеличением притока военнопленных – урожен­цев Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии – немец­кое руководство приняло решение о создании цент­ра формирований восточных легионов на Украине на базе 162-й пехотной дивизии. Штаб Северокавказского легиона был создан в Миргороде Полтавской облас­ти, его командиром стал капитан Ольбрих, затем подполковник Ристов. К маю 1943 г. на Украине были сформированы 842-й и 843-й усиленные северокав­казские полубатальоны, впослед­ствии действовавшие в Хорватии и Греции, а также 7 строительных и 2 запасных батальона [22]. В составе 17-й авиаполевой дивизии Люфтваффе находил­ся 835-й северокавказский батальон.

Несмотря на многочисленные декларации об обращении с «добровольцами» как с равными союзниками, их оснащение и снабжение оказалось хуже, чем немецких войск. Части «восточных войск» перешли на самообеспечение, стали обирать местное население. Сами немцы обычно невысоко оценивали боевые качества «добровольческих» частей и редко им доверяли. Подразделения легионов придавались немецким частям, в каждую роту добавлялось до 30 немецких автоматчиков. Легионерам не указывали передний край советских войск и не объявляли боевую задачу. Взаимоотношения немецких солдат и «добровольцев» характеризуют слова пленного ефрейтора И.-М. Швейгера: «Общее мнение солдат таково, что все эти иноземные части в первый же удобный момент изменят и начнут стрелять в спину немецким солдатам» [23].

Действительно, прибыв на фронт, «добровольцы» часто переходили на сторону советских войск или партизан. Так, в сентябре 1943 г. из Северокавказского легиона бежали в партизанские отряды Брестской области карачаевцы С.Л. Коркмазов, Э.К. и Х.Д. Бостановы, Д.М. Крымшаухалов [24]. Поэтому в 1943 г. немецкое командование приняло решение перевести наиболее надежные части в Западную Европу и на Балканы, а ненадежные – переформировать в запасные батальоны.

В 1944 г. 800-й, 803-й и 835-й батальоны охраняли Атлантический Вал. Во время наступления союзников 800-й батальон был блокирован в одном из укрепрайонов и сдался американс­ким частям. Остатки разбитых северокавказских батальонов зимой 1944 г. были сведены в 12-е кавказское истребительно-противотанковое подразделение, позже принимавшее участие в боях на Одере и в обороне Берлина. 836-й северокавказский ба­тальон вошел в состав 1607-го гренадерского полка 599-й русской бригады, находившейся в Дании [25].

Летом 1944 г. в Белоруссии на базе 70-го и 71-го поли­цейских батальонов началось формирование Северокавказ­ского и Кавказского полков СС. В конце войны в Северной Италии в состав Кавказского соединения войск СС в каче­стве полка вошла Северокавказская боевая группа под командованием крупного военачальника Белого движения, генерал-лейтенанта С.Г. Улагая, которому было присвоено звание штандартенфюрера СС. В нее входили штаб, 3 кавалерийских дивизиона по 4 эскадрона в каждом и 2 отдельных кавалерийских эскадрона. К этому времени в Италии помимо боевых частей из уро­женцев Северного Кавказа находилось примерно 7 тыс. беженцев во главе с Султаном Клыч-Гиреем. Всех мужчин, способных держать в руках оружие, свели в два полка, роты которого были сформированы по национальному признаку. Эта вооруженная сила охраняла большой беженский обоз и являлась резервом для укомплектования Кавказского соединения СС. Впоследствии всех беженцев вместе с казаками Казачьего стана союзники передали в СССР. Султан Клыч-Гирей был приговорен к высшей мере наказа­ния. Всего в годы Великой Отечественной войны на стороне Германии воевало 28 тыс. представителей народов Северного Кавказа [26].

В целом, для возникновения коллаборационизма на оккупированной территории Северного Кавказа существовали определенные объективные условия. Однако для его дальнейшего развития отсутствовала позитивная программа, так как все идеи строительства «нового порядка» на независимой национальной основе отвергались германским руководством. Поэтому попытки создания прочной социальной опоры режиму не имели перспектив, а поражения вермахта на фронте заставляли задуматься даже активных противников советской власти о целесообразности дальнейшего сотрудничества с оккупантами.

Примечания:

1. Койчуев А.Д. Карачаевская автономная область в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Ростов н/Д, 1998. С. 112.

2. Ибрагимбейли Х.-М. Крах гитлеровского оккупационного режима на Кавказе // Народный подвиг в битве за Кавказ. М., 1981. С. 271–272.

3. Хранилище документации новейшей истории Государственного учреждения «Национальный архив Республики Адыгея». Ф. 1. Оп. 3. Д. 3. Л. 38, 38об.

4. Там же. Л. 55об.

5. Российский государственный архив социально-политической истории. (далее – РГАСПИ). Ф. 69. Оп. 1. Д. 189. Л. 2об.

6. Там же. Ф. 17. Оп. 88. Д. 189. Л. 3.

7. Там же. Ф. 17. Оп. 88. Д. 180. Л. 6–6об.

8. Там же. Д. 221. Л. 125–126.

9. Там же. Л. 97.

10. См. подробнее: Кринко Е.Ф. Грузинские части Вермахта и германских спецслужб в годы Великой Отечественной войны // История и историки в контексте времени. Сочи, 2010. Вып. 7. С. 101–124.

11. Казаков А.В. К истории северо-кавказской политической эмиграции // Архивы и общество. Нальчик, 2007. № 2. С. 106–108.

12. Аликберов З.М. Защитники Кавказа (По материалам Азербайджана и республик Северного Кавказа). Баку, 1975. С. 64.

13. РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 2. Л. 48.

14. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (далее – ЦДНИКК). Ф. 4372. Оп. 1. Д. 3. Л. 12об.

15. Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-7445. Оп. 2. Д. 99. Л. 226.

16. Ибрагимбейли Х.М. Указ. соч. С. 204–205.

17. Крикунов В.П. Под угрозой расстрела или по доброй воле. О формировании в годы войны немецко-фашистским командованием национальных частей из числа военнопленных РККА и изменников Родины // Военно-исторический журнал. 1994. № 6. С. 43–44.

18. РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 743. Л. 2–3.

19. ЦДНИКК. Ф. 4372. Оп. 1. Д. 3. Л. 17–19.

20. Там же. Л. 12об.

21. Романько О.Советский легион Гитлера. Граждане СССР в рядах вермахта и СС. М., 2006. С. 367–369.

22. Там же. С. 364–365.

23. Кавказ. 1942–1943 годы: героизм и предательство // Военно-исторический журнал. 1991. № 8. С. 36.

24. Койчуев А.Д. Указ. соч. С. 112–113, 240–243.

25. Чуев С. Проклятые солдаты. М., 2004. С. 542.

26. Трахо Р.Г. Черкесы. Мюнхен, 1956. С. 123.