Воспитание 3 страница

Рабочая власть – по словам Троцкого – " объяснила гражданам, что они имеют право рождаться, вступать в брак и умирать, не пользуясь магическими жестами и песнопениями людей в сутанах или других священных одеждах".95 Но сам Троцкий отлично понимал, что недостаточно " дать право" обходиться без религии: необходимо либо заставить, либо убедить перестать верить. Кампания по убеждению включала создание " атеистического эрзаца" религии. Ленин верил, что театр сможет заменить религию. Троцкий предлагал конкретные меры по использованию театра в антирелигиозной пропаганде. В книге о " новом быте" он с гордостью сообщает, что " рабочее государство имеет свои праздники, свои парады, свои символические спектакли, свою театральность".96

Первым шагом на пути к созданию " коммунистической обрядности" было использование религиозных обрядов: организуются " красные" крестины, " красные" свадьбы, " красные" пасхи и т. д. Широко пропагандируется замена имен на новые, которая должна была сигнализировать новое рождение в новом мире. В ЗАГСах вывешиваются рекомендательные списки имен для новорожденных, не имеющие ничего общего с религиозным календарем. В городе Иваново, например, рекомендовалось назвать новорожденную дочку: Атлантидой, Индустрией, Изидой, Травиатой, новорожденного мальчика: Изумрудом, Гением, Сингапуром.97 Троцкий одобрительно говорит о популярности таких имен, как Октябрина, Нинель (Ленин наоборот), РЭМ (Революция, Энергия, Мир).98

Разрушение " старой" семьи, " старого" быта, который ассоциировался прежде всего с " религиозной отрыжкой" во всех ее видах, шло под лозунгом " новой морали". Молодой пролетарий, ставший студентом, размышляет: " Под гневный, инстинктивно найденный массами закон – в вузе подвели фундамент: " нравственно все, что служит мировой революции, а безнравственно все, что служит распылению рядов пролетариата, его дезорганизации и слабости…" Этот сжатый, как выстрел, закон открывал глаза, как душу, на все, что произошло в революции, на самого себя, на свое место в новой, строящейся жизни".99 Так размышляет литературный персонаж. Теоретик новой нравственности, в книге, рассчитанной на молодежь, объявляет: " старая нравственность умерла, разлагается, гниет". Главный признак новой нравственности – ее относительность. " Не укради" – заповедь " эксплуататорской" Библии, заменена великолепной " этической формулой товарища Ленина: " грабь награбленное"." 100 Но это не значит, объясняет моралист, что " бандит, нападающий на гражданина, хотя бы и нэпмана, и присваивающий его имущество, тоже поступает этично". Этично, нравственно " только такое " укради", которое содействует благу пролетарского коллектива".101 Точно так же следует отвергнуть, например, заповедь " чти отца": " Пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционно-пролетарской точке зрения, который воспитывает детей своих в духе верности пролетарской борьбе…" Заповедь " не прелюбы сотвори" не имеет места в рамках пролетарской этики, не потому, что грешно изменять мужу либо жене, а потому, что " поиски нового полового партнера" являются " очень сложной заботой", отнимают слишком много времени, энергии, представляют собой " грабеж… творчески классовых сил".102

Александр Воронский, один из организаторов советской литературы, влиятельнейший литературный критик, объясняя вред запрещенного цензурой романа Мы, ставил вопросы: " Можно ли принять и оправдать убийство связанного человека? Можно ли прибегать к шпионажу? " И отвечал: " Можно и должно…" 103 А. Воронский приводил неопровержимый аргумент: " Мы, коммунисты… должны жить теперь как фанатики… В великой социальной борьбе нужно быть фанатиками. Это значит: подавить беспощадно все, что идет от маленького зверушечьего сердца, от личного, ибо временно оно вредит, мешает борьбе, мешает победе".104

Вопросы семьи, половой свободы, новой морали, борьбы со старым бытом вызывают в 20-е годы дискуссии, высказываются различные взгляды относительно тактики. Многие из этих взглядов полвека спустя удивляют своей откровенностью, открытым выражением взглядов, которые позднее будут излагаться лишь в закодированном виде. Все теоретики и практики социалистического строительства, а следовательно строительства нового человека, согласны с необходимостью регулирования государством интимной жизни граждан. Ни для кого из них нет сомнения, что государство должно определять все стороны жизни. В 20-е годы первый удар, нанесенный по семье, морали, быту, начинает процесс, об итогах которого убедительно говорит 60 лет спустя учебник " научного коммунизма": " Социалистический быт в корне отличается от быта буржуазного, где он выступает частным делом каждого. В условиях социализма забота об устройстве быта человека, о росте его духовных запросов, разумной организации его отдыха возводятся в ранг государственной политики".105 Поскольку учебник определяет быт как " непроизводственную сферу человеческого бытия, которая связана с удовлетворением материальных и духовных потребностей людей (в пище, жилище, одежде, коммунальном обслуживании, лечении, отдыхе, в умственном, культурном обслуживании) ", 106 очевидно, что " в ранг государственной политики" возведена вся жизнь человека, ибо " производственная сфера", область трудовой деятельности также находится целиком в руках государства. Человек становится тоталитарным человеком – вся его деятельность определяется государством.

Шок революции, послереволюционное наступление на частную жизнь граждан дало результаты. Семья, – констатировал Троцкий, – расшаталась.107 Решающий удар был ей нанесен в начале 30-х гг. – во время коллективизации. Ликвидация индивидуальных крестьянских хозяйств вела к разрушению " буржуазной" семьи.

Коллективизация, которую Сталин очень точно назвал " великим переломом", была тотальной войной против всего населения страны, в первую очередь против крестьянства, сохранявшего через десять лет после революции некоторую независимость от государства. Война велась на широком фронте с использованием административных, законодательных и идеологических инструментов. Семья и мораль находились среди важнейших объектов наступления. По официальным данным, в 1931-32 гг. " было раскулачено и выслано в северные и восточные районы Союза 240.757 кулацких семей".108 Даже эта голословная цифра, при расшифровке, демонстрирует характер войны. В России крестьянские семьи, как правило, были многодетными, с 4-8 детьми. Семьи высылались " на север и восток", т. е. в Сибирь и Казахстан, целиком, включая отделившихся взрослых детей с их потомством. Средняя семья, таким образом, насчитывала двух стариков, шесть их взрослых детей с мужьями и женами, по четыре ребенка у каждой пары – всего 38 человек. Высылка в " отдаленные края" касалась части " раскулаченных", других выселяли из деревни, где они родились и прожили всю жизнь. Наконец, физическому истреблению подверглась никогда официально не объявленная цифра " кулаков". По подсчетам историков и демографов, она не менее 15 млн.

Борьба с " кулаками" выполняла важную воспитательную функцию. Первый секретарь ЦК комсомола С. Павлов, в разгар разоблачения " культа личности", сообщил, что в 30-е годы Сталин дал указания комсомолу: " На первый план выдвигалось, и это черным по белому записано, что первейшей задачей всей воспитательной работы комсомола является высматривание и распознавание врага, которого нужно потом убирать только насильственными методами экономического воздействия, организационно-политической изоляции и методами физического истребления".109

В ходе первого, послереволюционного, наступления на семью использовались для разрушения личностных, интимных отношений – женщины и молодежь. В ходе второго наступления основным инструментом становится – как подтверждает С. Павлов – молодежь. Роберт Конквест, анализируя цели " большого террора", приходит к выводу, что " разрушение семейных связей было осознанной целью Сталина… Сталин считал, что хорошему молодому коммунисту нужна не политическая подготовка, а качества энтузиаста-стукача".110 К этому необходимо лишь добавить, что воспитание энтузиаста-стукача и было политической подготовкой.

Первая половина 30-х годов – время крестьянского геноцида, было, одновременно и неизбежно, временем морального растления общества. В основе плана окончательной деморализации лежало воспитание ненависти к врагу и превращение доноса в высшую советскую добродетель.

Вскоре после вступления на престол Александр Второй получил тщательно разработанный отставным офицером и бывшим агентом Третьего отделения Липранди проект подготовки шпионов. Липранди указывал на необходимость начать работу в самом юном возрасте – с гимназии: обратить внимание на гимназистов, которые доносят на товарищей, поощрять их, помогать им после вступления в университет, а после окончания учебы брать – как опытных и образованных агентов – в полицию. Александр Второй отверг проект.111 В период коллективизации робкая идея отставного шпиона, неприемлемая в России второй половины девятнадцатого века, не только стала плотью, но приобрела чудовищные, невообразимые раньше размеры.

Комсомольский вождь А. Косарев, ликвидированный Сталиным в 1938 г. за увлечение " политической подготовкой молодежи", в 1932 г. объявил: " У нас нет общечеловеческой морали".112 Ненависть становится лозунгом дня, ненависть воспитываемая с самого младшего возраста. 13 февраля 1932 детская газета Дружные ребята меняет название на Колхозные ребята. Редакция объясняла перемену желанием детей: " Дружные – плохое название… Ведь мы не дружим с кулаками". Один из руководителей пионерской организации заявляет, что основная задача юных пионеров – " воспитать ненависть".113 Пионерская правда публикует стихи Поэма о ненависти.

Ненависть, направленная на " врагов", обращается на тех, кто находится рядом с детьми: на родственников, членов семьи, друзей и знакомых. Первой заповедью становится – разоблачение врага. Максим Горький, сыгравший решающую роль в растлении общества в 30-е годы, формулирует закон новой нравственности: " …Если " кровный" родственник является врагом народа, так он уже не родственник, а просто – враг и нет больше никаких причин щадить его".114

Донос – в первую очередь на бывших " кровных" родственников – становится долгом и добродетелью. Первым образчиком стало письмо сына одного из обвиняемых по делу о " вредительской" организации инженеров и техников, работавших в угольной промышленности. " Шахтинское дело", как оно популярно называлось, слушалось летом 1928 г. Во время процесса Правда опубликовала письмо, озаглавленное: " Сын Андрея Колодуба требует сурового наказания для отца-вредителя". В письме говорилось: " Являясь сыном одного из заговорщиков, Андрея Колодуба, и в то же время будучи комсомольцем… я не могу спокойно отнестись к предательской деятельности моего отца… Зная отца как матерого врага и ненавистника рабочих, присоединяю свой голос к требованию всех трудящихся жестоко наказать контрреволюционеров… Считая позорным носить дальше фамилию Колодуба, я меняю ее на фамилию Шахтин".115

Натравливание детей на взрослых, воспитание доносчиков становится важным элементом коллективизации. В кампании участвуют виднейшие партийные авторитеты. Н. Крупская советует: " Поглядите, ребята, кругом себя. Вы увидите, как много еще старых собственнических пережитков. Хорошо будет, если вы их будете обсуждать и записывать".'16 Народный комиссар просвещения А. Бубнов издает приказ, разрешающий школе отдавать под суд родителей, которые " нерадиво относятся к детям": ребенок доносит учителю, что недоволен отцом или матерью, школа передает дело в суд.117 Впрочем, открывается охота и на учителей Редактор Пионерской правды, излагая основы деятельности " деткоров", детских корреспондентов, писал: " Это значит, следить за учителем, быть зорким в борьбе за качество преподавания в классе".118 16 марта 1934 г. Пионерская правда опубликовала образец доноса: письмо " деткорки" Оли Балыкиной. Письмо занимало треть полосы газеты и начиналось: " В Спасск. В ОГПУ". В числе обнаруженных " врагов" был и отец девочки.

Моделью поведения в семье, идеальным героем советских детей, становится Павлик Морозов, мальчик донесший на отца, который был арестован и расстрелян. Родственники убили мальчика. Трагедия, случившаяся в сентябре 1932 г. в глухой уральской деревне, была использована пропагандой для фабрикации легенды о ребенке, предпочевшем духовное родство (с Партией) кровному (с отцом).

За исключением факта убийства Павлика и его брата Феди – все было состряпано в деле, которое закончилось массовыми расстрелами " кулаков".119 Один из активных деятелей " культурной революции" в Китае, организованной по советскому образцу, говорил: " Герой – это продукт партийного руководства, горячей помощи масс и труда писателя".120 Именно таким образом был сотворен " герой Павлик Морозов", только вместо " горячей помощи масс" были использованы работники ОГПУ. Особенностью.дела" героя-доносчика было изображение семьи, как террористической организации, разоблаченной благодаря присутствию в ней " верного сына партии". Мальчик написал донос на отца, который пошел под суд. Павлик и его брат были убиты. Дед и дяди мальчиков, обвиненные в убийстве, после " обработки" в тюрьме – признались и были приговорены к расстрелу. Бабушка – арестована и отправлена в лагерь. Только мать была оставлена " хранить" память о герое. Вторая особенность.дела" – роль писателей в создании мифологии доноса. Руководство кампанией взял на себя лично Горький. Он активно добивается установки памятника Павлу Морозову (Горький всегда уважительно называет мальчика полным именем, Павел – М.Г.), он автор нового морального закона – родство по духу значительно выше родства по крови, он пропагандирует широчайшее распространение " примера". Не ограничиваясь общими указаниями, писатель-гуманист предлагает конкретные действия: " Пионерам следует заняться также и по тем специфическим условиям, которые вызвали недавно довольно суровый декрет".121 Горький имеет в виду закон об " усилении борьбы с хищением социалистической собственности" от 7.8.1932, предусматривавший как наказание смертную казнь, либо, при наличии смягчающих обстоятельств, 10 лет лагеря. Великий писатель, властитель дум, требует, чтобы пионеры занялись охотой на " расхитителей", прежде всего на родителей.

Кампания приносит результаты. На первом съезде писателей, пионеры, пришедшие приветствовать " инженеров человеческих душ", с гордостью объявили, что " у нас тысячи таких, как Павлик".122 Потом начинают говорить о " миллионах" Павликов.

Дети, молодежь используются как эффективнейший инструмент разрушения семьи. Через них государство становится членом каждой семьи. Важнейшую роль в воспитании " государственных" детей играет литература. Значение литературы (и всех, связанных с ней областей культуры) в деле обработки ребенка подчеркивается в специальном постановлении Совнаркома и ЦК ВКП (б) об " усилении контроля за детской литературой".123

Один из самых распространенных лозунгов первой половины 20-х годов гласил: " Разрушая семейный очаг, мы тем самым наносим последний удар буржуазному строю". Коллективизация была последним ударом по последнему не полностью зависимому от государства классу – крестьянству и одновременно – ударом по " старой" семье, существовавшей без государственного " присутствия".

Во второй половине 30-х годов начинается " укрепление" семьи: новые законы ограничивают свободу развода, запрещаются аборты; утверждается новая советская нравственность, не уступающая пуританской строгостью нравственности викторианской Англии. Советские историки советской семьи объясняют изменение политики тем, что " … в сознании масс все более крепло нетерпимое отношение к распущенности в брачных отношениях".124 Историк-эмигрант проф. Курганов полагает, что партия учитывала " раздражение и крайнюю степень недовольства в народе" политикой направленной на " расшатывание семейных устоев".125 Советская история убедительно свидетельствует, что партия учитывает только то и только тогда, когда видит в этом выгоду для себя.

Партия начинает новую семейную политику в тот момент когда становится очевидным, что появилась уже советская семья – ячейка советского государства. Вильгельм Рейх, мечтавший о теории, объединяющей марксизм и фрейдизм, внимательно исследовавший связь социально-экономической и сексуальной структуры общества, анализируя нацистскую Германию и Советский Союз 30-х годов, пришел к выводу, что " авторитарное государство чрезвычайно заинтересовано в авторитарной семье: она превращается в фабрику, моделирующую государственную структуру и идеологию".126 Ошибка немецкого сексолога заключалась только в том, что он считал Советский Союз 20-х годов демократическим государством, поскольку там существовала сексуальная свобода. Он не видел целенаправленности послеоктябрьской сексуальной революции. Но формула Рейха: " авторитарное государство необходимо нуждается в авторитарной семье" нашла свое полное подтверждение в официальных советских текстах: " Страна достигла решающих успехов в деле строительства социализма… В этих условиях появилась возможность и необходимость во весь рост поставить и вопрос дальнейшего укрепления семьи, как ячейки, которая выполняет полезные общественные функции".127

Ханжеское целомудрие становится законом советской жизни. В 1926 г. американский актер Уил Роджерс, приехав в Москву, был поражен, обнаружив, что мужчины и женщины купаются в Москва-реке нагишом. Свою книгу о поездке он так и назвал: В России нет купальных костюмов.128 В 1926 г. они еще были, но одновременно существовала еще свобода нравов, которая десять лет спустя рассматривается как государственное преступление.

Меняется отношение к любви. Интимные отношения между мужчиной и женщиной отходят на далекий задний план, уступают место интимным отношениям между человеком и Вождем, человеком и Родиной. Выражение любви к Сталину приобретает чувственный, эротический характер. " Я пишу книги, – изливает свои чувства Александр Авдеенко, – я писатель… Все это благодаря тебе, великий воспитатель Сталин… Я люблю девушку новой любовью, я продолжаю себя в детях… все это благодаря тебе… И когда женщина, которую я люблю, даст мне ребенка, первое слово, которое он произнесет, будет: Сталин…" 129 От Уинстона Смита, героя 1984, в конечном счете требуют только одного: чтобы он сменил объект любви, чтобы он предал любимую женщину и полюбил Большого брата. За четверть века до Орвелла Замятин изобразил эту ситуацию в романе Мы: герой предает любимую женщину и начинает любить Благодетеля.

Сталин был воплощением Родины, Родина была воплощением Сталина. Неудивительно поэтому, что " советский патриотизм" пробуждает те же эротические чувства, что и Вождь: " Советский патриотизм – это пламенное чувство безграничной любви, безоговорочной преданности к родной стране, глубочайшей ответственности за ее судьбу, за ее оборону – рождается в глубочайших недрах нашего народа… В нашей стране, советский патриотизм пылает могучим пламенем. Он движет вперед жизнь. Он греет моторы наших боевых танков, наших тяжелых бомбардировщиков, наших крейсеров, заряжает наши орудия…" 130

Вильгельм Рейх, отметивший, что подобные чувства не имеют ничего общего с естественной любовью к родной стране, сравнил их с эрекцией импотента, возбужденного специальными средствами.131 Рядом с пламенными и политически правильными чувствами к объектам, назначенным государством, не остается места для естественных чувств. Советская литература активно участвует в " разоблачении" личных отношений, любви, как индивидуалистических чувств, отрывающих человека от работы и коллектива. Моделью советского положительного героя становится Павлик Корчагин, парализованный импотент, живущий только любовью к коммунизму и партии.

В статье Владимира Померанцева Об искренности в литературе, 131 первой ласточке оттепели, советская литература упрекалась в лживости, в частности, из-за ее отношения к любви как чувству подчиненному работе на благо государства. Повесть И. Оренбурга Оттепель, 133 давшая название эпохе, произвела огромное впечатление на читателей, ибо была повестью о любви, рассказывала о запретном до сих пор сюжете. С безошибочной интуицией великого писателя Владимир Набоков выбрал два – из бесчисленного ряда – примера советской эротики. Первый из романа классика советской литературы Федора Гладкова Энергия (1932 – 38): " Молодой рабочий Иван схватил дрель. Едва он коснулся поверхности металла, как взволновался и дрожь возбуждения прошла по его телу. Оглушающий шум дрели отбросил от него Соню. Потом она положила руку ему на плечо и коснулась завитка волос за ухом… Молодых людей как бы пронзил в одно и то же мгновение электрический удар. Иван глубоко вздохнул и еще крепче сжал в руках инструмент". Второй отрывок из повести Сергея Антонова Большое сердце (1957): " Ольга молчала. – Эх! – вскричал Владимир. – Почему ты не можешь любить меня так, как я тебя люблю. – Я люблю мою родину – ответила она. – Но я тоже – воскликнул он. – Но еще я люблю… – начала Ольга, освобождаясь из объятий молодого человека. – Что? – спросил он. – Ольга подняла на него прозрачные голубые глаза и быстро ответила: партию".134

Советские люди продолжали влюбляться, вступать в брак, плодить детей. Многим казалось, что семья остается единственным убежищем человека. Но государство уже проникло в семью, стало ее полноправным членом, более того – начало диктовать нормы поведения, определять характер отношений, давать поручения, назначать задачи. Антон Макаренко в Книге для родителей называет главным отличием советской семьи от буржуазной " характер родительской власти": " Наш отец и наша мать уполномочены обществом воспитать будущего гражданина нашего отечества, они отвечают перед обществом".135 Родители превращаются в функционеров, выполняющих волю " общества".

В 1937 г., когда была опубликована Книга для родителей, террор в стране достиг высшей точки, общество было раздроблено, атомизировано. Государство приступило к формированию из песчинок, атомов, нового организма – советского коллектива, подменившего общество. Миллионы арестованных оставляли за собой дома, " на свободе" десятки миллионов членов семей, заклейменных " родственников врагов народа". В 1934 г. в уголовный кодекс вводится понятие " ЧС" – член семьи изменника родине, который подлежит наказанию136 только за родство с врагом. Поскольку " врагом" мог быть каждый, возможность влюбиться во " врага" или в родственника " врага", вступить в брак с " подозрительным", потенциально опасным, угрожали каждому и каждой. Введение паспортов для городских жителей закрепостило деревенских жителей – колхозников, не имевших паспортов и права жить в городе. Возможности браков между городскими и сельскими жителями резко сократились. Возникли непреодолимые, либо преодолимые с огромным трудом, препятствия, на пути браков между обитателями разных городов, поскольку разрешение на переезд из города в город, отмечаемое в паспорте, строго ограничивалось.

В дореволюционной России, как во всех странах мира, классовые, сословные различия, барьеры были очевидны, как очевидны были возможности или невозможности их преодоления. В первые послереволюционные годы легко различимой была линия отделявшая пролетариат – " класс-гегемон" от " бывших", " лишенцев". В 30-е годы государство обрело власть называть врага. Потенциальным врагом был каждый.

Рождается советский быт – мир, в котором живет советская семья. Советский человек знает, что – как писал А. Твардовский – " В ущерб любви к отцу народов – любая прочая любовь".137 Он знает, что арест даже дальнего родственника, не говоря о члене семьи, грозит ему, его родственникам, неисчислимыми бедами. Одновременно он знает, что " жить стало лучше, жить стало веселей": об этом сказал Отец-Сталин.

В 1944 г., когда очевидность победы над Германией не вызывала больше сомнений, Сталин подводит итоги войны на семейном фронте. Утверждается новый кодекс о семье и браке, выражающий уверенность в победе советской семьи и доверие вождя к этой семье, как носительнице воли партии и государства. Все " свободы", сохранявшиеся от периода борьбы с буржуазной семьей, ликвидируются: отменяется развод, усиливается наказание за аборты, вводится понятие " незаконнорожденного ребенка", запрещаются браки с иностранцами. Новый кодекс узаконивает новую иерархию -утверждает принципиальное неравенство между мужчиной и женщиной. Сохраняется, естественно, право женщины выполнять все самые тяжелые и неприятные работы, но незамужняя женщина теряет право требовать алименты, теряет право вписать в документ родившегося ребенка имя отца, если он не состоял с ней в браке, она получает особое обозначение – " мать-одиночка".

Ограничение прав женщин осуществляется в условиях резкого падения числа мужчин, вызванного чудовищным кровопусканием войны. Согласно первой послевоенной переписи, в результате войны 15 млн. женщин либо потеряли мужей, либо не смогли найти мужа. Александр Довженко в фильме Поэма о море рассказывает об этом: " Не надо мне дворца, – говорит с тоской молодая женщина Христина. – Ни кресел мягких, ни картин. Ничего не надо. – Почему? – Я жинка молодая. – А что тебе надо? – Не знаете? Могу при всех сказать… – Чоловика! – послышался голос пожилой колхозницы. Трудно спать ей без живого тела".

Государство нуждается в возмещении человеческих потерь, но в то же время " проявляет заботу об укреплении советской семьи". Мужчинам дается возможность безнаказанно иметь внебрачных детей, для женщин это сопряжено с чувством вины, незаконного поведения, осуждаемого " коллективом".

Сталинский кодекс был после смерти Отца народов постепенно смягчен: разрешены аборты, значительно облегчено расторжение брака при согласии обоих супругов, не употребляется понятие " незаконнорожденный ребенок". Советская семья приняла свою окончательную форму.

Изменения, происшедшие во внутрисемейных отношениях и в отношениях между семьей и государством, связаны с тем, что государство ощущает себя полноправным членом всех советских семей. Некоторые историки говорят о том, что в послесталинское время, в особенности в 60-70-е годы, семья в Советском Союзе превратилась для многих в крепость, в место, куда можно скрыться от тоталитарного государства. Если согласиться с образом семьи-крепости, то придется дополнить его: это крепость, которая закрыла ворота уже после того, как в нее проникло государство. Свидетельство изменений, происшедших в последние десятилетия, это изменение отношения к Павлику Морозову. Он по-прежнему остается героем, моделью. Но сегодня от " Павликов Морозовых" не требуют доноса на членов своей семьи, а всего лишь на " чужих". Стремление правящего слоя передать " по наследству" привилегированное положение в стране, выражается в нежелании воспитывать доносчиков на собственных родителей. Известно, зато, немало случаев доносов старших на младших.

Все главные особенности советской семьи сталинского времени сохранились и в 80-е годы. Социалистическая семья провозглашена " семьей высшего типа", 138 наиболее " прогрессивной".139 Она – официально – представляет собой " коллектив". Изданный для массового читателя Словарь – справочник о браке и семье категоричен: " Член семьи – участник семейного коллектива".140 Как и в каждом другом советском коллективе (например, в " трудовом коллективе"), высшей инстанцией является партия. Баллада А. Галича Красный треугольник, рассказывающая о том, как общее собрание, после вопроса " Свободу Африке", рассматривает " дело" об измене мужа жене и как окончательное решение принимается секретарем райкома партии, точно отражает реальность: уверенность партии в ее праве решать все вопросы, в том числе самые интимные, согласие с этим значительного числа советских граждан. " Трудные семьи у нас на учете, – заявляет в документальном фильме Путь к людям секретарь Перовского райкома КПСС, – они нам все известны".141 " Трудные семьи" – те, в которых имеются личные проблемы, конфликты, споры. Обращение в партийный комитет за помощью, советом, решением – повседневная практика. После того, как Правда опубликовала письмо женщины с вопросом: " Так обязана ли партийная организация интересоваться" личной жизнью – хороший ли он отец, заботливый ли муж? 142 поток писем хлынул в редакцию – все единодушно считали, что " двух мнений быть не может".143 Рецензент фильма Влюблен по собственному желанию считает, что авторы поставили важный вопрос: " Можно или нельзя управлять таким традиционно неуправляемым чувством как любовь? " И приходит к выводу, что фильм, анализируя " вопрос как в практическом, так, пожалуй, и в научном плане", доказывает: управлять можно. И нужно.144

Формирование " советского человека" дело нелегкое -любовь " по собственному желанию" еще не изжила себя и продолжает свое шествие по Советскому Союзу. Но стремление контролировать всего человека не ограничивается желаниями и лозунгами. Рамки советского быта создают условия, позволяющие государству вмешиваться в семейную и интимную жизнь граждан.