Бб) О возрастах добродетельной жизни христианской

Показанные три стороны добродетели, как видно из их свойств, находятся в непрерывной между собою связи и взаимодействии. Но не­точное начало всего — ревность по христиан­ской жизни, утверждаемая благодатию в таин­стве крещения или покаяния. Она через бес­прерывный ряд дел осаждает в духе и сердце человека и добрые расположения. Надежда и крепость нравственной жизни состоят в сих расположениях, почему не должно оставлять труда и забот, пока они не утвердятся, равно как и не ослабевать от того, что они не так ско­ро утверждаются, как бы хотелось. Древо, не­давно посаженное, легко исторгается, а древо укоренившееся требует больших трудов от того, кто хотел бы его исторгнуть. Так и доб­рые расположения в начале только что пред­принятого доброго жития ненадежны, шатки, изменчивы; но чем более стоит человек в де­лах им соответствующих, тем они становятся прочнее, глубже укореняются в сердце и обра­щаются в естественные как бы расположения. По мере же внедрения в сердце добрых распо­ложений изгоняются из него злые, и душа все более и более становится чистою. На сем ос­новании законно должно различать разные со­стояния христианина добродетельного по его возрастам духовной жизни. В Слове Божием сии возрасты обозначаются сравнением усо­вершенствования духовной жизни то с разви­тием семени, которое сначала дает траву, по­том клас, наконец и пшеницу (Мк. 4: 28), то с естественными возрастами человека, каковы младенческий, юношеский, мужеский или со­вершенный (1 Ин. 2: 12-14; Евр. 5: 13, 14). Три же степени возрастания духовного означают­ся и у святых отцов: новоначальные, успеваю­щие и совершенные, или степени обращения, очищения и освящения (Леств., степ. 26).

Что свойственно каждой из сих степеней, определить очень трудно. Общий закон возра­стания тот, что от зачатия жизни, как искры или семени, до совершенного ее развития в пламень или древо плодовитое, или до явления ее во всей чистоте и полноте, доступной в здешней жизни, все время проходит в подвиге и борьбе, в коих искореняется зло и насажда­ется добро; но где именно поворот с младенчес­кого возраста на юношеский, с юношеского на совершенный определить с точностию нельзя. Ибо движение жизни духовной, как и движе­ние тени солнечной или возрастание тела, со­вершается без скачков, с мудрою и непрерывнейшею постепенностию. Только некоторые черты, на основании Слова Божия и писаний отеческих, можно указать в сем отношении.

Младенческий возраст. Это период от зача­ла жизни христианской до образования поряд­ка сей жизни и правил христианского действования вообще. Нужно, например, установить, как вести себя во внешнем порядке своей жиз­ни и притом в разных случаях и разным лицам, так однако ж, чтобы это и отношений не рас­страивало, и духу не мешало. Попасть на ис­тинный в сем путь очень трудно, почему при­бирается то то, то другое. Равным образом и во внутреннем действовании против смущающих помыслов и страстей установить действование так, чтобы легко и замечать, и покорять их, можно не вдруг. Так, пока установляются, так сказать, формы жизни, во все это время длит­ся период младенческий в духовной жизни, которому и свойственны, как младенцу, не­твердость, незрелость, детское рассуждение и детское слово, как говорит апостол Павел (1 Кор. 13: 11). Младенцам о Христе и предла­гается млеко, а не крепкая пища (Евр. 5: 12-13), начала Христову слова (Евр. 6: 1), словесное и нелестное млеко, да о нем возрастают во спа­сение (1 Пет. 2: 3). По такой нетвердости и не­зрелости они легко колеблются, а нередко и ув­лекаются всяким ветром учения в коварстве козней лыцения (Еф. 4: 14) и в самых побуж­дениях допускают более снисходительности, нежели отрешенности от всего (1 Кор. 3: 1-3). Однако ж им усвояется отпущение грехов ради имени Христова, познание Отца (1 Ин. 2: 13-14) и вкушение благости Господней (1 Пет. 2: 3). Познание в Боге Отца очень характеристическая черта. Дитя долго не смыслит и не разли­чает от чужих ни отца, ни матери, но потом на­чинает различать их, и вместе с тем начинает­ся у него радость жизни. И человек-грешник пока не обратится к Богу, не знает Его, Отца человеколюбивого; но, обратившись, в первый раз видит Его грозным Судиею, потом, очис­тившись в крещении или покаянии, вкушает благость Его и ощущает Его Отцом. Действи­тельно, если судить по внутреннему человеку, то чувство отеческой Божией попечительнос-ти есть отличие младенца о Христе. Господь для них путь: Он невидимо проводит их через этот нерешительный период жизни. Из побуж­дений у них более страх. У св. Иоанна Ле-ствичника приписываются сим новоначаль­ным преимущественно телесные подвиги: пост, вретище, пепел, молчание, труд, бдение, слезы и другое (26 ст.).

Возраст юношеский. Это время борьбы и подвига над искоренением страстей и насаж­дением добрых расположений. Как на войне по установлении порядка войск начинается война, или у земледельцев по приготовлении нужного начинается сеятва, так и здесь, когда формы жизни установились, начинается ре­шительное преследование зла в себе со вкоренением добра. Это не значит, чтобы в младен­ческом возрасте зло попускалось, но что оно теперь преследуется, так сказать, системати­чески, неопустительно. Как в естественной жизни юноше предлежит труд образовать себя, так и в духовной. Почему в Слове Божием говорится о юношах духовных, что они крепки, что Слово Божие пребывает в них, и они победили лукавого (1 Ин. 2: 14). Слово Бо­жие, прежде с детскою простотою принятое, теперь обращается в сок их и кровь, пребыва­ет в них и сообщает им крепость жизни, по коей они суть не слышатели только, но и твор­цы слова и силою его, как мечом, отражают и поражают лукавого. Господь Иисус Христос есть для них истина, то есть истина искупле­ния и спасения, пребывающая вне всякого, теперь переходит и вселяется в их сердца. У юношей характеристическое чувство есть чув­ство силы в Боге. Вся могу о укрепляющем мя Господе. Юноша живет надеждами, почему и из побуждений ему свойственнее несомненная надежда достижения совершенства и получе­ния вечных благ, хотя сим не исключаются и другие побуждения. У св. Иоанна Лествичника (там же) им усвояются преимущественно подвиги душевные: нетщеславие, безгневие, благонадежие, кроткое увещание, непорочная молитва, несребролюбие.

Возраст мужеский. Это время, когда внут­ренняя борьба утихает, и человек начинает вку­шать покой и сладость духовных благ. Земле­делец, после жатвы вкушающий плоды трудов, также тесто, заквашенное и вскисшее, вполне образовавшееся, это образы совершенного воз­раста. Премудрый Сирах изображает действо-вание премудрости, как она сначала мучит и испытывает любимца своего, потом обращает­ся к нему, возвеселяет его и открывает ему тай­ны своя (Сир. 4: 18 и др.). Это последнее — ха­рактер духовного мужа. Мужу мы приписыва­ем твердость, степенность, непоколебимость, опытность; и духовному мужу Слово Божие усвояет такия же совершенства: ему свойствен­на твердая пища (Евр. 5: 14), чувствия обучена в рассуждение добра же и зла; познание безна­чального, исконного (1 Ин. 2: 13, 14); то есть им открываются сокровеннейшие Божественные свойства и тайны, тогда как у юноши и младен­ца более свойства являемые, как благость и мо­гущество. Из побуждений им свойственнее любовь: ибо, пришедши в меру возраста испол­нения Христова, они истинствующе в любви возвращают в Того всяческая, иже есть глава Христос (Еф. 4: 13, 15). Господь для них жи­вот, их оживляющий и исполняющий (Tsui. 2: 20). Почему, живя уже не себе, но умершему за них и воскресшему (2 Кор. 5: 15), они вся уметы вменяют за превосходящее разумение Христо­во. Св. Иоанн Лествичник усвояет им преиму­щественно жизнь в духе и пребывание непод­вижное в Боге: непорабощенное сердце, совер­шенную любовь, умом из мира выступление и во Христа внедрение, небесного света в душе и мыслей во время молитвы нерасхищение, обилие Божия просвещения, желание смерти, ненавидение жизни, небесных тайн вмещение, власть над бесами, неисповедимых Божиих судеб хранение и проч. (там же).

Касательно возрастания в духовной жизни вообще должно заметить:

что ему пределов назначить нельзя. Хрис­тианам поставлено целию быть совершенны­ми, якоже Отец Небесный совершен есть (Мф. 5: 48). Стремление же к воображению в себе бесконечного образца должно проводить чело­века через бесконечные степени;

что совершенство не части какой касается, а обнимает всего человека и по духу, и по душе, и по телу, во всех частях и силах его существа, и в премудрости (Лк. 2: 52), и в вере (Лк. 18: 8), и в надежде (Рим. 15: 13), и в само­отвержении и самоуничижении (Флп. 2: 7, 8), и в умерщвлении и освящении тела (1 Кор. 9: 27; Рим. 8: 7). Вообще, совершенному свойствен­но все то, что в Слове Божием усвояется об-лагодатствованному;

что все возможные на земле степени совер­шенства суть высшие только, относительно; они не означают чистоту и зрелость оконча­тельную, а тем более не исключают возмож­ности падения. Почему апостол Павел, с одной стороны, заповедует: мняйся стояти, да блю­дется, да не падет, с другой — уверяет о себе: аз не у себе помышляю достигши (Флп. 3: 13-16). Посему нет времени, когда бы можно было сказать нам: довольно! — но непрестанно должно начинать; непрестанно возгревать дары Божий (2 Тим. 1: 6) и стремиться неуто­мимо на совершение (Евр. 6: 1). Макарий Вели­кий свидетельствует, что и совершенные не пребывают на одной степени, а иногда повы­шаются, иногда понижаются и что даже им не­возможно пребывать всегда на высших степе­нях по невыносимости сего для тленной на­шей природы (см. Бес. 8, § 4). Святой Ле­ствичник приводит в пример Ефрема Сирианина, который, восходя на верх бесстрастия, взывал к Богу: ослаби ми волны благодати Твоея, подобно тому, как Давид молился: ос­лаби ми, да почию (Пс. 38: 14; Леств., ст. 26).

Ведая сие, всякому смотреть надо, где он? Начало, может быть, положено... а сделан ли после того шаг вперед, Бог весть. Хотя об од­ном да будет попечение, чтобы не погасла рев­ность. Пока она есть, все еще есть надежда на успех. Может быть, подвигнемся иногда на ка­кое-либо добро и хоть на волосок прибавим себе росту. А как она погаснет, тогда всему ко­нец. Господь да будет нам охрана и крепость!

Приложу и еще одну мысль: о высоком дос­тоинстве истинно христианского жития, или высокой цене добродетели, и вместе незавид­ном его состоянии по внешности. Контраст сей очень поучителен. На земле нет ничего, с чем бы можно было сравнивать добродетель хрис­тианскую в достоинстве. Что Спаситель назвал единым на потребу? Ревность о спасении души. Но это и есть добродетель христианская. Что важнее достижения последней цели? Но она достигается единственно христианскою добродетелию. Что блаженнее богообщения? Но оно нераздельно с христианскою добродетелью.

Много предметов на земле достойных ува­жения: искусства, науки, доброе правление, богатство, достоинства, но что все это без доб­родетели? Кая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит (Мф.-16: 26). Все другое, кроме добродетели, походит на математический нуль и получает смысл и значение только от нее, как нули — от цифры.

Стяжавший добродетель стяжал непохитимое сокровище. Все другое может быть расхи­щаемо здесь, и все непременно оставит чело­века в час смерти. А добродетель безопасно проходит этот испытательный пункт и входит с человеком в небесное отечество. Но если и без такого сравнения с преходящими вещами обратиться к порядку христианской жизни — доброй, то откроются новые ее чрезвычайные преимущества.

Живущий истинно по-христиански христи­анин имеет Отцом Бога, от Коего рожден и Который особенно благоволит к нему; есть брат Господа Иисуса Христа и член от плоти Его и от костей Его; есть общник и таинник Божий; жилище Бога Триипостасного, сослужебник ангелов и святых. Он получил неоце­ненную милость питаться телом Христовым и через Слово Божие, как чрез завесу, входить во внутреннейшее, беседовать с Единым ис­тинным Богом лицом к лицу в чистой молитве; отечеством он имеет небо, а в нем — насле­дие, которого языком человеческим описать нельзя. Можно всем советовать прочитать Преосвященного Тихона о преимуществах христианина в 9-м томе его сочинений.

Чаще должно христианину приводить на память такое преимущество доброго жития, чтобы чаще взывать: что ми есть на небеси?... Судя по такой высоте доброго христианского жития, надлежало бы ожидать светлой для него участи. Но Слово Божие сего не обеща­ет, и на самом деле сего почти не бывает. На­чинающий жить по-христиански вступает в путь тесный и прискорбный, берет крест и с ним идет вслед Христа. Сам Господь Иисус Христос был обесчещен, умален паче всех сы­нов человеческих и пригвожден ко кресту. Апостолам говорил Он: в мире скорбни буде­те. Аз избрах вы от мира; сего ради ненавидит вас мир (Ин. 15: 18, 19). Апостолы о себе го­ворили: до нынешнего часа и алчем, и жаждем, и наготу ем... якоже отреби миру быхом всем попрание (1 Кор. 4: И, 13). Вслед за ними и во всякое другое время хотящие жить благо­честиво гонимы бывают (2 Тим. 3: 12). Иначе сему быть нельзя. Мир, во зле лежащий, не терпит обличителей. Сатана не терпит противников. А христианин есть ратник Божий про­тив князя тьмы, почему и составляет цель для стрел злости мира с князем его. С самого на­чала встречает он подозрения, укоры в лице­мерии и ханжестве; далее одно за другим пос­ледуют личные оскорбления, лишение пре­имуществ, видимое преследование, озлобле­ние отвсюду, которому никто решительно не может дать отчета из тех, кои производят его. Но когда таким образом внешнее человека-христианина тлеет, внутреннее его обновляет­ся во вся дни. Крест есть лествица восхожде­ния по степеням христианского совершенства. В скудельном сосуде сем созидаются сокрови­ща духа. В нем воображаются все совершенства частей и сил человека, то есть совершенства духа, души и тела, ума, воли и сердца; и, укреп­ляясь все более и более, он из младенца о Хри­сте становится наконец мужем, созревшим и готовым в другой мир, подлинный, из сего при­готовительного, желает и сам разрешиться и со Христом быть. Наконец трудничествующий странник кончает путь, безболезненно скидает странническую одежду, приемлется ангелами, возносится к Престолу беспредельного Бога и поставляется на свое место, в коем и наслаж­дается неизъяснимым блаженством по духу от таинственного лицезрения Бога, пока во вто­ром пришествии Христовом и мертвенное сие не облечется в бессмертие. Тогда, в целости су­щества преисполняясь Божества, будет он веч­но сиять, как солнце, в царствии Отца.

После сего вопрос о союзе счастия и блажен­ства с доброю жизнию решается сам собою: в настоящей жизни для совершенства в духе не даются христианам блага здешние, но внутрен­ними благами духовными они одни только здесь и наслаждаются и, несмотря на все скор­би, присно радуются и исполняются миром Божиим, превосходящим всяк ум, от чувства Божиих милостей. В другой жизни, без скорбей, сие блаженство по духу является во всей силе и бывает только духовно до второго прише­ствия. По втором же пришествии сего блажен­ства соделается причастным и преобразованное тело наше, и тогда целым существом праведник будет блаженствовать бесконечные веки.

Сей конец венчает дело! О нем ревностно да ревнует душа. А что есть неприятности в жизни, что за беда? Немного... ныне, завтра конец!