Любите друг друга и будьте счастливы. Аминь. 1 страница

ЖИВИТЕ ПАЦАНЫ!

И Сашка стоял в дверях, прислонившись подбородком к руке, и улыбался, опускал голову, улыбаясь, закрывал лицо, поднимал его, снова смотрел на меня и улыбался. Улыбался до бесконечности, глазами, губами, всем телом.

Смеялся беззвучно изнутри. Смеялся от счастья. Смеялся надо мной, дураком, и над собой дураком тоже, потому что в эту секунду мы оба были как дураки, а нас пёрло изнутри.

А потом я сорвался и бросился к нему, сминая ногами простыни, цветы, слетая с подушек, как пизданутая собака навстречу своему хозяину, когда пса настолько распирает от радости, что он не может сдержать себя, начинает прыгать, скакать, повизгивать, вилять хвостом от счастья.

Сашка поймал меня на пол пути, раскинув руки, подхватил и мы рухнули обратно в койку, целуясь, целуясь, я обхватил его руками и ногами, уткнулся в него, не давая приподняться.

- С днём рождения, Ники! - шепнул Сашка мне в губы - Я люблю тебя!

И это был самый лучший подарок, который когда либо мог быть у меня в жизни. Всё остальное было не важным, не имело значение. Подари мне сейчас миллиард долларов, я бы не отреагировал на него так, как отреагировал на это тысячу раз слышанное Сашкой признание.

Всё теперь было по - другому у нас, по особенному, не могло уже быть лучше, но было, было чёрт возьми. Золотое сияние счастья.

И хлопок вылетающей пробки из под шампанского.

- ААааа Саня я бутылку разбилааа!!!! - заорала Юлька в дверях и тут же возмущённо завопила.

- Да, вы хоть когда нибудь друг от друга отлепляетесь? Достали, всё время лизаться

- Юляяя!!! Свали с горизонта, быстро!

Тихое рычание папы. Хлопок двери и...

Санька начал ржать, уткнувшись в меня лбом.

Кажется, они планировали поздравление, а вот я всё проспал, точнее я должен был проснуться, под " Хепи бёздей ту ю" или что там намечалось, а Санька всё похерил, или я всё похерил, не имело значения.

Мы покатились по кровати, сплетаясь, целуясь, беззвучно смеясь, улыбаясь глазами. Нам не требовались слова.

Мы сияли с Сашкой, маленькими кометами, в нашей тихой золотистой, мерцающей любви: ласковой, мягкой, нежной, искренней, похожей на волну тёплого приливного океана.

Её волны накатывали на нас, лаская бархатистым приливом, накрывая с головой, и мы задыхались уходя под воду, до самой макушки, целуясь, улыбаясь, плавая в ней, как два ленивых дельфина, кувыркаясь по кровати, дрейфуя в друг в друге, выныривая и погружаясь вновь, втягиваясь губами, рассоединяясь, чтобы снова начать целоваться. Долгими засосами и дурацкими бесконечными чмоками. Не в состоянии отлепиться, не в состоянии говорить.

Сминая нахрен цветы, общаясь зрачками, веками, ресницами, пальцами. Соединяя пальцы и улыбаясь. Сашка целовал мои костяшки, а я целовал его ладони. Трепетные, тёплые. Баюкал их губами. Хотел встать перед ним на колени и языком облизать его ступни, прижаться щекой.

Но даже встав на колени перед Сашкой, не смогу выразить всё, что чувствую. Просто не смогу. Хочется плакать от счастья и тоски одновременно, тоски от мысли о том, что нам надо быть как обычные люди, а обычным людям свойственно вести себя по человечески, для начала разговаривать, а не читать друг друга. А мы читали, невозможно было представить, даже минуту разлуки. Приходилось выдирать друг друга по живому, не знаю, мистика, фантастика, одержимость, но мы не могли не прикасаться друг к другу, просто не могли.

Я счастлив. Я так счастлив, что не могу дышать, настолько счастлив, что глаза начинают слезиться. У Сашки они слезятся тоже.

Мне кажется, люди способны ощутить разлуку. Гибельный миг острого расставания. Младенец перед смертью с жадностью набрасывается на еду, и бывалые акушерки с сочувствием и каким - то цинизмом говорят: надо, наесться на дорожку. В последний раз.

Я думаю, тогда, в наш последний раз с Сашкой, мы ещё не знали, что это случиться, но мы, наверное, чувствовали, и может быть именно поэтому, наше счастье казалось таким золотым, острым, натянутым до предела.

Мы же чувствовали, блядь. Мы всё с ним чувствовали тогда. Мы словно понимали, только с хуя ли нам было понимать? Для чего нам было понимать?

Ведь в нашем мире не было войны. Мы беспечные жители, Хиросимы и Нагасаки резвились в своих последних часах, блаженства. И не знали, не понимали, не могли представить, что сейчас, нас швырнёт со скалы, швырнёт, а мы, уже не сможем подставить руки, не успеем удержаться, потому что когда с гор спускается лавина, единственное, что можно успеть сделать это выбросить красную ленточку.

- С днёёём рождееениия теебяяя. С днёем рождеения тебяяяаа!!

С днём рожденья, с днём рожденья, с днём рождения тебяяяя!

Поздравлять меня начали сразу. Как только я оделся, и вышел вместе с Сашкой из комнаты, и неважно, что шампанское было открыто, и успело выдохнуться, это не мешало нам веселиться. Мне дали разрезать тортик в качестве репетиции. Тётя Наташа расцеловала в обе щёки, пожелав всяческих хороших слов. Юлька повизгивала и носилась возбуждённая. Чувствовалось, что ей не терпится вручить подарок, но было решено, что торжество мы проведём в ресторане, а это значит, основная программа будет там.

Мы позавтракали, наспех приготовленными салатами. Дядя Вова торжественно пообещав что свою матчасть он организует позднее, рванул по делам фирмы.

На сегодняшний день у Малина старшего были назначены переговоры с важными деловыми партнёрами, которые он не мог отменить, но зато мог не брать на них Сашку. В последнее время он постоянно выдёргивал Саню по работе, непреклонно объявив раз отпрыск бодр, здоров и счастлив, пора ему начинать входить во взрослую жизнь. А точнее постигать азы современного бизнеса в полной мере.

Для начала учиться, учиться и снова учиться, практика - практикой, но теорию забывать не стоит. Что касается Сани, он отнёсся к этому более, чем философски, что касается меня, на нашем столе появилось множество учебников по экономике и теории, бесконечные трактаты Менкью, Смита, Маршалла, Хейне и множество других, в которые я не вникал, а вот Сашка по вечерам просиживал. Иногда проснувшись посреди ночи, я заставал его сидящим с пакетбуком в руках и органично читающим закачанную информацию, при свете ночника. Мне нравилось смотреть на него в такие моменты, приоткрыв глаза, наблюдать за ним, серьёзным, сосредоточенным, изредка поправляющим очки. Это было фантастическое зрелище. Читающий Сашка, такой взрослый, весь такой умный что ли. Пикантность зрелищу добавляло то, что под одеялом вся эта органичная заумность, был абсолютно голый, и..это было потрясающе эротично. Свет вечерней лампы над головой, приглушённый, мягкий. Задёрнутые занавески, оглушительная тишина, царящая в доме в эту секунду, лёгкий шелест одеяла.

Я лежу и смотрю на Сашку, сквозь ресницы. Сашка читает, изредка его рука, соскальзывает вниз и касается меня, гладит по волосам, словно проверяя наличие объекта в досягаемой близости. Иногда Сашка снимает очки, и мне приходиться зажмуриваться, сильнее, потому, что я чувствую, что он смотрит на меня. Смотрит, затем наклоняется и целует невесомо и шепчет тихо, почти беззвучно, глупости, о которых он будет жалеть, если узнает, что я их слышу. А я слышу, и моё сердце перестаёт биться, замирает от восторга как робкий дрожащий зверёк, боится даже стучать, что бы спугнуть его, это мгновение, ощущение тёплой Сашкиной энергетики, и кусочки маленького счастья и его ослепительный, головокружительный, пьянящий фиолетовый запах. Запах моря, дождя, асфальта, запах морозного стекла, лёгких ментоловых сигарет, алых роз с длинными тонкими стеблями, благородных, изысканных, с сжатыми бутонами, запах тонких дрожащих ирисов, и стальных гвоздей, не знаю, почему гвоздей, наверное потому, что гвозди, такие гвозди как Сан невозможно было согнуть. Тонкий, строгий, несгибаемый. Он казался сталью, просто сталью, цельнолитой, собранной, продуманной человеческой самостью. А внутри кипел океан нежности: белоснежной пушистой пеной, тончайших кружев, тонких пёрышков облаков, ласковым вечерним бризом. Пушистая вата, разноцветное мороженное, сладкое, восхитительное, тающее во рту, но не приторное. Сан не мог стать приторным, он казался вкусом, и всё что было до него, не могло иметь значения, а всё что будет после него, просто не сможет существовать. Сашка был наркотиком. Открыв глаза, я смотрел на него, улыбался, и понимал это совершенно определённо. Личный сорт голубого героина, восхитительная смерть и умереть от этой безжалостной руки, станет блаженством.

Я хочу умереть от его руки. Понимаю, что я спятил, от своей любви, понимаю, что спятил, но хочу умереть от его руки. Если мне когда нибудь придётся умереть, я хочу что бы моей смертью стал Сашка.

- Сашка! - Я тихо зову его, протягивая ладонь, накрывая пакетбук.

Сан моментально наклоняется, подгребая меня к себе, я чувствую его дыхание, с лёгким привкусом сигарет. Обнимаю, задыхаюсь в нём, не слыша, лёгкого вопросительного.

- Что такое, заяц?

- Сашка, - ящерицей ползу по его животу, наверх, до самой груди, зарываясь лицом в плечо, вот так на нём. Всё, буду умирать. Ничего больше не надо. Вообще ничего не надо больше, абсолютно ничего. Может этот мир сковырнётся с орбиты, ну хотя бы ради того, что бы напомнить нам, что мы существует в реальности. Ну пусть он сковырнется, потому что даже если он сковырнётся, я с Сашки не сковырнусь. Ты мой Сашка, слышишь? Ты мой, я тебя люблю. Ты не можешь этого не слышать Сашка. Мы же с тобой друг для друга. И неважно как случился наш мирок.

Мне становиться страшно и обидно, за все те упущенные дни, возможности, мгновения, когда мы бездумно проскальзывали мимо.

А если бы мы разминулись? Если бы мы разминулись, не встретились, разошлись?

Как бы я жил тогда, совершенно не понимая, что не я не живу, потому что когда в моей жизни появился ты, только тогда я и понял, что значит это самое жить.

- Решать исключительно тебе, Ник.

На приглашении родителей, Сашка не настаивал, но было очевидно, что для него это важно. Что касается меня, для меня это очевидно было важно тоже, и видит бог, я разрывался от противоречивых эмоций.

С одной стороны хотел, да понимал, что надо пригласить, тем более тётя Наташа затеяла всю эту лабуду с рестораном, исключительно надеясь, на наше семейное примирение. Уж не знаю, что ей там втюхал Саня, подозреваю, что как всегда приукрасил действительность, с другой стороны осознавал, чем закончиться это благое намерение. Но в то же время, да он прав, это мои родители, и я их люблю. Просто надо настроиться, и помедитировать немного.

Медитировать Сан как обычно не дал, и правильно сделал, между прочим.

Собрал нас с Юлькой и выпинал из дома вместе с собой, непреклонно сообщив, что делать нам здесь нечего, и мы идём гулять.

Скорость с которой согласилась Юлька сообщала, что сюрпризы на этом не закончились, а значит придётся покориться неизбежному, вот только дебильная улыбка никак не желающая убираться с моей морды, сообщала о том, что это неизбежное меня как раз очень устраивало, хотя в какой - то момент эмоциональный фон слегка переполнился, и я даже не был уверен, что смогу выдать положительную реакцию.

Я просто был забит под завязку, по самое горло, даже дышать не мог. Меня плющило и очень хотелось найти краник открыть его и слегка выпустить часть бьющих по башне эндорфинов, потому что иначе я просто Улечууууууууу. АААААААААААА

Сашка захлопнув дверь на замок, подмигнул Юльке и подхватив меня на руки, подкинул вверх.

- Наперегонки?

- А нечестнооооо!!!! - завопила Юлька, с одной стороны, я вопил с другой, а Сашка просто рванул вниз, превращая мою эйфорию в окончательный аут, потому что он очевидно читал мои мысли.

Я уже устал пытаться искать логическое объяснение всему происходящему с нами. Сашка меня просто ощущал, и это было нереально здорово, оставалось только материться для приличия, склоняя его по именам нарицательным и балдеть раскинув руки, и мешая ему изо всех сил, а потом повиснуть на нём, обхватив за шею, потому что не хочется ничего, хочется остаться в нём, и тихо сдохнуть от счастья, прижаться губами к чужой шее в воротнике, дыша его запахом, и не отпускать.

Я люблю тебя, Сашка, сколько ещё я буду повторять это про себя?

На последней ступеньке лифт распахнулся, и Юлька обогнав Сашку вылетела за дверь.

- Я первая!!!

А потом, обиженно заглянула назад и обречённо закатила глаза, потому что мы с Сашкой, присосавшись друг к другу, остались целоваться на нижней площадке тихо хихикая и стараясь сдержать порывы подступающего изнутри веселья.

- Нечестно! - Юлька топнула ногой, ища чем бы в нас кидануть. Я беззастенчиво висел на Сашкиной шее, Сашка в свою очередь выпивал меня маленькими короткими глотками, держа рукой за подбородок.

- Да вы достали, извращенцыыыыы! - Юлька залетев обратно, схватила меня за запястье, выдирая от Сани. Недовольной она не выглядела. Похоже, озабоченную сестрёнку, пёрло от вида нашей озабоченности, но внимание должно принадлежать исключительно ей.

Сашка в свою очередь зарычав схватил меня с другой стороны.

И вот два придурка рвёт меня на части, а я стою и ору во весь голос, от счастья очевидно.

- Аааа Помогите Насилуют

- Не ори! - Юлька.

- Мы и сами справимся! - Санька.

Занавес.

Из подъезда мы вывалились, вися на Саньке, пинаясь, толкаясь, некоторые, не будем показывать пальцем, ещё и умудрились полапать Сашку за задницу.

Сан не успел нас притормозить и мы с Юлькой рванули друг за другом. Юлька от меня, я за ней.

Причины как обычно не было, но нам с Юличем не нужна была причина и оставалось только поражаться, как Сан продолжая идти спокойно и не спеша, умудрился от нас не отставать.

Очевидно сами того не замечая, мы вершили пируэты по кругу, как два железных щепки, вокруг магнита, сопротивляясь притяжению, но не в состоянии его преодолеть. А Сашка улыбался снисходительно, в какой - то момент он вытащил фотик, и когда мы запыхавшиеся примчались обратно - сфотографировал наши раскрасневшиеся сияющие морды, орущие друг на друга с видом взаимной стопроцентной влюблённости.

И прохожим со стороны, казалось наверное, что мы с Юлькой вместе, что она моя девушка, потому что проходя мимо они улыбались глядя на нас, и высокого посмеивающегося парня с фотиком не при делах.

Даже сейчас Сан умудрялся оставаться словно бы в стороне, словно бы в тени, и как будто не он был здесь главным, а я с Юлькой, и он всем своим видом давал это понять.

И никто на свете, кроме нас двоих не знал, что он был нашим богом, нашей вселенной, центром без которого невозможно было существовать. И так было всегда. Сашка родился таким, человеком идущим над миром, и любой, кто сталкивался с его энергетикой, любой кто узнавал его, он просто не мог остаться равнодушным. Сашку невозможно было не любить, не просто не любить, перед ним хотелось преклоняться. За его свет, за его особенную мудрость, мягкость читающуюся в глазах, за эти десять тысяч причин, которые мне никогда не выразить словами. Но когда я смотрел на него, в моей вселенной наступал покой, даже несмотря на то, что все мои планеты разом сходили с орбит, пытаясь рвануть ему навстречу.

- Так. Сейчас, я тебя научу, есть мороженное.

Я деловито оттеснил Юльку от прилавка и принялся заказывать разные шарики.

- Извращениеееее - Юлька бекала и делала фе, изображала рвотные спазмы и вела себя некрасиво, пока Сан не отвесил ей дружеский подзатыльник обняв за плечи.

- Ник, закажи мне тоже на свой вкус.

- Фиг там, не цените, не понимаете.

Я присвистнул свою авангардную вазочку под скептическим взглядом Сани.

- Ты не лопнешь деточка? - ехидно выдала Юлька, забирая сливочное в шоколаде и глаза её округлились. Пользуясь нашим препирательством, Сан заказал аналогичный хаос и теперь методично составлял заказ на стол, не забывая улыбаться помогающей официантке.

- А у меня вкуснеееее, бе - бе - бе.

Желание запустить в Юльку мороженным, было прямо нерациональным. - Ну ладно уговорил. Давай я твоё попробую, а ты моё.

Вспышка фотоаппарата.

Мы с Юлькой кормим друг друга мороженным, а Сашка фоткает нас на память, и вместе и рядом. И Юлька строит мне рога, но я пользуясь случаем строю ей. А потом Юлька нас фоткает вместе с Сашкой, и в какой - то миг мы позволяем себе посмотреть друг на друга и взяться за руки. На моей руке, кольцо - символ моего незыблемого мира, островок особенного острого счастья в залитом солнцем пространстве бесконечной радости.

Мы сидим за столиком кафе, и вокруг нас ходят посетители, а мы никого не замечаем.

Огромные окна, отражают мир снаружи, весёлый солнечный. Яркие надписи на витрине, сияют сегодня по особенному. В зале стоят цветы в кадках, под потолком кружат вентиляторы, а на одном из окон разноцветные сине, красно, белые шарики, выложенные косичкой, и мороженное тает в вазочках.

Мы с Юлькой демонстративно хлюпая пьём колу из высоких стаканов, а Сан прихлебывает экспрессо и щуриться как довольный кот. А мы уже просто не можем, нас распирает, мы уже не знаем, что придумать. Я, Юлька. Мы летим на гребне волны нашего идиотского веселья, а наш океан спокойный и невозмутимый сидит рядом, и снимает нас на камеру, и в какой - то момент, Юлька не выдерживает, забирает игрушку из рук братца и толкает меня к нему.

- Улыбочку, плиз.

Я нагло пью из Сашкиной чашки, стараясь спрятать за ней лицо, не в состоянии оставаться спокойным, потому что Сашкина рука на моём затылке. Его пальцы на моём затылке и весь мир, суживается до размера тёмной жидкости на дне маленького белого кружка, потому что от этого простого прикосновения перехватывает дыхание, и хочется плакать от счастья. Ебануто, нереально, нерационально хочется плакать И не прикоснуться к нему в эту секунду мучительно. Потому что хочется швырнуть чашку, перехватить его пальцы, и влиться в него.

Сашка, я твой, слышишь, Сашка. До последнего ногтя, весь твой. Я тебя люблю, и ничто на свете, не сможет разлучить нас

Сашка, ты слышишь меня, Сашка?

. - Я тебя люблю, Ники! - Сан наклоняется к моему уху, и я поднимаю на него глаза, что бы сказать ему тоже самое про себя, потому что не умею говорить вслух, и Сан улыбается, кивая веками. Сашка слышит меня. Он знает.

Главный приз, жёлтый медвежонок.

Мы с Юлькой одновременно двумя голодными акулами смотрим на висящую под потолком игрушку. Она нам нафиг на нужна, но внезапно, нам что - то хочется подарить друг другу, себе, Сашке.

Мы не сговариваясь сворачиваем в тир.

После полуторачасового катания на аттракционах самое то.

Потому что с последнего Молота смерти мы вылезли словно пьяные, и Сашка посмотрев на наши физиономии, усиленно соревнующиеся друг с другом за нежно зелёный цвет, решительно сказал Хватит и потащил прочь от искушения.

На наших запястьях цветные браслеты дающие право на два часа развлекухи в любом качестве. И мы пользуемся этим правом на полную катушку. И в какой - то момент возникает ощущение, что Сан задрал уже со своим фотиком.

Он фотографирует и фотографирует меня, словно пытается украсть лицо, сделать его частью фотоаппарата. И Юлька положив руку на моё запястье примирительно сообщает, что бы я дал брательнику оторваться.

Не знаю, о чём она говорит, но очевидно это очередной Сашкин таракан, о котором я не знаю, но которого готов принять без слов, ведь это же Сашка. И я начинаю ему позировать, ломаться, выделываться, корчить рожи, на каждый непрекращающийся щелчок и честно кручу пальцем у виска, когда забыв о моём и Юлькином существовании, Сан словно заворожённый пялиться на фотографии.

Зачем тебе фотографии, Сашка, когда у тебя есть я, вот тут, прямо перед тобой живой? - хочется спросить мне, но Сашка беспечно улыбается и наконец убирает фотик в сумку.

И вот мы в тире, прыгаем нетерпеливо, протягивая жадные лапы, к видавшим виды винтовкам, в надежде, что мы всегда были с Юлькой снайперами, просто не знали об этом и сейчас непременно узнаем.

Разумеется я выбиваю Юльку с третьего захода. Благо ограничения на лимит выстрелов у нас нет.

Сан снисходительно ухмыляется, а Юлька начинает орать и требовать возмездия.

Ну да, в отличие от неё из десяти я попал три раза, а она только один. И я даже выиграл фентифлюшку и задарил её Юльке, что бы не плакала. Но тут глаза Юльки хитро прищуриваются, и она вручает приклад братцу.

- За меня будет Сашка. - И показывает мне язык.

Мы с Саном переглядываемся, и в моих и его глазах разом расцветает нечто. Оба прищуриваемся. О этот дивный вкус азарта и адреналина. Мы всегда будем сражаться Сашка, всегда. Мы просто не можем друг другу уступить очевидно, хотя вот он я. Бери меня целиком, побеждай, выигрывай, делай всё что хочешь, только будь рядом со мной, и больше мне ничего не надо.

Сашка очевидно думает точно так же. И в какой - то миг, мне уже не хочется, даже нажимать на курок, хочется просто смотреть на него.

- Что тебе снять? - ласково спрашивает Сашка, поворачиваясь к Юльке.

- Мишку! - Юлька требовательно тычет пальчиком, а я, я просто смотрю на него, прижав ствол к щеке, и кажется смогу смотреть вечно, и встречаюсь с ним глазами, только для того, что бы утонуть и растаять, слыша тёплое, обволакивающее.

- Мишку, так мишку. А второй экземпляр есть?

- Нет - чуть грубовато, отзывается продавец.

- Ладно - покладисто сообщает Сашка и делает первый выстрел в десятку. - Тогда заберу все остальные призы.

Ему не нужны эти призы, мне не нужны, нам не нужны. Я смотрю, как он с бесстрастным, методичным лицом, очень ловко, заряжает ружьё пульками, словно всю жизнь этим занимался, одевает очки, вытащив футляр из кармана, прицеливается, уперев приклад в плечо.

Бац. Бац. Бац.

Мишени вылетают как горох, Сан лупит и лупит, чётко в цель без промаха и хочется сесть на задницу от восторга, потому что такому я точно никогда не научусь, нет, научусь обязательно, я же не должен ему уступать, а сейчас просто хочется сесть на задницу, и любоваться им, любоваться им до бесконечности. Юлька прикладывает палец к губам и вытаскивает фотик.

Щелчок.

Сашка поворачивается к нам, снисходительный, с ироничными сияющими глазами.

- Ну, кто следующий?

- Думаю второй приз найдётся - решительно сообщает продавец. Только уйдите отсюда нахрен, откровенно читается в его глазах. И вот нам выносят двух одинаковых жёлтых медведей. Мой с сердечком в руках, Юлькин с ромашкой в ухе. Саня распределил сам. Забрал и шутливо завернув, как обычно нечто креативное, раздал призы, и наклонился подставляя лицо и показывая пальцами, куда мы должны его лапу за это поцеловать.

И я разумеется сообщаю ему, что сам пусть себя целует, завидуя Юльке, которая не смущаясь облизывает брака в щёку. Сан смотрит на меня иронично вздёрнув бровь. Это как самого себя оставить без сладкого, вот он стоит скотина лыбится и всё ему пофиг, а я тут словно сам себя мороженного лишил. И схватив его за лацкан рубашки, я тяну его к себе, типо по приколу, и получаю смачный поцелуй в губы.

- Для тебя Ник, у меня особая программа. - шепчет этот скот, так блядски, что у меня колени подкашиваются, от острого желания узнать весь список прямо сейчас. И нам уже пофиг, на откровенно прихуевшего хозяина балагана, который открыл рот и забыл его закрыть, и похуй нам на выражение отвращения и брезгливости. Юлька показывает ему язык, а Сан просто подхватывает меня за плечи, привычно кладя ладонь чуть пониже лба, на переносицу, Сашкин фирменный жест. Никто и никогда не делал так как Никому бы в голову не пришло, а Сашка...вот он такой, мой Сашка. Чудесный, мой особенный человечек.

Мы поднимаемся по ступенькам. Я держу своего медведя, чувствую себя неловко, нахуй мне спрашивается игрушка, я что дитё что ли, но честно делаю вид, замираю от острой дрожи, Сашкина ладонь, мимолётно оказывается на моей заднице, рука прижимает лишь на секунду, а внутри всё дуреет и переворачивается от желания. Юлька улетает вперёд, разворачивается, прыгая в радостном нетерпении, а Сашка озабоченно смотрит на часы.

- Пора закругляться.

- Саааааааа - в два голоса, начали мы, и Сашка непередаваемо ухмыльнувшись, разом изловчился и зажал оба рта.

- Домой - непреклонно объявил он, откровенно тащась от выражения наших обалдевших физиономий, и отпустив разом руки, принялся ловко уворачиваться от Юлькиной попытки пнуть, и моей одеть подарок на голову. Ловко уклонялся, умудряясь ускользнуть в последний момент и при этом говорить, вскидывая руки, в примиряющем жесте.

- Я вас отвезу. Два часа. Юль, мама просила помочь.

Сашка так смешно оправдывался, что не простить его было невозможно. И кажется, они так что - то затевали, потому что Юлька неожиданно легко сдалась.

- Ладно, но подвозить не надо, пешком постоим.

Я согласно кивнул.

Погода была солнечная. Май вовсю, диктовал свои права и правила, раскрашивая город яркой молодой листвой. Если бы не Сашкин приказ одеть ветровки, мы бы с Юлькой вымотали из дома полуголые, потому что жара припекала почти под двадцатничек, и лишь холодный северный ветер напоминал о том, что не июль.

А мне неожиданно остро захотелось в лес, за подснежниками. И как - то я даже взгрустнул, подумав о том, что бездарно проебал эти чудесные несколько недель, когда была возможность выбраться на природу, и хотя мы уже выбирались с дядей Вовой и тёть Наташей, это всё было не то. Подснежников то уже не было.

Сашка смотрел распахнув рот, с таким непередаваемым выражением, словно весь этот диалог был написан у меня на лице, а затем Юлька осторожно погладила меня по голове. Ласково так, трепетно. И тебя вылечим. Уй бляяя

- Лапупындр, ты только не плакай, мы тебя за ландышами возьмём, хочешь.

И я покраснел, бурно и обильно, мечтая убиться или провалиться, потому что сказал это вслух.

- Хм - Саня осторожненько, так покосился, прикидывая вызывать скорую или мы повременим, потом, ласково похлопал по плечу, наклонился и зашептал на ухо, горячо, жарко, потрясающе. Я нихрена не понимал в его французком, но отчего - то стало так хорошо. Непередаваемо.

Саня выпрямился.

- Что это было? - я постарался держать морду кирпичом, но не улыбаться не мог.

- Волшебное заклинание - очень серьёзно сообщил Саня.

- Финазепам накоставал - Юлька грохнула, вызывав секундное желание как дать ей больно. Я не знаю, почему я начал говорить вслух. Раньше за собой я такого не замечал, а вот теперь оказалось, что проскальзывает иногда. И может Юльке и было смешно, а мне вот совсем нет. Я испуганно покосился на Саню. А может он поэтому так меня понимает, что я типо сам вслух всё неосознанно пизжу и не замечаю, а все блядь молчат из такта. Да в гробу я такой такт видал.

- Мою шизу так просто не закастуешь - брякнул я, и Санька расслабился. Я только головой качнул.

- Классно оттянулись.

Юлька подпрыгивала и неслась вперёд, бодро огибая прохожих.

Я шёл чуть позади, улыбаясь, зажимая под мышкой призы, напоминая самому себе взрослого Сашку пасущего мелкую бестолочь.

Юлька кружилась и перепрыгивала через подсыхающие лужи, болтала без умолку и любовалась собой в отражение витрин.

Я в свою очередь любовался Юлькой: разметавшейся чёрной чёлкой, серыми глазами, белозубой улыбкой.

Движения девушки казались угловатыми резкими, и в то же время в них уже скользило Сашкино изящество, непреклонная уверенность, особый налёт превосходства, над миром.

В Юльке не было ни капли зазнайства. Потешний ржачный покемон, летящую детскость которого не могли скрыть умело наложенная косметика, и взрослость одежды.

Юля предпочитала классику, почти точно так же как и Сашка. Дома она могла ходить в кислотной футболке, натянув на ноги оранжевые лосины, на улице, Юлька выглядела маленькой элегантной леди. И я даже не знаю, как объяснить этот феномен. Голубая кровь, белая кость. Сейчас Юлька рассекала в светлой юбке и коротком пиджчке, и на фоне её самости, я в своём неформальном прикиде: армейских штанах, балахоне и бандане поверх которой лепились солнечные очки, ощущал себя бомжом с улицы.

Сан уехал, пообещав управиться за два часа.

Мне было так сложно отлепиться от него, что Юльке пришлось оттаскивать меня за куртку. А мы смотрели друг на друга. Сашка за рулём авто, ладонь уже поворачивает ключ в замке зажигания, губы складываются в улыбку, на которой замирают слова и мы смотрим друг на друга, через опущенное стекло, одни в нашем мирке, и хочется сглотнуть, прогнать наваждение и смутную тревогу. Сашка протягивает ладонь, и мы сплетаемся пальцами через окно: сильные уверенные пальцы, ниточка тепла.

- Ник - Сашка улыбается - Мне ехать надо.

А я стою и держу его за руку и улыбаюсь отвечая без слов Да надо. Отпущу. Сейчас отпущу Саш, вот только ещё немножко.

Со стороны аттракционов доноситься гомон и смех. Всё вокруг дышит жизнью и летом. Мимо струятся прохожие: разные непохожие друг на друга и в то же время такие одинаковые в своих проблемах и заботах. Утренняя прохлада потихоньку сменяется пеклом. Рядом нетерпеливо переминается Юлька с ноги на ногу. Ветер доносит дымок шашлыка и запах кофе из открытого летнего кафе неподалёку, какая - то мамашка выговаривает рыдающему в голос малышу, не желающему уходить с площадки, малыш ревёт, а девушка, ещё молодая совсем, сосредоточенно тащит чадо за руку, в одной руке ладошка, в другой трёхколёсный велосипед.