По Москве босиком

(быль)

Это было в 1929 году. Я училась в третьем классе Завражной школы.

Четвертый класс окончил первую ступень (так тогда их называли) и ему дали путевку на экскурсию в Москву. Узнав про это, я побежала к учителю Ватолину (имя и отчество позабыла) и стала его спрашивать:

- Вы едете в Москву. Прихватите меня с собой. Я тоже хочу посмотреть на Москву и повидаться с сестренкой, которая живет там.

- Хорошо, - говорит учитель, - прихватим. Приходи завтра в школу к 9 часам.

Я, не чуя под собой земли, помчалась домой, крича в дверях, что еду в Москву.

Кто из нас не мечтал увидеть столицу нашей Родины! Тут же начались сборы. Мать испекла два огромных пресных колоба. Один, сказала, можно мне есть в дороге, а другой – гостинец для сестренки моей.

Нашли на чердаке большой деревянный чемодан (меньше не было), бабушка привязала к ручке чемодана полотенце, сказавши, что если рука устанет нести, то можно понести на спине.

Ночь прошла неспокойно, все думала о Москве. Утром, не дождавшись, конечно, 9 часов, умчалась в школу раньше всех, никого еще из ребят не пришло.

Когда вся группа была в сборе, учитель всех пересчитал, и мы пешком отправились до Юрьевца. Там сели на старенький пароходик, так называемый «Калоша» за его тихое движение. Тащил он нас всю ночь, останавливаясь на всех пристанях. Прибыли в Кинешму утром. Сели на поезд (его я видела впервые). Здорово умявшись, мы рады были местечку и сразу же забрались на полки, захрапели. Я тоже, положив под голову свой багаж, легла на нижнюю полку и крепко заснула. Разбудил меня шум и плач одной девочки. У нее шпана утащила сумку с вещами.

В Москву прибыли утром. Учитель снова всех пересчитал и пошли парами. Подойдя к трамваю, он объяснил, как вести себя, не убегать никуда и так далее. Стали садиться в трамвай. Конечно, не все сумели влезть в него. Часть ребят, в том числе и я, остались без трамвая. Но учитель после первой остановки пришел за остальными и увел их с собой.

А я осталась искать свою сестру по Москве. Адрес у меня, конечно, был с собой. От одиночества мне сделалось не по себе, жутко в таком большом городе. Я долго стояла и думала, в какую сторону пойти. Пойду, думаю, прямо. И я увидела большую людскую очередь. Дай, думаю, узнаю, чего там дают. Подошла к последнему старичку, спрашиваю: «Чего здесь давать будут?» Он ответил, что ничего, на Ленина идут поглядеть.

Вот это да! Надо и мне не упустить такого случая. Вот подружкам будет что рассказать! Видела Москву, да еще и настоящего Ленина.

Встала я за этим старичком и мы стали двигаться не тихо, не быстро.

Очередь подошла к двери. Только я хотела туда шагнуть, а меня за плечи схватили два милиционера и говорят: «С вещами не положено». «Да у меня там нет ничего, кроме двух колобов пресных».

Они спорить со мной не стали, тихонько пододвинули в сторонку.

Проклиная свой чемодан, я, как побитая собачонка, двинулась в обратный путь очереди. Чуть не заплакав от горя, увидела сидевшую на земле старушку. Перед ней стояла железная кружка, в которую бросали монетки. Я подошла к ней и говорю:

- Бабушка, ты долго здесь будешь сидеть?

- Да, как знать, - отвечает.

- Возьми, - говорю, - чемодан покарауль, я схожу на Ленина посмотрю, а то меня с этой бандурой не пускают туда. Я не знаю, почему они боятся, что я Ленина унесу?

- Отставь, - говорит старуха.

Я с радостью снова встаю в очередь, только уж тот хвост давно ушел, и я встала за какой-то нарядной красивой дамой. В этот раз мне показалось, что очередь прошла быстрее.

Спустились мы в подземелье. Тихо, как в могиле. На высоком месте стоит гроб. Ленин лежит в нем, ну как живой, рыжая бородка, видимо, родимый не успел побриться. Мне так хотелось позадержаться и все рассмотреть, но сзади подталкивают легонько и надо, видимо, все время двигаться вокруг гроба. Что, думаю, им жаль. У нас на покойника смотри сколько хочешь, даже пощупать можно. С этой мыслью я незаметно оказалась на улице, но уже с другой стороны могилы.

Только тут вспомнила о своем багаже и побежала искать эту бабулю. Смотрю, сидит моя дорогая все на том же месте, а рядом мой злосчастный чемодан. Видно, честная попалась старушка.

Угостив ее своим колобом за труд, я отправилась искать сестру. Смотрю, стоит трамвай, в него залезают и вылезают, и я решила в него влезти, хотя не легко было с таким ящиком. Народу набилось полно. Все покупают у билетной бабы билетик (видимо, за проезд) и я купила, хотя нелегко было расставаться с пятачком. Уселась на первое попавшееся место: теперь отдохну.

А люди на остановках все лезут, кто туда, кто сюда. Что, думаю, им не сидится спокойно. И куда они все торопятся? Потом беготня эта стала реже и реже. Потом вовсе никто не вылезает, а я одна почти осталась. На мое счастье, подходит ко мне эта баба с билетной сумкой и спрашивает:

- Вы куда едете?

- Как куда? – говорю. – К сестре в гости, - и показываю ей свой адрес. Она посмотрела и говорит:

- Вы не в тот конец едете!

- Как не в тот? Тогда зачем меня везете? Как же мне теперь попасть в нужный конец.

- Сиди до конца, а потом повезем тебя в обратную сторону.

- Господи, - думаю, - да где же в Москве находится тот-то конец?

А ноги гудят от обуви. Мы, деревенские дети, не привыкли сутками ходить в ней. Дай, думаю, разуюсь, пусть отдыхают. Разувшись, связала я свои ботиночки и привязала к своему полотенцу, что было на ручке чемодана. Вот теперь куда полегче!

Вдруг подходит билетница и говорит:

- Вылезай, приехала. Спросишь у милиционера, в какую сторону тебе надо пойти.

Выкарабкавшись из трамвая, я пошла, а трамвай ушел. Оставшись одна, посмотрела на все четыре стороны и увидела того милиционера. Он стоял на одном месте и все время махал перед своим носом палочкой туда-сюда, туда-сюда… Может быть он мне махнул? Подошла и спрашиваю:

- В какую сторону пойти? – и сую ему свой адресок, где живет моя сестра.

- Прямо! – говорит он, не переставая махать своей палочкой.

Ну, думаю, прямо так прямо. Пошла прямо, перешла площадь и увидела улицу с большими домами. Видно, хороший милиционер, не соврал мне. Вскоре я нашла все же этот 46 номер дома. Смотрю, обнесен большим высоким, тесовым забором. Зачем, думаю, им такой забор нужен? На улице не видно ни одной козы или овцы. Кто туда к ним полезет? Надо будет поговорить с сестрой, чтобы зря не тратили на пустяки деньги.

Открываю калитку, а она, милая моя, вешает белье на белую веревочку. Я стою, жду, как она обрадуется мне. Оглянулась она в мою сторону и с таким удивленьем смотрит на меня, точно не узнает, а глазами водит по мне то вверх, то вниз. Что, думаю, такое, разве платье на мне плохое, так не худое же, а лучшего нет. Не дождавшись, когда она подойдет ко мне и не отстанет удивляться, я пошла навстречу к ней первая. А она сразу так меня спросила:

- Ты так и шла?

Я говорю:

- В трамвае пятак билетной бабе платила, а через площадь и улицу шла так, за это с меня никто билета не спросил, даже тот дядька с палочкой.

- А ноги, - спрашивает, - у тебя целы?

- Что им сделается, - отвечаю. Как снега не стало, бегаю босая, а в лес по 2 раза в день за попутниками. Они у меня привычные.

- А ты видела в Москве кого-нибудь босого?

- Вот этого я и не заметила. Да и некогда было на них смотреть. Они все куда-то торопятся.

Тут она от души смеялась надо мной и при встречах, до смерти, вспоминала эту мою первую поездку к ней в Москву.

(Прасковья Андреевна Клязник, с. Завражье)