Последствия ипостасного соединения двух естеств в Господе Иисусе Христе

      Ипостасное соединение Божественного и человеческого естества в Господе Иисусе Христе — источник особых последствий, характеризующих ЛичностьБогочеловека Иисуса как уникальную и беспримерную по важности и значению для всего именуемого Богом и человеком. Сам образ ипостасного единения чудесен, вышеестествен, над-умен, посему чудесны, вышеестественны, над-умны и следствия такого единения. Они обусловлены и постулируемы Ипостасью как носителем, началом, связью и силой единения двух естеств в Господе Иисусе Христе. Подобно тому как ипостасное сочетание Божественного и человеческого естества в Лице Богочеловека совершено таинственным образом: неразлучно, нераздельно, неслиянно, неизменно, так и следствия этого ипостасного сочетания, проистекая из Божественной и человеческой природы Христа, во взаимном отношении сопряжены неразлучно, нераздельно, неслиянно, неизменно. В этом и заключается чудесность и Божественность этих следствий.
      Все дела Господа Иисуса Христа — это дела единой Ипостаси; все чувства Господа Иисуса Христа — это чувства единой Ипостаси; все мысли Господа Иисуса Христа — это мысли единой Ипостаси; вся жизнь Господа Иисуса Христа — это жизнь единой Ипостаси; весь подвиг искупления и спасения, совершенный Господом Иисусом Христом, — это подвиг единой Ипостаси. Но при всем этом ипостасном единстве Божественное Христово естество пребывает в Своих границах, а человеческое — в своих. Ипостась — Та, Которая свойства одного естества делает свойствами другого, не повреждая ни Себя как вечную и неизменную Божественную Ипостась, ни одно из двух естеств, которые соединяет.
      Природа, характер и границы последствий, проистекающих из ипостасного единения в Господе Иисусе Христе двух естеств, а также их двух воль и двух действий, зависят как от природы и характера Ипостаси Слова, так и от природы и характера сочетаваемых естеств. Последствия ипостасного единения своей реальностью нисколько не нарушают различия, имеющегося между Божественным и человеческим естеством, между Божественной и человеческой волей, между Божественным и человеческим действованием; с другой стороны, это различие вовсе не препятствует ипостасному единению двух естеств, воль и действий, присно пребывающих нераздельно, неразлучно, неслиянно, неизменно. Ведь и в следствиях ипостасного единения во всей полноте остается то, что́ Божественное естество, Божественную волю, Божественное действие отличает как Божественные, равно как и то, что́ человеческое естество, человеческую волю, человеческое действие характеризует как человеческие.
      Следствиями ипостасного соединения двух естеств в Господе Иисусе Христе являются: 1) усвоение, обмен, общение свойств; 2) абсолютная безгрешность, то есть абсолютная святость Господа Иисуса Христа; 3) обожение человеческого естества в Господе Иисусе Христе; 4) нераздельное поклонение Иисусу Христу по Божеству и человечеству и 5) Матерь Господа и Бога Иисуса Христа — Богородица и Приснодева.
      1. Общение свойств Божественного и человеческого естеств в Господе Иисусе Христе осуществляется единством Лица, единством Христовой Ипостаси. Поскольку одна и та же Ипостась Бога Слова в Господе Иисусе Христе есть всецело, нераздельно и совершенно Ипостась как Его Божеского, так и Его человеческого естества, то в силу единства Ипостаси свойства одного естества переносятся на другое: Божественные на человеческое и человеческие на Божественное; они общаются между собой, и происходит их взаимообмен. Вследствие единства Ипостаси как носителя обоих естеств Господу Иисусу Христу как Богу усваиваются имена, свойства и действия, принадлежащие Ему по человечеству; и наоборот, как к Нему как к человеку прилагаются имена, свойства и действия, принадлежащие Ему по Божеству. В этом причина того, что в Священном Писании Его Божественному естеству зачастую приписываются свойства человеческого естества, как и, с другой стороны, Его человеческому естеству иногда вменяются свойства естества Божественного. Так, в Священном Писании Господь Иисус Христос именуется: «Господом славы» распятым (1Кор. 2: 8); о Нем говорится: Господь Бог «приобрел Себе Церковь Кровию Своею» (Деян. 20: 28); Его, «Начальника жизни убили» (Деян. 3: 15); «второй человек — Господь с неба» (1Кор. 15: 47); «мы примирились с Богом смертью Сына Его»(Рим. 5: 10; ср.: 2Кор. 5: 18—19); Бог «Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (Рим. 8: 32; ср.: Ин. 3: 16; Гал. 2: 20); «хотя Он и Сын» (Божий), «однако страданиями навык послушанию; и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного» (Евр. 5: 8—9; ср.: Евр. 2: 10). Точно так же в Священном Писании Господу Иисусу Христу как Сыну Человеческому и человеку часто приписываются свойства, принадлежащие Его Божественному естеству, например: вездесущие («Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» — Ин. 3: 13); власть отпускать грехи (Мф. 9: 6; Мк. 2: 10; Лк. 5: 24); вечное, Божественное Сыновство (Мф. 16: 13, 16); суд над миром на Страшном Суде (Ин. 5: 27; Мф. 19: 28); Божественная слава (Ин. 17: 3—5); Божественное всемогущество (Мф. 26: 64); Божественное поклонение (Флп. 2: 7—11).
      Богооткровенной истиной Священного Писания о таинственном общении свойств двух естеств в Господе Иисусе Христе в силу единства Ипостаси наполняются благодатные мысли Святых Отцов и Учителей Церкви, христолюбивые души которых, окрыленные и вознесенные верой, обитают на безоблачных высотах Божественных истин. Так как последствия ипостасного соединения двух естеств в Господе Иисусе Христе находятся в органической связи с образом их соединения, то об этом было довольно сказано и в предыдущей главе, но важность сей истины заставляет нас еще подробнее на ней остановиться, т. е. рассмотреть, как понимали и объясняли ее богомудрые философы — Святые Отцы, своей душой, преображенной молитвой.
      Святой Ипполит говорит: «Творец всех тварей воплотился от Пресвятой Приснодевы Марии; Он Тот же Самый был совершенным Богом и Он Тот же самый был совершенным человеком. По Своему Божеству Он и творил Божественные дела Своим пресвятым телом; иначе говоря, такие дела, какие не принадлежали телу по естеству; а по Своему человечеству Он претерпевал человеческие состояния, такие состояния, какие не принадлежали Божеству по естеству. Ничего Божественного не творил Он без тела; и Он Тот же Самый не сделал ничего человеческого без участия Божества. Так соблюл Он для Себя новый и подобающий Себе образ [совершения дел], которым творил и то, и другое, тогда как естественное и Божеству, и человечеству пребыло неизменным».
      «Слово Божие, Премудрость и Истина, — говорит Ориген, — хотя и восприняло на Себя плоть, справедливо именуется Божиим Сыном, Божией Силой, Божией Премудростью — либо оттого, что плоть всецело была в Сыне Божием, либо оттого, что плоть всецело приняла Сына Божия в себя. И опять-таки Сын Божий, через Которого создана вся тварь, именуется Иисусом Христом и Сыном Человеческим. Ибо также говорится, что Сын Божий умер, что относится к естеству, могущему допустить себе смерть (pro еа scilicet natura quae mortem utique recipere poterat); но и Сыном Человеческим нарицается Тот, о Котором возвещено, что Он вновь придет во славе Бога Отца со святыми Ангелами. В этом причина того, что во всем Священном Писании не только о Божеском естестве говорится словами человеческими (divina natura humanis vocabulis appelatur), но и человеческое естество украшается именованиями Божеского достоинства (humana natura divinae nuncupationis insignibus decoratur). К этому поистине гораздо действеннее, чем к чему-то иному, можно применить следующее утверждение: «И будут два одна плоть; так что они уже не двое, но одна плоть» (Быт. 2: 24; Мк. 10: 8)».
      Солнечный светильник православной истины, святой Афанасий Великий, общение двух естеств в Господе Иисусе Христе называет усвоением (ἰ δ ι ο π ο ί η σ ι ς) свойств одного естества другим естеством через посредство Ипостаси. «Так как Христос сугуб по естествам, а един по Ипостаси, то Он усвояет Себе принадлежащее тому и другому естеству. Когда Апостол говорит о христоубийцах, что они «не распяли, бы Господа славы, если бы Его познали»(1Кор. 2: 8), то этим он дает понять, что страдало не Божество, Которое есть Господь славы, а человеческое естество, воспринятое на Себя Господом. Точно так же когда говорится, что Сам Сын и Бог пострадал, то это оттого, что в Господе Иисусе Христе — одна Ипостась Божества, соделавшаяся Ипостасью и человеческого естества. Страдал Он по Своему человеческому естеству, но сошел с неба и пребывает на небе (Ин. 3: 13) по Своей Божественной Ипостаси; Он есть Сын Человеческий по естеству, воспринятому позднее: после того как сошел с неба. И еще: Он Тот же Самый — Господь в силу единства Ипостаси и человек по сочетавшемуся с Ним человечеству; а по Божеству Он с неба».
      «Своим воплощением Слово не превратилось в плоть. Ведь если бы Оно превратилось в плоть, то гроб был бы не нужен, потому что тело само собой сошло бы проповедовать духам в аду. Но так как проповедовать сошло Слово, тело Иосиф, обвив плащаницей, похоронил на Голгофе. Так всем показано, что тело было не Словом, а телом Слова. И сие-то тело, когда оно воскресло из мертвых, осязал апостол Фома и видел на нем язвы «гвоздинныя» (Ин. 20: 25), какие понесло Само Слово. Видев пригвождаемым Свое собственное тело, хотя и могло Оно тому воспрепятствовать, однако же не воспрепятствовало, но бесплотное Слово усвоило Себе, соделало Своим свойственное телу. И посему, когда слуга ударил тело, Слово, как бы Само претерпевая это, сказало: «Что Мя биеши?» (Ин. 18: 23). И хотя Слово по природе неприкосновенно, Оно все-таки изрекло: «Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания» (Ис. 50: 6). Ибо что претерпевало человеческое тело Слова, то соединенное с ним Слово усваивало Себе, дабы мы могли принять удел в Божестве Слова (приобщиться Божеству Слова). А удивительно то, что один и Тот же страдал и не страдал: страдал, ибо страдало Его собственное тело, а Он был в подверженном страданию теле; и не страдал, ибо Слово, будучи по естеству Богом, нестрадально. Само бесплотное Слово было в доступном страданию теле, но и тело имело в себе недоступное страданию Слово, истребляющее немощи самого тела».
      «Исповедуя Христа Богом и человеком, мы Его этим не разделяем, но согласно Священному Писанию, веруем, что страдание и смерть относятся к плоти Слова, а Само Слово непреложно и неизменно. Поэтому Он Тот же Самый и страждет, и не страждет; Божественным естеством Он нестрадателен, непреложен и неизменен, а плотью подвержен страданиям». «Божество никак не приемлет страдания без страждущего тела; не показывает страха и скорби без устрашенной и опечаленной души; не тоскует и не молится без тоскующего и молящегося ума». «Священное Писание нигде не говорит о Божией крови без плоти или же что через посредство плоти пострадал и воскрес Бог. Такие дерзкие мысли свойственны арианам, так как Сына Божия не признают они истинным Богом. А Священное Писание проповедует о Боге, соделавшимся человеком, о крови, страдании и воскресении Божия тела — и причем о воскресении из мертвых». «Страдание, смерть и Воскресение совершились в теле и душе Бога». На кресте умерло тело Слова, а Бог Слово непреложно был и в теле, и в душе, и в Себе Самом.
      «Слово, будучи Богом и соделавшись человеком, как Бог воскрешало мертвых, исцеляло всех словом, претворило воду в вино (ибо это были дела не человеческие), а как Носящий на Себе тело Он хотел пить, утомлялся и страдал (ибо это не свойственно было Божеству). Как Бог Он сказал: «Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14: 11), а как Носящий на Себе тело обличал иудеев: «Ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину, которую слышал от Бога» (Ин. 8: 40). Это происходило не раздельно по качеству творимого, так, чтобы всё принадлежащее телу обнаруживалось без Божества, а принадлежащее Божеству обнаруживалось без тела, — но всё это совершалось соединенно, и един был Господь, чудесно творивший это Своей благодатью. Он плюнул как человек, но плюновение было Божественным, ибо им даровал Он зрение слепому от рождения. Когда же хотел Он показать, что Он Бог, выражая это человеческим языком, то сказал: «Я и Отец — одно» (Ин. 10: 30). Исцелял Он одним Своим хотением. Простерши Свою человеческую руку, Он воздвиг Петрову тещу, «огнем жегому» (Мф. 8: 15), и воскресил из мертвых уже умершую дочь начальника синагоги. А еретики по своему собственному невежеству предались безумию; и одни из них, взирая на телесное в Спасителе, отрицали реченное в Евангелии: «В начале было Слово»(Ин. 1: 1); другие же, наблюдая за Божественным, отвергали слова Евангелия: «Слово стало плотию» (Ин. 1: 14). Но муж верный и апостольский, зная человеколюбие Господа, видя знамения Божества, изумляется Господу в теле; наблюдая же за свойственным плоти, весьма дивится и сему, примечая в этом действие Божества. Такова вера церковная».
      «Когда Бог Слово соделался человеком, мы видим «славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины» (Ин. 1: 14). Ибо то, что претерпел Он в теле, то возвеличил как Бог. Плотью Он чувствовал голод, а Божественно насытил алчущих. И если кто соблазняется Его телесными действиями, пусть удостоверится теми, в которых Он действует как Бог. Как человек Он спрашивает, где лежит Лазарь, а как Бог воскрешает его. Посему пусть никто не подсмеивается, называя Его отроком, указывая на Его возрастание с годами, на то, что Он ел, пил, страдал, — чтобы, отрицая свойственное телу, не отвергнуть совершенно Его ради нас пришествие. И потому как человеком Он стал не обыкновенным, естественным порядком, то, когда Он воспринял на Себя тело, Ему подобало показать свойственное телу, дабы не возобладали манихейские вымыслы. И опять-таки, действуя телесно, надлежало Ему не сокрывать свойственного Божеству, дабы у Самосатского не было оснований называть Его человеком — и причем человеком иным (ἄ λ λ ο ν), помимо от Бога Слова».
      «Когда апостол Петр возглашает: «Итак, твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли» (Деян. 2: 36) — то говорит не о Его Божестве, что Бог соделал Его Господом и Христом, а о Его человечестве, которое есть вся Церковь, господствующая и царствующая в Нем по Его распятии и помазуемая на Царство Небесное, чтобы владычествовать с Тем, Кто уничижил Себя за нее и воспринял ее, взяв на Себя образ раба. Ибо Слово и Сын Божий всегда был Господом и Богом; и не после распятия соделан Господом и Христом, но Его Божество соделало Господом и Христом Его человечество. И когда Спаситель говорит: «Отче Мой, Если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26: 39), «впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22: 42) и«дух бодр; плоть же немощна» (Мф. 26: 41) — то этим проявляет две воли: человеческую, свойственную плоти, и Божественную, свойственную Богу. Человеческая воля, по немощи плоти, молится о том, чтобы страдание Его миновало, а Божественная к нему готова... Как человек Он отказывается от страдания, но как Бог, по Божественной сущности непричастный страданию, Он с готовностью принял страдание и смерть. Смерть не могла Его удержать, потому что в подобии человека был Бог, умерший по Своей воле и воскрешенный как Бог Своей собственной силой, о чем говорил и Давид: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!» (Пс. 67: 2); и затем: «Востани, Господи Боже мой, повелением, имже заповедал еси. И сонм людей обыдет Тя, и о том на высоту обратися. Господь судит людем» (Пс. 7: 7—10). Апостол же замечает: «Хотя Он и распят в немощи, но жив силою Божиею» (2Кор. 13: 4). Сила Божия есть Сын, пострадавший по немощи, то есть от сочетания С плотью, и молившийся как человек, дабы миновало Его страдание, но пребывший живым по Своей Божественной силе».
      «Воплощенное Слово не называется Христом без плоти, потому что это имя сопровождают страдание и смерть, как говорит апостол Павел: «Христос имел пострадать и, восстав первый из мертвых, возвестить свет народу» (Иудейскому)«и язычникам» (Деян. 26: 23); «Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1Кор. 5: 7); «человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех» (1Тим. 2: 5—6). Апостол выражается так не потому, что Христос якобы не Бог, а потому что Он еще и человек. Оттого-то и сказано: «Помни Господа Иисуса Христа от семени Давидова» (по плоти), «воскресшего из мертвых» (2Тим. 2: 8). Поэтому Священное Писание сближает и то, и другое имя, указывая на Его бытие: невидимо Он понимается и поистине есть Бог, а видимо — Он осязаем и поистине есть человек; и причем не разделением лиц или имен, а естественным рождением и неразрывным соединением, дабы, когда в Нем истинно исповедуется страдание, Он Тот же Самый был истинно исповедуем, как подверженный и не подверженный страданию. Как же, значит, Слово, Которое есть Бог, могло соделаться Христом до того, как стало человеком? Ведь если Христово имя есть собственное имя Божества, обособленное от плоти, то тогда оно может прилагаться и к Отцу, и к Святому Духу; тогда и страдание будет совместным (ϰ ο ι ν ὸ ν), как говорят некоторые заблуждающиеся. Или, вероятно, вы скажете, что Сам непричастный страданию и бестелесный Бог Слово и до воплощения и вочеловечения был доступен страданию и смерти? Но как Сын, единосущный с Отцом и нераздельный с Ним по Божественному естеству, непреложный и неизменный, мог бы быть назван страдательным, если бы не стал человеком, восприняв на Себя из Девы весь образ человеческого состава, чтобы в страдании быть и человеком, и непреложным как Бог? Для этого и было помазание. Как Бог Он не имел нужду в помазании, однако же помазание всё же не было совершено без Бога, но Бог и совершил помазание, и принял помазание в теле. Очевидно, таким образом, что Слово не без человеческой плоти сделалось Христом и не единой Своей частью явилось во плоти или в подобии души, но, пребывая тем, чем было, восприняло на Себя образ раба, не лишенный бытия, несомненно проявляемого в страдании, в Воскресении и во всем домостроительстве спасения, как об этом написано и возвещено».
      «В Господе Иисусе Христе мы не отделяем человека от Божества, — пишет святой Григорий Богослов Кледонию, — но исповедуем, что один и Тот же прежде не человек, а Бог и Сын единый предвечный, не имевший ни тела, ни чего-либо телесного, но в последние дни соделавшийся человеком ради нашего спасения; причастный страданию по плоти, непричастный страданию по Божеству; ограниченный по плоти, безграничный по духу; одновременно земной и небесный, видимый и невидимый, объемлемый и необъемлемый — дабы в одном и Том же Лице, Которое есть совершенный Бог и совершенный человек, был восстановлен весь человек, подпавший под грех... Если же кто-то утверждает, что плоть Спасителя сошла с небес, а не от земли и не от нас, — да будет анафема. Ибо слова Священного Писания «второй человек — Господь с Неба, каков небесный, таковы и небесные» (1Кор. 15: 47, 48) и «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах»(Ин. 3: 13), — эти слова и им подобные надобно разуметь сказанными по причине сочетания с небесным; равно как и сказанное, что «все» начало быть через Христа (1Кор. 8: 6; Ин. 1: 3) и что Христос вселяется в наши сердца (Еф. 3: 17), — относится не к видимому естеству в воплощенном Боге, а к невидимому, духовному, потому что сопряжены как естества, так и имена, и одно переходит в другое по закону теснейшего соединения».
      Облагодатствованная мысль святого Кирилла Александрийского вся пребывает в сердце Богооткровенной истины об общении свойств двух естеств в Лице Господа Иисуса Христа. «Тело Господа Иисуса не сошло с неба, но — от Девы. Мы имеем многочисленные доказательства в Священном Писании о том, что плоть и Слово не разобщены, а сопряжены воедино и каким-то образом сочетаются свойства их естеств. Так, Спаситель говорит Никодиму: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий» (Ин. 3: 13). Иудеям же, насмехавшимся над Спасителем, после того как Он им сказал, что Его плоть животворящая, Он ответил: «Это ли соблазняет вас? Что же, если увидите Сына Человеческого, восходящего туда, где был прежде?» (Ин. 6: 62). Плоть Господа Христа — животворящая по причине соединения с Живым и с неба пришедшим Словом».
      «Собственное и единосущное Слово Отчее и тогда, когда стало человеком, сохранило в Своем естестве свойства Божества. Итак, надобно знать, что Своей собственной плоти даровал Он славу Божественного (Боголепного) действия, равно как и Своим соделал свойственное плоти и облек в это Свое собственное естество: через сочетание, наступившее при воплощении». «Богу Слову, и когда Он с плотью, должно приписывать Божественные превосходства как Богу, по естеству сочетавшемуся с плотью и допустившему благам Своего собственного естества стать общими для собственного тела». «Свойственное человеческому естеству стало собственным Слову; и наоборот: свойственное Слову стало собственным человеческому естеству. Ибо так разумеется един Христос, и Сын, и Господь». «По причине ипостасного соединения двух естеств при воплощении Бога Слова, в Евангелии говорится, что Сын Человеческий сошел «с небес»(Ин. 3: 13), потому что воплощенное Слово относит к Своей плоти сияние Своей собственной славы и Божественного величия».
      «Мы исповедуем, что Господь Иисус Христос как Бог не подлежит страданию по Божественному естеству, а удобостраждущ по человеческому, по плоти. Когда духоносный Апостол говорит: «Он и распят в немощи, но жив силою Божиею» (2Кор. 13: 4) — он этим свидетельствует, что Господь пострадал как человек, хотя по Своему Божеству Он абсолютно выше всякого страдания. А раз это так, то Он попустил, чтобы страдала плоть, и, претерпев умереть как человек, оживил Себя как Бог, Сам оживотворив собственный храм... Он дал плоти двигаться по ее собственным законам; и говорит, что Его — принадлежащее плоти, ибо плоть — Его собственная». «Владыка Христос предоставил тело законам его собственного естества, так что вкусило оно смерть, и причем тогда, когда сочетавшееся с ним Слово усмотрело это полезным; но оно вновь оживлено Божественной силой Слова, соединенным с ним ипостасно». «По причине ипостасного единства двух естеств, в Священном Писании очень часто свойственное человеческому естеству приписывается Самому Богу Слову».
      «В Деяниях Апостольских говорится, что Господь Бог приобретает Церковь Своей Кровью (Деян. 20: 28). Это значит не то, что Господь Иисус Христос якобы пострадал Божественным естеством, но что Он относит к Себе страдания собственной плоти, ибо это плоть не какого-то другого человека, а плоть Самого Слова. Если, таким образом, кровь называется Божией Кровью, то ясно, что Воспринявший на Себя плоть был Богом». «Все евангельские изречения о Господе Иисусе Христе, как человеческие, так и подобающие Богу, мы усваиваем единому Лицу, ибо веруем, что Иисус Христос, вочеловечившееся и воплотившееся Божие Слово, — един Сын. Если посему о Нем утверждается нечто человеческое, то мы относим это к Его человечеству, ибо Его и то, что человеческое; если же говорится о Нем как о Боге, мы опять-таки припишем сии превосходящие человеческое естество изречения единому Христу и Сыну, ибо веруем, что Он — вочеловечившийся Бог. Разделяющие же Его на два лица — так или иначе измышляют двух сынов. Ибо как среди нас, людей, недопустимо, чтобы один человек, состоящий из души и тела, разделялся на два лица, но это — один и тот же человек, так следует мыслить и об Еммануиле. Ведь поскольку воплощенное и вочеловечившееся Слово Божие есть един Сын и Господь, то несомненно, что и едино Его Лицо; мы же приписываем Ему и человеческое по домостроительству воплощения, и Божественное по причине Его несказанного рождения от Бога Отца». «Всё, следовательно, принадлежит одному Христу: как Божественное, так и человеческое». «Согласно сему, один и единственный Христос Иисус творил и Божественные знамения Своим собственным». «Плоть была собственной Слову, сшедшему с небес и соделавшемуся Сыном Человеческим. Един, следовательно, Христос и Сын. Так свойственное Слову стало свойственным плоти; а свойственное плоти — свойственным Слову, кроме только греха». «Хотя «Слово стало плотию», однако же как Бог Оно действует Своей собственной плотью, ибо и она имеет силы благодаря Ему».
      «Если Бог Слово не воспринял на Себя всецелое человеческое естество: плоть, душу и ум — как тогда мог Он сказать: «Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел»(Ин. 12: 27); «Отче... прославь Сына Твоего» (Ин. 17: 1); «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26: 38); «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23: 46). Из этих слов ясно, что Единородный стал человеком, взяв на Себя не тело без души и ума, а тело одушевленное душой и разумом, тело, полностью обладавшее всем необходимым. И как Он усвояет Себе всё свойственное Его телу, также точно вменяет Себе и свойственное душе. Ибо надлежало Ему быть подобным нам во всём присущем душе и телу. Ведь и мы состоим из разумной души и тела. И как по домостроительству спасения Он иногда позволял Своему собственному телу переносить свойственное телу, так и душе Своей попускал претерпеть ей свойственное. Хотя по естеству Он — Бог и превыше всей твари, однако во всем соблюл Он меру кенозиса».
      «Христос — не только человек и не бесплотное Слово, но, сочетавшись с нашим человеческим естеством, Он, хотя Сам по Себе и нестрадателен, Своей плотью претерпевает человеческое». «Страдание добровольно подъял Сын Божий, содержащий в Себе необъемлемого Отца и содержимый Отцом. Содержимый Отцом, сущий в недре Отца, Он необъяснимым образом содержался и в Своей собственной плоти. Тот же Самый Сын Божий ожил в третий день, пленив ад, и явился нам Своей собственной плотью, дабы избавить нас от смерти и тления. Значит, страдание — Божие, и Воскресение — Божие, и Вознесение — Божие, и всецелое уподобление нам, кроме греха — Божие. Всё в Нем было не мнимо, а истинно».
      «Так как Единородный Сын Божий, сущий по естеству от Отца, начал существовать, ради нашего спасения, от Девы, то с уверенностью утверждаем, что святое тело, воспринятое Им от Блаженной Девы, — Его собственное. Посему и вполне верно говорим, что ради спасения Он понес страдания тела, сохранив, однако же, во всем этом нестрадательность Своего [Божественного. —«Вставка пер».] естества. Ибо Он есть Бог от Бога. Когда, таким образом, утверждается, что Он страждет плотью, то подразумевается, что страждет Он не как Бог в Своем собственном естестве, но что усваивает Себе страдание, потому что Его собственным стало тело, которое Он к Себе присоединил».
      «Христос пострадал Своей плотью, а не Божеским естеством; образ же страдания абсолютно неизреченен, и его нельзя познать никаким умом. Рассуждая верно и согласно с истиной, мы полагаем, что Слово не было чуждо страданию, о котором идет речь, и не говорим, что по телесному рождению, предшествующему страданию, Оно было кем-то иным, равно как и не утверждаем, что свойственное телу совершено в Его превозвышенном, Божеском естестве. Итак, надо понимать то, что страдал Он Своим телом, хотя по Божеству и не подлежит страданию. А как сие совершилось — никаким примером объяснить нельзя, ибо всё отстает от истины, от самой действительности, какова она по себе. Это превосходит всякий разум».
      Поучая столь богомудро об общении свойств двух естеств в Лице Господа Иисуса, святой Кирилл твердо и сильно выразил это православное учение, охраняя его от еретиков, в двенадцатом анафематизме, гласящем: «Кто не исповедует Бога Слова пострадавшим плотию, распятым плотию, принявшим смерть плотию и, наконец, ставшим первородным из мертвых, так как Он есть жизнь и животворящий и Бог, — да будет анафема».
      «Бог Слово, сочетавшись с человеком, — говорит святой Иоанн Кассиан, — не опускает никакого в Себе деления на человека и Бога. И никому не позволяет Он утверждать, что одно лицо — Сына Человеческого, а другое лицо — Сына Божия. Напротив, во всем Священном Писании Он сопрягает и, так сказать, вводит (вочленяет) человечество в Господне Божество (Dominicum hominem connectit Deo atque concorporat), так что никто не может ни человека отделять от Бога во времени, ни Бога от человека в Его страдании. Ибо, наблюдая за Ним во времени, вы убедитесь, что Он есть Сын Человеческий присно с Сыном Божиим. А обратив внимание на Его страдание — обнаружите, что Он есть Сын Божий присно с Сыном Человеческим и что Христос — Сын Человеческий и Сын Божий — столь един и неделим, что, по словам Священного Писания, ни человек не может обособляться от Бога во времени, ни Бог от человека в Его страдании (nec homo separari a Deo tempore, nec ab homine Deus omnino valeat passione). Отсюда вытекает то, что Спаситель говорит о Себе: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3: 13)... В таком сопряжении Сына Божия и [Сына] Человеческого и сочетании Бога с человеком — ведь в этом единстве не может быть никакого разобщения ни во времени, ни в страдании — ясно показано, что Господь Иисус Христос — одно и То же Лицо, и как Бог через всю вечность, и как человек через претерпевание Своего страдания. И хотя недопустимо утверждать, что человек безначален (ininitiabilis) или что Бог подвержен страданию (passibilis), однако же в одном Лице Господа Иисуса Христа мы можем говорить и о человеке как вечном, и о Боге как умершем (in uno tamen Domino Jesu Christo et homo ante perpetuus, et Deus mortuus praedicatur). Ведь Христос означает всецелую Личность и имя Его представляет оба естества, ибо и человек, и Бог рождены; и когда это имя употребляется, то берется вся Личность и ничто не опускается. Это не значит, что до рождения от Девы та же вечность принадлежала в прошлом человеку, как принадлежала она Богу, но из того, что Бог соединился с человеком еще в утробе Девы, следует, что, когда мы употребляем имя Христово, нельзя говорить об одном без другого».
      «По причине сочетания Бога Слова и человека, совершенного воплощением, именования Бог и Христос настолько переходят одно в другое, что обо всем, что сделал Бог, можем сказать: сделал Христос; и обо всем, что понес Христос, мы можем сказать: понес Бог». «Итак, следуя святому слову Священного Писания, мы можем без боязни и недоумения утверждать, что Сын Человеческий сошел с неба и что Господь славы был распят, ибо благодаря тайне воплощения Сын Божий соделался Сыном Человеческим и в Сыне Человеческом был распят Господь славы (quia secundum suscepti corporis sacramentum, et Filius Dei factus est Filius hominis, et in Filio hominis crucifixus est Dominus majestatis)».
      «Вследствие единства Лица в Господе Иисусе Христе, — говорит Викентий Леринский, — Божии свойства усваиваются человеку, а свойства плоти приписываются Богу (quia Dei sunt propria tribuuntur homini, et quae carnis propria adscribuntur Deo). Поэтому под Божественным руководством и написано, что, с одной стороны, Сын Человеческий сошел с небес (Ин. 3: 13), а с другой — что Господь славы был распят на земле (1Кор. 2: 8). Отсюда происходит и то, что — так как тело Господне было создано, т.е. сотворено, — сказано, что и само Слово Божие было сотворено, что была сотворена Сама всеведущая Божия Премудрость...» «Да будет благословенна Церковь, — говорит сей мудрый учитель, — за то, что она проповедует это единство Лица столь реальным и действенным, что по сей причине, в [этой] удивительной и неизреченной тайне, она приписывает Божественные свойства человеку и человеческие Богу (ut propter eam miro ineffabilique mysterio et divina homini et Deo ascribat humana). В силу этого единства, она, с одной стороны, не отрицает того, что человек как Бог сошел с неба, а с другой — верует, что Бог как человек был сотворен, страдал и был распят на земле. Благодаря этому единству, наконец, исповедует она человека Сыном Божиим и Бога — Сыном Девы».
      Святой Лев Великий в послании к святому Флавиану Цареградскому, написанном против ересей Нестория и Евтихия, принятом и одобренном на Четвертом Вселенском Соборе в Халкидоне, богомудро пишет: «Один и тот же Господь наш Иисус Христос есть и Истинный Бог, и истинный человек. И в этом единстве нет никакого превращения, но уничиженность человека и величие Божества взаимно соединились; и как Бог не изменяется через милосердие, так и человек не уничтожается от преизбытка Божией славы... Как Божественное, так и человеческое естество сохраняют свои свойства неповрежденными (sine defectu), и как образ Бога не истребляет (non adimit) образа раба, так и образ раба не умаляет (non minuit) образа Бога... И то, и другое естество во взаимном общении действуют согласно своим законам: Слово творит свойственное Слову (Verbo scilicet operante quod Verbi est), а плоть делает свойственное плоти (et carne exsequente quod carnis est). Одно естество сияет чудесами, другое подвергается поношениям. И как Слово не отступило от равной с Отцом славы, так и плоть не оставила естества нашего рода».
      Святой Софроний, патриарх Иерусалимский, в послании Шестому Вселенскому Собору говорит: «Христос — один и два. Один Он — в отношении к Ипостаси и Лицу; два — в отношении к естествам и их соответствующим свойствам. Эти свойства не препятствуют Ему постоянно пребывать единым, однако же Он не перестает быть двумя в отношении к естествам. Мы также признаём в этих двух естествах одного и Того же Христа и единого Сына; Он совершает φ υ σ ι ϰ ῶ ς дела каждого естества, сообразуясь с внутренним качеством каждого естества или присущими ему по природе свойствами... Будучи одним и Тем же, Христос как Бог творил дела Божественные, а как человек — дела человеческие. Так, пребывая одним и Тем же, Он говорил и действовал как Божественным, так и человеческим образом; не то чтобы один творил чудеса, а некто другой совершал дела человеческие, но один и Тот же Христос и Сын, творивший и Божественное, и человеческое, однако же различно... Как вечный Бог, Он творил чудеса, а оттого, что соделался человеком, — совершал дела низшие и человеческие. И действительно, во Христе каждое естество постоянно сохраняет собственные свойства, равно как и каждое естество в общении с другим вершит ему свойственное: Слово делает при участии плоти свойственное Слову, а плоть при участии Слова — свойственное плоти; и всё это в одной-единственной Ипостаси и без какого-либо размежевания... Даровал Он, когда того восхотел, и сохранил Своему человеческому естеству силу делать (ἐ ν ε ρ γ ε ῖ ν) и переносить ему свойственное, чтобы Его воплощение не посчитали призрачным. В самом деле, не вопреки и не против Своей воли принимал Он страдания, позволяя им приступать к Нему физически, по-человечески, и действуя и перемещаясь по человеческим побуждениям... Страдал Он тем самым, совершал дела и поступал как человек, насколько того хотел и считал нужным для тех, кто наблюдал за Его делами... Воспринял Он на Себя тело удобостраждущее, смертное, тленное, подверженное всем естественным свойствам и перипетиям, не составляющим греха, и попустил этому телу страдать и действовать по своему собственному естеству вплоть до Его Воскресения из мертвых. Тогда Он воистину разрушил в нас [всё] подверженное страданию, смертное и тленное и освободил нас».
      Говоря о последствиях ипостасного соединения двух естеств в Господе Иисусе Христе, святой Максим Исповедник основывает свое учение на Богооткровенной о том истине. «Мы утверждаем, — говорит он, — что чудеса и страдания суть Христовы, ибо один Христос, делающий и Божественное, и человеческое: Божественное совершает Он телом, потому что через тело, не оскудевающее естественной силой (энергией), являет Он силу чудес; а человеческое творит Божественно, так как без естественного принуждения, по собственной власти и свободной воле, воспринял Он опыт человеческих страданий. Его и крест, и смерть, и гроб, и Воскресение, и Вознесение на небо, откуда Он сошел без плоти, но не изменил места, ибо никоим образом не может быть объемлем».
      «Имя Христа обозначает не естество, а сложную Ипостась (σ υ ν & thetasym; έ τ ο υ ὑ π ο σ τ ά σ ε ω ς). То есть весь Христос есть и Господь, и Бог, и Всемогущий, имея в Себе и плоть, которую ради нас и ради нашего спасения нераздельно и неслиянно носил, плоть, подверженную страданию (букв. «страдальную». — «Примеч. пер».) и невсесильную, сотворенную, видимую, ограниченную; плоть, не всемогущую по естеству, но через Христа имеющую всесильную волю. Ведь Христос не Ипостасью смертен и бессмертен, или же немощен и всемогущ, видим и невидим, сотворен и несотворен, но одно по естеству (τ ὸ μ ὲ ν φ ύ σ ε ι), а другое по Ипостаси (τ ὸ δ ὲ ὑ π ο σ τ ά σ ε ι)... Един есть Христос, имеющий и то, и другое по естеству (φ υ σ ι ϰ ῶ ς)⁶⁴. Ибо слова: «не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26: 39) — не раскрывают ничего другого, как только то, что Он имел истинное тело, боявшееся смерти. И в самом деле, телу свойственно бояться смерти, скорбеть и бороться. Таким образом, Он не оставил тело без его собственного действия, чтобы, явив его немощь, засвидетельствовать и его естество. Теперь же действие тела не скрывается для того, дабы ты уразумел, что Он был не только человек. Ибо как во всем являл Он человеческое, так всегда совершал и свойственное Божеству. Оттого-то и обменивается Он и словами, и делами, смешивая их. Посему как Бог предсказывает имеющее случиться, но опять-таки как человек — тому противится».
      «Христос по естеству — и Бог, и человек; и имеет по естеству свойственное как Божественному, так и человеческому естеству: Божественную волю и действие и человеческую волю и действие. Как и ту и другую сущность, так и ту и другую существенную волю и действие мы приписываем одному и Тому же Христу по естеству. Хотя различие Его дел нам ведомо, однако мы сообразно усваиваем Его Божеству — Божественное и Его человечеству — человеческое; с другой же стороны, по причине ипостасного соединения, свойственное и тому, и другому естеству мы попеременно относим и к одному, и к другому... Всецелому, одному и Тому же, одному-единственному Христу мы по естеству приписываем всё свойственное естествам, из которых Он состоит, кроме только греха; посему и исповедуем, что по естеству Он один и Тот же — подверженный и не подверженный страданию, несотворенный и сотворенный, ограниченный и безграничный, земной и небесный, видимый и духовный, объемлемый и необъятный».
      «Господа Иисуса Христа, сущего по естеству Бога и истинного человека, мы не иначе распознаём, как только по свойствам, врожденным естествам и характеризующим Его и как Бога, и как человека, — которыми и через которые обозначается Тот, Кто был и начал быть: творя по Своей воле как Бог чудеса, превосходящие человеческие силы, Он Тот же Самый как человек добровольно ради нас страждет».
      «Свойства двух естеств в Господе Иисусе Христе общаются между собой путем взаимообмена. Очевидно, что это различие — дело не одного естества, а обоих, которые неодинаковы: свойства, по природе принадлежащие каждому из двух естеств, через общение становятся — вследствие неизреченного сочетания — их обоюдными свойствами, причем не происходит ни слияния, ни изменения естеств. Это общение свойств включает в себя и две воли в Господе Иисусе Христе. Последуя и в этом, как и во всем, святым Отцам, мы утверждаем, что Сам Бог всячески, непреложно соделавшись человеком, не только Тот же Самый как Бог хотел подобающего Его Божеству, но и Тот же Самый как человек хотел присущего Его человечеству». «Апостол говорит: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь» (2Кор. 5: 17), обозначая тем самым не одно действие, а новый и таинственный образ проявления двух во Христе естественных действий, что соответствует непостижимому образу взаимного проникновения (со-проникновения) двух естеств во Христе, и показывая, что Его жизнь по человеку — новая и чудесная, и в природе существ неведомая, как непостижим образ общения свойств вследствие таинственного единения двух естеств».
      Облагодатствованный дух святого Иоанна Дамаскина собирает, подобно некоему священному фокусирующему средоточию разноцветные лучи Богооткровенной истины Святого Откровения о общении свойств в Господе Иисусе Христе, богомудро источая их в своем учении. «Слово усваивает Себе человеческие свойства, ибо Его — всё принадлежащее Его святой плоти; и Он же дает телу участвовать в Его свойствах путем общения, взаимообмена, по причине обоюдного проникновения и ипостасного соединения естеств, потому что один и Тот же был Действовавший и Творивший как свойственное Божеству, так и свойственное человечеству и в том, и в другом образе бытия при взаимном общении обоих естеств. Поэтому и говорится, что «Господь славы» был распят (1Кор. 2: 8), хотя Его Божественное естество не страдало, равно как и исповедуется, что Сын Человеческий был на небесах прежде страдания, как об этом сказал Сам Господь (Ин. 3: 13). Ибо один и Тот же Господь славы по естеству и по истине соделался Сыном Человеческим, то есть человеком, и мы знаем, что Ему принадлежат как чудеса, так и страдания, хотя Он Тот же самый творил чудеса одним естеством, а страдания претерпел другим естеством. Ибо мы знаем, что как в Нем — одна Ипостась, так сохранилось и существенное различие естеств». «По причине единства Ипостаси воплощенного Слова человеческие свойства делаются Божиими, а Божественные — человеческими, совершается же это путем взаимообмена, обоюдного неслитного перихорисиса и крайнего ипостасного соединения».
      «Признавая в Господе нашем Иисусе Христе два естества, но одну Ипостась, составленную из обоих естеств, мы их, когда имеем в виду Его естества, называем Божеством и человечеством, а когда рассматриваем сложенную из естеств Ипостась, то иногда называем Его именами, относящимися к Его сугубому естеству, как то: Христос, Богочеловек, воплощенный Бог, а иногда — именами, относящимися к одному из Его естеств: Бог, Сын Божий и человек, Сын Человеческий. Ибо один и Тот же одинаково — и Сын Божий, и Сын Человеческий: Сын Божий — вечно от Отца без причины, а в последнее время Он по человеколюбию соделался Сыном Человеческим».
      «Рассуждая о Христовом Божестве, не усваиваем Его Божеству человеческих свойств. Ибо не говорим, что Божество подвержено страданию или сотворено. Не приписываем мы также Его плоти, или человечеству, свойств Божества, ибо не утверждаем, что Его плоть, то есть человечество, несозданно. Но когда речь идет о Его Ипостаси, нарицаем ли мы ее именем, объемлющим оба естества, или же именем, относящееся лишь к одному из них, мы тем не менее приписываем ей свойства обоих естеств. Ибо Христос (имя, обозначающее и то, и другое естество) именуется Богом и человеком, созданным и несозданным, страдательным и нестрадательным. Когда же называется Он Сыном Божиим и Богом, в отношении к одному из Его естеств, тогда принимает свойства и сосуществующего естества, то есть плоти, и о Нем говорится как о Боге страждущем и о распятом Господе славы не потому, что Он Бог, а потому, что Он Тот же Самый — и человек. Точно так же когда Христос называется человеком и Сыном Человеческим, то принимает свойства и отличия Божественного естества, именуясь предвечным Младенцем, безначальным Человеком, не потому что Он младенец и человек, а потому что Он, предвечный Бог, соделался в последнее время младенцем. Таков образ взаимного общения свойств, когда каждое из обоих естеств дает в обмен другому собственные свойства — по причине тождества Ипостаси и взаимного проникновения естеств. В соответствии с этим мы можем говорить о Христе: «Сей Бог наш на земли явися, и с человеки поживе» (Вар. 3: 36, 38); и: сей Человек — несоздан, нестрадателен и безграничен».
      Относящееся к общению естеств в Господе Иисусе Христе относится и к общению Его воль и действий. «Как мы признаём и исповедуем, — говорит святой Дамаскин, — что в Господе Иисусе Христе соединены два естества и что они проникают одно другое, и не отрицаем их различия, но исчисляем их и признаём нераздельными, так признаём в Нем и соединение воль и действий, но проводим между ними различие и исчисляем их, не вводя разделения. Ибо как во Христе обожена плоть, не претерпевшая никакого изменения в своем естестве, так обожены воля и действие, не переступая своих границ. Ибо един есть Тот, Кто в то же время — Бог и человек, и Кто тем и другим образом, то есть образом, свойственным Богу и человеку, хочет и действует».
      «Христову Божеству свойственно Божественное и всемогущее действие, а Его человечеству — действие, подобное нашему. Во время воскресения дочери Иаира (Лк. 8: 54) результатом человеческого действия Спасителя было то, что Он взял отроковицу за руку и поднял ее, а Божественного — то, что Он возвратил ее к жизни. Эти действия различны, хотя в Богочеловеческом действовании они неотделимы одно от другого... A при воскресении Лазаря не человеческое естество воскрешает Лазаря и не Божественное опять-таки проливает слезы, ведь слезы свойственны человечеству, а жизнь — Ипостасной Жизни. Но все-таки и то, и другое обще обоим естествам по причине тождества Ипостаси. Ибо Христос — един, и едино Его Лицо, или Ипостась, но однако же Он имеет два естества: Божественное и человеческое. И слава, естественно вытекающая из Божества, вследствие тождества Ипостаси стала общей и для того, и для другого естества, как опять-таки проистекающее из плоти тоже стало обще обоим естествам. Ибо один и Тот же Тот, Кто есть то и это, то есть Бог и человек, и Ему принадлежат как Божественные, так и человеческие свойства. Божественные знамения творило Божество, но не без плоти, а свойственное плоти совершала плоть, но не без Божества. Ибо и со страждущей плотью было соединено Божество, оставаясь нестрадательным, но делая страдания спасительными: и с действующим Божеством Слова был соединен святой ум, разумеющий и ведающий совершаемое. Божество хотя и передает телу Свои преимущества, но Само не участвует в страданиях плоти. Ведь Его плоть не страдала через Божество так, как Его Божество действовало через плоть. Ибо Его плоть послужила орудием Божеству».
      «Итак, Христос действует согласно обоим Своим естествам, и каждое Его естество действует в общении с другим: Слово властью и силой Божества творит свойственное Слову, то есть всё славное и царственное; тело же делает свойственное телу и причем — согласно с волей Слова, с Которым соединено и собственностью Которого стало... Свойственное человеку Христос творил не по-человечески, так как был не только человеком, но и Богом, вследствие чего и страдания Его животворны и спасительны; равно как и свойственное Богу Он творил не Божественным образом, так как был не только Богом, но и человеком, вследствие чего и Божественные чудеса совершал через прикосновение, слово и тому подобное».
      Таинственное отношение двух воль в Господе Христе святой Дамаскин объясняет следующим образом: «Спаситель φ υ σ ι ϰ ῶ ς имел — и как Бог, и как человек — способность хотения. Но Его человеческая воля следовала и повиновалась Его Божественной воле, не руководствуясь своей собственной наклонностью, но желая того, чего желала Его Божественная воля. С позволения Божественной воли Его человеческая воля терпела свойственное ей по естеству. Ибо когда Его человеческая воля отказывалась от смерти, а Его Божественная воля соглашалась с этим и попускала это, то естественно, что тогда Господь молился, дабы смерть миновала Его, и пребывал в борении и страхе. Когда же Его Божественная воля хотела, чтобы Его человеческая воля избрала смерть, тогда для нее страдание стало добровольным, потому что Он добровольно предал Себя на смерть не только как Бог, но и как человек. Тем самым и нам даровал Он бесстрашие перед лицом смерти. Так, прежде Своего спасительного страдания Он взывает: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»(Мф. 26: 39). Очевидно, что Он должен был пить чашу как человек, а не как Бог. Таким образом, как человек Он желал, чтобы чаша Его миновала, — и это были слова естественного страха. «Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22: 42), то есть «не Моя», поскольку Я — иной сущности, по сравнению с Тобой, «но Твоя», то есть Моя и Твоя постольку, поскольку Я единосущен с Тобой. Это слова мужественного сердца. Ибо душа Господа, так как Он, по Своему благоволению, истинно стал человеком, испытав сначала естественную немощь в чувстве естественного сострадания к телу, с которым имела расстаться, укрепленная затем Божественной волей, смело решается на смерть. Поскольку Он Тот же Самый был весь Бог со Своим человечеством и весь человек со своим Божеством, то Сам Он как человек в Себе и Собой подчинил человека Богу и Отцу и сделался послушным Отцу, подавая нам, таким образом, в Себе наилучший образец и пример».
      «Душа Господа Христа, движимая своей свободной волей, проявляла хотение, но по своей свободной воле хотела того, чего от нее хотела Божественная воля (букв. «того, чего Божественная воля хотела, чтобы она [душа] хотела». — «Примеч. пер».). Ибо плоть двигалась не по мановению Слова, подобно тому как Моисей и все святые были водимы Божиим мановением, но Он один и Тот же, будучи и Богом, и человеком, хотел и по Божественной, и по человеческой воле, по причине чего две воли в Господе Иисусе Христе отличались одна от другой не настроением, а прежде всего естественной силой. Ибо Его Божественная воля была безначальной, всетворческой, сопровождаемой силой и бесстрастной; а Его человеческая воля началась во времени, и сама претерпела естественные безвинные страдания, и по естеству не была всемогущей, но так как по истине и по естеству стала волей Бога Слова, то и сама соделалась всемогущей».
      «Мы не говорим, — пишет святой Дамаскин, — что в Господе Иисусе Христе действия разделены и что естества действуют обособленно одно от другого, но утверждаем, что каждое из них совместно с другим и при участии другого совершает ему свойственное. Ибо ни свойственное человеку Господь Иисус Христос не совершал чисто человеческим образом, так как Он не был только человеком; ни свойственное Богу творил лишь как Бог, ибо не был только Богом, но одновременно и Богом, и человеком. Ибо действующее по отношению к соединению и различию естеств в Господе Иисусе Христе действует и по отношению к соединению и различию Его естественных воль и действий. Должно, таким образом, знать, что, когда речь идет о Господе нашем Иисусе Христе, то иногда мы говорим о двух естествах, а иногда об одном Лице, но и то, и другое сводится к одному понятию, ибо два естества суть один Христос и один Христос суть два естества. Поэтому одно и то же — сказать: Христос действует согласно и тому, и другому из Своих естеств, или же: каждое естество во Христе действует в общении с другим. Божественное естество, следовательно, участвует в действии плоти, так как по благоволению Божественной воли попущено плоти страдать и творить ей свойственное и так как действие плоти вполне спасительно, а это свойственно не человеческому, а Божественному действованию. С другой же стороны, плоть участвует в действии Божества Слова, потому что Божественные действия совершаемы телом как орудием и потому что един есть Действующий одновременно и как Бог, и как человек... Богочеловеческое действование, таким образом, означает, что, после того как Бог соделался человеком — и человеческое Его действование было Божественным, то есть обоженным, и не без удела в Его Божественном действовании; и Его Божественное действование не было лишено участия в Его человеческом действовании, но каждое из них созерцалось вместе с другим... Когда мы говорим об одном, Богочеловеческом, Христовом действовании, то подразумеваем два действования двух Его естеств: Божественное действование, принадлежащее Его Божеству, и человеческое действование, принадлежащее Его человечеству».
      «Само Слово Божие всё претерпело плотью, тогда как Его Божественное и единственно недоступное страданию естество осталось нестрадательным. Ибо когда страдал единый Христос, составленный из Божества и человечества и существующий в Божестве и человечестве, тогда в Нем страдало только то, что по своему естеству подвержено страданию, а не подверженное страданию не страдало... Божество, так как Оно не доступно страданию, не страдало вместе с плотью. Надобно знать еще и следующее: мы говорим, что Бог пострадал плотью, но никоим образом не говорим, что Божество пострадало плотью или что Бог пострадал через плоть... Хотя Христос и умер как человек и Его святая душа отделилась от Его непорочного тела, тем не менее Его Божество пребыло неразлучно с обоими, то есть и с душой, и с телом. И, таким образом, единая Ипостась не разделилась на две ипостаси, ибо и тело, и душа с самого начала имели бытие в Ипостаси Слова. Хотя во время смерти душа и тело разлучились друг с другом, все-таки каждое из них осталось, имея единую Ипостась Слова. Поэтому единая Ипостась Слова была Ипостасью и Слова, и души, и тела, ибо никогда ни душа, ни тело не имели отдельной (особой) ипостаси, помимо Ипостаси Слова. А Ипостась Слова — всегда едина и никогда не было двух. Согласно сему, Ипостась Христа — всегда едина. Ибо хотя душа и отделилась от тела местом (τ ο π ι ϰ ῶ ς), однако же ипостасно она была соединена с ним через Слово».
      Тайна ипостасного соединения двух естеств в Господе Иисусе Христе отразилась своей непостижимой загадочностью и на человеческом знании Господа нашего Иисуса Христа. Благодаря ипостасному единству со Словом оно усовершилось до конечных границ, но все-таки осталось в категории человеческого. Хотя по причине обожения человеческого естества во Христе обожилось и само человеческое познание, тем не менее оно не претворилось в Божественное всеведение, так как всеведение есть свойство Божественного естества, но в ипостасном единстве со Словом оно обогатилось Божественным всеведением, не переступая границ естества человеческого. Разумеется, в своей самой внутренней сути отношение человеческого знания к Божественному всеведению в одном Лице Богочеловека Христа настолько таинственно, загадочно и тонко, что никакой человеческий ум не может его ни понять, ни описать. Мы в этом вопросе предадимся водительству богомудрых Отцов и по их благодатно-молитвенным мыслям снизойдем, насколько это возможно, в Богочеловеческие глубины этой тайны.
      Вопросы Спасителя: где лежит Лазарь (Ин. 11: 34); «за кого люди почитают Меня» (Мф. 16: 13); «сколько у вас хлебов» (Мк. 6: 38); «чего вы хотите от Меня»(Мф. 20: 32) — соблазняли христоборческих ариан, и они, опираясь на них, утверждали, что Господь Иисус Христос поставил эти вопросы, потому что не знал. Святой Афанасий Великий отвергает это их утверждение как богохульное и говорит: «Почему они думают, что Спаситель не знает? Ибо если кто спрашивает, то это еще непременно не значит, что он не знает того, о чем спрашивает; напротив, и знающий волен спрашивать о том, что знает. Так, когда Спаситель спросил: «Сколько у вас хлебов?» евангелист Иоанн знал, что Он спросил не по неведению, а, напротив, знал, сколько у них хлебов, потому что Евангелист говорит: «Говорил же это, испытывая его» (Филиппа); «ибо Сам знал, что хотел сделать» (Ин. 6: 6). Если же все-таки знал, что делал, то, следовательно, спрашивал, не по незнанию, но зная. Подобно этому нужно понимать и другие слова Спасителя, ибо когда Он спрашивал: «где лежит Лазарь?» или: «за кого люди почитают Меня?» — то задавал эти вопросы не по неведению, но ведал то, о чем спрашивал, и «знал, что хотел сделать». И таким образом ухищрение еретиков сразу же ниспровергается. Если же они и далее будут упорствовать в исследовании того, почему Христос спрашивал, пусть тогда слышат, что в Божестве нет неведения, а плоти неведение свойственно. То, что это так, видно из того, что Господь, спрашивавший «где лежит Лазарь?», находясь еще далеко, сказал: «Лазарь умер» (Ин. 11: 14) — и поведал, где умер. Ведь Тот, о Котором еретики говорят, что Он не знает, предузнаёт помыслы учеников, ведает, что в сердце у каждого и что в человеке. И что еще важнее, Он один знает Отца и говорит: «Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14: 10). Не очевидно ли, таким образом, для каждого, что незнание свойственно плоти, а Само Слово, поскольку Оно — Слово, знает всё наперед, прежде самого события. Ведь и соделавшись человеком, Оно не перестало быть Богом; и не избегает человеческого, потому что Оно Бог. Напротив, будучи Богом, Слово восприняло на Себя плоть; и, будучи во плоти, Оно обожило плоть. И как спрашивало Оно во плоти, так в ней же и воскресило умершего и всем показало, что Животворящий мертвых тем паче ведает тайны всех. Так поступило Пресветлое Слово Божие, претерпевшее всё ради нас, дабы таким образом понеся на Себе и наше неведение, даровать нам познание единого истинного Его Отца и Его Самого, посланного ради нас во спасение мира».
      «На основе слов Спасителя: «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын» (Мк. 13: 32) — еретики приписывают Спасителю неведение и считают, что в них имеют солидное основание для своей ереси. Но и в этом случае они богоборствуют. Ибо Господа Неба и земли, «Имже вся быша», они судят в отношении «дня и часа», обвиняя всеведущее Слово в неведении судного Дня и утверждая, что Сын, знающий Отца, не знает часа и дня Суда. Может ли кто изречь нечто бессмысленнее этого? Или какое безумие может сравниться с их безрассудством? Словом «все начало быть»: и годы, и времена, и ночь, и день, и вся тварь; а они говорят, что Творец не знает собственного творения! Сама связь слов в указанном месте Священного Писания показывает, что Сын Божий знает час и день. Сказав: «ни Сын» — Он описывает ученикам события, предваряющие тот день, говоря: будет то и то — «и тогда придет конец» (Мф. 24: 14). Говорящий же о том, что будет предшествовать дню, знает, конечно, и день, который явится после предсказанного. Ведь если бы Он не знал«часа», то не мог бы указать на предшествующее часу, не зная, когда наступит этот час... Говоря же о предшествующем «дню и часу», Господь в точности знал и не может не знать, когда наступит этот «час и день»».
      «Спаситель сказал, что о дне том и часе не знает «ни Сын» не по иной причине, как только по причине плоти, как человек. Это является недостатком не Слова, а человеческого естества, которому свойственно и не знать. И это можно вполне понять, если человек с доброй совестью исследует время, когда и кому Спаситель это сказал. Итак, не сказал Он этого ни когда Им было сотворено Небо, ни когда Отцом всё устроялось, ни до того как стал человеком, но тогда, когда «Слово стало плотию» (Ин. 1: 14). Поэтому и всё, что Слово, после того как соделалось человеком, говорит по-человечески, справедливо приписывается Его человечеству. Ибо Слову свойственно знать сотворенные твари и существа, ведая их начало и конец, так как они суть Его дело. И Слово знает, сколько тварей Оно создало и до каких пор они будут существовать. Зная же начало и конец каждой твари, Оно, конечно, знает совместный и общий конец всего. Говоря в Евангелии о Себе по Своему человеческому естеству: «Отче! пришел час, прославь Сына Твоего» (Ин. 17: 1) — Оно показывает, что как Слово Оно знает и час всеобщего конца, а как человек не знает, ибо человеку свойственно не знать, особенно не знать этого. Но и это незнание Спаситель по человеколюбию соделал Своим, ибо, если стал человеком, то не стыдится по причине незнающей плоти сказать о Себе: «не знаю», чтобы этим показать, что Он, зная как Бог, не знает по плоти как человек. Он не сказал: «не знает ни Сын Божий», дабы не показалось несведущим Божество, но просто говорит: «Не знает ни Сын», чтобы неведение относилось к Сыну человеческому».
      «Свидетельство о том, что Спаситель произнес слова «не знает ни Сын» по человеческому естеству, показывает в то же время, что по Божественному естеству Он знает всё. Ибо о Том же Сыне, о Котором [Он] говорит, что Он не знает сей день, сказано, что Он знает Отца: «Отца не знает никто, кроме Сына»(Мф. 11: 27). Всякий, кроме ариан, согласится, что Знающий Отца тем более знает всё касающееся твари, а тем самым и ее конец. И если этот день и час уже определены Отцом, то ясно, что определены они через Сына и Сын знает определенное через Него. Ведь нет ничего, что не начало быть и не было определено через Сына. Следовательно, Сын, Творец всего, знает, какие, в каком числе и на какой срок, по благоволению Отца, твари получили бытие и в чем и когда будет их изменение. Еще нечто: если всё принадлежащее Отцу принадлежит и Сыну, как об этом сказал Сам Сын (Ин. 16: 15), а Отцу принадлежит знать судный День, то очевидно, что и Сын знает, имея это знание от Отца как Свое собственное. И еще: если Сын во Отце и Отец в Сыне, а Отец знает день и час, то ясно, что и Сын, будучи во Отце, ведающий то, что во Отце, знает и День судный и час».
      «Мы, христолюбцы и христоносцы, знаем, — возглашает святой Афанасий, — что Слово сказало «не знаю», не приписывая незнание Себе как Слову, ибо Оно знало, но сказало это, являя Свое человечество, потому что людям свойственно не знать и потому как облекло Оно Себя в незнающую плоть, пребывая в которой сказало, что по плоти не знает. Сказав же тогда: «Не знает ни Сын» — Господь тут же добавил: «Бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет» (Мф. 24: 42); и еще: «В который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Мф. 24: 44). Ради вас и соделавшись подобным вам, сказал Я: «ни Сын». А если бы не знал по Божеству, то бы должен был сказать: «бодрствуйте, Я не знаю» и: «в который час не ожидаю». Но Господь не сказал этого, но, сказав: «потому что не знаете» и: «в который час не думаете» — Он показал, что не знать свойственно людям, ради которых и Он, имея подобную с ними плоть и соделавшись человеком, сказал: «Не знает ни Сын», ибо не знает по плоти, хотя как Слово знает».
      «Как Спаситель, соделавшись человеком, с людьми чувствует голод и жажду и страждет, так с людьми Он как человек и не знает; а по Божеству как сущее во Отце Слово и Премудрость, знает, и нет ничего, чего Он не знает. Так и о Лазаре опять по Своему человеческому естеству спрашивает Тот, Кто пришел его воскресить и Кто знает, откуда воззвать душу Лазаря; а ведать, где была душа, важнее, чем знать, где лежит тело. Он спрашивает по Своему человечеству, чтобы воскресить его по Своему Божеству. Так и учеников Он спрашивает, придя в пределы Кесарии, хотя и прежде ответа Петра знает, что» о Нем думают. Ибо хотя Отец открыл Петру то, о чем спрашивал Господь, ясно, что это откровение было через Сына, ибо Спаситель сказал: «Никто не знает Сына, кроме Отца: и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11: