Прикосновение Мастера

4 сентября 1977 года

Однажды жил суфий, который хотел быть уверенным в том, что его ученики после его смерти найдут для себя подходящего учителя.

А потому он завещал своим ученикам в наследство семнадцать верблюдов и дал такой наказ:

«Поделите между собой этих верблюдов, чтобы они достались троим из вас в такой пропорции: самый старший возьмет полови­ну, средний - одну треть, а младший - одну девятую часть».

Когда он умер и воля его была оглашена, ученики сначала удиви­лись такому неумелому распределению имущества Мастера. Кто-то сказал: «Давайте будем владеть этими верблюдами сообща». Другие обратились к кому-то за советом и потом сказали: «Нам предложили поделить их так, как лучше всего соответствует за­вещанию». А другим судья посоветовал продать этих верблюдов и поделить деньги; но найтись и такие, которые сказали, что заве­щание не имеет силы, поскольку выполнить его невозможно.

Потом они углубились в раздумья и предположили, что в заве-щании Мастера, должно быть, содержится какая-то скрытая мудрость, и начали искать того, кто умеет решать неразрешимые проблемы.

А между тем, к кому бы они ни обращались, никто не мог им помочь, пока они наконец не оказались перед дверью зятя пророка, Хазрата Али.

И он сказал: «Вот решение. Я добавлю к этому количеству еще одного верблюда. Из восемнадцати верблюдов вы отдадите поло­вину - девять верблюдов - самому старшему ученику. Второй полу-чит треть от всего количества, что составит шесть верблюдов. А оставшийся ученик может получить одну девятую часть, которая равна двум верблюдам. Итак, у нас семнадцать верблюдов. А один верблюд, мой, остается, чтобы вернуться ко мне».

Вот как ученики нашли себе учителя.

Суфизм полностью зависит от понимания Мастера. Без Мастера су­физма нет. Суфизм не верит в книги - он верит в живого Мастера.

Человек непременно должен прийти к кому-то, кто сам пришел к познанию Книги могут содержать в себе великую мудрость, однако ее невозможно расшифровать. Если вы будете ее расшифровывать, вы будете ее расшиф­ровывать в соответствии со своим умом. А это исказит книгу.

Ислам известен как религия книги - Корана. Индуизм также известен как религия книги - Вед. То же самое относится и к христианству. Слово «библия» просто означает «книга».

А, между тем, суфизм настаивает на том, что книга не сможет вам по­мочь. Никакая книга не сможет вам помочь. У суфиев, конечно, есть книга, которую они называют «Книга книг», однако она пуста. В ней ничего не написано - ни единого слова. Таково их отношение к книгам: хоть там и будет много всего, для вас они останутся пустыми, потому что вы способны прочитать лишь то, что уже знаете.

Совсем недавно я слышал, как кто-то спрашивал Муллу Насреддина: «Почему Иисус говорит: 'Блаженны нищие духом'»?

Мулла Насреддин подумал немного и затем, произнес: «Блаженны ни­щие духом, потому что у них нет денег, чтобы купить выпивку».

В другой раз кто-то спросил Муллу Насреддина: «Как звучит одинна­дцатая заповедь?»

«Не попадайся», - ответил тот.

Когда вы читаете книгу, мастером вашим становится ум; ум - вот про­блема. Этот ум может превосходно продолжить книгу. Книга мертва. И ум обязательно будет истолковывать, комментировать, определять смысл. По­этому, когда вы читаете книгу, вы невольно читаете свой естественный ум. Книга постоянно отбрасывает вас к самим себе.

Вы можете стать весьма осведомленными, но вы никогда не станете тем, кто действительно знает. Вы узнаете много всего о Боге, но вы никогда не узнаете самого Бога. Вы будете знать много всего об истине, но вы нико­гда не узнаете истину. Знать «о» просто бессмысленно. Все дело в самом знании, а не в знании «о». Знать «о» - значит упустить. Но, несмотря на это, книги способны дать вам весьма и весьма ощутимую уверенность в том, что вы знаете - и это станет величайшим препятствием к познаванию. Это ста­нет китайской стеной, что замкнется вокруг вас, и сломаны будут ваши мосты. Как навести мост? Как установить связь? Как достичь связи с боже­ственным?

Божественное кажется таким далеким; божественное кажется едва ли возможным. Бог не очевиден, Бог не рядом. Вы смотрите вокруг, и сущест­вование кажется почти лишенным Бога. Вот почему Мартин Хайдеггер го­ворит: «Мне еще не доводилось встречать в этом мире ничего, что я мог бы назвать священным».

С обычной точки зрения, он прав. Где вы можете найти священное? Священное упускается, и не потому, что священного нет, а потому, что вы сами не знаете, как почувствовать священное. Бог далек, а мир очень бли­зок. Кругом одна только материя, и вы никогда не встречаете дух. А потому религия остается не более чем теорией и никогда не становится пережива­нием.

Суфизм считает, что вы можете достичь Бога только с помощью Мас­тере.

Мастер - это тот, кто может стать опосредствующим звеном, которое будет находиться как раз между вами и божественным - дверь, через кото­рую вы можете получить проблеск. Он знает, но это не познание, это пере­живание. Его переживание преобразило его, изменило его, перенесло его в другой мир. Мастер живет одновременно в двух реальностях, Мастер - это парадокс. Одной ногой он в мире, другой - в Боге. С одной стороны, он со­всем как вы, а с другой - ваша прямая противоположность. Мастер - это парадокс. Но благодаря парадоксу Мастера вы сможете достичь божест­венного; другого способа не существует.

Так что первый шаг для ищущего - это полюбить Мастера, начать его искать. И если вы сможете найти Мастера, половина пути уже позади. На самом деле, позади труднейшая часть. Найти Мастера - это главное требо­вание суфизма. Суфий преодолевает тысячи миль в поисках Мастера, в по­исках того человека, с которым можно попасть в унисон, с которым можно вибрировать в неизвестном, с которым можно сделать первый шаг за пре­делы известного.

Поэтому, первое требование, первое и самое главное требование - это найти Мастера. Суфий говорит, что величайшее благословение жизни - это быть с Мастером. Если вы не с Мастером - значит, вы упустили все воз­можности. И тогда вы живете с несущественным, тогда вы никогда не при* ходите в соприкосновение с существенным. А единственный способ прийти в соприкосновение с существенным - это войти в связь с тем, кто уже нахо­дится в соприкосновении.

Это почти как... Вы видели когда-нибудь в цирке, или на карнавале, или на выставке кого-то, кто сидел бы на электрическом стуле? Стул как стул. Вы не можете увидеть, что стул электрический, вибрирующий электричест­вом. Не можете увидеть - потому что это невидимо для глаз. Так же насы­щено электричеством и все тело человека. Но если вы прикоснетесь к тако­му человеку, вы почувствуете удар. Человек, сидящий на электрическом стуле, наэлектризован. Вы не можете увидеть, но если вы прикоснетесь, вы тут же войдете в связь с электричеством.

Такая же ситуация и с Мастером. Он наэлектризован божественным. Это может быть незаметно для тех, кто просто зритель, но может быть пе­реживанием для тех, кто приблизился и прикоснулся.

Стоит только вам коснуться Мастера или Мастеру коснуться вас, как вдруг возникает что-то такое, о чем вы никогда не подозревали. И от этого познания уйти уже невозможно. Оно необратимо. Стоит только вам это по­чувствовать, как вы узнаете, что это так. И вы тогда сможете увидеть то же пламя и в деревьях, и в реках, и в людях. Быть может, не так отчетливо, быть может, заслоненное облаками, скрытое за толщей тумана, спящее, и все-таки оно то же - спящее ли, бодрствующее ли, скрытое за облаками или туманами или ярко горящее без тумана. Это одно и то же пламя. Стоит только вам коснуться Мастера или Мастеру коснуться вас, как...

Микеланджело написал День Сотворения в Сикстинской капелле. Он изменил всю историю, библейскую историю. Даже те, кто воздвигал Сик­стинскую капеллу, кто финансировал ее, папа, - даже они не смогли заме­тить, что он сделал что-то совершенно новое, что-то, чего нет в Библии.

Библия говорит, что Бог создал Адама. Он создал Адама из грязи, чер­нозема (humus) - отсюда слово «человек» (human). А потом Бог вдохнул жизнь в ноздри Адама. Но Микеланджело, видимо, думал - я вчитывался в его дневники, там содержится много упоминаний - он, должно быть, думал не один день: «Если это изобразить кистью, это будет как-то неловко». И тогда он это изменил. Он написал одну из своих самых знаменитых фресок: Бог, касающийся Адама, а не вдыхающий. Здесь лишь божественный перст из неизвестного. Бог высоко в небе, в облаках, тогда как Адам на земле. Перст только появляется и касается Адама. И это прикосновение оживляет его.

Никому не пришло в голову, что он изменил всю историю. В Библии такого нет. Адам ожил не от прикосновения, а от вдыхания в него. Но Ми­келанджело изучал суфизм. Он глубоко интересовался суфизмом и, должно быть, сталкивался с идеей о прикосновении Мастера - что ученик оживает от прикосновения Мастера.

Да, это прикосновение. Приток пламени от одной свечи к другой. Стоит только вам это почувствовать - а это именно чувство, и описать его невоз­можно - стоит только вам это почувствовать, как в вас возникает осознание священного. И тогда все остается позади, и есть одно лишь это.

Поэтому суфий говорит, что величайшее благословение жизни - найти Мастера: того, кто знает, кто видит, кто есть. Вы есть лишь тогда, когда вы в Боге; до этого вы пусты, до этого вы дом без хозяина, до этого вы только жилище, в котором никто не живет, до этого вы только думаете, что вы есть, тогда как вас нет. Вы очень эфемерны и напоминаете мыльный пу­зырь. В вас нет никакой целостности, в вас нет никакого центра, в вас нет никакой души.

Гурджиев, на которого суфийские идеи произвели неизгладимое впе­чатление, который сам был, по сути дела, суфийским Мастером, внес в за­падный ум весьма новые представления. На самом деле, до него никто так об этом не говорил. Гурджиев внес идею о том, что у вас нет души. Душа только должна быть создана. Не оставайтесь в безмятежности и самодо­вольстве, не оставайтесь в уверенности, что у вас есть душа. Все великие религии говорили вам, что у вас есть душа, что она уже здесь - и только Гурджиев проявил очень тонкую интуицию. Он сказал, что души нет - есть только ее возможность. Вы можете ее обрести, но можете и упустить. В от­ношении ее нет никакой определенности. И вы сами должны ее создать, но

не принимайте ее за что-то само собой разумеющееся. Не думайте, что она уже внутри вас.

Такова суфийская интуиция. Суфии говорят, что есть один только Мас­тер. А вас нет. Тот, кто увидел Бога, впервые начинает существовать. Вы существуете лишь тогда, когда стоите перед Богом лицом к лицу. Вы суще­ствуете лишь тогда, когда Бог смотрит в ваши глаза, а вы смотрите в глаза Бога. Вы существуете лишь тогда, когда Бог касается вас, а вы касаетесь Бога. До этого существование ваше было не более чем пустотой, темной ночью души. Оно было не более чем спотыканием, упованием, ожиданием. Оно было очень хлипким; оно было соткано из слов. Оно не содержало в себе реальности. Мастер - это тот, кто действительно есть. В нем есть при­сутствие. В нем есть какое-то свечение. И вы можете его заметить, вы мо­жете его наблюдать. Попробуйте время от времени садиться у гостиницы или у дороги и наблюдать за проходящими мимо людьми. Попробуйте оп­ределить одно: способны ли вы делать различия? Большинство людей хо­дит как пустые оболочки - их много, их большинство - но иногда вам встретится человек, в котором есть какое-то присутствие. Вы можете заме­тить, что он окружен аурой, вы можете почувствовать, что в нем есть маг­нетизм. Вам, наверное, время от времени приходилось замечать, что когда вы сидите в кругу своих знакомых и входит какой-то человек, вся компания вдруг становится оживленной - как будто приход этого нового человека вселил в вас жизнь. Какую-то секунду до этого все были унылы, вам было скучно, вы кое-как поддерживали разговор, неся при этом всякую чушь -ведь надо же о чем-то говорить. Вы коротали время. И вот входит этот мужчина или женщина, и, внезапно, возникает свечение. Все вспыхнуло, все встрепенулось, все включилось. И никто не выключен. Это вошел чело­век присутствия.

Такое случается редко, потому что люди присутствия редки. Редко встретишь в одной компании двух человек присутствия, очень редко. И все же, когда бы ни появлялся человек присутствия, это становится ясно, его появление заявляет о себе в полный голос. И если вы хоть немного бди­тельны, вы заметите это качество. Пустой же человек высасывает из вас все соки. Если вы садитесь рядом с пустым человеком, он становится парази­том. Его пустота втягивает в себя вашу энергию, и ее становится все мень­ше. Он напоминает черную дыру.

Физики говорят, что в пространстве имеются черные дыры. Если что-то попадет в область черной дыры, оно туда просто засосется и исчезнет из существования. Черная дыра - это звезда. Она обрушилась, обрушилась в саму себя. Звезда - вещь большая. Это Земля очень мала. Солнце в шесть­десят тысяч раз больше Земли, а наше Солнце - весьма и весьма средняя звезда. Существуют солнца, звезды, которые в миллион раз больше. И ко­гда звезда обрушивается, умирает - а все обречено умереть, все, что роди­лось, обречено умереть - когда звезда умирает, она обрушивается в саму себя, по направлению к собственному центру. Она обладает сильной грави­тацией. Из-за этой гравитации все в нее засасывается. Она создает вокруг себя очень негативную атмосферу, и все, что приближается, будет засасы­ваться.

Эйнштейн сказал, что даже солнечный свет, даже приближающиеся солнечные лучи не смогут уже вернуться, а ведь захватить и удержать сол­нечный свет очень трудно: он будет отражаться. Но из черной дыры он от­ражаться не будет, он будет просто схвачен и пропадет. Все, что подходит к черной дыре слишком близко, просто исчезает из существования.

Человек, который пуст - это маленькая черная дыра. Вот почему вы чувствуете себя подчас очень усталым после встречи с таким человеком Вы его избегаете. Даже сказать ему мимоходом «здравствуй» - и то утоми­тельно. Просто проходя мимо, он уже что-то у вас отнимает, уже исчезает большое количество энергии. И вы опустошаетесь от одного только при­ветствия этого человека или от взгляда на этого человека. Он - пустое нега­тивное пространство. Кто бы ни появился, он всех высасывает. Такие люди очень утомляют, выматывают. Это паразиты.

Но с человеком, у которого есть присутствие, ситуация прямо противо­положная. Когда у человека есть присутствие, он источает энергию. Энер­гии у него больше чем достаточно. Она переполняет его через край. И вся­кий раз, когда вы приближаетесь к такому человеку, вы становитесь блаженными, счастливыми. Внезапно вы чувствуете ливень. Вы вблизи во­допада. И чувствуете свежесть, спокойствие, оживленность. Чувствуете возникающую в вас силу и какую-то поэзию - все сразу. И вам хочется быть с этим человеком снова и снова. Одно только пребывание рядом с этим человеком усиливает токи жизни.

Человек присутствия излучает свою энергию повсюду. Он достигает людей, и ему есть что давать. Он отдающий. Он император. Вот почему мы на Востоке назвали саньясинов «свами». «Свами» означает «мастер» - тот, кому есть что отдать, тот, кто не нищ.

Человек, который пуст, в ком нет души - это нищий. Он постоянно по­прошайничает, он нищенская чаша. Он будет от вас что-то брать. Если вы сольетесь с толпой и если в вас есть какое-то понимание своей жизни и то­го, как функционирует энергия, вы всегда будете чувствовать, что вы, ско­рее, удаляетесь от дома, чем приближаетесь к нему. Толпа забрала часть вашей энергии. Толпа всегда утомляет, выматывает, потому что в толпе вы не найдете человека присутствия - вы найдете лишь тех, кто отсутствует, лишь тех, кто спит, лишь тех, кто пуст.

Мастер - это человек присутствия. В нем есть абсолютная подлинность, незыблемое бытие, в нем есть душа. И душа эта должна быть создана - вы только жилище. И вы должны сделать так, чтобы пришел гость, вы должны пригласить гостя. Дом готов, однако гость еще не пришел.

Суфии говорят: «Как вы станете учить способам бытия, пока сами не окажетесь в присутствии человека, который уже присутствует?». Мастер как раз такой. Мастер - не учитель, Мастер - это магнетическая сила, маг­нетическое поле положительной энергии, присутствия.

Суфии говорят, что каждый раз, когда вы приходите к Мастеру, вы по­лучаете бараку, вы обретаете грацию. В этом заключается смысл индуист­ского сатсанга: пребывание в присутствии Мастера, чтобы обрести его фацию. Он отдает, и вы, когда обретаете его грацию, не чувствуете себя обязанными, потому что, даже если бы вас не было, он все равно бы отда­вал - это же так естественно. Как течет река, как раскрывается цветок, ис­точающий аромат - такое же естественное явление происходит с Мастером. Он расцвел, и аромат подхватывается ветрами. Дойдет он до кого-нибудь или нет - дело не в этом. Если кто-то сможет его уловить, он наполнится блаженством, если никто не сможет его уловить - Мастер и тогда будет по-прежнему изливаться. Он не льется специально для вас - он ничего не мо­жет с этим поделать, ему ничего не остается, как литься. Как свет льется от лампы и аромат льется от цветка, так происходит и с Мастером.

Суфии правы. Они говорят, что Мастер - это тот, кто знает, тот, кто ви­дит, тот, кто есть. Его невозможно не запомнить: того, кто есть. Войти в присутствие того, кто есть - это первый шаг на пути. До этого все тщетно, до этого все разочаровывает. Осуществление начинается только тогда, ко­гда вы соприкоснулись с тем, кто осуществился. И это соприкосновение между Мастером и учеником есть любовное соприкосновение, оно не ра­ционально. В нем больше от чувства, нежели от мысли.

Поэтому те, кто слишком много думают, могут и дальше упускать. Только те, кто чувствует, способны войти в соприкосновение. Помните: этот сдвиг должен произойти обязательно - вы обязательно должны перей­ти от размышления к чувству. Чувство ближе, ближе к тому в вас, что назы­вается интуицией. А размышление - самая далекая от интуиции точка. Раз­мышление - это своего рода продукт обучения. Вас научили другие - это продукт обучения. А то, чему вас не учили, что само расцветает в вас - это интуиция. Никто вас не учил - ни в какой школе, нив каком университете, ни в каком колледже. Никто ничего вам о ней не говорил. Она сама распус­кается в вас - вот что такое интуиция. Вам не нужно никуда идти - вам нужно только войти в самих себя. И чувство ближе к интуиции.

Я не жду невозможного. Я не говорю: будьте интуитивными - это не в вашей власти. Если вы что-то и можете сейчас сделать, так это двигаться от мысли к чувству - и этого будет достаточно. И тогда от чувства до интуи­ции будет рукой подать. А вот двигаться от мысли к интуиции очень слож­но. Они не встречаются, это полярные противоположности. Чувство же на­ходится ровно посредине. Чувство, мысль и интуиция находятся на одинаковом расстоянии друг от друга. Если вы пойдете этим путем, вы дос­тигнете мысли, если вы пойдете тем путем, вы достигнете интуиции.

В чувстве и то, и другое встречаются и соединяются. В чувстве остается что-то от мысли и что-то от интуиции. И тогда вы можете выбирать.

Найти Мастера - значит изменить что-то в своем уме: вы непременно должны стать более чувствительными. А если вы отправитесь к Мастеру с роем мыслей в голове, мысли эти не позволят вам быть там. Мысли не бу­дут работать как мосты - они сработают как стены.

Люди так одиноки, потому что они не наводят мостов: они возводят стены - и потом страдают. А ведь стены созданы вами. Когда вы ищете Мастера, помните, что вам неизбежно придется переходить от мысли к чув­ству. Когда вы приходите к человеку, которого вы можете чувствовать как присутствие... Даже если вы поглощены своими мыслями, присутствие все равно почувствуется. Оно так наполнено жизнью, что вы его обязательно почувствуете - однако тогда вы должны будете допустить его, и вам ничего не останется как все больше и больше сдвигаться в пространство чувства, чтобы вы все больше и больше входили в соприкосновение с присутствием, которое здесь есть. Но стоит только случиться соприкосновению, как оно увлечет вас в труднейшее путешествие в вашей жизни, в величайшее при­ключение, величайший экстаз.

Первый шаг, говорят суфии - это войти в присутствие того, кто присут­ствует. До этого все тщетно, до этого нет жизни. И только после этого воз­никает жизнь. Жизнь возникает только тогда, когда вы соприкоснулись с Мастером. До этого был просто сон, мираж. До этого были сплошные мыс­ли, мысли, мысли и голая пустыня. Одни только мысли не цветут - мысли не цветут никогда. Мысли очень непродуктивны, лишены творчества, по­тому что они заимствованы. Они никогда не бывают оригинальными. Ни одна реальность не может быть создана мыслью, ни одна реальность не может быть открыта мыслью. Мысль совершенно бессильна. Все» что из­вестно, известно благодаря чувству; все, что открыто, открыто благодаря чувству; все, что создано, создано благодаря чувству.

Второй шаг - это сдача, и потом шагов уже не остается. Весь путь уме­щается в два простых шага: один - это соприкосновение с тем, кто сопри­коснулся с Богом, и второй - сдача ему. Суфии говорят, что достаточно этих двух простых шагов. В два шага завершается многомильное путешест­вие. Первый шаг - самый трудный. Но стоит только вам войти в присутст­вие, как вы постепенно начнете сдаваться. Вы будете не в силах долго со­противляться. Главное - это войти в соприкосновение.

Иногда бывает так, что вы сдаетесь, не войдя в соприкосновение. И сдача ваша тогда фиктивна, сдача ваша тогда исходит от ума, сдача ваша тогда не более чем ложь. Вы тогда претендуете на то, что уже сдались. Но вы не сдались. Это всего-навсего стратегия: вы хотите поэксплуатировать человека присутствия. Однако эксплуатировать его невозможно. Вы хотите что-то выудить. Вы думаете: «Ладно уж, сдача - это условие - так и быть, сдамся». Однако, сдача ваша не может быть сдачей. Сдача непременно должна случаться, вы не можете ее устроить, не можете осуществить ее усилием воли. Если вы осуществляете ее усилием воли, вы можете забрать ее обратно. Если вы ее устраиваете, вы можете ее прекратить. А, между тем, сдача случается.

Поэтому идите шаг за шагом. А шагов только два. Первый - быть зали­тым присутствием Мастера, опьянеть - и сдача тогда приходит сама собою. Вы начинаете чувствовать, что преклоняете колена. Не спешите. Иногда бывает так, что вы все делаете в спешке - спешка, особенно в наше время,

становится одной из проблем. Все спешат, стремятся сделать все как можно скорее. Поэтому, если вы приходите к Мастеру и слышите, что необходима сдача, вы уже готовы сдаться. Вы говорите: «Почему бы и нет? Посмотрим. Если что-то случится - хорошо, если ничего не случится - терять все равно нечего». А, между тем, такая сдача не поможет. Это не та сдача, о которой говорят суфии, поэтому они и говорят, что это второй шаг, а не первый. Первый - это быть в присутствии Мастера.

Здесь есть один саньясин, Прагош, который снова и снова пишет мне: «Ошо, с чем это связано? Вы кажетесь мне совсем обычным». Я ему пока не ответил, но сейчас настал подходящий момент. Я не кажусь обычным -я есть обычный. Однако в чем его проблема? Меня не волнует моя обыч­ность, я ей неописуемо рад. Но что беспокоит Прагоша? Его беспокоит то, что он ждет от меня чего-то весьма и весьма необычайного: что я должен быть человеком-чудо или чем-то еще в этом духе. Голова его заполнена ка­ким-то вздором. Ему хочется, чтобы я был глупым: вызывал из небытия пе­пел или швейцарские часы или проделывал бы еще какие-нибудь чудеса. Он ищет мага, а не Мастера.

И этот поиск есть поиск эго. Ему хочется, чтобы я был весьма необыч­ным, чтобы его эго могло бы себя вполне недурно чувствовать, оттого что сдалось необыкновенному человеку. Если бы я лечил людей прикосновени­ем, если бы я прикосновением оживлял мертвых, Прагош был бы тогда очень счастлив: такому человеку стоит сдаваться. Но в таком случае вы не будете мне сдаваться. Это будет путешествием эго. Вы будете чувствовать себя хорошо и удовлетворенно оттого, что вы ученики такого необыкно­венного человека.

А, между тем, суфии не верят в чудеса. Они думают, что все это глупо­сти, и что только глупые люди пленятся чудесами. Мастер обычен. Мастер - это нормальный человек, вполне обыкновенный. Мастер до того обычен, что в нем нет ни малейшего намека на эго. Все необычное - это, так или иначе, эго. А Мастер - это просто никто. Его необычность - это просто никтовость. Только люди, страдающие комплексом неполноценности, ищут необыкновенное. Но если человек приходит домой, поиска необыкновенно­го уже не бывает, поиска особенного уже не бывает. Быть обычным - это же так необычайно прекрасно. Впрочем, мне понятно его беспокойство. Ему хочется с моей помощью совершить путешествие эго. Вот он и беспо­коится: Ошо не проделывает никаких чудес. Он саньясин - но что это за сдача? Это не сдача. Он еще даже не вошел в мое присутствие, он еще не обрел того, что я называю соединенностью. Он еще не затронут мною и по­ка еще не прикоснулся ко мне. А, между тем, он саньясин. Должно быть, он поспешил. Ему бы следовало немного подождать.

Совсем недавно приходила его женщина - Урми. Она плакала и жало­валась: «Что делать, Ошо? Прагош возносит меня на такой высокий пьеде­стал. Он считает меня чуть ли не богиней, а потом заставляет испытывать вину за то, что я человек. Он ждет от меня поведения богини и, если я не веду себя как богиня, он заставляет меня испытывать вину». В то время как она рассказывала мне о своем несчастье, я думал: «Он и с тобой проделы­вает то же самое». Именно это он хочет проделать и со мной, и по отноше­нию ко мне. Он хочет вознести меня на высокий пьедестал - пьедестал че­ловека-чуда или чего-то необычного, чего, однако, не происходит.

Но стоит только вознести меня на высокий пьедестал, как он станет держать меня под контролем. Тогда он будет иметь надо мной власть, по­тому что будет контролировать. Если он захочет низвергнуть меня с пьеде­стала - это ведь его пьедестал - он волен это сделать. Именно это он про­делывает и по отношению к своей женщине. Сначала он возносит ее на высочайший пьедестал, а потом начинает ее мучить. Он становится могу­щественным.

Как же эго упорно в проделывании трюков! Вы обязательно должны пронаблюдать. С виду это кажется чем-то прямо противоположным: он-де такой смиренный, возносит свою женщину так высоко, что она становится богиней. Вы сочтете его весьма смиренным. Однако он не таков. Он очень хитер, очень политичен. Причем он может не делать это сознательно, это может быть просто бессознательным путешествием эго. Стоит только вам вознести женщину до уровня богини, как вы получаете власть. После этого она уже не сможет быть человеком, и вы тогда сможете находить в ней не­достатки, и она станет вас бояться. Бояться, потому что вы можете в любой момент ее низвергнуть. Именно это он хочет проделать и со мной.

Сначала он хочет вознести меня на высокий пьедестал, после чего он получит власть. А теперь взгляните на эту игру. Даже ученик хочет господ­ствовать над Мастером. Если я буду обыкновенным, у него тогда уже не будет власти, и ему тогда уже не удастся низвергнуть меня. Я просто стою на ровной земле - куда он будет меня низвергать? Тогда у него уже не ока­жется власти. А иначе он сможет прийти и сказать: «Ошо, вы же стоите так высоко - не делайте этого, не говорите того».

Мне уже доводилось такое наблюдать. За эти двадцать лет я контакти­ровал с миллионами людей, и это было одним из моих наблюдений: каждый хочет контролировать Мастера. Люди приходят ко мне и говорят: «Вам не следует этого говорить, потому что это повредит вашему образу. Вам не следует этого говорить».

Всего несколько дней назад ко мне пришел один индус и сказал: «Вам не следует говорить о гомосексуализме, даже если кто-то задает этот во­прос. И даже если это не является неверным, вам не следует этого говорить, иначе люди подумают, что вы поддерживаете гомосексуализм». Он гово­рил, что это опорочит мой образ.

Что только не советовали мне люди на протяжении этих двадцати лет: не делайте этого, не говорите того. Обычно я жил в семьях джайнов. И они увещевали меня: «Вам не следует есть по вечерам, ведь если вы будете есть по вечерам и кто-то придет за разъяснениями, он будет удивлен: какой же вы святой?» И если я хочу быть на их пьедестале, мне придется голодать.

Я жил в одном ашраме - ашраме Винобы - и вставал в шесть часов. А Виноба вставал в три. Поэтому ко мне приходили его ученики и говорили:

«Что вы делаете? Вы же должны вставать в три часа, иначе люди из этого ашрама станут удивляться: что вы за святой? Потому что мы привыкли к тому, что святой встает в три часа».

Я сказал: «А вы не думайте, что я святой - и я буду спать до шести. То, что вы обо мне думаете, не имеет значения. Я не собираюсь разрушать свой сон для того, чтобы быть вашим святым. Забудьте об этом».

«Вам не следует делать того-то, вам не следует быть таким-то, вам не следует говорить то-то, вам не следует комментировать то-то», - так много советчиков. И все они думают, что любят меня, и все они считают себя по­следователями, учениками. А сами просто помогают своему Мастеру хо­рошо играть на публику. И продолжают втолковывать: «Мы не говорим, что вы не правы. Мы говорим это из-за вашего образа в глазах окружаю­щих».

И вот теперь этот Прагош хочет вознести меня на высокий пьедестал, после чего он получит власть. И тогда, если я захочу оставаться на этом вы­соком пьедестале, мне поневоле придется оглядываться на Прагоша. Где Прагош? А то я, чего доброго, больше не буду на таком высоком пьедеста­ле. Кто вознесет меня на такую высоту? Помни, Прагош, ждущий от меня чего-то необычного: это просто твое эго. Тебе хочется быть учеником не­обыкновенного человека, и тогда твое эго почувствует себя весьма и весьма возвеличенным, удовлетворенным.

А я обычен, абсолютно обычен. Я не кажусь обычным - и это опять же трюк. Он спрашивает меня: «Почему вы кажетесь таким обычным?» Он не говорит: «Вы обычный». Он не в состоянии поверить, что я обычный. Быть может, я только претендую на обычность, и тогда в нем живет какая-то на­дежда, что рано или поздно я продемонстрирую свои необыкновенные чу­деса. Прагош, ты еще надеешься, не оставляешь надежду. Но этого никогда не произойдет. Я совсем обычный. Дело не в том, что я претендую или иг­раю в игру обычности. Я на самом деле обычен. И оттого, что я обычен, у тебя есть возможность сдаться. Я не собираюсь проделывать ничего такого, что может вызвать у тебя представление о моей необычности. Я не собира­юсь ничего проделывать. Только тогда сдача твоя будет полной.

Если ты сможешь сдаться обычному человеку, эго исчезнет. Суфии ни­когда не проделывали чудес. Суфии всегда были весьма и весьма обычны­ми людьми. Это одна из основ суфизма, ведь Мастер существует для того, чтобы помочь тебе сдаться, и он может помочь тебе сдаться лишь в том случае, если он никто. Если же он кто-то, тогда связь с ним заставит тебя почувствовать себя кем-то. Ты будешь хорошо себя чувствовать оттого, что ты необычный человек - ты связан с необычным человеком, и поэтому ты сам необычен.

Связь с никем - вот что такое сдача. И, благодаря сдаче, ты сможешь увидеть, что обычная жизнь так наполнена красотой и благословением. Эти деревья обычны, эти птицы обычны, это небо обычно, эта земля обычна, и Бог обычен. Здесь нет эго - кому тогда беспокоиться о необычном? Существование обычно, но обычность эта так красива, это сама красота. Быть обычным - значит быть религиозным.

Те, кто здесь со мной, и те, кто действительно связаны со мной, узнают, о чем я веду речь. Откуда эта жажда необыкновенного? В Прагоше, должно быть, есть какой-то комплекс неполноценности, и потому он ищет кого-то, кто бы всех превосходил. Сам он не может всех превзойти, но он, по край­ней мере, может быть последователем того, кто всех превосходит. Однако это побуждение исходит из комплекса неполноценности. В сдаче ты сдаешь все - свой комплекс неполноценности, свой комплекс превосходства, свое эго, свою смиренность - ты сдаешь все. Сдача обязательно должна быть полной. Ты кладешь себя в узел, бросаешь его к ногам Мастера и говоришь: «С этого мгновения я исчезаю». И с этого мгновения вопросов больше не существует.

Как с этого мгновения может существовать вопрос? Ты тогда уже не задаешь Мастеру вопросов. С этим покончено. До твоей сдачи вопросов было столько, сколько тебе хотелось их задавать, но стоило тебе сдаться, как это перестало быть нужным. А если спрашивание еще продолжается, если ты все еще охвачен подозрениями и сомнениями, значит, сдача еще не произошла.

Первый шаг - это соприкосновение с Мастером, второй - сдача. И по­сле этого, говорят суфии, завершается все путешествие.

Как найти Мастера? Уж конечно, не с помощью размышления. Раз­мышляя, ты продолжаешь держаться в той же самой колее, в той же самой старой колее, в прошлом. Размышляя, ты остаешься прежним, пресекая все возможности для нового. И обрати внимание: ты непрерывно думаешь, и внутри - непрекращающаяся болтовня, вечное говорение. Даже когда ты меня слушаешь - взгляни на себя, хотя бы на секунду: болтовня продолжа­ется, продолжается непрекращающееся внутреннее говорение.

Это внутреннее говорение отделяет тебя от реальности. Но стоит толь­ко этому внутреннему говорению умолкнуть, пусть даже на несколько мгновений, как ты становишься един - един с реальностью, един с Масте­ром, един с любимым человеком, един с Богом. Всякий раз, когда тебе за­хочется быть с чем-то единым - с твоей женщиной, с твоим мужчиной, с твоим Мастером, с твоим Богом, с существованием - всякий раз, когда тебе захочется быть с чем-то единым, в унисоне, это внутреннее говорение должно быть прекращено. Оно единственная преграда.

Не отбросив внутреннего говорения, ты не сможешь найти Мастера. В головах многих людей возникает вопрос: «Как найти Мастера?» Тебе при­дется научиться молчанию. И когда ты войдешь в присутствие того, кто присутствует, молча сядь. Соберись, успокойся, не думай - ведь думанье -это деятельность; просто будь. Это будет трудно, но если ты постараешься, это произойдет через несколько мгновений. То буду очень и очень быстро­течные мгновения, всего лишь промежутки, они приходят и уходят. Но и в эти промежутки на тебя снизойдет что-то похожее на проблеск. Ты будешь соединяться, разъединяться, соединяться, разъединяться, но это произойдет И стоит только тебе прикоснуться к тому, кто есть, пусть даже на одно мгновение, как ты узнаешь этот вкус. Даже капля этого даст тебе этот вкус. И тогда все прочие вкусы начнут исчезать, тогда вкус этот станет твоим единственным вкусом. И все желания тогда начнут сходиться в одно жела­ние: как быть с этим человеком, как быть полностью с ним? И с каждым днем оно будет расти. И однажды ты внезапно обнаружишь, что ты, оказы­вается, сдался. Да, однажды ты обнаружишь, что ты сдался. Сдача берет те­бя бессознательным, ты и не собирался сдаваться - это уже произошло.

Внутреннее говорение - путь старой самости, способ по-прежнему ви­сеть в прошлом, способ оставаться в эго. И вы постоянно думаете изо дня в день. Мысль присутствует всегда, как подводное течение. Но стоит только этому нарушиться, как вы погрузитесь в мир интуиции.

Интуиция скрыта здесь, как раз за этим слоем внутреннего говорения, поэтому учитесь жить без внутреннего говорения. Только так можно найти Мастера. Вам легче будет этому научиться, сидя у моря, глядя на ревущие волны - тогда здесь будет особо не о чем думать, и вы сможете просто смотреть и смотреть. Лежа на траве и глядя в небо, на звезды в ночи, на­блюдая деревья - здесь особо не о чем думать. Нет надобности думать о звездах. Они здесь, они так прекрасны. И вы можете просто быть с ними.

Сначала научитесь быть с природой, потому что природа молчалива. Она не отвечает, она не знает языка. И поэтому вы сможете погрузиться глубже уровня внутреннего говорения. И тогда начнется исследование, то­гда начнется поиск людей, которые обладают присутствием. Когда вы по­дойдете к человеку, у которого есть присутствие, вы внезапно заметите, что вы наполнились энергией, что вы вибрируете в новом ритме. Что в вас во­шел танец. Что пульсирует каждая клеточка, каждый фибр вашего сущест­ва. И вы очень близки к чему-то огромному, к чему-то невероятному.

Говорят, что Будда почувствовал день своего просветления за несколь­ко часов, почувствовал, что в этот день, который вот-вот настанет, про­изойдет что-то потрясающее. Это сводило его с ума. Он не мог понять, что это, но что-то ждало его совсем рядом, что-то обещало произойти. Безотла­гательность эта стала пронзительной. И в самый последний момент, всего за несколько часов до того, как ему стать просветленным... Это было почти как с беременной женщиной. Ее девять месяцев подходят к концу, и это может случиться в любое мгновение, должен случиться ребенок. А между тем, беременная женщина знает, у нее есть зримый симптом: ребенок, бры­кающийся у нее в животе. Но когда вы собираетесь родиться заново в буд-довость, в сатори, самадхи, ничего не бывает заметно. И все же что-то бьет­ся в животе.

Будда сидел под деревом, где он стал просветленным, и какая-то жен­щина принесла ему чашу со сладостями. Он съел сладости, подошел к реке и вымыл чашу. И это уже приближалось, наполняя собою все; он чувство­вал это. Это стало до того настоятельным, что он сделал что-то, чего нико­гда не делал прежде. Он опустил чашу в реку и сказал, не кому-то конкретно, а самому существованию: «Если что-то должно произойти, дай мне ка­кой-то знак. Не своди меня с ума».

Будда не верил ни в какого Бога, поэтому он не мог обратиться к Богу Он не говорил кому-то конкретному - он просто говорил существованию, или просто говорил самому себе. «Дай мне видимый знак. Пусть он будет таким если эта чаша начнет плыть против течения, тогда я успокоюсь -что-то произойдет». История эта прекрасна. История говорит, что чаша по­плыла против течения. Не прошло и нескольких секунд, как она скрылась из глаз, плывя против течения. И Будда был удовлетворен. После этого он сел отдохнуть под дерево. «Да, это произойдет». И к утру это произошло.

Это всего лишь притча. Не воспринимайте ее буквально. Не думайте, что чаша и в самом деле начала плыть против течения. Это просто говорит о том, что связь с Богом - такое же абсурдное явление, как чаша, плывущая против течения. Это противоречит всем, так называемым, законам, проти­воречит всем законам гравитации. Это противоречит всем, так называемым, законам, которые мы держим у себя в голове. Это новое явление, это про­явление нового закона. Все переворачивается с ног на голову. То, что нико­гда не происходило раньше, обещает произойти. Сознание всегда было пус­то, а теперь оно обещает быть наполненным. Сознание всегда было направлено наружу, а теперь оно направляется вовнутрь. В этом смысл ча­ши, плывущей против течения. Сознание всегда шло вниз - теперь оно под­нимается ввысь. В этом смысл чаши, плывущей против течения. В действие вступает новый закон.

Связь с Мастером - это начало нового мира, новой вселенной. Но ради нее мы должны будем пожертвовать прошлым. Для того, чтобы пожертво­вать прошлым, не потребуется ничего другого, кроме одного лишь отказа от внутреннего говорения. Оно держит все в плену старой реальности. Это и есть тот самый мир, который должен быть отброшен, это и есть тот са­мый мир, от которого нужно отречься. Это и есть то, что называется сда­чей. Когда вы увидели что-то новое, чего вы никогда не видели прежде, ко­гда вы почувствовали присутствие человека, который есть, который есть человек Бога, тогда бывает необходимо именно это: вы сдаете свое внут­реннее говорение, вы преклоняете колена. На Востоке это было символич­ным: ученик кладет голову к ногам Мастера. Это лишь символ, это не имеет никакого отношения к вашей физической голове, это просто символ раз­мышления, ума. Ученик кладет свой ум к ногам Мастера и говорит: «Те­перь позаботьтесь вы». И Мастер заботится.

На самом деле, когда вы сдаетесь Мастеру, вам нечего сдавать Нико­гда, ни одной секунды не думайте, что в вас есть что-то большое. На самом деле, Мастер проявил подлинное сострадание, что принял вас, потому что теперь ответственность будет возлагаться на него. Вот в чем смысл этой ис­тории

Однажды жил суфий, который хотел быть уверенным в том, что его ученики после его смерти найдут для себя подходящего учителя

Он будет помогать вам не только при жизни. Мастер позаботится и о том времени, когда уйдет. Он будет все предусматривать, потому что те, кто доверились ему, не должны оставаться посредине. Этот суфийский Мастер уже на смертном одре. У нескольких учеников все получилось, не­сколько учеников достигли, но многие еще только пытаются это сделать.

Запомните: многие ученики этого Мастера должны были уже достичь. Почему бы им не стать учителями? Но ведь знать - это одно, а помогать людям - совсем другое. Не всякий просветленный - Мастер, и не всякий учитель просветлен. Есть люди, из которых выходят хорошие учителя, ве­ликие учителя, они могут превосходно обучать. Это могут быть люди, ясно излагающие свои мысли, с незаурядными способностями обучать или что-то разъяснять, однако они могут не знать самих себя. И тогда все, чему они пытаются учить, становится заимствованным и мертвым. И есть люди, ко­торые могут знать, однако лишены способности учить - потому что обуче­ние не имеет ничего общего с познанием.

Например, вы можете увидеть прекрасный восход солнца. Однако это не значит, что вы можете изобразить его на холсте, что вы можете прийти домой, написать его кистью для своих детей и показать им, какое прекрас­ное утро вы увидели. И, возможно, что если вы опишете это прекрасное ут­ро кому-то, кто его не видел, но кто может изобразить его на холсте, то он сможет изобразить его, не видя его. И его картина будет лучше вашей. Ва­ша картина будет ничем. Она не дает никакого представления о том, что вы видели или о чем ведете речь.

То же самое относится к внутреннему путешествию. Есть учителя, ко­торые не слышали, но умеют ясно излагать свои мысли: и есть Мастера, ко­торые познали, но не могут этого ясно выразить. И редко случается, когда Мастер бывает еще и учителем, когда просветленный может также ясно выражаться. Он познал это, но при этом обладает способностью, искусст­вом, помочь познать это другим.

И этот суфий умирал. Скорее всего, у него было несколько учеников, которые стали просветленными, но не были учителями. И его, должно быть, волновало, что станется с теми, кто посредине? Мастер должен все заранее предусмотреть. Должен отыскать для них способ найти себе Мас­тера.

Суфии работают очень и очень странно, но они знают, как работать. Мастер ведь мог сказать: «Идите к Хазрату Али», - Хазрат Али был зятем Мухаммеда. «Идите к Али», - мог сказать он. Это было бы так легко. Одна­ко это было бы неправильно. Он хотел, чтобы они нашли его сами - потому что, когда вы находите что-то сами, это обладает несравненной ценностью. А когда кто-то что-то говорит и вы это делаете, это уже не так ценно. Вы, в таком случае, выполняете свой долг.

Если Мастер, умирая, скажет: «Когда я умру, идите к Хазрату Али», -вы послушаетесь старика. Вы скажете: «Нам ничего не остается делать, как идти к Хазрату Али». Хазрат Али вам может нравиться или не нравиться - но это будет какой-то обязанностью, долгом. И тогда будет упущено глав­ное. Мастер хочет, чтобы вы сами искали нового Мастера. Мастер хочет, чтобы вы ощупью пробирались в темноте, чтобы, найдя, вы почувствовали, что вы нашли. Это один из самых важных моментов, который необходимо запомнить.

Те люди, которые нашли Мухаммеда, обрели неоценимую помощь. Но теперь существуют миллионы мусульман. Они не нашли Мухаммеда сами, их направили их отцы. Это не был их собственный поиск. И теперь они лишь так себе, тепловатые мусульмане - такие же тепловатые, как христиа­не. Первые ученики, которые искали Иисуса и нашли его, трепетали. Они действительно нашли что-то сами. Вся их жизнь была преображена. А те­перь твой отец говорит: «Христос - это спаситель. Христос спасает. Он есть спасение. Иди к Христу». И ведет тебя в церковь. И ты неохотно идешь, потому что никому не нравится истина кого-то другого. Так, в своей основе, устроена жизнь. Это подстраивание - никому не нравится истина кого-то другого, потому что истина кого-то другого для вас - ложь.

Итак, Мастер мог сказать: «Идите к Хазрату Али» - это было бы про­ще. Али жил неподалеку и был известным человеком, одним из редчайших последователей Мухаммеда, человеком великого озарения. Мастер мог ска­зать: «Я умираю, и вам теперь будет трудно идти по пути, по которому вы следовали со мной. Идите же к Али, он поможет». Но здесь было бы упу­щено самое главное: Мастера непременно нужно найти самим. Вы должны рисковать, вы должны искать, вы должны сдаться. А это было бы слишком безопасно. Вы услышали бы это от старика и сказали: «Хорошо. Когда вы умрете, мы отправимся к Али». Это было бы легко, но бесполезно.

И потому старый суфий изобрел средство - весьма странное средство.

А потому он завещал своим ученикам в наследство семнадцать верб­людов и дал такой наказ...

То был, судя по всему, удивительный дервиш с верблюдами. Он, долж­но быть, бродил со своими учениками по всей стране. И теперь он оставля­ет семнадцать верблюдов и завещает:

«Поделите между собой этих верблюдов, чтобы они достались троим из вас в такой пропорции: самый старший возьмет половину, средний -одну треть, а младший - одну девятую часть».

Это очень странно, абсурдно, алогично - но Мастера алогичны, они не слишком пекутся о логике. Он использовал это как средство. Это было что-то такое, где математика была бессильна.

Когда он умер и воля его была оглашена, ученики сначала удивились такому неумелому распределению имущества Мастера.

Они удивились. Ими, должно быть, овладело некоторое сомнение: что это было за распоряжение? Семнадцать верблюдов, половину нужно отдать - стало быть, одного верблюда придется разрезать? Потом нужно было от­дать одну треть - значит, несколько верблюдов нужно убить? Как вы може­те делить животных таким способом? Это же так абсурдно. Они, должно быть, подумали: «Может, это старческий маразм или сумасшествие? Он был так стар и, наверное, утратил всякое представление о счете. Это был такой абсурд, такой вопиющий абсурд. И должно было возникнуть сомне­ние; они, судя по всему, были озадачены. Таково было средство. Мастер хотел, чтобы они были озадачены. А теперь внимательно следите, и вы бу­дете удивлены. Вы могли бы не понять этого места.

Прежде чем вам найти другого Мастера, вы должны лишиться прежне­го Мастера - иначе как вы сможете найти нового Мастера? Старик избрал превосходное средство. Оно было до того абсурдным, что они не смогли не рассмеяться. Не могли не сказать: «С этим стариком все кончено, ему луч­ше было умереть, и мы сейчас стали свободными. И хорошо бы теперь по­искать где-нибудь в другом месте. Если бы этот человек был жив, мы бы все еще цеплялись за него, а ведь он сошел с ума». Мастер выставил себя в неприглядном виде, чтобы они не были больше привязаны к прежнему Ма­стеру и к памяти о нем, чтобы прошлое могло быть закрыто, чтобы эта глава была окончена, и они смогли бы открыть новую страницу своей жиз­ни.

Кто-то сказал: «Давайте будем владеть этими верблюдами сообща».

Теперь вступила в действие логика, теперь они стали думать о том, что им делать. Наказ не мог быть выполнен в том виде, в каком он был дан, и поэтому им волей-неволей пришлось искать выход. Теперь вступили в дей­ствие истолкования, раздумья. Наказ был просто абсурден.

Кто-то предложил: «Давайте будем владеть этими верблюдами сооб­ща». Они пытались найти выход из положения.

Другие обратились за советом и потом сказали: «Нам предложили поделить их так, как лучше всего соответствует завещанию».

Итак, некто, мудрый человек, знающий человек, видимо, посоветовал: «Это просто. Поделите их так, как лучше всего соответствует совещанию. Не будьте глупцами. Вы же не можете разрезать верблюдов, и то, что больше похоже, приблизительно, будет правильным».

Но помните, суфии не верят в приблизительную истину. Это очень точ­ные люди. Они подразумевают то, что говорят, и говорят то, что подразу­мевают.

Сначала ученики подумали между собой, что лучше владеть верблюда­ми сообща. Затем они отправились кого-то спрашивать. Однако варианты все больше и больше расходились с намерением Мастера. Кто-то сказал:

«. поделить их так, как лучше всего сходится с завещанием». Л другим судья посоветовал продать этих верблюдов и поделить деньги... теперь варианты стали очень и очень житейски мудрыми. Все просто замечательно. К чему беспокоиться? Вы же можете поделить деньги. Про­дайте верблюдов.

...но найтись и такие, которые сказали, что завещание не имеет силы, поскольку выполнить его невозможно.

Это было уже совсем не к месту. Какие-то люди сказали: «Это невоз­можно. Выбросьте из головы эту затею. Завещание не имеет силы прежде всего потому, что его невозможно осуществить».

Столько всяких толкований. И ученики призадумались. Когда Мастер дает вам наказ, над ним не надо размышлять, его надо слушать, над ним на­до медитировать, а не размышлять. Иначе вы упустите послание. Вам не­пременно нужно над ним медитировать, непременно нужно вынашивать его в себе и ждать - просто ждать, храня его внутри. Помните это и ждите. И не вздумайте истолковывать. Ваши истолкования - это ваши истолкования, и они заведомо будут бессмысленны. И не просто бессмысленны, но губи­тельны.

Человек двадцать лет находился в тюремном заключении, поддерживая свой рассудок тем, что всячески помогал муравью, который жил с ним в его темнице. Он даже сделал для него двухэтажный дом в спичечном коробке. Чтобы как-то скоротать время, заключенный смастерил гитару, и за пять лет он научил муравья петь и играть на гитаре. Долгими зимними вечерами муравей был большим утешением, он давал своему благодетелю сольные концерты и представления.

Еще через пять лет заключенный научил муравья танцевать, а к оконча­нию двадцатилетнего срока тот мог уже играть на дудочке.

И вот, когда день его освобождения был уже не за горами, заключен­ный начал понимать, что в его распоряжении имеется величайший телеви­зионный исполнитель, доселе невиданный. И он станет богатым, знамени­тым...

В день своего освобождения экс-заключенный помчался в ближайший кабак праздновать свободу. Он заказал четыре чарки и, пока их выпивал, извлек спичечный коробок, вытряхнул на прилавок муравья и попросил его сыграть. Муравей был на высоте, прелестно исполняя «Пронзенное стре­лою сердце». Он был бесподобен. Его владелец, сияя от удовольствия, ок­ликнул бармена и кивнул сторону муравья.

«Что ты об этом думаешь?» - спросил он.

Услышав его, бармен поднял руку, стукнул по прилавку и убил мура­вья.

«Простите, сэр, - сказал он, - это все проклятая жара».

У бармена свое истолкование. Он и не взглянул на того муравья. Это было в порядке вещей: кто-то, какой-нибудь посетитель обычно подзывал его и говорил: «Смотри, на столе муравей» - ион убивал муравья со слова­ми: «Это все проклятая жара».

Но на этот раз он убил одного из самых ценных муравьев. Вот что про­исходит, когда вы привносите свое истолкование.

Мастер применил отличное средство, благодаря которому ученики от­правились на поиски своего нового Мастера. Но истолкования убили бы муравья. Все, что им предлагалось, противоречило завещанию. И ни у кого не возникло даже малейшего представления о том, что на самом деле имел в виду Мастер.

Старая ирландская леди-католичка лежала на смертном одре. Позвали за священником, который должен был исполнить последний ритуал. Свя­щенник взял ее за руку и сказал:

- Теперь, Мэри, ты знаешь, куда уходишь, не так ли?

- Да, отец, - ответила та.

- Ты была праведна всю свою жизнь, не грешила, каждый день моли­лась и была благочестивой женщиной.

- Ах, да, отец, я всегда была хорошей католичкой, - промолвила Мэри.

- Тогда я должен тебя спросить, Мэри, прежде чем ты отправишься к св. Петру. Ты готова ответить, Мэри? - осведомился отец Патрик.

- О да, отец, спрашивайте, что хотите.

- Хорошо, Мэри, я желаю знать вот что: ты хочешь, чтобы твой гроб был обит белой материей или пурпурной?

- Какая разница, отец? - не поняла Мэри.

- Хорошо, - продолжил отец, - если ты действительно была примерной женщиной, не испытывала вожделения, не прелюбодействовала, никогда не крала, не завидовала, не была жадной, не упоминала имени Господа всуе и была примерной католичкой, у твоего гроба будет белая обивка. Но если ты была грешницей, вожделела, прелюбодействовала, была жадной, суетной, завистливой, крала или упоминала имя Господа всуе и была плохой като­личкой, у твоего гроба будет пурпурная обивка. А теперь я желаю узнать вот что: какой цвет обивки твоего гроба ты бы предпочла?

- Мэри закрыла глаза, подумала мгновение и сказала:

- Хорошо, отец, я предпочла бы белую обивку с маленькими пурпур­ными вкраплениями здесь и там.

Ваши истолкования будут отражениями вашего ума. Все, что вы гово­рите, отражает вас самих. Поэтому, когда Мастер дает вам средство, вам не стоит о нем размышлять - иначе вы его упустите. Размышление - верный способ его упустить. Вы должны над ним медитировать. А медитация не означает размышление, она просто означает удержание его в вашем сознании, просто удержание его там, не забывая о нем - только и всего. Молча сидеть, держа его там, не забывая о нем - только и всего. Не думая о нем ничего хорошего, а просто позволяя ему там быть. И рано или поздно что-то внутри вас откроется, и у вас будет видение. Видение это и будет смыс­лом того средства. Но чтобы вы узнали его, ваше внутреннее говорение обязательно должно исчезнуть. Но если ваше внутреннее говорение будет продолжаться...

А, между тем, ученики не только думали о нем сами, но и обращались к другим. Это было глупо. Какое оно имеет отношение к судье? Это же не судебное дело. Это, по сути дела, и не завещание. Мастеру нет дела до верблюдов и до того, как их поделить. Какое может быть Мастеру дело до подобных пустяков?

Но они пошли к судье. Какое отношение это имеет к судье? Это не име­ет ничего общего с законом. Это не имеет ничего общего с повседневным миром. Они, должно быть, ходили к мудрым людям - к так называемым мудрым людям, мудрым в глазах мира: смекалистым, хитрым, расчетли­вым. И те предлагали разные варианты, но, к счастью, ученики не были удовлетворены никаким истолкованием.

Потом они углубились в раздумья и предположили, что в завещании Мастера, должно быть, содержится какая-то скрытая мудрость, и на­чали искать того, кто умеет решать неразрешимые проблемы.

Потом они натолкнулись на одну вещь, споткнулись об одну вещь - что эта проблема, похоже, неразрешима. Какие бы ни предлагались решения, они казались неуместными, неподходящими. Ни одно решение не пред­ставлялось полностью соответствующим ситуации. А сама проблема каза­лась неразрешимой и становилась тем неразрешимее, чем больше они со­бирали советов и людей. Поэтому на этот раз в их сознании зародилась одна идея: они должны искать кого-то, кто умел бы решать неразрешимые проблемы. Именно это люди дзен называют коаном, неразрешимой про­блемой. Ее можно решить, но не с помощью логики, не с помощью раз­мышления. Она решается интуитивной энергией. Она решается молчанием, а не словами, не диаграммами. Она решается полным молчанием. На этот раз они ближе подошли к сути. И потому начали искать человека, который умел бы решать неразрешимые проблемы.

А суфии известны своим умением решать неразрешимые проблемы. На самом деле, все великие проблемы неразрешимы оттого, что жизнь - это тайна, и она не может быть решена. А суфиев интересует сама тайна, а не ее решение. Все религиозные люди, все религиозные искания имеют дело с неразрешимым.

Сначала они пошли к судье, законоведу, управителю и им подобным. После чего начали осознавать, что проблема оказалась неразрешимой, и что ни одно решение не было подходящим. И тогда они стали думать: «Мы

должны пойти к кому-то, кто интересуется неразрешимыми проблемами, тайной жизни».

А между тем, к кому бы они ни обращались, никто не мог им помочь, пока они наконец не оказались перед дверью зятя Пророка, Хазрата Али.

И он сказал: «Вот ваше решение. Я добавлю к этому количеству еще одного верблюда. Из восемнадцати верблюдов вы отдадите половину - де­вять верблюдов - самому старшему ученику. Второй получит треть от всего количества, что составляет шесть верблюдов. А оставшийся ученик может получить одну девятую часть, которая равна двум верблюдам. Итак, у нас семнадцать верблюдов. А один верблюд, мой, остается, что­бы вернуться ко мне».

Суфии говорят, что ваши проблемы не могут быть разрешены в том ви­де, в котором они существуют, до тех пор, пока Мастер не добавит вам что-то от своего бытия. В этом заключается смысл всей истории.

Итак, имеется семнадцать верблюдов. Эти семнадцать верблюдов и есть вы. Невозможно решить что бы то ни было, пока вы не придете к человеку сострадания, который готов не только решить вашу проблему, но и во­влечься в вас - вот в чем смысл. История эта потрясающе красива.

Они ходили ко многим, но никому не пришло в голову, что можно до­бавить еще одного верблюда, и что как только верблюдов станет восемна­дцать, все будет просто, их можно будет поделить.

Мастер - это тот, кто готов вовлечься в вас. Когда вы сдаетесь Мастеру, он распахивает вам все свои двери, он доступен вам, он вовлекается в вас. Вы предаетесь ему, а он предается вам. Вы ничего не сдаете. Вам нечего сдавать. Вы отдаете лишь то, чего у вас нет, а Мастер начинает давать вам то, что у него есть.

И вот эти люди пришли со своей проблемой. Проблема сама по себе была неразрешимой, но Хазрат Али ее решил. А решение было таким, что он добавил к их верблюдам одного из своих верблюдов. Итак, нужно за­помнить, прежде всего, вот что: Мастер - это тот, кто может дать вам свое бытие, кто может соединиться с вами, кто может подойти к вам и взять вас за руку, кто может сделать вашу проблему своей проблемой, кто не рассуж­дает извне, как зритель, но сам становится участником.

Когда вы приходите ко мне со своими проблемами, никогда не думайте ни на одно мгновение, что я стою здесь как мудрец, в стороне, поодаль, и даю вам советы - ни на одно мгновение. Я вовлекаюсь в вас, становлюсь вами, ставлю себя на ваше место. Ваша проблема становится моей пробле­мой - только тогда я могу как-то помочь. До тех пор, пока я не стану вами, я не смогу вам помочь. До тех пор, пока я не стану вами, я даже понять вас - и то не смогу - что уж там говорить о помощи. До тех пор, пока ваша проблема не начнет становиться моей проблемой, до тех пор, пока я не по­гружусь в вашу проблему, решить ее будет невозможно. В этом заключает­ся различие между врачом и Мастером.

Врач стоит снаружи. Чтобы помочь вам, он приносит свою осведом­ленность, свои знания. А Мастер? Он не привносит никакой осведомленно­сти, у него ничего этого нет. Чтобы помочь вам, он не привносит никаких знаний, у него ничего этого нет. Он привносит свое бытие, он привносит свое познавание. Он дает вам свои глаза. Он дает вам свои глаза, а не свои знания. Он дает вам свое видение, свою ясность, свою прозрачность. На ка­кое-то мгновение он становится вами. Те, кто полюбит меня, поймут это. Когда я с ними говорю, я настолько вовлекаюсь в их проблему, что они становятся почти наблюдателями. И она становится моей проблемой. И всегда, когда она становится проблемой Мастера, появляется помощь. Вот почему необходима полная сдача ученика: чтобы Мастер смог прийти и встретиться с глубиной вашего существа.

«Вот ваше решение. Я добавлю к этому количеству еще одного верб­люда. Из восемнадцати верблюдов вы отдадите половину - девять верб­людов - самому старшему ученику. Второй получит треть от всего коли­чества, что составляет шесть верблюдов. А оставшийся ученик может получить одну девятую часть, которая равна двум верблюдам. Итак, у нас семнадцать верблюдов».

И вот наступает последний прекрасный момент:

«А один верблюд, мой, остается, чтобы вернуться ко мне», -

так как, что бы ни давал вам Мастер, это всегда возвращается к нему. А вы преображаетесь между приходом Мастера к вам и его возвращением об­ратно. Но, что бы ни отдавалось, это всегда возвращается к Мастеру, ибо, по самой природе вещей, это не может быть отдано. В лучшем случае, оно может быть одолжено. Таково его бытие. Как он может вам его отдать? Его бытие не может быть отдано, оно может быть лишь одолжено вам на мгно­вение. Но в это единственное мгновение все проясняется, а потом все, что принадлежит Мастеру, возвращается к нему обратно.

Это одна из самых прекрасных притч, придуманных суфиями. Сначала Мастер отдает ученику, потом проблемы его решаются, а после этого все, что было отдано, возвращается обратно к Мастеру. Мастер отдает вам свое бытие, благодаря чему вы преображаетесь, начинаете светится, но при этом он ничего не теряет - ибо все, что его, к нему же и возвращается. Вот поче­му Мастер может отдавать и отдавать миллионам и все же ничего не утра­чивать.

Много раз вы задаете вопрос: «Ошо, у вас теперь столько учеников, столько саньясинов - тысячи. И вам будет трудно нам помогать». Ничего подобного: потому что это не то, что можно поделить. Я могу дать свое ви­дение стольким людям, сколько готовы его взять и усвоить, и все же оно остается неприкосновенным. Оно всегда возвращается ко мне. Вы не може­те его забрать. Количество не имеет значения. Один или миллион - не име­ет значения. Помните это. Только тот_; кто готов вовлечься в вас, может решить ваши жизненные проблемы. Посторонние не смогут их решить. Мас­тер должен стать вашим нутром.

И помните: когда вы придете домой - рано или поздно - и загорится ваш свет, и ярко вспыхнет ваше пламя, - не будьте жадными. Помните: вы ничего не потеряете. Вы можете продолжать отдавать стольким людям, скольким захотите. Но вы ничего не утратите. Это невозможно утратить. То, что ваше, не может быть утрачено - утрачено может быть только то, что не ваше. Деньги могут быть потеряны, украдены, поделены. Разумеет­ся, если у отца четыре сына, то его деньги поделят четыре сына. А если у него шестнадцать сыновей, то его деньги поделят шестнадцать. Чем больше у него сыновей, тем беднее они будут.

Не такова ситуация с Мастером. У мастера может быть миллион учени­ков или десять миллионов учеников. Это не имеет ровным счетом никакого значения. Это не сделает учеников бедными - помните - ибо Мастер может и дальше всем отдавать, но ничто не утратится. Поэтому, когда вы станете Мастерами - не будьте жадными. Делитесь этим! И чем больше вы будете делиться, тем больше вы будете любимы Богом.