За спиной у зрителя

Почему нужен «пожар во время наводнения», как сыграть мать Ромео, чем озвучивание внутреннего монолога поможет «перейти болото»? Об этом и о многом другом мы узнали на встрече с мастером. Режиссёр «Небольшого драматического театра» Лев Эренбург приехал в Челябинск представить свой спектакль «Три сестры» на тринадцатый фестиваль «Камерата». И нашел время, чтобы провести мастер-класс для студентов театрального факультета. Встреча проходила в Камерном театре в «Доме актера».

Студенты расселись – кто на стульях, кто на ковре. Когда пришел Лев Борисович, все встали и начали аплодировать. А он сказал, что ему хочется быть с нами в диалоге, поэтому просит обойтись без пафоса. Спросил, есть ли среди студентов режиссёры. Мы подняли руки. Он пошутил, что, наверно, стареет – стало интересно учить режиссёров. Сел напротив нас и предложил задать вопросы. Мы же сидели, как истуканы. Выручили преподаватели – попросили рассказать об этюдном методе.

Режиссёр предложил взять «Ромео и Джульетту». Там есть роль матери Ромео, но у неё нет слов и она почти не описана. Как её играть?

Мы начали разбираться в её характере. Затем Лев Эренбург предложил сыграть этюд, как мама завтракает с сыном. Режиссер предположил, что Ромео – гуляка, беззаботный молодой человек. И матери редко предоставляется возможность позавтракать с сыном. Как она будет себя вести? Он дал нам десять минут, чтобы придумать этюд. Было четыре попытки. Одна из самых интересных: пьяный Ромео пришел домой в сопровождении двух девушек. Режиссер предложил молодым людям покружиться, чтобы почувствовать себя «пьяными» и бесшумно пройти мимо комнаты матери. Они шумели. Мастер их обрывал, и они начинали заново. Потом они стали ходить бесшумно. А Ромео зачем-то держал девушку за бусы. На вопрос, зачем он это делает, ответил – бусы стучат. Лев Эренбург сказал, что она сама может держать бусы, но это та интересная деталь, которая может войти в спектакль.

Ещё мы обсуждали, чем может заниматься мама Ромео, пока ждет сына. Кто-то предположил, что она может ловить муху. Раздался смешок. Эренбург сказал, что это совсем неглупо. Женщина, боящаяся, что завтрак с сыном сорвется, может начать войну с мухой и перевернуть обеденный стол. Ещё предположили, что она может быть голодной и постоянно принюхиваться к еде. Но мастер заметил, что тогда её внимание отвлечется от сына. Но из этого родился новый вариант – она от волнения съедает всю еду. Кто-то предложил – пусть мать прольёт от волнения чай. Режиссер пояснил, что это штамп: это на поверхности, это может придумать каждый, а нужно выходить на следующий уровень. Можно уходить от штампов с помощью наблюдений и этюдного метода (как в случае с бусами). И рассказал о наблюдении, которое ему пригодилось спустя пятьдесят с лишним лет в спектакле Островского «Бесприданница». Мальчиком он видел, как парень сильно напился, его тошнит, встать не может, а чувство достоинства сохранить нужно. Тогда он поднимает футболку до носа – его тошнит под неё. Режиссер использует эту сцену на свадьбе Ларисы.

Затем он предлагает пройтись по залу, сыграть пьяного. Режиссер поясняет – не обязательно иметь этот опыт. У него Мармеладова в «Преступлении и наказании» играет непьющий актер.

А ещё режиссёр считает, что этюды нужно насыщать предлагаемыми обстоятельствами: «пожар в публичном доме во время потопа».

После практического занятия – вопросы. Уместен ли мат на сцене? Уместен, если помогает режиссеру реализовать замысел. Всё что работает на цель, на смысл спектакля – уместно.

Что не приемлет режиссер? Совокупления на сцене. Театр – это не кино, в нем нельзя взять отдельный ракурс, чтобы объяснить смысл. Если в кино можно показать сцену любви, а затем перевести ракурс на женскую руку, то в театре это не возможно.

Нравится ли ему современная драматургия? Предпочитает классику. Считает, есть хорошие спектакли по новой драме, но их он не видел. Проблема современных драматургов в том, что у них большое ухо и маленькое сердце.

В этом году он набрал актерский курс с режиссерами. Конкурс – двести человек на место. Студенты этюдами пока не занимаются. Это слишком сложно, не все взрослые артисты умеют делать этюды. Как будут сдавать зачет? Достанет студент билет, на нем написано: «Перейди болото». И через пять минут должен перейти. Помогает озвучивание внутренней речи. «Вот болото, эта кочка мне не нравится. Как же мне идти?» Кстати, мы переняли этот опыт – теперь тоже используем внутреннюю речь на актерском мастерстве.

Я спросила про «Грозу», которую режиссер ставил в моём родном городе, в магнитогорском драматическом театре. Он объяснил, что магнитогорские актеры его сильно подкупили тем, что пошли на этюдный метод. Особенно это трудно возрастным артистам. Магнитогорцы показали 46 сильных этюдов. Из-за одного этюда появилось желание ставить «Грозу».

После мастер-класса несколько студентов подходили ко Льву Борисовичу с вопросами. Я тоже. Смотрю на него и боюсь пошевелиться. Но всё же спросила, как режиссеру вести актеров за собой. Он ответил, но при этом добавил: «Я вообще в женщин-режиссеров не верю». Спрашиваю: «Что за стиль у вас – вроде ситуации грустные, а смешно показаны». Эренбург отвечает: «Это у меня взгляд на жизнь такой, через иронию, а стиль моих спектаклей – смех с соплями». Я говорю: «А мне всё грустно бывает». Подходит Виктория Николаевна Мещанинова, мой мастер. Лев Эренбург говорит: «Вот вашей студентке всё грустно». Виктория Николаевна говорит: «На свете счастья нет…» «Но есть покой и воля…» – подхватываю я.

Подходят студенты, спрашивают, как к нему поступить. Просят автографы. Я тоже прошу автограф. Эренбург удивляется: «Ты же режиссер, зачем это тебе?» Но берет мою тетрадь, и, немного поразмыслив, пишет: «Ну вот и попробуйте переломить моё мнение о женщинах в режиссуре».

После мастер-класса режиссер пошел гулять по Челябинску. А перед спектаклем стоял на крыльце театра, смотрел на приходящую публику, общался со знакомыми. Во время спектакля он стоял за спинами зрителей. И только немногие знали, что режиссер сейчас в зале.