Глава 18. К утру исчезли некоторые следы на моей шее

К утру исчезли некоторые следы на моей шее. Так как прогноз погоды вещал, что день будет тёплым, я отвергла идею носить шарф и замазала отметки косметикой прежде, чем подняться наверх. Я могу слышать семью, которая шевелится надо мной даже при том, что сейчас лишь восемь утра воскресенья. Интересно, у Пенелопы ещё один день, насыщенный вечеринками по случаю дня рождения её школьных друзей.
— Райли проснулась, — сказала Хлоя, когда я появляюсь на вершине лестницы. Все завтракают на кухне.
Когда я вхожу, Кайл встаёт. — Давай выйдем на улицу и поговорим минутку.
Я взглянула на Хлою. У неё глаза красные и опухшие. Она отводит взгляд, садясь рядом с Пенелопой.
— Все хорошо? — спрашиваю я, смутившись моему напряженному приему.
— Пойдём, выйдем, — сказал Кайл, проходя мимо меня.
Пока я следую за ним к парадной двери, чувство страха начинает овладевать. Он же не мог никак узнать о том, что произошло вчера, не так ли? Мой живот напрягается, когда наблюдаю, как он садится на крылечко и ждет, чтобы я присоединилась к нему. Что бы это ни было, это ни есть хорошо.
Мы сидим бок о бок в тишине какое-то мгновение. Я пытаюсь не извиваться так явно, в то время как Кайл, придя в замешательство в тишине улицы, ничего не говорит.
— Вчера вечером мы были в больнице, — он, наконец, начинает. — Нам пришлось увести туда Пенелопу.
Не то, что я ожидала. Сейчас внутри дома она сидит за столом и кажется в порядке. Однако, она необычайно тихая, когда я думаю об этом. — Что произошло? — спрашиваю я.
Кайл сцепляет руки вместе, медленно заламывая. — Вчера она вышла из своей комнаты после полудня, а её личико было смешным. Мы заметили, что левая сторона поникла. Была не симметрична с правой стороной. В итоге, мы срочно отправили её в отделение неотложной помощи.
Я уставилась на его профиль, пока он смотрит куда-то вдаль. Я понимаю, что он не говорит о каком-то происшествии, случившимся с ней.
Он быстро смотрит на меня, прежде чем снова отвести взгляд. — В ее шее снова образовались опухоли.
Моё сердце останавливается, а затем начинает стучать по мне. — Опухоли?
— Их обнаружили не более, чем год назад. Уже тогда у нее были подобные симптомы. Их удалили хирургическим путём, но врачи сказали нам, что они снова могут вырасти.
Потрясенная я уставилась на него, не зная, что и сказать. Не могу поверить, что он говорит о счастливой маленькой девочке, что я знаю.
— У нее болезнь, — он продолжает. — Она заставляет ее тело образовывать опухоли вдоль нервной системы и в мозге. Они всегда доброкачественные. Иногда становятся неприятностью и легко удаляются, но иными временами, в зависимости от того, где они появляются, они могут быть изнурительными, даже с летальным исходом. — Он потирает руками лицо и резко встает. Он делает несколько шагов, прежде чем обернуться, чтобы посмотреть на меня.
Теперь я знаю, что он собирается сказать. Узнаю пронизанную болью просьбу в его глазах. Как что-то настолько ужасное могло происходить с милой Пенелопой? Я осознала, что намеренно держалась от неё на расстоянии.
Не уверена, касалась ли я её вообще. Если такое и было, то я ничего не почувствовала. Знаю наверняка, что я никогда не обнималась с ней. Ее семья – всё, чего не было у меня, и укол ревности, который я чувствовала, когда наблюдала за её беззаботной жизнью, заставлял меня чувствовать себя виноватой. Вот почему я держала себя подальше от нее.
Сейчас Кайл стоит передо мной. — Я никогда не был в состоянии делать то, что могли делать мама и бабушка, но если ты можешь, если ты боялась сказать мне правду раньше, пожалуйста, скажи мне сейчас. — Он приседает на корточки. — Ты можешь ей помочь? — спрашивает он. Его глаза заполняются слезами, стекающими по щекам. Я не могу помочь, но думаю, что вижу все слёзы, пролитые за все прошедшие дни.
— Я могу попробовать, — мягко отвечаю я.
На мгновение Кайл до сих пор остаётся в таком положении, прежде чем, наконец-таки, кивнуть мне, вытерев своё влажное лицо тыльной стороной руки. — Спасибо.
— Но, Кайл, ты должен знать, что я не всегда могу помочь, — быстро добавляю я. Он должен подготовиться к этому, на всякий случай. — Существуют определенные ситуации, где нет ничего, что я смогу сделать. — Надеюсь, я не выгляжу как сумасшедшая, говоря всё это.
— Какие ситуации? — спрашивает он.
Я закусила нижнюю губу. Не хочу высказывать ему и слова вслух. — Это зависит, — я страхуюсь. — Я узнаю больше, когда коснусь её.
Он кивает мне. — Так же делала бабушка. Ей нужно было коснуться обнажённой кожи. Мы принесли ей Пенелопу после того, как ей поставили диагноз, но к тому времени она ушла слишком далеко. Мы не смогли с ней поговорить.
Это заявление заставляет мои мысли бежать в нежелательном направлении. Когда Пенелопе поставили диагноз, Кайл уже знал, где были я и мама. — Вы думали попросить у мамы помощи?
Его красные глаза встречают мои, и он кивает. — Да. Мы действительно попросили её, но она отказалась.
— Ты говорил с ней? — Спрашиваю я, полностью всем этим ошеломленная.
— Нет. Она не захотела говорить со мной. Алек вылетел к ней, чтобы поговорить. Он нашёл ей на работе, и она, в общем, сказала ему катиться к чёрту. — Он гримасничает. — Её же собственная внучка нуждалась в ней, а её меньше волновало.
Не уверена, как отреагировать на эти новости. Мама никогда не говорила мне об этом, но она многое не договаривала. Я могу понять её нерешительность, но полностью проигнорировать ситуацию - бессердечно, даже для нее.
Я взглянула на него. — Почему ты не попросил меня, когда я впервые попала сюда?
Он провёл рукой по коротким светлым волосам. — Я не хотел, чтобы ты подумала, будто у нас были скрытые мотивы твоего нахождения здесь, потому что мы абсолютно их не имели. А также я думал, что у меня было время. Пенелопа делала регулярные МРТ, и они не показывали новых образований. Они появились очень быстро, и врачи говорят, что они более агрессивны, чем последние, — он делает паузу. — Когда хочешь попробовать? — спрашивает он.
Интересно, вызывают ли опухоли боль у Пенелопы. Не могу выдержать и мысли об этом. — Сейчас самое время? — спрашиваю я.
Он удивлённо заморгал. — Да, — он выдохнул. — Сейчас самое время.
Я следую за ним внутрь. Когда мы находим, что кухня пуста, Кайл поворачивается в сторону комнаты Пенелопы. — Туда, — говорит он.
Он уже внутри, когда я перехожу порог. Ее комната маленькой девочки темная с теньями рисунков. Пенелопа лежит в своей кроватке, а Хлоя сидит на краю, проводя рукой по лобику своей дочки.
— Она хочет попробовать сейчас, — говорит он Хлое.
— Прямо сейчас? — переспрашивает она, выглядя потрясенной и напуганной.
Кайл кивнул.
Хлоя переводит на меня выпученные глаза. Ее очевидное нежелание не удивляет меня. Она не двигается с места, не отпуская Пенелопу.
— Мне нужно, чтобы я была единственная, кто касается её, — объясняю я.
Хлоя только лишь хлопает на меня глазами.
— Встань здесь, — инструктирует Кайл.
Она колеблется, прежде чем, наконец, подняться и медленно попятиться от кроватки. Кайл двигается вслед за ней и берёт её за руку.
Я сажусь, занимая место Хлои, и смотрю на мирное личико очень больной маленькой девочки. Её темные, волнистые волосы разбросаны по подушке вокруг ее головки. Моя охрана снижается, и я знаю, что должна почувствовать энергию, которая должна выстраиваться прямо сейчас, но не чувствую. Что является моим первым звоночком, что болезнь у Пенелопы отличается. Я уже боюсь худшего.
Я делаю успокаивающий вдох и беру ее маленькую ручку. Затем, к моему большому облегчению, оно начинается. Оно просто подрагивает, пробегая по мне необычным всплеском вибрации, заставляя мой живот рухнуть вниз. Я концентрируюсь на завитке энергии и пытаюсь увеличить его. Требуется больше концентрации и грубой силы, чем обычно, но он действительно разрастается, и я посылаю его вдоль своей руки в крохотную ручку. Я знаю, что она достигла ее, когда ее глаза медленно открылись. Их темные глубины бродят от потолка вниз, пока они не падают на моё лицо. Я замечаю, что ее левый глаз не открывается так же широко, как и правый. Я улыбаюсь ей и могу ощущать нашу связь. Ее розовые губки складываются в небольшую ухмылку. Я сосредотачиваюсь на энергии, извивающуюся спиралью между нами снова, и определяю местонахождение опухолей в основании её черепа. А также могу почувствовать шрам, который проходит в том же месте вертикально. Я никогда не замечала его, потому что волосы Пенелопы всегда распущены. Теперь я знаю почему.
Я прохожусь по остальной части ее позвоночника и не нахожу там никаких новообразований. Затем я иду в другом направлении, к ее мозгу. Внезапно виток зацепляется, словно дрогнувшие струны гитары, и я дергаюсь от удивления. На мгновение я растерялась, не получив входного сигнала от тела Пенелопы. Я снова нацеливаю своё фокусирование на ее мозг, и сдерживаю удушье, внезапно сильно почувствовав Кайла и Хлою спиной. И чувствую опухоль в том же месте, и большую. Я мгновенно понимаю, что не смогу её удалить. Энергия уже пытается раствориться и отступить. Никогда не чувствовала это прежде, но я понимаю, что это означает со странным пониманием. Я задаюсь вопросом, является ли это тем, что почувствовала моя мама, когда излечила своего бойфренда в нашей квартире той ночью или мальчика с лейкемией, прежде чем она покинула Форт Аптон. Я не могу вылечить болезнь внутри Пенелопы, но если поднажму немного сильнее, то смогу это удалить. Она покинет ее тело, но не исчезнет насовсем. Эта убийца найдет кого-то еще, если я извлеку это из её тела. Она найдет кого-то близкого к ней, кого-то с подобным составом, чтобы уцепиться. Не знаю, откуда об этом узнала, но я знаю.
Я медленно убираю от неё руку. Я прижимаю сжатые пальцы к груди, наблюдая, как ее глазки теряют фокус и постепенно закрываются.
— Это сработало? — прошептала Хлоя позади меня. — Она исцелилась?
Повернуться к ним лицом - самое жёсткое, что мне приходилось сделать когда-либо. Я борюсь со своим раскаянием, когда встречаю их обнадеживающие, выжидающие пристальные взгляды. Затем качаю головой.
— Нет? Почему нет? — требует Кайл, делая шаги в моём направлении. Хлоя поднимает руку ко рту и начинает рыдать.
Я не хочу говорить при Пенелопе. Так что, я встаю и выхожу в коридор, затем иду в гостиную. Кайл прямо позади меня, а Хлоя нерешительно отстаёт от него. Его сердитое поведение противоречит правде в его глазах. Он напуган тем, что я собираюсь сказать.
— Я не могу помочь ей. — Теперь я позволяю слезам катиться по моим щекам. — Мне очень жаль.
Хлоя начинает всхлипывать, прежде чем громкие рыдания сотрясут ее тело.
— Скажи мне почему! — Кайл схватил мою руку.
Я спокойно переношу гнев Кайла, зная то, что собираюсь сказать, опустошит его ещё больше. Но она - его дочка. Он должен знать. — В ее мозге опухоль.
Его гнев превращается в шок, а его хватка на моей руке ослабевает.
— Она слишком большая. Я не могу её удалить.
Он отпускает меня и отступает, выглядя ошеломленным.
— Я сожалею, — я беспомощно повторяю.
— Ты лжёшь! — крикнула на меня Хлоя. — Ты не знаешь, о чем говоришь. — Она поворачивается к Кайлу. — Что умеет делать твоя семья - противоестественно. Это зло, и я больше не желаю видеть его в своём доме!
Кайл протягивает к ней руку и притягивает к себе её сотрясающееся тело. Я не хочу расстраивать ее и дальше.
Убитая горем, я медленно пячусь к своей комнате. Как только оказываюсь внизу, я ложусь на кровать и сворачиваюсь в клубок, ожидая пролития большего количества слез. Но они не появляются. Вместо этого я чувствую себя потерянной. Чувствую так, словно обманывала себя семнадцать лет, притворяясь, будто я могла быть нормальной, думала, что могла с лёгкостью игнорировать целебную силу в своём теле так же, как и владеть, а также помалкивать о ней. До ужаса хочу поговорить с мамой об этом, что меня до боли выворачивает наизнанку. Теперь, когда я могу наконец-таки понять, через что она прошла за всю свою жизнь, но она ушла, и я тону.
Я не собираюсь говорить Хлое и Кайлу, что могу извлечь болезнь из Пенелопы, но тогда один из них мог бы быть ей поражен. Держу пари, что они с радостью согласились бы принести себя в жертву. Но я не сделаю этого. Не собираюсь сознательно передавать эту болезнь кому-то, независимо от того, насколько тяжко думать о страданиях Пенелопы. Я не наложу смертный приговор на кого-либо еще.
Я провожу весь день, скрываясь в своей комнате. Не представляю, как столкнуться с ними, и я знаю, Хлоя не хочет видеть меня. Я должна уехать, но мне некуда пойти. Я получала сообщения и звонки весь день, но не брала трубку. Даже не проверяла, кто звонил. Я уверена, что это Гвен, которая желала поговорить про выпускной, и почему Лукас быстро сбежал по среди вечера. И Лукас, наверное, тоже звонил. Но какая-то часть меня просто не может вынести и слуха о том, как его маме стало лучше, когда нет ничего, что смогла бы сделать, чтобы помочь Пенелопе.

Поздно днем я все ещё вяло лежу в своей кровати, когда слышу, как в дверь раздался звонок. Несколько мгновений спустя, Кайл спускается вниз, в поисках меня.
— Я не знал, была ли ты здесь или нет, — говорит он. Он выглядит бледным и усталым.
Я сажусь и убираю волосы с глаз. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — спрашиваю я.
Он устало покачал головой. — Конечно, нет. Я извиняюсь за Хлою. Она из того ничего не имела ввиду.
Я не верю ему, и он знает об этом.
Он вздохнул. — Хлоя знала, что ты могла бы помочь Пенелопе, когда сказал ей, что привезу тебя сюда жить. Но ты должна понять, что ты не из-за этого здесь. Тебе был нужен дом, и ты – моя сестра. Для тебя всегда здесь будет место. Пожалуйста, прости Хлою. Это говорило её горе, не она.
Оставшимися сухими после всего дня, мои глаза, наконец-таки, прослезились.
— Лукас здесь, — сказал Кайл, проходя дальше в комнату.
Я закрываю глаза и вытираю слезы. Когда я открыла их, Кайл изучал меня. Я вижу, что он хочет меня о чём-то спросить.
Он медлит долгое мгновение, прежде чем задать свой вопрос. — Было ли когда-нибудь такое, что наша мама не могла кого-то исцелить?
Я пытаюсь прочитать между строк и думаю, что он задается вопросом, была ли мама сильнее, чем я, и смогла ли бы она помочь Пенелопе. — Не знаю. Ей не нравилось говорить об этом. Вот почему я не очень-то пользуюсь своей целебной силой. Она всегда говорила мне не использовать её, и я прислушивалась по большей части. Но она правда говорила мне, что бывают времена, когда мы не в силах исцелить людей, потому что болезнь, что они имеют, не может быть полностью отменена.
— И это одно из тех времен?
Я киваю, чувствуя ещё больше слез, проливающихся по моему лицу.
Кайл прижимает пальцы к налитым кровью глазам. Внезапно, он убирает их и делает глубокий вдох. — Мне послать Лукаса вниз?
Мое горло слишком сдавлено, чтобы ответить, и я только лишь киваю и наблюдаю, как он быстро уходит.
Я встала в ожидании, но не удосужилась пригладить спутанные волосы и мятую одежду перед тем, как Лукас появляется на последней ступеньке. Он заполняет дверной проем широкими плечами и мощным присутствием. Его любопытные глаза пробегают по мне, пока он приближается. — Я звонил тебе весь день. Я волновался за тебя.
Мне интересно, зачем я избегала его сегодня, когда лишь просто его появление здесь, кажется, даёт мне какой-то комфорт.
— Ты плакала? — спрашивает он, теперь уже стоя передо мной, убирая локон волос мне за ухо.
Я бросаюсь к нему, обняв его сильные плечи, и прячу лицо в изгиб его шеи.
— Эй, — шепчет он мягко. Его руки окружают меня, и он прижимает меня к нему. — Ты чего?
Я не ответила. Я просто позволяю ему держать меня, пока его тепло просачивается в меня, ослабляя холод этого ужасного дня. Он не спрашивает меня снова. Он просто стоит здесь, держа меня в безопасности своих рук, терпеливо ожидая меня. Когда, наконец-таки, отпускаю его, я готова объясниться. Я понимаю, что хочу этого.
— Пенелопа, — я начинаю. Потом я рассказываю ему все, что это произошло с самого утра.
Где мы сидим на моей кровати. Лукас откинулся на подушки, а я между его ног, прижавшись спиной к его груди с моей спиной, и в кольце его рук.
— Вот чего ты боялась, когда я попросил, чтобы ты помогла Лиаму. Из-за этого? — он спрашивает.
Под собой я почувствовала грохот голоса в его груди. — Да.
— Если не смогла бы помочь ему, ты подумала, что это заставило бы меня относиться к тебе по-другому?
Мой ответ немедленно последовал. — Я знала, что ты так и сделал бы. Как бы ты не смог?
Он тяжко вздохнул. Я ощутила его теплое дыхание на своей шее. — Ты ничего не знаешь, Рэй.
Я знаю, что он хочет верить, будто это не изменило бы его чувства, и радуюсь, что нам не пришлось выяснять, правда ли это. — Как твоя мама сегодня? — спросила я, проводя руками по тыльной стороне его рук, распластанных по моему животу.
— Она делает большие успехи. Она хотела остаться сегодня дома, но мы убедили ее походить по магазинам, чтобы купить каких-нибудь новых вещей. Папа вернулся домой после обеда и чуть не упал в обморок от шока. Моя семья вернулась назад, Рэй. И ты сделала это. Ты сделала для нас потрясающую вещь. Я сожалею, что ты не можешь сделать этого и для своей семьи. Я серьёзно. Но это не твоя вина. Ты же знаешь это, верно?
Я пожала плечами. — Я знаю и не знаю.
Он отпускает меня и разворачивает меня к себе так, что мы оказываемся лицом к лицу. — Ты должна это знать, — заявляет он с решительным взглядом. — Новости о Пенелопе сокрушительны. Но быть не в силах исцелить её не делает тебя ответственной за то, что с ней происходит. Ты должна узнать, как бороться с этим. Это не последнее, что произойдёт.
— Но в этот раз Пенелопа, — говорю я.
— В следующий раз это может быть кто-то еще, кто близок к тебе. У твоей силы исцеления есть пределы. Тебе нужно найти способ иметь с этим делом. Лучше, чем твоя мама.
Мой позвоночник напрягается от его предупреждения и критике в адрес моей мамы, но я киваю. Я знаю, он прав.
Он накрыл рукой мою щеку для поцелуя. Я вздохнула, когда его мягкие губы коснулись моих. Наше дыхание смешалось, пока он нежно массирует мои уста, не углубляя поцелуй, зная, что эта близость то, в чем я сейчас нуждаюсь. Я больше не могу бороться. — Не хочу оставлять тебя в таком состоянии сегодня, — говорит он, наконец-таки отстранившись.
Я осмотрела по сторонам, с удивлением обнаружив, что это уже темно. — Я буду в порядке. — Я положила голову на подушку и пристально посмотрела в его красивое лицо. Его квадратная челюсть покрыта темной щетиной, что я чувствовала щекотку своей кожей всего мгновение назад. — Бьюсь об заклад, что это большая драма, которую ты когда-либо имела в отношениях. Вероятно, ты не ожидал этого, когда встретил меня — сухо комментирую я.
Его глаза мерцают весельем. — Рэй, ты подорвала все мои ожидания в тот момент, когда я увидел тебя. В тебе нет ничего, чего я ожидал. Ты знаешь, что самое неожиданное?
Я покачала головой, понятия не имея, что он собирается сказать.
— Знание того, что всё, что мы делаем, ты делаешь это со мной в первый раз. Что никто и никогда не заставит тебя чувствовать так, как я хочу заставлять тебя ощущать каждый раз, когда мы вместе. Когда я, наконец-таки, окажусь в тебе, я буду твоим первым, и буду знать, что никто никогда не делал такого, что я собираюсь сделать с тобой. Ты не то, что я ожидал, и не хочу ничего другого.
Я молча уставилась на него. Я потеряла дар речи. Прежде он никогда не говорил о таких вещах. Не думала, что была готова услышать их, пока он не использовал слова наконец-таки окажусь в тебе с пылающим жаром в глазах, что воззвал меня к жизни.
Он захихикал на мой шок, проведя пальцем вниз по моей щеке, прежде чем сесть. Дорожка, проложенная его пальцем, покалывала, когда я отодвинулась от него. Когда он поставил ноги на пол, готовясь уходить, его хорошее настроение испаряется. — Будь честна. Если не хочешь оставаться здесь, ты можешь пойти со мной ко мне домой, — заявляет он, смотря на меня через плечо.
Я всё-таки снова обретаю дар речи, зная, что уход отсюда сию минуту пошлёт Кайлу звоночек, который я не хочу посылать. — Я собираюсь остаться, но спасибо.
— Если передумаешь, позвони мне. — Он взял трубку с тумбочки и вручил мне. — Когда я позвоню, ты должна ответить или, по крайней мере, перезвонить мне. Не игнорь меня снова, ладно?
— Ладно, — ответила я. Затем я прокашлялась и задала вопрос, который гложил меня. — Сколько девушек у тебя было, Лукас?
Он остановился на пути к двери. Выражение его лица сначала показывает удивление, затем нежелание отвечать. Должно быть, он знал, что я хотела задать этот вопрос после того, как только он сказал мне о том, чтобы быть моим первым. — Мне нужно больше, чем две руки чтобы пересчитать? — в итоге выбалтываю я, волнуясь, когда он не отвечает.
Он пятится ко мне с хитрой ухмылкой. — Я довольно-таки занимаю твоё воображение, не так ли?
Я могу почувствовать, как румянец расползается по щекам, в то время когда я впилась взглядом в его самодовольное выражение.
Его улыбка становится нежной. — Тебе даже хватит одной руки, — сказал он.
Поначалу чувствую облегчение, но когда я подумала о его близости с другими девушками, мой желудок сжался. — Ты спал с Софи? — спросила я. Я знаю, что последует ответ «да», и не была удивлена, когда он медленно кивнул. Затем его глаза метнулись вниз к моей шее. Он потянулся и слегка прикоснулся кончиками пальцев отметок, которые, должно быть, снова видны. — Но прежде я никогда не чувствовал себя на подобии сейчас. В каком-то смысле, ты тоже будешь моей первой, — прошептал он. Потом он склонился и оставил поцелуй прямо в основание моей шеи. Когда он поднял голову и посмотрел на меня, его глаза светились привязанностью.
Я протянула руку и провела пальцами по мягким волнам волос, что ниспадали ему на лоб. Он закрыл глаза и удовлетворённо промурлыкал. Я знаю, что он не был девственником. Но теперь я осознаю, что он делал, прежде чем встретил меня, не имеет значения. Я хочу быть с ним во всех отношениях. Я только лишь надеюсь, что моя неопытность для него не сделает из меня разочарованием. Чуть больше месяца осталось до окончания школы перед началом неизвестности, и я хочу, чтобы это произошло, прежде чем потеряю свой шанс. Я хочу, чтобы он стал моим первым.
Я следую за ним до двери, и мы снова обнялись, прежде чем я буду наблюдать, как он пойдёт к своему грузовику. Уже поздно. Я не поняла, что время обеда пришло и ушло. Сейчас в доме стоит тишина, и я вхожу в темную кухню. Мой живот заурчал от аромата еды. Открыв дверцу холодильника, я увидела пластиковый поднос, обернутый в целлофан. Я разогрела его и села кушать в одиночестве. Такая голодная, даже после нескольких укусов. Затяжное стеснение в моем животе уничтожает мой аппетит. После убрав за собой, я всмотрелась в конец коридора, увидев, что все двери комнат закрыты. Я возвращаюсь вниз и лежу с открытыми глазами в темноте долгое время, прежде чем сон, наконец-таки, приходит.