Воспоминание, или психоанализ Бога

Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар... Толчок рывок удар...

Томление, стремление.
Голод, жажда, голод.
Глотать, поглощать.
Должен иметь, должен иметь, должен иметь.
Приближаться, убегать.
Страх, страх, страх.
Гнев, ярость, взрываться, поглощать, вцепляться, ужас.

Я вижу, слышу, ощущаю. Я не одинок. Здесь есть другие моей крови, и мы заодно против иных.

Природа засыпает вместе с нами и просыпается вместе с нами, и мы порой веселы, порой напуганы этой властью над нами. Очень часто наше сильное желание недостаточно сильно. Земля, воздух, огонь и вода ведут себя, как хотят, порой они помогают, чаще ранят.

Жизнь коротка, идя путем всего живого на земле. Здесь есть другие, некоторые светлые, некоторые черные. Те, что моей крови — со мной. Те, что нет — не со мной. С нами смерть, и мы предаем смерти тех, что не с нами.

Семья нашей крови, она с нами. Я — четвертый в этой семье. Восемнадцать солнц привели меня сюда. Теперь луна несет мне смерть. Луна, змея, вода — они заодно.

Все соприкасается со всем. Здесь, на земле, нет разделения. Касаться чего-то — значит быть им; есть какую-то вещь — значит быть этой вещью. Мы не касаемся того, что иное, мы не едим того, что иное. Жизнь нашей крови, она на этой стороне. Смерть на той стороне, стороне иного. Мы не касаемся того, что иное, мы не едим того, что иное. Теперь луна напускает на меня смерть, поскольку змея, луна и вода — заодно. Когда змея кусает, в меня входит луна и в меня входит смерть.

Я научился этому от тех, кто знает. Моя семья продолжается, наша кровь смешана с этой землей.

Парень и девушка убиты вместе, мы жарим их и тщательно съедаем их, ибо они от Матери. Кровь — от Матери, мы жертвуем Ей кровь, и она возвращается как наша пища.

Я — Тиамат из пятого дома, сеятельница семян, что были принесены нам предками в дни до начала времен. Моя кровь — от Матери, мои кости — от Матери, в моем сердце бьется время, призывая нас к Матери. Мое тело смешивается с землей, с Матерью.

Немногие понимают Мать. Она — жизнь, ее кровь создает жизнь. Мы жертвуем ей кровь, парень и девушка убиты, и мы едим их для Матери, а иначе семена не взойдут. Каждый четвертый лунный сезон мы приносим Матери жертву, которая возвращается как наша пища. Если мы не будем приносить жертвы, мы все погибнем. Я, Тиамат, знаю это от предков, которые принесли нам семена в дни до начала времен.

Отец моего отца произошел от Творца, который обитает не здесь, а в Небесах, и его пути нам неведомы. У жрецов в нашем городе есть способы устанавливать связь с нашим Отцом, но моя семья их не понимает. Отец моего отца понимал Отца, ибо они были родственниками, но мы забыли. Это не имеет значения, наши жизни в Его руках. Есть много богов и богинь, и Он временами просто вождь их всех, хотя мы не знаем как.

Жрецы рассказывают нам, что были времена, когда наши предки были вместе с Творцом, но потом случилось что-то ужасное. Мы дважды в день молимся о возвращении к временам до ошибки. Я молюсь очень усердно, но в последний раз, когда я усердно молился, моя сестра все равно умерла. Мой дядя сказал, что я должен молиться усерднее, так что со мной, наверное, что-то не так.

Я учусь на горшечника, поскольку у меня очень умелые руки, и я понимаю, как делать вещи. Мой брат был горшечником; другой мой брат — пахарь. Одна из моих сестер умерла; они не расскажут мне, что случилось с моей второй сестрой.

Нам повезло, ибо у нас прочный дом. Это потому, что отец моего отца происходил от Творца. Кроме того, наша семья хорошо сражалась в кровавой битве, чтобы отобрать этот город у других, и потому мы владеем этим домом.

Самый лучший день — это день жертвоприношения, поскольку все приходит от Творца, и мы должны отдавать обратно кое-что из этого. Моя семья приносит в жертву красивых птиц, которых мы для этого выращиваем. О том, что происходит в Храме, ходят мрачные слухи, но я им не верю. Мы совершаем жертвоприношения здесь, птицами. Кровь птицы возвращается к земле. Кровь — это жизнь, которая нам дана, и потому мы возвращаем ее обратно. Есть что-либо — значит быть этим, и потому после того, как жрец благословит птицу, мы съедаем ее, так как теперь это пища богов и в ней пребывают боги. Поэтому таким образом мы становимся сильными, и духи оставляют нас в покое. И все же, когда я последний раз молился за свою сестру, она все равно умерла, так что со мной, должно быть, что-то не так.

Этот мир, безусловно, имеет смысл. И я постоянно борюсь с теми, кто хочет скрывать свет рациональности под какой-либо невразумительной коллекцией обмана. НЛО, астрология, алхимия, астральные путешествия, восточный мистицизм.

...Что за хаос.

Однако большинство этих людей, какими бы благими намерениями они ни руководствовались, судя по всему, не сознают, что они живут в относительно надежном и защищенном мире именно благодаря рациональной науке и ее плодам — медицине, стоматологии, физике, материальному производству и изобилию, увеличению средней продолжительности жизни с тридцати до семидесяти лет. Критики предают анафеме то, что их защищает. Я уже больше тридцати лет работаю инженером-электриком, поскольку это реально, это осязаемо, это улучшает жизнь людей. Вокруг — реальный мир со своими реальными истинами, и нужна настоящая упорная работа, чтобы их отыскать. Нельзя просто созерцать свой пупок и надеяться выяснить что-либо сколько-нибудь стоящее.

Крепость науки — вот как мне это видится. Она будет стоять вечно, постоянно обновляясь. То есть при условии, что власть не захватят антирациональные безумцы.

Быть может, мне не следует сердиться, но я сержусь. С тех пор как в прошлом году погиб в автомобильной катастрофе мой сын, мне было трудновато. Но от погони за эфемерным Богом вообще нет никакого толку. Хорошо это или плохо, но мы, человеческие существа, — единственные боги на свете, единственный источник рациональной цели и доброй воли. И мы спасем сами себя, если нас вообще можно спасти. Библия права в одном: истина освобождает. И наука — это единственный способ открытия истины. Что же еще тут может быть?

В любом случае я не беспокоюсь. Да, знаете, порой мне не спится. Я лежу без сна, всматриваюсь в темноту и размышляю.

Все связано со всем. Когда ко мне впервые пришло это осознание — вероятно, когда я была еще подростком, примерно в четырнадцать лет, — оно полностью изменило мою жизнь! Позднее мне предстояло узнать, как это называется — холизм и так далее, — но в то время я знала лишь, что все на свете соотносится, связано со всем на свете. С тех пор прошло двадцать лет, у меня было два мужа и не было детей, я сменила три работы и позднее получила Национальную книжную премию, но я и поныне в это твердо верю.

Моя книга — «Заново соткать Паутину» — представляет собой подробное изложение этого холистического воззрения, основанного не только на всех новейших научных открытиях — ох, как их много! — от теории хаоса до квантовой физики, теории сложности и теории систем, у меня просто кружится голова, это так захватывающе! — но у нас также есть и холизм коренных культур всего мира, которым все это было известно задолго до того, как на это натолкнулась современная наука. Великая Богиня возвращается! Гайя жива! Все связано со всем.

Это чудесно, не правда ли? Теперь, когда наука идет в ногу с этим холистическим представлением о всеобщей взаимосвязанности — а ведь я писала об этом много лет назад! — меня воспринимают как в некотором смысле первопроходца. Так что я стала героиней, только представьте! Меня просят войти то в один, то в другой совет, работать то в одном, то в другом журнале, приехать то на одну, то на другую конференцию. Меня! Подумать только!

Да, я забыла. Не только верования коренных культур, но и восточный мистицизм тоже. Все говорят об одном и том же, о паутине жизни, о связи всего со всем и все такое. Поэтому я не могу понять, почему эти приверженцы дзен не перестают досаждать мне и спрашивать, занимаюсь ли я медитацией. Я все время спрашиваю их: а какая тут разница? Если вы верите, что все связано со всем, чего же еще? Вы делаете это своим способом, который называется медитацией, а меня свой способ, который называется холистическим мышлением. Они говорят, что это просто идея, а не могла ли бы я прямо сейчас показать им это единство? А это мне вообще непонятно. Они ведут себя просто вызывающе, будто им все это известно. Вы только представьте!

Прогулка в горах с женихом была всем, чего мне хотелось. Страстно влюбленные, слегка сумасшедшие, мы откровенно дурачились. Мы были как дети, но это не важно. Целый час Джон покорно нес корзину для пикника, все время подшучивая, что это так и должно быть, чтобы он нес еду главного администратора «Диджитал Дэйт корпорейшн», и я сказала: нет, это подходит для раба любви, каковым ты должен быть. И не успела я закончить фразу, как внезапно я исчезла, и был только вид, открывавшийся передо мной, и Джон, и это тело... но не я, или не-я, или...в общем, я точно не знаю. Я была едина со всей этой сценой, едина с горой, едина с небом — это было возбуждающе, слегка жутко, но в основном совершенно спокойно, будто приходишь домой. Я никогда никому об этом не рассказывала, поскольку в понедельник я уже вернулась в офис и руководила компанией, да и в любом случае, кто бы мне поверил?

Больше это никогда не случалось. Я иногда читаю о подобных вещах — единство и все такое, космическое сознание, — но никакие слова не передают точно, что происходило со мной. Я слышала, что некоторые люди могут оставаться в этом состоянии постоянно, но я не понимаю, как это может быть, и, по правде говоря, сомневаюсь в этом. Мне кажется, что при этом теряешь всякое чувство ориентации. Так или иначе, это пришло и ушло. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что это могло быть что-то вроде небольшого припадка. В то время мне так не казалось, но теперь кажется. В конце концов, говоря всерьез, чем же еще это могло быть?

Это был обычный день, я до сих пор могу вспомнить это, как если бы все происходило прямо сейчас — яркое, возбуждающее, фантастическое. Я была одна дома, и было поздно, возможно, около полуночи. У меня возникло отчетливое ощущение, что в доме кто-то или что-то есть, — вам знакомо такое чувство? Поначалу это меня по-настоящему испугало, я была действительно напугана. В конце концов, я взяла себя в руки и решила пройти по дому, чтобы хорошенько все проверить. Потом я снова села, и тут оно случилось.

Эта ослепительная шаровая молния — я не знаю, как еще ее назвать, — просто материализовалась прямо передо мной, посреди гостиной. Я знаю, что это звучит безумно, но раньше со мной такого никогда не бывало. Понимаете, у меня не бывает галлюцинаций. Но это не было что-то просто электрическое. Это звучит дико, но эта штука была живой. Я могу лишь сказать — это была Любовь. Это был живой огонь Любви и Света. Это так же верно, как то, что я здесь сижу. Он как бы перемещался, то находясь передо мной, то оказываясь у меня на макушке. Когда он находился у меня на макушке, весь мой позвоночник начинал вибрировать и по нему снизу вверх до самой макушки пробегали простреливающие потоки. Полное безумие, а? И затем, как только я поняла, что это Любовь, это просто исчезло, как будто и не было. Оно просто пропало, до смерти напугав меня. Но тогда нет, я имею в виду оно меня не пугало. Оно заставляло меня чувствовать себя в полной безопасности, у меня буквально никогда не было такого ощущения.

Мне доводилось слышать, вы, наверно, знаете, о том свете в конце тоннеля. С той разницей, что я не умерла. Но я знаю то, что я знаю, а я знаю, что где-то там — Любовь. Все мое тело ощущается как-то по-другому. Мой позвоночник болит, будто кто-то подключал его к электрической розетке, я точно не знаю. Но истина — там. Я знаю это. Ох, и я знаю, что начала молиться просто из благодарности.

Природа отступает перед своим Богом, Свет находит свое Обиталище. Это все, что я не перестаю думать, входя в эту необычайную ширь. Я двигаюсь внутрь и вверх, внутрь и вверх, и я перестал испытывать вообще какие бы то ни было телесные ощущения. На самом деле я даже не знаю, где мое тело или есть ли оно у меня. Я знаю только мерцающие оболочки светящегося блаженства, сменяющие одна другую, причем каждая последующая мягче и в то же время прочнее предыдущей, ярче и в то же время тусклее, интенсивней, но неразличимей.

Превыше всего я полон. Я полон до бесконечности в этом океане света, я полон до бесконечности в этом океане блаженства. Я не могу помыслить о том, чтобы чего-либо хотеть, к чему-либо стремиться, за что-либо хвататься. Я не могу вместить больше, чем уже во мне, полном до бесконечности. Я нахожусь за пределами самого себя, за пределами этого мира, за пределами боли и страдания и «я» и самости, и я знаю, что это жилище Бога, и что я нахожусь в Присутствии Бога. Я един с Присутствием, это очевидно. Я един с Богом, это несомненно. Я един с Духом, это — данность. Я никогда не буду снова ни в чем испытывать недостатка, ибо этот светящийся туман бесконечности переполнен Благодатью.

По краям этой любви-блаженства — кроткие слезы, как едва заметное напоминание о том, что я так хотел этого, так жаждал этого, так отчаянно стремился к этому, чтобы быть насыщенным до пределов вселенной, быть полным и свободным и окончательным. Все годы, все жизни, ища только этого, ища и страдая и моля только об этом. И потому кроткие слезы остаются на краях моей бесконечности, напоминая мне.

Из этого Света и этой Любви выходит все сущее — теперь я в этом уверен, ибо видел это глазами своей собственной подлинной души. И в этот Свет и эту Любовь все вернется — теперь я в этом уверен, ибо видел это глазами своей собственной подлинной души. И я вернулся с посланием: мир вам, мои братья и сестры — люди; и мир вам, мои братья и сестры; и мир вам, мои неодушевленные братья и сестры — ибо все хорошо, и все в порядке, и все сущее пребудет в порядке. Мы все происходим от одних и тех же Света и Любви — теперь я в этом уверен, ибо видел это глазами своей собственной подлинной души.

Я не могу точно сказать, как долго я был Светом. Я не могу точно сказать, как долго существовала Форма. Я не могу точно сказать, как долго я не был ни тем, ни тем.

По ту сторону Света — Бездна. По ту сторону Любви — Бездна. Я не могу сказать, как долго.

Некогда я был камнем, я помню это, и толчком рывком ударом, я помню это. Я скитался по вселенной самого себя в дремлющей несдержанности, и сказать по правде, это всегда было весело.

Некогда я был растением, затем животным, и голодом, и жаждой, я помню это. Я стремился к формам своей собственной страсти и прочь от них. Я скитался гонимый, голодающий, умирающий. Но, сказать по правде, это всегда было забавно.

Однажды я проснулся человеческим существом и поступил в школу своего собственного становления. Сначала я поклонялся себе в форме своего другого, я поклонялся своей собственной дремлющей самости. Я двигался по направлению к своей собственной возлюбленной природе и подходил к самому себе то с удивлением, то со страхом, и с нескончаемым трепетом возносил ритуальные мольбы, чтобы справиться с ужасом, который я вызывал своим собственным сном. И сказать по правде, это всегда было забавно.

Однажды я проснулся как человеческое существо в поисках себя как небесного другого, в моей собственной форме как смутной мифической тайне, все еще во сне, но уже на грани пробуждения. Я приносил в жертву аспекты своей все еще дремлющей сущности, чтобы умиротворять ужас, который все еще вызывали мои собственные сумерки. Но, понимаете, если пробудиться сразу, то на этом все и кончится. И сказать по правде, это было забавно, всегда, даже когда я резал себя по-живому.

Вскоре я проснулся как человеческие существа, которые в стремлении быть светом для самих себя, смутно ощущали след того Света, который я из себя представляю даже в своей инаковости. За один огромный шаг я перестал искать себя вне себя. За один огромный шаг я проснулся к сознанию света. За один огромный шаг я обратился или начал обращаться вовнутрь, и я мог чувствовать, что эта игра устаревает, поскольку теперь я напал на след «Я». Сказать по правде, это было забавно, даже хотя это начинало кончаться.

И затем, однажды, сидя в одиночестве в своей инаковости, я увидел шар Света и Любви и понял, что наступает Великое Пробуждение.

Следующим шагом в школе себя самого, я вошел в Меня, как эти Свет и Любовь, и Я был с Я до бесконечности. И это я полностью узнавал в шепоте дыхания, что охватывало все пространство, и во вспышке света, что вмещала в себе все время.

А потом — Бездна за пределами всего запредельного. Некоторые бы назвали это радикальной Свободой, бесконечным Избавлением, предельным Освобождением, великим Спасением, безграничным Бытием. Я не знаю, ибо нет никакого «я», чтобы знать, ни в какой форме, священной или мирской, и потому есть только это радикальное Бесформие, которое остается своей собственной приметой. Это не блаженство, это не Бог, это не любовь. Оно не холистично, оно — не Богиня и не что-либо взаимопереплетенное. Оно не бесконечно, оно не вечно, это не какое бы то ни было понятие, состояние или объект. «Я-Я» — не свет, не любовь, не блаженство и не дух. «Я-Я» не связан и не свободен, не пребываю в неведении и не освобожден.

Но одно можно сказать: там, где не эта Пустота, там только страдание.

Все это я помню в школе самого себя. Все это я видел в истории своего собственного открытия. Обо всем этом я пою сейчас, перед аудиторией самого себя. Все это я обещаю другим, которые являются формами моего собственного сна. Все это другие тоже увидят, когда пробудятся от своей инаковости и вернут свои спящие сущности к Пробужденное™, которая всегда существовала в нерушимой цельности в самой глубине того, что они собой представляют.

Я не могу точно сказать, как долго я был Светом. Я не могу сказать, как долго существовала Форма. Я не могу сказать, как долго я не был ни тем, ни тем.

По ту сторону Света — Бездна. По ту сторону Любви — Бездна. Как долго — я не могу сказать.

Но я знаю, что я буду опустошать даже эту Пустоту и, следовательно, создавать Космос и потому воплощаться как мир Формы и входить с Бодрствованием в детей моего собственного Осознания.

Вокруг моря Пустоты — неясная кромка блаженства.
Из моря Пустоты — мерцание сострадания.
Едва заметное освещение заполняет пространство осознания
По мере того, как светящиеся формы сливаются в сознании,
Мир принимает очертания,
Рождается вселенная.
«Я-Я» выдыхаю тончайшие образцы, которые кристаллизуются в плотнейшие формы, с физическими цветами, вещами, объектами, процессами,
Врывающимися в осознание во тьме его ночи,
Чтобы встать великолепным солнцем, напоминанием о своем источнике,
И спящей земле, обиталище потомства Духа.

Звонит телефон, и я бегу, чтобы снять трубку. «Да?»

«Привет, это Марси».

«Привет, дорогая. В чем дело?»

«Я думаю, нам следует отправиться в отпуск, прямо так, экспромтом».

«Хм, ладно, но знаешь, у меня масса работы, это вроде...»

«Давай, ты не умрешь, если устроишь себе несколько выходных».

«Хорошо, хорошо. Мы никогда не были в Саус-Бич, и нам хотелось там побывать, так почему не сделать это сейчас, верно?»

«Да!»

И вот две недели спустя мы не где-нибудь, а здесь, в Саус-Бич, в Майями. И отдыхая в океане, погрузившись в воду, я повсюду нахожу отблески Одного Вкуса.

Пустота, ясность и забота — вот имена этого момента настоящего, в точности как он возникает сейчас, сейчас и сейчас. Тела Будды, руки Христа, лица Кришны, груди Богини — это все аспекты именно этого момента. Я знаю, что все это как-то связано с заявлением, которое я сделал в самой глубине своей души, как и когда — не имеет значения. Просто на тех, кто помнит путь своего собственного сознания — от минерала к растению и к животному, от магического к мифическому, к ментальному и сверхментальному, от тела к эго, к душе, к Пустоте и к Радикальному Одному Вкусу, — налагается дополнительное обязательство — передавать то, что они увидели, и что они запомнили, и что они нашли — чему каждое «я» научилось в школе «Я», возвращаясь к самому себе, сияющему и свободному, пустому и ясному, призванному и любящему, просто так и снова просто так.

И сказать по правде, это было весело, всегда.

Марси плавает. Я приканчиваю свою колу и свой сандвич. Сейчас полдень. Безоблачное небо, синий океан, волны свободно набегают на пляж, смачивая мягкий белый песок.