Пустой Мир

Среди бесчисленного количества Миров, кружащих в своём нескончаемом танце, есть те, которые привлекают особое внимание. Бурлением ли жизни, сиянием ли идей, яростным ли призывом свершений, жгучим ли ядом безумия. Но это Мир иной…

Где-то там, среди мириад звёзд, одни из которых малы, но смертельно опасны для неосторожных, рискнувших приблизиться, другие же невероятно велики, но смирны и спокойны, затерялась звезда, ничем не отличимая от многих и многих… Но именно вокруг неё, как некий нерешительный ухажёр, вращается тот Мир. Чем способен он был привлечь моё внимание? Особым ли блеском? Своим ли одиночеством? Не знаю… Точнее, теперь уже не помню. Слишком много прошло жизней с тех пор. Слишком многое оставило глубокий след в моей памяти. Слишком о многом хотелось мне забыть.

Когда я пришёл в этот Мир, он встретил меня феерическим сиянием рассвета, раздробленного, преломлённого неисчислимыми гранями кристаллов, покрывавших всю поверхность этого Миры. Одни из них были огромны, словно сами могли бы стать отдельным Миром, иные же не превышали размером песчинку. Целые пустыни кристаллического песка открывались передо мною в моих неспешных странствиях. Бескрайние леса кристаллических деревьев, цельные кристаллические горы, озёра, реки и моря когда-то давно расплавившихся в катаклизмах юности Мира, а после застывших причудливыми волнами кристаллов! И все они сияли, искажая и расчленяя свет звезды, давшей приют этому Миру. Ни одна радуга из тех, что встречались мне в моих скитаниях по бескрайним просторам Вселенной, ни одно созданное разумом произведение не могло бы сравниться с этим зрелищем, воплощенного хаоса, застывшего на долгие века.

Каждый рассвет и каждый закат, встреченные мной в этом Мире были невыразимо прекрасны, абсолютно неповторимы и совершенно непредсказуемы. Иногда я жалел, что в атмосфере нет и малейшего следа веществ, способных, подобно тому, как водяные, серные, аммиачные и прочие облака иных Миров, изменять сам свет звезды, цвет неба… Но стоило мне сделать один-единственный шаг в любую сторону, да и просто чуть повернуть голову, как картина сложившаяся передо мной разительно менялась. Багрянец каким-то неуловимым переходом обращался в пурпур, сапфировый начинал блистать теплым янтарём, изумрудный, пробежав по всем оттенкам спектра, вдруг угасал, оставляя лишь резко очерченную тень. Порой, утомлённый неспешностью смены цветов вокруг, я бросался бежать, резко и непредсказуемо меняя направления. С величайшим удовольствием окунаясь в потоки света, струящиеся вокруг, чувствую всей кожей холод одних цветов и тепло, а, порой, и обжигающий жар других. Или же, напротив, пытался посмотреть так, что бы вокруг был лишь один оттенок одного цвета. Того, который был мне милее в этот миг. Это увлекательное занятие завладевало мною целиком, заставляя забыть обо всём. Тем более, что движение светила постоянно вмешивалось в мою игру, смешивая все цвета, усложняя и без того непростую задачу. Но как же было чудесно одерживать эти маленькие победы! Мало что в моей бесконечно долгой жизни радовало меня так, как этот волшебный калейдоскоп. Дни пролетали незаметно, ночи неспешно текли, омываемые серебристым сиянием звёзд.

Абсолютный покой укрывал этот Мир. Ни один звук не смел нарушить это царство полной неподвижности и незыблемости. Тишина заполняла меня.

Рассветы сменялись закатами. За ними вновь приходили рассветы. И снова, и снова, и снова. Как долго я бродил по этому Миру, сопровождаемый одними лишь своими думами? Не знаю… Время не существовало, ибо оно- лишь внешней, философский признак изменений. Здесь же не менялось ничего.

Как хорошо я помню тот рассвет, который принёс такие перемены! Это воспоминание приносит мне радость, отравленную жгучей желчью тоски, ибо кроме него, я помню и другое…

Что изменилось в тот миг, когда я, утомленный очередной гонкой со светом отдыхал в луче лазури, иссечённой охрой? Что заставило меня насторожиться, вырвало из блаженной неги оцепенения? Звук. Впервые в этом Мире я слышал что-то. Поначалу такое далёкое, едва ощутимое колебание воздуха, быстро приближалось, с неумолимостью и безжалостностью, свойственной только лишь Природе.

Мгновение неслось вослед за другим мгновением, а за ним уже мчалось следующее… И вот уже ясно и громко, взрезая покой, ещё так недавно казавшийся незыблемым, приблизилась, торжественно и неистово развиваясь, песнь Ветра. А следом за ней, лишь чуть-чуть отставая, в искрящемся вихре кристаллического песка, явилась (да проститься мне эта вольность, но я желаю сейчас считать её женщиной) и сама Ветер.

Досада овладела мной. И я, не замечая яростной, взрывной красоты открывшегося мне зрелища, вскричал, желая вернуть безвозвратно исчезнувшую томную негу. Вдруг, будто поражённая появлением чужака, песня прервалась, улёгся многоцветный вихрь… Но лишь затем, что бы дико взвыв, обрушиться на меня с удивительной силой, способной, казалось, сокрушить любое препятствие, растереть в пыль, разорвать, уничтожить любого, кто дерзнул вторгнуться во владения, доселе принадлежащие одной ей. Всё растворилось в безумном кружении беспорядочно вспыхивающих искр. Не осталось ни звезды, ни Мира… Только эта борьба. Она ревела, обрушивая на меня тысячи, сотни тысяч острых граней. Я же, мощными взмахами рассекал её потоки, обволакивающие меня.

Стемнело и вновь рассвело, и опять стемнело, и снова, и снова… Сколько длилось это противостояние, я не знаю. Но, видимо, долго, ибо я с удивлением обнаружил, что начал уставать. Вновь и вновь обрушивающиеся атаки моей противницы, изматывали меня, вытягивали физические силы, а безостановочное кружение крошечных кристаллов, вспыхивавших всеми мыслимыми и не мыслимыми цветами и оттенками, и, внезапно, гаснущих в непостижимо случайном порядке, подтачивало волю, мешало сосредоточится, сводило с ума. Я чувствовал, что проигрываю. И это было столь невероятно, столь странно, что даже испуг, которого можно было бы ожидать, не появился. Только слабое, едва ощутимое удивление. А, может, сказывалась усталость.

Я не мог умереть, и, потеряв тело, был бы лишь изгнан из этого Мира. Многое подвластно мне. Мало что могу я назвать невозможным. Но природа моя такова, такова суть существования, что однажды покинув Мир, вернуться в него я уже не в силах.

Но, в тот самый момент, когда тоска от скорой разлуки с полюбившимся мне миром грозила обрушиться тёмной волной, поглотить, утянуть в бездну скорби, Ветер, издала тихий, скорбный стон, и… всё кончилось. Кристаллический песок улёгся концентрическими волнами, как бы охватывавшими место нашей битвы.

Звезда, дарующая свой свет этому Миру, клонилась к горизонту, предвещая скорый приход ночи, отдыха и покоя. Отдых… Ничто более не могло бы быть желанно мне в тот час. Ничто не подарило бы столько отрады. И я погрузился в грёзы, отпустив свой разум блуждать по дорогам и тропинкам памяти, что бы вновь увидеть, почувствовать самые лучшие из моих воспоминаний. И украсить их новыми вариациями, сливая одни из них, разделяя иные, лишь для того, что бы соединить разделённые части. Добавить к образам запахи, к звукам ощущения, к вкусу эмоции.

Когда я очнулся от сладостных видений, она была рядом. Настороженно кружила меж кристаллов и чуть шевелила песок, тихо шепча о чём-то. Такая дикая, такая свободная, такая одинокая… Я вдруг осознал, что с самого своего рождения, она не встречала никого. Что вся её жизнь прошла в безудержном танце. Что она не знает ничего, кроме мира, заполненного кристаллами. Что она, рождённая здесь, вряд ли могла оценить красоту окружающего её Мира. Печаль наполняла меня, поднимаясь всё выше и выше, пока не выплеснулась тихим напевом, скорбным плачем без слов. Поняли ли она мои чувства? Что могло в ней откликнуться на звук, рождённый не дикой страстью, но болью сердца? Я не знал. Но как же отрадно стало, когда её голос начал вторить моему! И через эти звуки мы учились понимать.

Поначалу, даже простой унисон распадался, когда я, или же она, увлёкшись своим мотивом, пытались увести мелодию туда, куда хотелось только одному. Но стремление к гармонии заставляло нас прислушиваться друг к другу. Мы учились уступать.

Чем дольше пели мы, тем сложнее, богаче, насыщеннее становилась мелодия. Наши голоса сплетались и расходились, то бесконечно удаляясь, то вновь становясь единым. Всё ещё раздавались, хотя и реже, фальшивые ноты. Мы учились угадывать.

Давно уже был забыт и потерян тот первый напев, с которого начался наш дуэт. Ничего не осталось от него, а песнь всё звучала. То, что началось с порыва, становилось частью нас, частью нашего мира. И вот, не осталось уже места для случайных нот, для противоречий. Мелодия звучала так, как звучат капли дождей, журчание родников в иных Мирах- естественно, просто, но, вместе с тем, изящно и неповторимо. Никогда и нигде более я не слышал подобных звуков. Это была мелодия одного дня. Мелодия только для двоих.

И мы начали странствовать вместе. Она танцевала для меня, переплетая свои потоки с потоками светы, облекая свои движения в сверкание мириад искр, разноцветных днём, серебристых ночью. А я любовался плавностью её движений, непринуждённостью, с которой одна струя перетекала в другую. А бывало и так, что её необузданный нрав прорывался с неистовой силой, и она носилась, разрушая всё, на своём пути. Изредка встречавшаяся нам зеркальная гладь давным-давно застывших озёр позволяла нам вместе кружиться в танце. Порой, видимо, поддаваясь каким-то неведомым мне порывам, она уносилась куда-то, обрекая на одиночество. Но, отыскав меня позднее, если я оставался на месте, она ластилась, гладила бесплотными пальцами лицо, запутывалась в волосах. Нежно шептала что-то неведомое. Если же я, не желая ждать её возвращения, сам уходил куда-то, то, догнав меня, она набрасывалась на меня, ощетинившись колючими песчинками.

Я был счастлив тогда. Красота Мира дополнялась красотой Ветра, неподвижность одного, с лихвой компенсировалась вечным движением другой. Но, теперь, когда Мир больше не был неизменен, время начало свой ход, неумолимо роняя песчинку за песчинкой в своих бесконечных часах. Пресыщение наступало медленно, подкрадываясь исподтишка, проявляясь в мелочах. Свет, струившийся отовсюду, уже не казались мне столь пленительными. Бесплотные пальцы в моих волосах начали вызывать раздражение, желание отдёрнуть голову. И даже грёзы не доставляли прежнего удовольствия. Мне стало скучно.

Очнувшись однажды, я не увидел и не почувствовал её рядом с собой. И испытал облегчение. Я решил уйти.

Как описать то, что было после? Какими словами выразить свои чувства? Да и есть ли такие слова? Какое сравнение может выразить то, что я сделал? Слишком о многом мне хотелось забыть. Но как забыть такое?

Уже покидая Мир, я услышал тоскливый зов. Протяжная и бесконечно печальная песня без слов неслась мне вослед. Она искала меня, звала меня этой песней. И я узнал её. Именно её пел я для неё в наше первое утро...

Многое подвластно мне. Мало что могу я назвать невозможным. Но природа моя такова, такова суть существования, что однажды покинув Мир, вернуться в него я уже не в силах. Всё, всё что угодно я бы отдал за возможность вернуться в этот пустой мир, по тусклым равнинам которого бесприютно скитается Ветер, зная, что отныне и навсегда она одинока.

20.09.2014г