В тюрьме

Эксперты, освидетельствовавшие Ихтиандра, должны были обратить внимание не только на физические свойства юноши, но и на состояние его умственных способностей.

– Какой у нас год? Какой месяц? Число? День недели? – задавали эксперты Ихтиандру обычные в таких случаях вопросы.

И на все эти вопросы Ихтиандр отвечал:

– Не знаю.

Он затруднялся в ответах на самые обычные вопросы. Но ненормальным его назвать нельзя было. Он многого не знал благодаря своеобразным условиям своего существования и воспитания. Он оставался как бы большим ребенком. И эксперты пришли к заключению: «Ихтиандр недееспособен». Это освобождало его от судебной ответственности. Суд прекратил дело по обвинению Ихтиандра и назначил над ним опеку. Два человека выразили желание быть опекуном Ихтиандра: Зурита и Бальтазар.

Сальватор бы прав, утверждая, что Зурита донес на него из мести. Но Зурита не только мстил Сальватору за потерю Ихтиандра. Зурита преследовал еще иную цель: он хотел снова завладеть Ихтиандром и стремился стать его опекуном. Зурита не пожалел десятка ценных жемчужин и подкупил членов суда и опекунского совета. Теперь Зурита был близок к цели.

Ссылаясь на свое отцовство, Бальтазар требовал, чтобы опекунские права предоставили ему. Однако ему не везло. Несмотря на все старания Ларра, эксперты заявили, что они не могут установить тождества Ихтиандра с рожденным двадцать лет тому назад сыном Бальтазара на основании показания одного только свидетеля – Кристо; к тому же он был братом Бальтазара и потому не внушал экспертам полного доверия.

Ларра не знал, что в это дело вмешались прокурор и епископ. Бальтазар, как потерпевший, как отец, у которого украли и изуродовали сына, был нужен суду во время процесса. Но признать отцовство Бальтазара, отдать ему Ихтиандра – это не входило в расчеты суда и церкви: необходимо было совсем избавиться от Ихтиандра.

Кристо, переселившийся к брату, начал беспокоиться за него. В глубокой задумчивости сидел Бальтазар целыми часами, забывая о сне и еде, то вдруг приходил в сильнейшее возбуждение, метался по лавке и кричал: «Сын мой, сын мой!» В такие минуты он начинал бранить испанцев всеми бранными словами, которые только находил на всех известных ему языках.

Однажды после такого припадка Бальтазар неожиданно объявил Кристо:

– Вот что, брат, я иду в тюрьму. Мои лучшие жемчужины я отдам сторожам, чтобы они позволили мне повидать Ихтиандра. Я поговорю с ним. Он сам признает во мне отца. Сын не может не признать отца. В нем должна заговорить моя кровь.

Как ни пытался Кристо отговорить брата, ничто не помогло. Бальтазар был непоколебим.

Бальтазар отправился в тюрьму. Упрашивая сторожей, он плакал, валялся у их ног, молил их и, усыпав жемчугом путь от ворот до внутреннего помещения тюрьмы, добрался наконец до камеры Ихтиандра.

В этой небольшой камере, скудно освещенной узким окном с решеткой, было душно и скверно пахло: тюремные сторожа редко меняли воду в баке и не трудились убирать гниющую на полу рыбу, которой кормили необычайного узника.

У стены напротив окна стоял железный бак.

Бальтазар подошел к баку и посмотрел на темную поверхность воды, скрывавшую под собой Ихтиандра.

– Ихтиандр! – тихо сказал Бальтазар. – Ихтиандр… – еще раз позвал он.

Поверхность воды подернулась рябью, но юноша не показывался из воды.

Подождав еще немного, Бальтазар протянул трясущуюся руку и погрузил ее в теплую воду. Рука коснулась плеча.

Из бака вдруг показалась мокрая голова Ихтиандра. Он приподнялся до плеч и спросил:

– Кто это? Что вам нужно?

Бальтазар опустился на колени и, протягивая руки, быстро заговорил:

– Ихтиандр! К тебе пришел твой отец. Твой настоящий отец. Сальватор – не отец. Сальватор – злой человек. Он изуродовал тебя… Ихтиандр! Ихтиандр! Ну, посмотри же на меня хорошенько. Неужели ты не узнаешь своего отца?

Вода медленно стекала с густых волос юноши на бледное лицо и капала с подбородка. Печальный, немного удивленный, смотрел он на старого индейца.

– Я не знаю вас, – ответил юноша.

– Ихтиандр! – закричал Бальтазар. – Смотри на меня хорошенько. – И старый индеец вдруг схватил голову юноши, привлек к себе и начал покрывать поцелуями, проливая горячие слезы.

Ихтиандр, обороняясь от этой неожиданной ласки, заплескался в баке, проливая воду через край на каменный пол.

Чья-то рука крепко схватила Бальтазара за шиворот, приподняла на воздух и отбросила в угол. Бальтазар грохнулся на пол, больно ударившись головой о каменную стену.

Открыв глаза, Бальтазар увидел, что над ним стоит Зурита. Крепко сжав кулак правой руки, Зурита держал в левой руке какую-то бумажку и торжественно помахивал ею.

– Видишь? Приказ о назначении меня опекуном Ихтиандра. Тебе придется поискать богатого сынка в другом месте. А этого юношу завтра утром я увезу к себе. Понял?

Бальтазар, лежа на земле, глухо и угрожающе заворчал.

Но в следующее мгновение Бальтазар вскочил на ноги и с диким криком бросился на своего врага, сбив его с ног.

Индеец выхватил из рук Зурита бумажку, сунул себе в рот и продолжал наносить испанцу удары. Завязалась ожесточенная борьба.

Тюремный сторож, стоявший у двери с ключами в руках, счел себя обязанным соблюдать строжайший нейтралитет. Он получил хорошие взятки от обоих сражающихся и не хотел им мешать. Только когда Зурита начал душить старика, сторож забеспокоился.

– Не задушите его!

Однако рассвирепевший Зурита не обратил внимания на предостережение сторожа, и Бальтазару пришлось бы плохо, если бы в камере не появилось новое лицо.

– Прекрасно! Господин опекун тренируется в осуществлении своих опекунских прав! – послышался голос Сальватора. – Что же вы смотрите? Или вы не знаете своих обязанностей? – прикрикнул Сальватор на сторожа таким тоном, будто он был начальником тюрьмы.

Окрик Сальватора подействовал. Сторож бросился разнимать дерущихся.

На шум прибежали еще другие сторожа, и скоро Зурита и Бальтазара оттащили в разные стороны.

Зурита мог считать себя победителем в борьбе. Но побежденный Сальватор был все же сильнее своих соперников. Даже здесь, в этой камере, на положении арестанта, Сальватор не переставал управлять событиями и людьми.

– Уведите из камеры драчунов, – приказал Сальватор, обращаясь к сторожам. – Мне надо остаться с Ихтиандром наедине.

И сторожа повиновались. Несмотря на протесты и брань, Зурита и Бальтазара увели. Дверь камеры захлопнулась.

Когда в коридоре замолкли удаляющиеся голоса, Сальватор подошел к бассейну и сказал Ихтиандру, выглянувшему из воды:

– Встань, Ихтиандр. Выйди на середину камеры, мне нужно осмотреть тебя.

Юноша повиновался.

– Вот так, – продолжал Сальватор, – ближе к свету. Дыши. Глубже. Еще. Не дыши. Так…

Сальватор постукивал Ихтиандра по груди и выслушивал прерывистое дыхание юноши.

– Задыхаешься?

– Да, отец, – отвечал Ихтиандр.

– Сам виноват, – ответил Сальватор, – тебе нельзя было оставаться так долго на воздухе.

Ихтиандр опустил голову и задумался. Потом вдруг поднял голову и, посмотрев прямо в глаза Сальватору, спросил:

Отец, но почему нельзя? Почему всем можно, а мне нельзя?

Выдержать этот взгляд, полный скрытого упрека, Сальватору было гораздо труднее, чем отвечать на суде. Но Сальватор выдержал.

– Потому, что ты обладаешь тем, чем не обладает ни один человек: способностью жить под водой… Если бы тебе предоставили выбор, Ихтиандр, быть таким, как все, и жить на земле или же жить только под водою, что бы ты выбрал?

– Не знаю… – ответил юноша, подумав.

Ему одинаково были дороги подводный мир и земля, Гуттиэре. Но Гуттиэре теперь потеряна для него…

– Теперь я предпочел бы океан, – сказал юноша.

– Ты еще раньше сделал выбор, Ихтиандр, тем, что своим непослушанием нарушил равновесие твоего организма. Теперь ты сможешь жить только под водой.

– Но не в этой ужасной, грязной воде, отец. Я умру здесь. Я хочу на простор океана!

Сальватор подавил вздох.

– Я сделаю все, чтобы скорее освободить тебя из этой тюрьмы, Ихтиандр. Мужайся! – И, ободряюще похлопав юношу по плечу, Сальватор оставил Ихтиандра и пошел в свою камеру.

Усевшись на табурете у узкого стола, Сальватор глубоко задумался.

Как всякий хирург, он знал неудачи. Немало человеческих жизней погибло под его ножом от его собственных ошибок, прежде чем он достиг совершенства. Однако он никогда не задумывался над этими жертвами. Погибли десятки, спасены тысячи. Эта арифметика вполне удовлетворяла его.

Но за судьбу Ихтиандра он считал себя ответственным. Ихтиандр был его гордостью. Он любил юношу как лучшую свою работу. А кроме того, он привязался к Ихтиандру и полюбил его как сына. И теперь болезнь Ихтиандра и его дальнейшая судьба беспокоили, заботили Сальватора.

В дверь камеры тихо постучали.

– Войдите, – сказал Сальватор.

– Я не побеспокою вас, господин профессор? – тихо спросил смотритель тюрьмы.

– Нисколько, – отвечал Сальватор, поднимаясь. – Как чувствуют себя жена и ребенок?

– Благодарю вас, прекрасно. Я отправил их к теще, далеко отсюда, в Анды…

– Да, горный климат им будет полезен, – ответил Сальватор.

Смотритель не уходил. Оглядываясь на дверь, он подошел к Сальватору и тихо обратился к нему:

– Профессор! Я обязан вам жизнью за спасение жены. Я люблю ее, как…

– Не благодарите меня, это мой долг.

– Я не могу остаться в долгу у вас, – ответил смотритель. – И не только это. Я человек малообразованный. Но я читаю газеты, и я знаю, что значит профессор Сальватор. Нельзя допустить, чтобы такого человека держали в тюрьме вместе с бродягами и разбойниками.

– Мои ученые друзья, – улыбаясь, проговорил Сальватор, – кажется, добились того, что я буду помещен в санаторий как сумасшедший.

– Тюремный санаторий – та же тюрьма, – возразил смотритель, – даже хуже: вместо разбойников вас будут окружать сумасшедшие. Сальватор среди сумасшедших! Нет, нет, этого не должно быть.

Понизив голос до шепота, смотритель продолжал:

– Я все обдумал. Я неспроста отправил семью в горы. Я устрою теперь вам побег и скроюсь сам. Нужда загнала меня сюда, но я ненавижу эту работу. Меня не найдут, а вы… вы уедете из этой проклятой страны, где вершат дела попы и купцы. И вот еще что я хотел вам сказать, – продолжал он после некоторого колебания. – Я выдаю служебную тайну, государственную тайну…

– Можете не выдавать ее, – прервал Сальватор.

– Да, но… я сам не могу… прежде всего, не могу выполнить полученный мною ужасный приказ. Совесть всю жизнь мучила бы меня. А если я выдам эту тайну, совесть не будет меня мучить. Вы так много сделали для меня, а они… Я ничем не обязан начальству, которое к тому же толкает меня на преступление.

– Даже? – коротко спросил Сальватор.

– Да. Я узнал, что Ихтиандра не отдадут ни Бальтазару, ни опекуну Зурита, хотя Зурита уже имеет бумажку. Но и Зурита, несмотря на щедрые взятки, не получит его, потому что… Ихтиандра решили убить.

Сальватор сделал легкое движение.

– Вот как? Продолжайте!

– Да, убить Ихтиандра, – на этом больше всего настаивал епископ, хотя он и ни разу не произнес слова «убить». Мне дали яду, кажется, цианистого калия. Сегодня ночью я должен подмешать яд к воде в баке Ихтиандра. Тюремный врач подкуплен. Он установит, что Ихтиандра погубила произведенная вами операция, превратившая его в амфибию. Если я не выполню приказа, со мною поступят очень жестоко. А ведь у меня семья… Потом они убьют и меня, и никто не будет знать этого. Я весь в их руках. У меня в прошлом преступление… небольшое… почти случайное… Все равно я решил бежать и все уже подготовил к побегу. Но я не могу, не хочу убивать Ихтиандра. Спасти обоих – вас и Ихтиандра – в такой короткий срок трудно, почти невозможно. Но спасти вас одного я могу. Я все обдумал. Мне жалко Ихтиандра, но ваша жизнь нужнее. Вы сможете создать своим искусством другого Ихтиандра, но никто в мире не создаст другого такого Сальватора.

Сальватор подошел к смотрителю, пожал его руку и сказал:

– Благодарю вас, но для себя я не могу принять этой жертвы. Вас могут поймать и будут судить.

– Никакой жертвы! Я все обдумал.

– Подождите. Я не могу принять для себя этой жертвы. Но если вы спасете Ихтиандра, вы сделаете для меня больше, чем если бы вы освободили меня. Я здоров, силен и везде найду друзей, которые помогут мне вырваться на свободу. А Ихтиандра необходимо освободить немедленно.

– Я принимаю это как ваш приказ, – сказал смотритель.

Когда он вышел, Сальватор улыбнулся и проговорил:

– Так лучше. Пусть же яблоко раздора не достанется никому.

Сальватор прошелся по комнате, тихо прошептал: «Бедный мальчик», подошел к столу, что-то написал, затем подошел к двери и постучал.

– Позовите ко мне смотрителя тюрьмы.

Когда смотритель явился, Сальватор сказал ему:

– Еще одна просьба. Не можете ли вы устроить мне свидание с Ихтиандром – последнее свидание!

– Нет ничего легче. Из начальства никого нет, вся тюрьма в нашем распоряжении.

– Отлично. Да, еще одна просьба.

– Весь к вашим услугам.

– Освободив Ихтиандра, вы сделаете для меня очень много.

– Но вы, профессор, оказали мне такую услугу…

– Допустим, что мы в расчете, – прервал его Сальватор. – Но я могу и хочу помочь вашей семье. Вот записка. Здесь только адрес и одна буква: S – Сальватор. Обратитесь по адресу. Это верный человек. Если вам нужно будет временно укрыться, будете нуждаться в деньгах…

– Но…

– Никаких «но». Ведите меня скорее к Ихтиандру.

Ихтиандр удивился, когда в камере появился Сальватор.

Ихтиандр никогда не видел его таким грустным и нежным, как в этот раз.

– Ихтиандр, сын мой, – сказал Сальватор. – Нам придется расстаться с тобою скорее, чем я думал, и, может быть, надолго. Твоя судьба беспокоила меня. Тебя окружают тысячи опасностей… Если ты останешься здесь, ты можешь погибнуть, в лучшем случае оказаться пленником Зурита или другого подобного хищника.

– А ты, отец?

– Суд, конечно, осудит меня и упрячет в тюрьму, где мне придется просидеть, наверно, года два, а может быть, и больше. Это время, пока я буду в тюрьме, ты должен находиться в безопасном месте и как можно дальше отсюда. Такое место есть, но оно очень далеко отсюда, по другую сторону Южной Америки, на запад от нее, в Великом океане, на одном из островов Туамоту, или, иначе, Низменных островов. Добраться туда тебе будет нелегко, но все опасности пути несравнимы с теми, которым ты подвергаешься здесь, дома, в заливе Ла-Плата. И все же легче добраться и найти эти острова, чем избежать здесь сетей и ловушек коварного врага.

Какой путь тебе начертать? Ты можешь направиться туда, на запад, обогнув Южную Америку с севера или с юга. Оба пути имеют свои достоинства и свои недостатки. Северный путь несколько длиннее. Кроме того, избрав этот путь, тебе пришлось бы плыть из Атлантического в Тихий океан через Панамский канал, а это опасно: тебя могут поймать, в особенности на шлюзах, или же – при малейшей твоей неосторожности – тебя может раздавить корабль. Канал не слишком широк и не глубок: наибольшая ширина – девяносто один метр, глубина – двенадцать с половиной метров. Новейшие глубокосидящие океанские пароходы могут почти что касаться дна своим килем.

Зато ты все время плыл бы в теплых водах. Кроме того, от Панамского канала идут на запад три большие океанские дороги: две – к Новой Зеландии, одна – к островам Фиджи и далее. Выбрав средний путь и следя за пароходами, а может быть, и прицепляясь к ним, ты добрался бы почти что до места. По крайней мере оба пути к Новой Зеландии захватывают зону архипелага Туамоту. Тебе пришлось бы только подняться немного севернее.

Путь через южную оконечность ближе, но зато там ты будешь плыть в холодных южных водах, у границы плавающих льдов, в особенности же если ты обогнешь мыс Горн на Огненной Земле – самую южную оконечность Южной Америки. Магелланов же пролив необычайно бурный. Для тебя он, конечно, не так опасен, как для кораблей и пароходов, но все же опасен. Для парусных кораблей он был настоящим кладбищем. На востоке он широк, на западе – узок и усеян скалами, островками. Сильнейшие западные ветры гонят воду на восток, – значит, тебе навстречу. В этих водоворотах даже ты можешь разбиться и под водой.

Поэтому я советую тебе лучше удлинить путь и обогнуть мыс Горн, чем плыть через Магелланов пролив. Вода океана становится холодней постепенно, и я надеюсь, что ты постепенно привыкнешь и останешься здоров. О запасах пищи тебе нечего заботиться, – она всегда под руками, так же как и вода. Ты с детства привык пить морскую воду без всякого вреда для здоровья.

Найти путь от мыса Горн к островам Туамоту тебе будет несколько труднее, чем от Панамского канала. От мыса Горн на север нет широких океанских дорог с большим пароходным движением. Я укажу тебе точно долготу и широту; ты определишь их по специальным инструментам, сделанным для тебя по моему заказу. Но эти инструменты несколько загрузят тебя и свяжут свободу движения…

– Я возьму с собою Лидинга. Он будет нести на себе груз. Разве могу я расстаться с Лидингом? Он, наверно, и так истосковался по мне.

– Неизвестно, кто по ком больше, – снова улыбнулся Сальватор. – Итак, Лидинг. Отлично. До островов Туамоту ты доберешься. Тебе останется найти уединенный коралловый остров. Вот примета: на нем высится мачта, а на мачте, в виде флюгера, – большая рыба. Нетрудно запомнить. Быть может, ты затратишь на поиски этого острова месяц, и два, и три – не беда: вода там теплая, устриц довольно.

Сальватор приучил Ихтиандра терпеливо слушать, не перебивая, но когда Сальватор дошел до этого места своих объяснений, Ихтиандр не удержался:

– И что же я найду на острове с флюгером-рыбой?

– Друзей. Верных друзей, их заботу и ласку, – ответил Сальватор. – Там живет мой старый друг – ученый Арман Вильбуа, француз, знаменитый океанограф. Я познакомился и подружился с ним, когда был в Европе много лет тому назад. Арман Вильбуа интереснейший человек, но сейчас у меня нет времени рассказать тебе о нем. Надеюсь, ты сам узнаешь его и ту историю, которая привела его на одинокий коралловый остров в Тихом океане. Но сам он не одинок. С ним живет его жена, милая, добрая женщина, сын и дочь – она родилась уже на острове, ей теперь должно быть лет семнадцать, а сыну лет двадцать пять.

Они знают тебя по моим письмам и, уверен, примут тебя в свою семью как родного… – Сальватор запнулся. – Конечно, тебе придется теперь большую часть времени проводить в воде. Но для дружеских свиданий и бесед ты сможешь выходить на несколько часов в день на берег. Возможно, что твое здоровье поправится и ты сможешь по-прежнему оставаться на воздухе так же долго, как и в воде.

В лице Армана Вильбуа ты найдешь второго отца. А ты будешь ему незаменимым помощником в его научных работах по океанографии. Уже то, что ты знаешь об океане и его обитателях, хватило бы на десяток профессоров. – Сальватор усмехнулся. – Чудаки-эксперты спрашивали тебя на суде по шаблону, какой сегодня день, месяц, число, и ты не мог ответить просто потому, что все это не представляло для тебя интереса. Если бы они спросили хотя бы о подводных течениях, температурах воды, солености в Ла-Платском заливе и его окрестностях, – из твоих ответов можно было бы составить целый научный том. Насколько же больше ты сможешь узнать, – и потом сообщить свои знания людям, – если твоими подводными экскурсиями будет руководить такой опытный человек и блестящий ученый, как Арман Вильбуа. Вы оба, я уверен в этом, создадите такой труд по океанографии, который составит эпоху в развитии этой науки, прогремит на весь мир. И твое имя будет стоять рядом с именем Армана Вильбуа, – я знаю его, он сам настоит на этом. Ты будешь служить науке и тем самым всему человечеству.

Но если ты останешься здесь, тебя заставят служить низменным интересам невежественных, корыстных людей. Я уверен, в чистых, прозрачных водах атолла и в семье Армана Вильбуа ты найдешь тихую пристань и будешь счастлив.

Еще один совет. Как только ты окажешься в океане, а это может произойти даже сегодня ночью, – плыви немедленно домой через подводный туннель (дома сейчас только верный Джим), возьми навигационные инструменты, нож и прочее, найди Лидинга и отправляйся в путь, прежде чем солнце поднимется над океаном.

Прощай, Ихтиандр! Нет, до свидания!..

Сальватор в первый раз в жизни обнял, крепко поцеловал Ихтиандра. Потом он улыбнулся, похлопал юношу по плечу и сказал:

– Такой молодец нигде не пропадет! – и быстро вышел из комнаты.

Побег

Ольсен только что вернулся с пуговичной фабрики и сел обедать. Кто-то постучал в дверь.

– Кто там? – крикнул Ольсен, недовольный тем, что ему помешали.

Дверь открылась, и в комнату вошла Гуттиэре.

– Гуттиэре! Ты? Откуда? – воскликнул удивленный и обрадованный Ольсен, поднимаясь со стула.

– Здравствуй, Ольсен, – сказала Гуттиэре. – Продолжай твой обед. – И, прислонившись к дверям, Гуттиэре заявила: – Я не могу больше жить с мужем и его матерью. Зурита… он осмелился ударить меня. И я от него ушла. Совсем ушла, Ольсен.

Эта новость заставила Ольсена прервать обед.

– Вот так неожиданность! – воскликнул он. – Садись! Ты едва держишься на ногах. А как же? Ты ведь говорила: «Что бог соединил, человек да не разлучает»? Отставить? Тем лучше. Радуюсь. Ты вернулась к отцу?

– Отец ничего не знает. Зурита нашел бы меня у отца и вернул бы к себе. Я остановилась у подруги.

– И… и что же ты будешь делать дальше?

– Я поступлю на завод. Я пришла просить тебя, Ольсен, помочь мне найти работу на заводе… все равно какую.

Ольсен озабоченно покачал головой.

– Сейчас это очень трудно. Хотя я, конечно, попытаюсь. – И, подумав, Ольсен спросил: – А как муж отнесется к этому?

– Я не хочу знать его.

– Но муж-то захочет узнать, где его жена, – улыбаясь, сказал Ольсен. – Не забывай, что ты в Аргентине. Зурита разыщет тебя, и тогда… Ты сама знаешь, что он не оставит тебя в покое. Закон и общественное мнение на его стороне.

Гуттиэре задумалась и потом решительно сказала:

– Ну что же! В таком случае я уеду в Канаду, Аляску…

– Гренландию, на Северный полюс! – И уже более серьезно Ольсен сказал: – Мы обдумаем это. Здесь тебе оставаться небезопасно. Я и сам давно собираюсь выбраться отсюда. Зачем я приехал сюда, в Латинскую Америку? Здесь еще слишком силен поповский дух. Жаль, что нам не удалось тогда бежать отсюда. Но Зурита успел похитить тебя, и наши билеты и наши деньги пропали. Теперь у тебя, вероятно, так же нет денег на пароходный билет в Европу, как и у меня. Но нам и не обязательно ехать прямо в Европу. Если мы, – я говорю «мы», потому что я не оставлю тебя, пока ты не будешь в безопасном месте, – если мы доберемся хотя бы до соседнего Парагвая, а еще лучше – до Бразилии, то там Зурита будет уже труднее разыскать тебя, и у нас будет время подготовиться к переезду в Штаты или же в Европу… Ты знаешь, доктор Сальватор в тюрьме вместе с Ихтиандром?

– Ихтиандр? Он нашелся? Почему он в тюрьме? Могу я его увидеть? – забросала Гуттиэре вопросами Ольсена.

– Да, Ихтиандр в тюрьме, и он снова может оказаться рабом Зурита. Нелепый процесс, нелепые обвинения против Сальватора и Ихтиандра.

– Это ужасно! И его нельзя спасти?

– Я все время пытался это сделать, но безуспешно. Но неожиданным нашим союзником оказался сам смотритель тюрьмы. Сегодня ночью мы должны освободить Ихтиандра. Я только что получил две коротенькие записки: одну от Сальватора, другую от смотрителя тюрьмы.

– Я хочу видеть Ихтиандра! – сказала Гуттиэре. – Можно мне пойти с тобой?

Ольсен задумался.

– Я думаю, что нет, – ответил он. – И тебе лучше не видеть Ихтиандра.

– Но почему?

– Потому что Ихтиандр болен. Он болен как человек, но здоров как рыба.

– Я не понимаю.

– Ихтиандр больше не может дышать воздухом. Что же будет, если он снова увидит тебя? Для него это будет очень тяжело, да, может быть, и для тебя. Ихтиандр захочет видеться с тобой, а жизнь на воздухе погубит его окончательно.

Гуттиэре опустила голову.

– Да, пожалуй, ты прав… – сказала она, подумав.

– Между ним и всеми остальными людьми легла непреодолимая преграда – океан. Ихтиандр – обреченный. Отныне вода становится его родной и единственной стихией.

– Но как же он там будет жить? Один в безбрежном океане, человек – среди рыб и морских чудовищ?

– Он был счастлив в своем подводном мире, пока…

Гуттиэре покраснела.

– Теперь, конечно, он не будет так счастлив, как раньше.

– Перестань, Ольсен, – печально сказала Гуттиэре.

– Но время излечивает все. Быть может, он даже обретет утраченный покой. Так он и будет жить – среди рыб и морских чудовищ. И если акула не съест его раньше времени, он доживет до старости, до седых волос… А смерть? Смерть везде одинакова…

Сгущались сумерки, и в комнате было почти темно.

– Однако мне пора, – сказал Ольсен, поднимаясь. Встала и Гуттиэре.

– Но я могу хоть издали видеть его? – спросила Гуттиэре.

– Конечно, если ты не выдашь своего присутствия.

– Да, я обещаю это.

Уже было совсем темно, когда Ольсен в костюме водовоза въехал во двор тюрьмы со стороны Коронель Диас[42].

Сторож окликнул его:

– Куда едешь?

– Морскую воду «дьяволу» везу, – ответил Ольсен, как учил его тюремный смотритель.

Все сторожа знали о том, что в тюрьме находится необычайный арестант – «морской дьявол», который сидит в баке, наполненном морской водой, так как пресной он не переносит. Эту морскую воду время от времени меняли, привозя ее в большой бочке, установленной на дроги.

Ольсен подъехал к зданию тюрьмы, завернул за угол, где помещалась кухня и находилась дверь в тюрьму для входа служащих. Смотритель уже все приготовил. Сторожей, обычно стоявших в коридоре и у входа, отослали под разными предлогами. Ихтиандр, сопровождаемый смотрителем, свободно вышел из тюрьмы.

– Ну, прыгай скорее в бочку! – сказал смотритель.

Ихтиандр не заставил себя ждать.

– Трогай!

Ольсен ударил вожжами, выехал из двора тюрьмы и не спеша поехал по Авени да Альвар, мимо вокзала Ритеро, товарной станции.

Следом за ним, невдалеке, мелькала тень женщины.

Была уже темная ночь, когда Ольсен выехал из города. Дорога шла берегом моря. Ветер крепчал. Волны набегали на берег и с шумом разбивались о камни.

Ольсен осмотрелся. На дороге никого не было видно. Только вдали сверкали фонари быстро мчавшегося автомобиля. «Пусть проедет».

Гудя и ослепляя светом, автомобиль промчался к городу и скрылся вдали.

«Пора!» – Ольсен обернулся и сделал Гуттиэре знак, чтобы она скрылась за камни. Потом он постучал по бочке и крикнул:

– Приехали! Вылезай!

Из бочки показалась голова.

Ихтиандр оглянулся, быстро вылез и прыгнул на землю.

– Спасибо, Ольсен, – сказал юноша, крепко сжимая мокрой рукой руку великана.

Ихтиандр дышал часто, как в припадке астмы.

– Не за что. Прощай! Будь осторожен. Не подплывай близко к берегу. Опасайся людей, чтобы опять не попасть в неволю.

Даже Ольсен не знал, какие приказания получил Ихтиандр от Сальватора.

– Да, да, – задыхаясь, сказал Ихтиандр. – Я поплыву далеко-далеко, к тихим коралловым островам, куда не приходит ни один корабль. Спасибо, Ольсен! – И юноша побежал к морю.

Уже у самых волн он вдруг обернулся и крикнул:

– Ольсен, Ольсен! Если вы увидите когда-нибудь Гуттиэре, передайте ей мой привет и скажите, что я всегда буду помнить ее!

Юноша бросился в море и крикнул:

– Прощай, Гуттиэре! – и погрузился в воду.

– Прощай, Ихтиандр… – тихо ответила Гуттиэре, стоявшая за камнями.

Ветер крепчал и почти валил людей с ног. Море бушевало, шипел песок, грохотали камни.

Чья-то рука сжала руку Гуттиэре.

– Идем, Гуттиэре! – ласково приказал Ольсен.

Он вывел Гуттиэре на дорогу.

Гуттиэре еще раз оглянулась на море и, опираясь на руку Ольсена, направилась к городу.

Сальватор отбыл срок наказания, вернулся домой и снова занялся научной работой. Он готовится к какому-то далекому путешествию.

Кристо продолжает у него служить.

Зурита обзавелся новой шхуной и ловит жемчуг в Калифорнийском заливе. И хотя он не самый богатый человек в Америке, но все же не может пожаловаться на свою судьбу. Концы его усов, как стрелка барометра, показывают высокое давление.

Гуттиэре развелась с мужем и вышла замуж за Ольсена. Они переселились в Нью-Йорк и работают на консервном заводе. На побережье Ла-Платского залива никто не вспоминает «морского дьявола».

Лишь иногда, в душные ночи, старые рыбаки, услышав в ночной тиши неведомый звук, говорят молодым:

– Вот так трубил в раковину «морской дьявол», – и начинают рассказывать о нем легенды.

Только один человек в Буэнос-Айресе не забывает Ихтиандра.

Все мальчишки города знают старого, полупомешанного нищего индейца.

– Вот идет отец «морского дьявола»!

Но индеец не обращает внимания на мальчишек. Встречая испанца, старик каждый раз оборачивается, плюет ему вслед и ворчит какое-то проклятие.

Но полиция не трогает старого Бальтазара. Его помешательство тихое, он никому не причиняет вреда.

Только когда на море поднимается буря, старый индеец приходит в необычайное беспокойство.

Он спешит на берег моря и, рискуя быть смытым водой, становится на прибрежные камни и кричит, кричит день и ночь, пока не утихнет буря:

– Ихтиандр! Ихтиандр! Сын мой!..

Но море хранит свою тайну.