Последний рассвет

«Сильные мира сего закапывают топор войны в огромной яме, погребая вместе с ним тысячи жизней, а затем, на насыпанном кургане с улыбкой жмут друг другу руки.» (Сильгер Дальский, «Размышления о смысле бытия в 3 томах» 1108 г. Первого солнца)

Глава1

- «Как думаешь, скоро начнут?» - спросил десятник Ирман у стоящего рядом сотника. Старые воины были знакомы уже очень давно и при личном разговоре могли позволить себе фамильярность. Командир имперских стрелков, пятидесятидвухлетний сотник Донел, прошедший если не все, то абсолютное большинство войн, сотрясавших материк в последние несколько десятков лет, ответить не спешил. Взгляд его хмурых, умудренных годами и сотнями прекратившихся перед ним жизней глаз, еще некоторое время блуждал по позициям его сотни, внимательно проверяя диспозицию своих солдат.

- «Сложно сказать, друг.» - ответил сотник, наблюдая за передвижениями вражеских войск, которые начинали строиться в атакующие порядки.- ««Дикобразы» пока сидят в своем лагере и не думают куда-либо дергаться, а это их основная ударная сила, которая, правду сказать, ни черта не будет полезна при штурме стен. Так что пока ничего не могу сказать наверняка, но пусть наши будут наготове.»

- «Да уж, помню, что творила эта дивизия в битве при Кочерыжках, сколько войск барона Ольми тогда полегло разбившись о их строй, до сих пор с содроганием вспоминаются стоны умирающих и раненых.» - сказал десятник, унылым взглядом продолжая рассматривать вражеские войска с высоты крепостной стены.- «Жаль, что теперь они не на нашей стороне, как бы у кого из парней рука не дрогнула стрелять в недавнего союзника.»

- «Хм, у них выбора нет, или мы их, или они нас. Сдаться комендант отказался в весьма невежливой форме, со всем своим немалым искусством обматюкав все их командование, потому, вряд ли им поставили задачу взять много пленных» - ответил Донел-«Да и пусть только кто попробует сдаться в плен, сам добью»- тихо пробурчал в седые усы сотник.

- «Да уж, слышал я. Несмотря на то, что считаю себя опытным воякой, но некоторые из красочных оборотов коменданта относительно генеральских матерей и того как солдаты развлекают себя по ночам, и я не слышал.»- засмеялся Ирман.

Десятник и сотник были опытными воинам и хорошо чувствовали момент когда еще можно позволить себе расслабиться, отвлечься от предстоящего, но в нужный час становились предельно собранными и опытными командирами.

Но вот наступил момент, когда дружеский разговор двух воинов прервал прекрасно слышимый в рассветной тишине скрип лебедок на осадных машинах противника. Штурм начинался…

Крепость залива трех звезд была одной и старейших имперских крепостей, уже не одно столетие серая каменная громадина защищала одну из важнейших торговых и транспортных артерий империи Крона. Каменные стены высотой в пятнадцать ярдов по всей своей протяженности, оборонительные башни с бойницами практически по всему периметру и защищенные парапетами сверху, тоже имели немалую высоту в двадцать пять ярдов. Крепость представляла собой большой треугольник северная сторона которого упиралась в морской берег. Две стены, обращенные в сторону суши, из года в год меняли свои очертания: пристраивались выступающие из общей линии башни, достраивались парапеты, вдоль стен постоянно обновлялся наполненный водой ров и производился другой ремонт оборонительных сооружений.

Со стороны моря подходы к порту защищали 3 морских форта расположенные на двух скальных грядах выдававшихся в глубину моря, довольно далеко на север. Основной форт, в народе окрестили Одиноким Дедушкой, из-за его довольно унылого вида, и сильного наклона к воде. Издалека, особенно в сумерках, он и правда мог показаться согбенным под тяжестью прожитых лет рыбаком, который сидя на берегу, вспоминает о былых годах. Однако, только для жителей крепости Дедушка был добрым стариканом, которые многие годы защищает мир и покой своих жителей. Для пиратских кораблей и эскадр неприятеля форт уже не один раз становился непреодолимой преградой на пути. Дюжина катапульт способных простреливать всю площадь залива горшками с маслом и камнями, огромная цепь, которую при помощи мощных лебедок выбирали из глубин, тем самым преграждая путь кораблям врага, и неприступные стены отвесно уходящие к самой воде, мощный гарнизон, в который всегда набирались только солдаты прошедшие специальные подготовку по обороне крепостей, исключали саму возможность захвата форта. Хотя раньше и были предложения построить к нему нормальную дорогу, но после того, как в одну из былых войн были взяты оба малых форта, и только недоступность третьего спасла весь город, от этих мыслей отказались. И теперь, даже продовольствие в Дедушку отвозили на лодках. Сухого же пути в форт вовсе не существовало, разве только какой-нибудь смельчак отваживался добраться до него перепрыгивая со скалы на скалу, но это было доступно только одиночкам, и только в спокойную погоду.

Два малых форта представляли собой довольной рядовые строения как по качеству постройки, так и по своим размерам и функциям. При строительстве, форты изначально планировались только как вспомогательные опорные точки при защите со стороны моря, и ничем примечательным не выделялись.

Таким образом, крепость залива трех звезд была крепким орешком для любого врага пожелавшего обрезать один из крупнейших транспортных потоков империи, но, как говорится, любую крепость можно взять, нужна только достаточная армия, умелое командование и время. И уж тут, едва ли не все карты легли в руки осаждающим.

Империя Крона вела войну с объединенными баронствами Лунных равнин. В мирное время, равнины представляли собой большую территорию разбитую на множество самостоятельных городов-государств. Вполне естественное стремление каждого из баронов к единоличной власти и расширению владений, в этот раз не помешало им объединиться в атаке на восточные границы еще молодой империи, которая после десятилетий гражданской войны, лишь недавно обрела целостность и полную самостоятельность.

Уже несколько дней осаждающие войска баронов атаковали крепость с наскоков и малыми силами, чтобы постоянно держать в напряжении и выматывать войска. Защитникам ничего не оставалось, кроме как постоянно встречать противников градом стрел, не имея возможности уменьшить количество воинов на стенах, чтобы хотя бы поочередно отдохнуть. Но, совершенно неожиданно, на помощь пришла природа. С моря налетела самая настоящая буря, обещавшая затянуться как минимум на несколько дней. Постоянный дождь и сильный ветер никоим образом не способствовал атакам на крепость.

--------

Сарнел был одним из множества сирот, порожденных гражданской войной: потерявших кров, семью, возможность пропитания, а зачастую и продолжать жить. Теперь, тысячи таких же мальчишек как он бродили по стране. Кто бесцельно, кто в поисках помощи или родственников. Сарнелу не повезло, семилетний паренек не знал ни одного близкого человека, помимо своих родителей и старшей сестры, которые погибли во время очередной стычки неизвестно кого с неизвестно кем. Мальчик лишь помнил отрывки из тех последних ужасных часов жизни своей семьи, и все время старался утопить эти воспоминания в глубине себя. Уже как год он перебивался по ночлежкам для беженцев и бедных, питался объедками, а то и голодал по несколько дней, с немым укором глядя на проходящих мимо людей. Судьба мальчика, была как две капли воды похожа на судьбы тысяч других детей, но, волею случая, она не осталась таковой. Так получилось, что из-за начавшейся войны с баронствами, он, вместе со всем эвакуируемым пригородом оказался в осажденной крепости, где его ждали первые из череды событий, которые изменят его жизнь.

Гирхард проснулся от приглушенного звука ругательств в другом конце комнаты, где лежали раненые.

- «Наверное еще один из нас отошел в мир иной, погибнув в битве, которая еще толком то и не успела начаться».- подумал молодой человек.

Сам Гирхард попал в госпиталь во время одного из последних наскоков конных лучников Лунного баронства Ветров, получив шальную стрелу в ногу. Хоть рана и не была опасной, но его командир настоял на том, чтобы он показался хирургу, а тот, в свою очередь, настоял на том, чтобы воин задержался на одну ночь, в пока еще практически пустующем госпитале.

Двадцатичетырехлетний воин, принадлежал к одному из самых авторитетных гарнизонных полков империи – Охранному полку. В подростковые годы он получил хорошее военное образование и подготовку, на чем особо настаивал его отец - пожилой ветеран инвалид, прекрасно понимавший, что уж это не может не пригодиться его сыну. Теперь же мечнику второго десятка первой сотни Охранного полка предстояло вернуться к службе, что он и не преминул сделать, как только хирург осмотревший его ногу дал добро на возвращение в строй.

Сарнела этим утром разбудило нечто другое, из дома, у стен которого он коротал ночь раздался приглушенный женский крик. Сначала мальчик решил, что это ему показалось, но вот крик раздался снова, и он решил узнать, что же там происходит. Тихо зайдя в дом через запасную дверь, мальчик с ужасом воззрился на представшую перед ним картину.

Два солдата, в форме имперских лучников повалили на пол молодую девушку. Один из них, со смехом уперев ей колено в грудь, держал ее руки, а второй в это время, стоя на коленях пытался задрать брыкающейся жертве платье.

- «Ты это, сари мне слишком не попорти ее, а то на кой ляд она мне потом полудохлая!» - засмеялся тот, что держал руки несчастной девушки.

- «Не ссы, мне чай не впервой уже, ты только держи ее лучше.»- зубоскалил второй.

Сарнел словно окаменел от этой картины. Судорожно сжимая в руке деревянную вилку, которую он неосознанно поднял с пола прямо под собой, он смотрел на происходящее, и события годовой давности мелькали перед его глазами. Он снова, словно вживую увидел свою мать, на которую также со смехом напали в тот день, когда погибла вся его семья. Он вспоминал свое бессилие, свой страх, свою беспомощность, и в душе его разгорался огонь дикой ненависти к этим людям.

Отчаянно закричав, мальчик бросился на ближнего к нему солдата, и вся ненависть, все горькие воспоминания, словно придали ему сил и он воткнул свое оружие в незащищенную, снятой для удобства кольчугой, шею насильника.

Второй из них, увидев потоки крови, вырывающиеся из шеи своего подельника, вскочил на ноги. И зло зарычав, обнажил меч, и бросился на сжавшегося от ужаса мальчишку.

- «Стоять! Именем императора, приказываю остановиться!» - вдруг раздался грозный окрик от раскрытых дверей.

То был Гирхард, который в это время как раз направлялся к месту своего дежурства и услышав шум, бросился выяснять в чем дело.

Насильник, увидев нашивки охранного полка на форме солдата, и понимая, что в военной время от наказания за подобное преступление, совершенное в осажденной крепости, да еще и на глазах воина из охранного полка, его спасет только лично помилование одного из генералов армии, с бешенством и безысходностью в глазах рявкнул:

- «Ну, сука! Зря ты здесь появился, придется теперь убить тебя, а уж потом я разберусь и с этим щенком!»

Подняв меч, он медленно шагнул навстречу Гирхарду. Он же, взглянув на бедную девушку в изодранной одежде, на съежившегося окровавленного мальчика, для себя быстро решил стоящей перед ним сволочи.

Бросившись навстречу, прямо под занесенный над ним меч, Гирхард едва ли не в последний момент сместился в сторону, намеренно вскользь пропустив меч по своему наплечнику. И. сделав пируэт, воткнул нож под мышку, наклонившегося по инерции вперед, бывшего солдата имперской армии.

- «Не достоин ты, сволочь, чтобы в драке с тобой, воин обнажал свой меч!»- сказал Гирхард.

Но вдруг, в молодом сердце воина родилось сомнение, имеет ли он право сейчас добить своего врага. Задумавшись на мгновение, он сам не заметил как снова стал говорить.

- «За совершенные тобой преступления: за попытку изнасилования и убийства, за нападение на солдата имперской армии, за то, что ты позоришь само понятие воина, ты умрешь прямо сейчас!»

У молодого сердца, свято верившего в своих братьев по оружию, всяко могла дрогнуть рука добить безоружного сослуживца. Но, ожесточившись своими словами, еще раз взглянув на раскинувшуюся вокруг картину, он больше не колебался. И второй нож опустился над шеей противника.

Поднявшись с колен и обернувшись назад, Гирхард увидел две пары наполненных слезами и страхом глаз, но где-то в их глубине, за страхом и ожесточенностью, сиял, пока еще тусклый, огонек радости и надежды. Стоя посреди комнаты, воин растерянно переводил взгляд с поднимающейся девушки на худого и грязного и мальчонку, который словно дикий волчонок, сжавшись в комок, смотрел ему прямо в глаза.

Воин, впервые оказавшийся в подобной ситуации, растерялся, и не мог выдавить из себя ни единого слова. Но тут уж, на помощь неожиданно пришла на помощь детская доверчивость и способность верить в чудо.

- «Спасибо, дяденька!»- закричал мальчик, бросившись обнять солдата.

Гирхард, не обращая внимания на грязь и кровь, обнял мальчонку и зашептал ему на ухо слова утешения. И слезы, незаметно для самого воина., покатились и по его щекам.

Бедная девушка, словно забыв о своей изодранной одежде и стеснительности, захлебываясь слезами радости запричитала:

- «Спасибо! Спасибо вам обоим!»

Остальные слова утонули в буре эмоций переполнявшей ее и она бросилась обнять своих спасителей.

Так они и стояли, обнявшись, словно три родственные души, которые наконец-то обрели друг друга.

Дежурный отряд стражи, вызванные жителями ближайших домов, так и нашел их, сжавшихся в комок объятий друг друга, троих, таких разных людей. Но для них, все различия таяли словно кусочек льда в жаркий летний день. А не высказанные слова, обретали более глубокий смысл в их глазах. Переживший в своей короткой жизни то, что многим не случается и за всю жизнь, Сарнел, верил, что начавшаяся так ужасно история, просто обязана стать прекрасной.

----

Потоки дождя, непрекращающегося уже третий день, очистили извилистые улочки города-крепости от всего возможного мусора и грязи. Вода, по уходящим вниз к морю лицам, превратила ближнюю часть залива в сточную канаву, так, что лодочникам доставляющим провиант в Дедушку приходилось словно ледоколам пробиваться сквозь мусор к форту.

Воины на стенах с нетерпением ждали окончания своих смен, чтобы поскорее вернуться в теплые и сухие казармы. Под леденящими порывами ветра северного моря, бросавшими в лицо потоки воды, лишь морщились и криками переговаривались друг с другом, пытаясь перекричать шум дождя и свист ветра между домами и в щелях стен. Природа подарила защитникам несколько спокойных дней отдыха. Вышедший из берегов ров, невозможность атаки стен по мокрым лестницам и обстрела лучников и осадных машин из-за размокавших торсионов и тетив.

Сидя в одной из таверн для младшего офицерского состава, Донел вспоминал события последних дней. Благодаря неожиданному перерыву в осаде, у главного следователя охранного полка было достаточно времени, чтобы разобраться в произошедшем инциденте.

Волна возмущения жителей города едва ли не привела к новой крови, когда дурковатые служители мнимой справедливости науськали толпу отомстить воинам всей сотни лучников. Но здесь сам командир охранного полка, полковник Корн выставил у казарм сотни охранение из своих воинов. чем быстро отбил у толпы обозленных жителей желание мстить. Возникшая шумиха вокруг довольно обычного для военного времени преступления объяснялась тем, что в постоянно воюющем городе долго не задерживались дрянные люди, и для большинства людей произошедшее было невероятной дикостью. От размышлений Донела оторвал вопрос сидящего рядом десятника.

- «И долго они собираются нас так изматывать? Ведь и сами устают не меньше нашего от своих постоянных наскоков.» - рассуждал Ирман.

- «Не знаю, - ответил ему командир. - думаю, что они ждут чего-то, может подкрепления должны подойти. Ведь не думают же они своими онаграми разнести стену, а по докладам разведчиков у них нет ни лестниц, ни штурмовых башен, ни вязанок хвороста, ничего такого нет. Не будут же они голыми руками на стены карабкаться.»

- «Вот оно значит как, - пропыхтел под нос десятник. – ты не забывай, что нам, простым смертным, о докладах разведки не сообщают.

- «Ах да, извини, салага, все время забываю.» - дружелюбно рассмеялся сотник.

- «Ты смейся, смейся, зато мне не приходится отвечать за толпу зеленых обормотов. Что будешь делать с произошедшим на улице пьяной лошади? Ведь наши ребята же были, и отвечать за них тебе.» - сказал Ирман.

Лицо сотника за одно мгновение словно постарело на десяток лет и голос его зазвучал очень тихо и глухо.

- «Никогда у меня такого не было, и стыда я такого перед людьми не испытывал. Я же их всех за родных принимаю, чтобы я там им не говорил или не делал.» - прошептал сотник.

- «Не стоит так винить себя, друг, извини, что напомнил, не со зла я.» -сказал Ирман.

- «Вот что значит командовать зелеными новичками о которых почти ничего не знаешь! – в сердцах воскликнул старый воин. – А ты не извиняйся, тебе спасибо, что не даешь мне отвлечься. Завтра же зайду к той девочке, нужно мне у нее за своих прощения попросить. Она же вроде и мальчонку того приютила?»

- «Нельзя быть таким совестливым и не сойти с ума к уходу в отставку. Говорят, что да. Слышал, что и парень тот теперь частый гость в доме той девушки. Если повезет, то и всех троих застанешь.» - ответил десятник, взмахом руки подзывая разносчика.- «А теперь давай выпьем за наступившее затишье, ведь наша жизнь не гарантирует возможность выпить завтра.»

И два давних товарища, со стуком ударили друг о друга кружки с горячим вином, произнеся свой любимый тост.

- «За крепкий лук и попутный ветер!»

--------

- «Поправка на ветер два пальца влево! Беглый огонь! В первую очередь выбивать тех, что тащат хворост!»

Донел стоял у самой кромки стены, наблюдая, как перед городом разворачивается в штурмовые построения лавина вражеских войск. Однако сотник, как и всегда перед боем, был спокоен и собран. Уверенность командира передавалась и окружающим его людям, которые за последние дни успели проникнуться уважением к своему сотнику.

Крики сотника Донела раздавались на несколько десятков метров вокруг, не смотря на царящий вокруг невероятный шум от развернувшейся битвы за стены. Но, сотнику лучников без луженой глотки никуда, особенно когда имеешь дело с неопытной молодежью.

- «Эй ты, говнюк! А ну быстро спрячься за стену, пока в хлебало стрелу не схватил!» - прокричал сотник высунувшемуся над стеной лучнику, привычно отпуская тетиву и отправляю очередную стрелу в смертельный полет. Глядя на быстро юркнувшего обратно подчиненного, сотник ощутил как тетива мягко ударяется об истрепанную тысячами подобных ударов перчатку.

- «Сколько уже можно повторять вам, идиоты!? Выбрал цель, быстро выстрелил, и снова спрятался за выступ! В такой толпе не так важно попасть точно в того, в кого целишься, стрела сама найдет себе жертву!» - продолжал командовать сотник, хватая пучок стрел из руки пробегающего мимо мальчишки-разносчика.

Сотне Донела выпала сомнительная честь защищать основной крепостной барбакан, являющийся вершиной треугольника крепости, обращенной точно к противнику. Так как баронские командующие всеми силами стремились ввести в бой свою наемную дивизию тяжелой пехоты, им было жизненно важно захватить главные ворота крепости. Дикобразы, из-за своего тяжелого вооружения, не могли штурмовать крепость в первых рядах, карабкаясь по стенам. И вот сегодня, первый же штурм обрушился на защищающий главный вход в город барбакан.

В еще предрассветной темноте, легкая кавалерия баронов начала забрасывать ров вязанками хвороста. Во время каждого из своих наскоков оставляя на земле мертвых товарищей. К обеду к ним присоединилась пехота, которая, прикрываясь грубо сколоченными деревянными щитами засыпали ров всем, чем только смогли придумать. Однако настоящий штурм все не начинался.

Отряд Донела понес первые потери. Четверо его лучников уже никогда не будут стрелять. Вражеские стрелки тоже знали свое дело.

Несмотря на усилия лучников, врагам все таки удалось частично заполнить ров. Благодаря этому, им не придется тратить огромное количество времени и сил при полноценной атаке.

Донел стоял у самой кромки стены, глядя на солнце, которое все выше и выше поднималась над вершинами деревьев далеко впереди. В этот момент затишья, старый воин с улыбкой вспоминал события вчерашнего дня.

Рано утром сотник отправился на улицу Хромой Кобылы, собираясь выполнить свое обещание и попросить прощения у пострадавших людей. С грустной улыбкой он вспоминал как мальчишка злился и кричал на него. Пока девушка, которую, к слову, звали Алиана, и Гирхард не успокоили паренька. И они, уже втроем, объяснили мальчику, как умели, что командир то не виноват, плохими были только те люди. Донел сам был слегка удивлен той поддержкой, которую ему оказали молодые люди, но был рад, что все разрешилось довольно легко и быстро. Сотник провел в гостях, на улице Хромой Кобылы несколько часов, и был весьма доволен знакомством с этими жизнерадостными, наполненными молодостью и силой молодыми людьми.

---------

Совещание у генерал-коменданта Дайрона проходило очень шумно и напряженно. Обсуждали стоит ли снимать гарнизоны фортов для укрепления защиты на суше. Хотя и не было никаких признаков возможной атаки со стороны моря, большинство из присутствующих на совещании командиров настаивало на сохранении гарнизонов. Стоило отправить морской десант в незащищенный тыл города, м все могло закончиться очень быстро и печально.

- «В общем так, - сказал комендант.- снимаем гарнизоны малых фортов, отправим их к главным воротам. Донел конечно хороший командир, но подкрепления ему нужны, а две сотни опытных вояк будут отличным подспорьем. А гарнизон Дедушки оставляем на месте. Однако старательно инсценируем то, что и из него сняли всех солдат на сушу. Если у них есть шпионы в городе, а они есть, то оставим им сюрприз. Надеюсь никому не нужно объяснять, что это должно быть максимально секретно.

Ответом ему был одобрительный гул голосов и покачивание голов в знак согласия.

-«Все поняли, генерал, сделаем, - сказал полковник Ворт, командир морской обороны города, - разрешите выполнять?»

- «Так точно, полковник, выполняйте.»- ответил генерал.

Полковник поднялся из-за стола и вышел, забрав с собой командиров трех морских фортов.

- «Теперь продолжим, - Снова заговорил Дайрон.- что слышно от разведки?»

От стоящих вдоль стен людей отделился неприметный человек в полевой форме имперской разведки и подошел ближе к столу.

- «К войскам противника вчера присоединились инженерные части, теперь у них есть мантелеты и штурмовые лестницы. Штурма можно ожидать даже в ближайшие часы.»- доложил разведчик.

- «Каковы шансы на то, что к нам подойдет помощь?» - спросил генерал.

- «В Герниде, столице провинции Андал, пол года назад началось формирование кавалерийской дивизии. Если хоть кому-нибудь из отправленных нами посыльных удастся добраться туда, то есть вероятность, что дня через четыре помощь придет. Кавалерия здорово погуляет на полях перед стенами.»- ответил командир Охранного полка.

-«Что ж, значит нужно продержаться эти 4 дня.»- завершил начавшийся еще утром совет комендант.- «Давайте обедать, как говорится война войной, а ….»

Слова генерала прервал крик вбежавшего в зал посыльного.

- «Господин комендант, началось! Враг атакует стены города по всей протяженности! Дивизия «Дикобразы» выдвинута к городу и стоит вне досягаемости наших лучников! Начался массированный обстрел города из мантелетов!» - прокричал солдат.

Генерал вскочил со своего места и начал громко и четко отдавать приказы.

- «Бить тревогу! Жителей отвести к побережью! Охранный полк и городская стража к стенам! Гарнизоны малых фортов на главный барбакан! Коня мне!» - скомандовал комендант, в голове которого тревожно забилась мысль: «Только бы успела помощь.»

---------

Глава 2. Битва за залив трех звезд.

«Что нужно для хорошей битвы? Достаточно войск, достаточно умения командиров и достаточно тупых командиров противника.» (Генерал Салод, когда-то на пиру у императора)

Иркас и Юркал были профессиональными военными разведчиками. Об этом ярко свидетельствовала их выправка, поведение и разговор, ибо сквернословили воины так, что легко сошли бы за парочку пиратов из Южных морей. Долгие годы службы постоянно обогащали их словарный запас новыми словечками.

Разведчики отправились в Гернид еще до того, как город был полностью взят в осаду. Они, как и несколько других групп, отправленных из крепости, должны были сообщить о случившемся и привести помощь. Однако дойти до столицы провинции было совсем не просто. Вокруг начали постоянно сновать конные разъезды, а фуражиры баронов постоянно сидели в окрестных деревнях, отбирая у крестьян все, что только видели. Разразившаяся со стороны моря буря еще больше замедлила передвижение воинов. Сейчас они вновь пережидали пока вражеские кавалеристы, в красных плащах, уедут из ближайшей деревни. Они же, осознавая свою полную безнаказанность, вознамерились хорошенько отдохнуть и повеселиться потому уезжать не спешили.

Когда начался дождь, они вдвоем приютились под большим раскидистым дубом, в надежде переждать непогоду. Однако усилившийся дождь за считанные минуты иссек листья, и вскоре под деревом лило так же, как и в чистом поле. К счастью разведчиков, при них были непромокаемые плащи. Которые хоть и не защищали от холода и пронизывающего ветра, но хотя бы позволяли оставаться сухими. Возможности развести костер не было, как из-за дождя, так и из-за близости врагов. Так что коротать приближающуюся ночь приходилось сидя под деревом, укрывшись плащом, в тщетных попытках уснуть.

- «Я тут грибов нашел, хреново только, что не приготовить их тут, но я в детстве их сырыми жрал. Будешь?»- сказал, появляясь из глубины леса Иркас.- «Что там слышно?»

Юркал мельком взглянул на друга, потом вверх, на все больше темнеющее небо, по которому неслись, словно дикие лошади, облака. Чихнул, из-за попавшей в нос капли дождя, высморкался, и только тогда ответил.

- «Давай свои грибы, есть то охота, но не дай бог мне из-за них придется в кустах пол дня торчать. Теперь вроде бы тихо стало. Разбрелись по хатам, да напиваются в тепле и сухости. Только при лошадях человек пять осталось.»

Воины постояли еще немного, пытаясь прожевать сырые и сколькие грибы.

- «Ну так что? Может тогда попробуем обойти?»

- «Я думаю, не стоит. Толку то на ночь глядя ломиться через лес в такую погоду? Да и пусть уж лучше они будут у нас перед глазами, чем за спиной. А тут, того и гляди, может и удастся лошадями разжиться. Подождем утра, а апосля и решим, что дальше делать.» - ответил Юркал.

- «Добро, жрать будешь?»

- «А есть чего? Я то думал твоя наглая рожа давно утоптала наши запасы, потому думал и поддабриваешься грибами. Неужели ты, в кои то веки, не съел мою долю?»

-«Обижаешь! Я жру чужое в казарме и дома. В походе я ого какой дисциплинированный, если начальство ерунды не городит, а ты вроде толковый. Сейчас тебе принесу, что осталось. Да и, так уж и быть, бери первую вахту себе. Поперло меня добро творить, видать эта дрянная погода на меня так влияет.» - удивился сам себе Иркас.

- «Давай уж, неси!»- рассмеялся исповеди друга Юркал.

Пока Иркас ходил к их временному лагерю под дубом, Юркал нашел себе более удобное место среди кустов дикой малины. Соорудил себе лежанку и обломал, закрывающие вид на деревню, ветки. Затем забрал у вернувшегося Иркаса свой ужин и уселся на своем ипровизированном наблюдательном посту.

Иркас же, вернулся глубже в лес, где уселся между корней многовекового дуба. Поджал колени к груди и наглухо укутался в свой плащ. Сон долго не приходил к усталому разведчику. Еще долгое время он прислушивался к каплям дождя, стучащим по плотной ткани плаща. Слушал свист ветра и скрип, склоняемых под его силой, деревьев. Время от времени, о импровизированную палатку ударялись маленькие веточки, заставляя постоянно вздрагивать засыпающего разведчика. Однако, вскоре, не взирая на шум и холод, воин уснул.

Юркал же, в это время, быстро покончил со своим скромным ужином. Поудобнее примостившись на месте, он стал следить за деревней. Видя, что там ничего не происходит, и никто не проявляет желания взять и прогуляться в лес, он стал, с несвойственным ему интересом, наблюдать за природой. Взглянув на небо, он увидел то самое, неповторимое зредище, заставляющее всех мечтателей планеты застывать и благоговеть перед силой и красотой природы.

Огромная темная масса туч неслась по темнеющему небу. Не было ни одного одинакового облака. Каждое из них распадалось и сливалось с другими, создавая все новые и новые фантастические фигуры. Ни у одного, даже самого талантливого художника в мире, не хватило бы фантазии, чтобы воссоздать картину, представшую взору разведчика. Бури в приморских районах всегда отличались своей небывалой силой. С затаенным восхищением, Юркал смотрел на пригибающиеся прямо к земле маленькие деревья, на волны перекатывающиеся по траве. Слушал завывания ветра вокруг, заглушавшие даже шум дождя.

-«В такие моменты начинаешь понимать этих сумасшедших друидов. Это действительно прекрасно, и может заставить поверить в божественную природу происходящего.» - подумал Юркал.

Довольно долго воин не мог отвести свой взгляд от темнеющего неба. Только когда ночь скрыла небесные пейзажи, он наконец опустил голову. И тут же прочувствовал, какой болью стало отдаваться каждое движение в застывшем теле. Ощутил и струйки холодной воды, потекшей за шиворот. Юркал встряхнулся, насколько это было возможно размялся, и снова, нахохлившись как курица над яйцом, вернулся к разглядывания света в окнах деревни.

Пока все было тихо и спокойно. Вражеские солдаты просто спокойно разместились по домам. У Юркала даже возникла шальная мысль попробовать втихую умыкнуть лошадей, но здравый смысл возобладал и он остался на месте. Он еще некоторое время всматривался в сторону деревни. Потом, когда в этом окончательно пропал смысл из-за кромешной темноты вокруг, прошелся вокруг их временной стоянки. Ему с трудом удалось отыскать в темноте спящего Иркаса. Благо он сам проснулся от шорохов вокруг и окликнул товарища.

Солдаты шепотом переговорили и разошлись. Теперь на дежурство заступил Иркас. Не зря говорят, что предрассветная вахта самая тяжелая, бороться со сном перед наступающим рассветом было очень сложно. Иркас же не очень и старался, и благополучно проспал почти всю свою вахту.

Ранним утром, когда небо только начало светлеть, разведчики двинулись в путь. По очень широкой дуге они обогнули деревню и начали продираться дальше сквозь лес. Там и пришлось пересечь небольшую речку, где они окончательно вымочили свою одежду. К счастью, на их пути должна была скоро показаться довольно большая работающая вырубка. Там разведчики надеялись наконец разжиться лошадьми. К сожалению, она оказалась пустой. Судя по всему, лесорубы каким-то образом успели прознать о врагах неподалеку и поспешили укрыться.

- «Черт, не видать нам, Юркал, лошадей!»- в сердцах воскликнул Иркас.

- «Ну ничего особо страшного не случилось. Мы с самого начала рассчитывали добираться на своих двоих. А может еще удастся найти лесорубов. Хорошо бы было успеть добраться к ночи.»

Дальнейший путь разведчиков не ознаменовался ничем особенным. Погода улучшилась. И, хотя им и не удалось добыть лошадей, но к вечеру они все таки увидели огни на стенах Гернида, они добрались.

Спустя несколько часов измученные разведчики докладывали самому генералу Артаку – командующему северными армиями империи. По счастью, недавно назначенный генерал был опытным и смелым солдатом. Назначенный в военное время, он сумел показать свои способности и окончательно убедил императора в правильности выбора. Артак полностью проникся серьезностью ситуации, война с Лунными равнинами будет серьезным испытанием для ослабленной, прошедшей гражданской войной, империи. Как только разведчики были отправлены отдыхать, в городе тут же во всю мощь завращались шестеренки военной машины. По тревоге поднималась кавалерийская дивизия, отряды обозов и другие свободные воинские подразделения. Артак обещал направить следом всех кого сможет. Солдатам объяснили необходимость скорейшего выступления и они, проникнувшись, работали изо всех сил. По сути своей, дивизия могла выступить уже через пару часов после полученного сообщения, но это не имело смысла. Без провианта и походных принадлежностей, они бы просто остановились через один дневной переход. Таким образом, только в предрассветной темноте, имперские войска выступили из города. В составе обоза, сопровождающего кавалерию, были Иркас и Юркал, не пожелавшие оставаться в стороне в столь серьезный момент. В общей сложности из города выступило более трех тысяч человек: основной состав дивизии, включающий в себя 22 полных кавалерийских сотни, несколько эскадронов разведки, и обоз, растянувшийся не на один километр. В пути им предстояло провести около трех дней. Помощь выступила.

Юркал сидел на краю телеги лениво сбрасывая с колеса под ногой грязь. От безделья, он уже несколько часов рассматривал окружающие его войска. Иркас встретил в обозе кого-то из своих старых друзей и теперь, вероятно, пересказывал тому все свои любимые байки. Вдоль телеги постоянно сновали туда и обратно имперские кавалеристы, как из тяжелой, так и из легкой конницы. Хотя «тяжеловесы», как их прозвала народная молва, появлялись редко, ибо их лошадям не достало бы сил постоянно метаться туда и обратно, учитываю несомый ими вес. Для тяжелой конницы, в империи, разводилась специальная порода лошадей. Эти лошади были крупнее всех других пород, и их собственные вес достигал тысячи двухсот фунтов. Порода обладала огромной мощью, полностью вооруженный тяжелый кавалерист на таком коне, мог смести с места несколько рядов пехотинцев. Однако, за мощь этих лошадей, приходилось платить малой выносливостью. После того, как разогнавшись, клин тяжелой кавалерии врезался во вражеский строй, у лошадей уже редко доставало сил на то, чтобы преследовать вражескую конницу или как-то активно маневрировать. Голову и грудь лошади защищали набранные из металлических пластин доспехи, по бокам же, стальной доспех был не у всех, некоторые ограничивались накидками из плотной вываренной кожи. Наездники представляли собой образец медлительности и неповоротливости. Закованные в железо с ног до головы воины, были очень уязвимы против быстрых противников в пешем бою, но там они и не сражались. Их невероятная живучесть и сила, а набирали в «тяжеловесы» только настоящих здоровяков, делали их очень серьезным противником, особенно в плотном строю. Вооружены они были практически одинаково: у каждого из них было притороченное к боку лошади кавалерийское копье, с полостью внутри (натыкаясь на нерушимое препятствие, копье просто напросто ломалось и всадник мог удержаться в седле), далее, у каждого был либо тяжелый полуторный меч либо секира. Здесь, строгие порядки имперской армии допускали некоторую вольность. Такой кавалерии на всю дивизию насчитывалось только три полных сотни. Чаще же всего, Юркалу приходилось наблюдать за снующими вокруг воинами легкой кавалерии. Так как дивизия была новой, то еще далеко не все кавалеристы были одинаково укомплектованы. В целом же, лошади имели лишь минимальный доспех на голове и груди, по бокам же, зачастую их защищали либо притороченный щиты, либо сам наездник. В легкой кавалерии всегда ранжировалась по своим задачам каждая сотня. Два или три десятка представляли собой нечто близкое к тяжелой кавалерии, они имели наибольшую защиту и были вооружены жесткими копьями. Задача этих десятков была в том, чтобы пробивать плотный строй, чтобы ворвавшиеся в след за ними воины, могли использовать свои преимущества, в высоте, скорости и маневренности.

Такой была кавалерия империи, которой через три дня придется бросить вызов, как доложили разведчики, двенадцатитысячной армии баронств. При помощи городского гарнизона, который, как надеялся командир дивизии, еще сохранит боеспособность, их было все равно почти вдвое меньше. Но, как говорится, смелость города берет, а все воины боролись за свою землю. Наибольшее опасение у командиров вызывала воюющая на стороне баронств дивизия наемников. «Дикобразов» уважали и боялись практически везде, плотный строй этих войск, перенятый с легендарного гномьего хирда, пока не удавалось расколоть ни одной армии.

И теперь, имперская кавалерия должна была разломать этот нерушимый монолит, либо погибнуть.

--------

Задыхаясь от пыли и дыма Гирхард пытался нащупать на земле оброненный меч. В голове глухо стучала кровь. Он почти ничего не слышал и не видел. Глухо кашляя, с дикой болью в животе и голове, он наконец нащупал рукоятку родного меча. Оглушенный воин с трудом поднялся с колен. Шум битвы, для потерявшегося в пространстве воина слился в сплошной монотонный гул. Покрепче обхватив рукой меч он побрел по стене в сторону. Через несколько неуверенных шагов, он упал, споткнувшись о груду камня. Неловко поднимаясь он уперся правой рукой во что-то мягкое и горячее. С ужасом подняв руку, сквозь клубы дыма он рассмотрел ярко бордовую кровь стекающую по его кисти. Прямо под его ногами лежал лучник, рука Гирхарда угодила в прямо в его распоротый живот. Вдруг труп жутко закричал, Гирхард с ужасом наблюдал за вырывающейся толчками из раны кровью. В голове возникла глупая мысль, что у человека просто не может быть столько крови. Умирающий солдат затих, а Гирхард, как только прошло его тупое оцепенение от произошедшего, бросился бежать дальше по стене. Через несколько шагов он рассмотрел двери в одну из башен, на которой все еще держали оборону лучники из сотни Донела и малых фортов. У входа в башню толпились вражеские солдаты, а один из них, со здоровенным двуручным топором, со всей своей молодецкой силой рубил дверь. От выстрелов сверху его старательно прикрывали три стоящих рядом с ним солдата. Гирхард посмотрел наверх, где перегнувшись через стену, лучники пытались достать вражеских солдат. Один из них, увидев Гирхарда поторопился пустить стрелу и в него, к счастью он промазал. Гирхард еще успел заметить как какой-то окровавленный бородатый мужик вырывает у него из рук лук и им же бьет по голове неудавшегося лучника. Воин не удержался от усмешки. Указал рукой на стоящих впереди воинов, дабы дать понять лучникам, что он собирается делать. И далее, не колеблясь более ни секунды он молча побежал в сторону врага. К несчастью один из врагов державших щит заметил его раньше, чем ему удалось добраться до неприкрытых вражеских спин. Заметивший его солдат умер первым, тяжелый башенный щит в двух руках над головой, не был преградой для Гирхарда. Однако двое остальных тут же развернулись лицом к новой опасности. Оттолкнув своего сотоварища, здоровяк шагнул вперед, размахивая перед собой своим страшным оружием, Гирхарду ничего не оставалось, кроме как пятиться назад, в тесноте стены, будучи раненым, он не мог рассчитывать увернуться от страшного топора. Видя, что он не собирается принимать бой, вражеский солдат грозно закричав бегом бросился за ним. Все, что успел Гирхард- это схватить лежащий под ногами малый щит и выставить его перед собой. В следующее мгновение, сокрушительный удар поверг воина на землю, от щита, в руках воина остались только крепежные ремни да пара щепок, а рука онемела так, что казалось уже никогда не сможет двигаться. Со злой триумфальной улыбкой, вражеский воин – невероятная груда железа, поднял топор над головой, собираясь в буквальном смысле располовинить лежащего у его ног человека. Гирхард с грустью вспомнил Алиану, которая утром, со слезами на глазах провожала его в смену на стенах и очень просила вернуться. Жаль, теперь он ее уже не увидит. Он стал смотреть в злые глаза стоящего над ним человека, наблюдать триумф в его глазах, упоение тем, что сейчас он заберет еще одну жизнь. И вдруг, радость его в глазах, сменилась выражением невероятной боли, злости и, как бы невероятно это не показалось, обиды. Воин покачнулся, топор выпал из его рук, упав за спиной. А Гирхард, словно утопающий, увидевший брошенную ему веревку, увидел наконечник стрелы, торчащий из горла врага. Когда он упал, Гирхард увидел позади него, на башне, человека, с луком в одной руке, и второй, поднятой вверх в воинском салюте – все таки рука Донела не знала промаха. Гирхард улыбнулся и уже в который раз за сегодняшний день потерял сознание.

- «Очередной мастерский выстрел, дружище! Завалить эту здоровую свинью сквозь все, что на нее было нацеплено. Я уже говорил, что тебя люблю, дядьку? Чтобы от нас осталось, если бы эта хреновина поднялась наверх.» - сказал Ирман, сев рядом со своим окровавленным сотником. – «Кто бы этот парень? Он нам здорово помог.»

Донел с трудом дышал, руки и плечи горели болью, лучник не помнил сколько стрел он сегодня отправил в смертельный полет, он невероятно устал и хотел лишь спать, спать столько, сколько он мог позволить себе в детстве. Во время сегодняшнего штурма Донела ранило вражеским кинжалом в лицо, к счастью, он лишь разрезал кожу от виска до губ, превратив лицо старого воина в нелицеприятную кровавую маску. Его лицо было буквально черным от копоти и запекшейся крови, лишь ярко горящие глаза смотрели прямо перед собой и струйки пота стекали из под легкого шлема, рисуя на лице воина причудливый узор. С глубокой болью в глазах он смотрел на своих павших воинов. Молодые, совсем еще ребята, они погибли, чтобы жили другие, но им, к сожалению, это было уже безразлично. Со других участков стены постепенно подтягивались солдаты, с ними были и лекари. Двое из них едва не затоптав лежащего внизу Гирхарда, к счастью вовремя заметили, что он жив и поспешили унести его со стены. Сотник устало закрыл глаза и только тогда ответил своему другу.

- «Ты не хуже дружище, ты не хуже. Не зря я тебя столько лет учил, и не просто так я тебе уже столько раз говорил, что быть тебе на моем месте. Но всякий раз, собравшись уходить, я понимаю, что мне идти некуда.»

Сотник вдруг почувствовал стойкое желание поделиться с другом историей той части жизни, о которой он не знал.

- «У меня ведь жена есть, Ирман. Представляешь, жена. Только я ее не видел уже больше двадцати лет, слава богу детей мы завести не успели. Ушла она от меня, когда в походе был, пол года не смогла подождать. Представляешь, пол года. Вернулся я домой, а там другой мужик, какой-то офицер из городской стражи. Я молодой был, горячий, получилось так, что офицер месяц в госпитале лежал, а я в городской тюрьме три месяца учил матерные песенки. Свою жену я с того дня и не видел больше, она мне даже ничего не захотела объяснить. Я это к чему, дружище, ты еще молодой, коль захочешь остепениться, будь уверен, что сможешь всегда быть рядом, а если нет, то и не пытайся. Если ты не рядом с любимым человеком, ты становишься одинок.»

- «Странные разговоры ты, Дядьку, ведешь. Кому рассказать, что человек после кровавого рубки может о бабах говорить – не поверят. Но спасибо, твой совет для меня дорогого стоит. Пойдем вниз? Надо ведь твою замечательную рожу лекарям показать»- ухмыльнулся Ирман.

- «Будешь так улыбаться, и сам такой будешь. Встать помоги, и лук возьми мой, мне бы себя донести, не то, что оружие» - ответил Донел.

На сегодня штурм закончился, но усталые воины понимали, что остатков их сил не хватит на то, чтобы долго оборонять крепость. В ближайшие дни должна была решиться судьба воинов и жителей городка.

На следующий день врагу удалось прорваться в город на юго-восточной стене. К счастью, ворота удалось удержать и затем отбросить врагов от стены. Однако те, что успели проскользнуть в город успели здорово порезвиться. Опьяненные быстрой победой в скоротечном бою с защитниками города, части баронских дружин бросились крушить дома мирных жителей. В этот день, в городе стало меньше не только солдат, но и безвинных женщин, детей, стариков. Тяжелая правда настоящей войны в том, что она не щадит никого. От криков матерей, нашедших своих детей зверски убитыми, детей, которых больше не обнимут их родные, семей, которые лишились крова, казалось могла заплакать земля. Резервы, снятые с морских фортов и переброшенные в эту часть города помогли отбросить врага. Пробираясь сквозь завалы и огонь, они успели увидеть слишком многое, и ни один враг, никто, не знал пощады от солдат, мстивших за своих друзей, родных и соотечественников. Вмиг протрезвевшие враги бросились было обратно к стенам, но там уже снова заняли позиции имперские стрелки. Оказавшийся между двух огней враг, даже не думал сопротивляться и был хладнокровно уничтожен. К счастью, у одного из офицеров хватило выдержки сохранить жизнь некоторым из врагов. Коменданту нужна была информация, а уж как ее достать из выживших, решат «мастера подземелий», как называли в империи мастеров пыточных дел.

Генерал-комендант поднимался из подвалов с чувством глубочайшего облегчения. Всякий здравомыслящий человек стремился покинуть пыточные камеры как можно скорее. Никто не любил того, что там происходило с людьми, но все понимали, что это необходимо. Выйдя на свет, и глубоко вздохнув полной грудью, он приказал собрать срочный военный совет.

На этот раз, на совете было куда меньше людей, кто-то не мог покинуть своих позиций, кто-то был ранен. За жизнь командира охранного полка сейчас еще боролись лекари. За него молилось огромное количество людей, как простых, так и воинов. Замечательный командир и человек, опытный ветеран, сражавшийся за интересы империи многие годы, едва не погиб от предательского удара вражеских лазутчиков.

Собравшиеся воины обсуждали, что же им делать дальше. Идти на прорыв из города – было безумием, оставаться – сумасшествием. Даже прорви войска осаду, они бы тут же были окружены, а мирные жители уж точно никак не могли бы успеть убежать. Оставаться в городе, стены которого уже не раз оказывались в руках врага, с мизером оставшихся припасов – тоже не имело смысла. Под пытками, один из солдат баронов рассказал, что в стане врага ходят слухи о том, что в городе готовят диверсию дабы ворваться в город окончательно. Обстановка в зале была удрученной, офицеры не знали, что им предпринять. У некоторых в голове остались лишь мысли о том, как бы умереть с достоинством. Уныние и страх все больше овладевали и защитниками города. С чувством невыносимой жалости генерал-комендант думал о тысячах погибших, которых ему вряд ли суждено будет защитить.

Их могло спасти только чудо, и, это чудо неслось сквозь воздух в, привязанной к лапке большого черного ворона, шифрованной записке.

Ворон этот принадлежал Юркалу, он с детства воспитывал своего питомца и учил разным занятным вещам. Вот и теперь, несмотря на все заслоны врагов, целью которых было сбивать всех летящих от города или в город птиц, умное животное смогло проскочить. Отчасти из-за питомца, Юркалу и доверили донести сообщение о нападении. Еще в первый день осады, перед тем как группы разведчиков покинули город, Юркал объяснил коменданту, что когда они будут рядом, Журка, так звали ворона, сам его найдет. Комендант мало верил, что птица будет способна отыскать его среди осажденного города, но ошибался. Прямо во время заседания совета в открытые окна, громко каркая, влетел ворон и начал летать вокруг стола, жутко довольный тем, что доставил письмо. Вдоволь набахвалившись, птица села на стол перед комендантом и протянула ему лапку с привязанным письмом.

Комендант бережно отвязал записку и жадно стал читать написанные строки. По мере того, как смысл написанного доходил до него, лицо его светлело и словно наливалось былой силой и уверенностью. Когда он закончил читать, в глазах его сверкала холодная и незамутненная сила, уверенность, которой так не хватало его подчиненным. Генерал молчал. Потом тихонько протянул руку, погладил Журку, который в ответ тихонько ущипнул его за палец.

- «Что же господа, проводите нашего замечательного разведчика в уютное место, накормите лучшей едой, принесите самой чистой воды. Потому что сегодня, этот парень спас наши жизни!» - сказал комендант. – «К утру завтрашнего дня мы примем бой!»

- «Как это господин генарал-комендант! Это верная смерть! Мы не можем!» - донеслись крики со всех сторон. Но генерал Дайрон поднял руку, призывая своих людей к тишине, и, когда в комнате стал слышен только звук разрываемой бумаги, которую с солдатским упорством клевал Журка, генерал тихо сказал:

- «Помощь рядом, кавалерия близко. Мы дадим бой, свяжем их сражением, нашей кавалерии нельзя бить «Дикобразов» в лоб. Это должны сделать мы, и молиться богу, чтобы у них достало сил завершить то, начало чему мы положим. Завтра большой день, господа, так давайте подойдем к нему во всеоружии!»

-----------

Иркас и Юркал сидели у костра, погрузившись каждый в свои мысли. Завтра будет битва, об этом думали все. Невидимое напряжение, словно чума, вторгалось в мысли каждого солдата. Иркас вспоминал прошедшие дни, Юркал, по своему обыкновению, слушал. Он вообще любил слушать, слушать и смотреть вокруг. Удивительным свойством его души была способность замечать прекрасное в самых простых или некрасивых вещах. Так было и сейчас, кавалерийский лагерь, весь провонявший лощадиным потом и навозом, грязная ругань пьяных обозников, дрянная еда, приготовленная пьяным поваром. Так это видели многие. Юркал же слышал тихий треск костра, лошадиное дыхание и сонные всхрапывания, слышал шорох листей под ногами караулов, и тихое ржание боевых коней. Он видел, как вырисовывая невероятные узоры, к небу вздымаются искры, видел выразительную грацию лошадиных силуэтов, видел, как заигравшийся ветер развевал гривы спящих животных. Из-за своей мечтательности, Юркал многое терял в жизни, но хранил в себе это чувство как самый драгоценный камень, ибо верил, что именно оно сохраняет его личность. Именно эта способность верить, мечтать об идеальном, позволяла ему оставаться собой, позволяла не уподобиться многим из тех, что окружали его на жизненном пути.

- «Ир, ты у своих новых друзей не разузнал, что мы завтра делать будем?» - спросил Юркал, у непривычно задумчивого товарища.

- «Не знаю, вроде как можно будет в охране обоза постоять. Вдруг какой разъезд ихний, во время боя, сюда завернет.»

- «Охранять обозы, да уж, не об этом я мечтал.»

- «А чего ты хотел? Какой толк от двух пеших в кавалерийском строю? Растопчут и дело с концом.»

- «Ну что ж, значит будем торчать с тобой среди телег, пока наши ребята будут биться с врагами.» - расстроенно сказал Юркал.

- «А тебе лишь бы подраться что ли? Там и помереть можно. «Дикобразы» могут в прах разнести нашу кавалерию если строем встретят. Одна надежда, что в городе еще есть кому взять в руки копье и меч.» - ответил Иркас.

- «Будем надеяться, Дайрон толковый мужик. Если город еше держится, то он все сделает как надо. Да и Журка не должен подкачать, я уверен, что он доставил письмо. Ты не нашел мне хоть какой арбалет??»

- «Сомневаешься в старом друге? Чтобы ты тут без меня жрал, если бы я не доставал каждый день чего-то с офицерских столов. А уж арбалет в такой толпе достать? Тут бы и ты справился, если бы не был таким трусливым идеалистом. Вот, в мешке, какой-то новый вроде, на два болта заряжается.»

- «Ох спасибо, морда, удружил. Вот с этим я хоть знаю, что делать. Лук твой я так и не освоил.» - благодарно проговорил Юркал, разворачивая мешок и вынимая из него арбалет с запасом болтов.

- «Все это потому, что ты изначально даже берешься за него неправильно.» - начал Иркас, и привычно пустился в разлагольствования о преимуществах луков над арбалетами, и какая бездарность Юркал, раз так ничему и не научился у такого замечательного лучника как он.

Спустя десяток минут Иркас все таки обратил внимание на то, что его явный монолог остался без слушателя. Юркал беззастенчиво захрапел. Иркас беззлобно пихнул его ногой в бок и улегся сам, как можно ближе к костру, друг уже не в первый раз засыпал под его истории.

------

Из города войска выходили тремя колоннами, образуя клин вдоль стен города, вершиной к врагу. Здесь собрались наверное все, кто мог держать оружие. Помимо регулярной армии, здесь собралась немалая толпа простых людей.

Фраза одного старика, стоявшего в задних рядах, которого офицеры пытались прогнать: «Я еще тоже могу по кумполу стукнуть!» едва ли не в один час стала крылатой среди строящегося войска, каждый желал соседу, чтобы он хорошенько стукал по кумполу врага.

Вершину войска империи образовывал охранный полк, имевший наиболее тяжелое вооружение. Четыре сотни воинов были построены в четыре ряда, все вооруженные длинными копьями. За ними в несколько рядов построилось городское ополчение, основной задачей их было создавать давление на передний ряды, что строй не прогибался внутрь, а также, при необходимости, закрывать бреши в обороне, пусть даже и просто своими телами. Все знали, что именно сюда ударят наемники. Чуть больше чем тысяче вооруженных едва ли не кто чем солдат империи, нужно было сдержать натиск полутора тысяч прекрасно вооруженных и опытных солдат. За спинами у первых рядов, на расстоянии в тридцать шагов, на всем протяжении встали лучники, непрерывный град стрел – был небольшой надеждой для собравшихся.

Фланги имперского строя составляли остатки других подразделений, однако тут уже их численность была не намного меньшей, чем у врага, и за фланги командование было практически спокойно.

С вершины крепостного барбакана, комендант наблюдал за колышущимся строем, все еще занимавшим назначенные позиции. В лагере врага, тоже готовились к бою, и, как и рассчитывал комендант, «Дикобразы» строились ровно в центре. Убедившись в своих расчетах, он распорядился направить две сотни арбалетчиков в глубину центрального построения. Тяжелые арбалетные болты вполне могли на время расстроить вражеский строй.

Почти никто из воинов не знал, что помощь близка, почти все они шли умирать, умирать, в надежде спасти родных. Глупо и наивно веря, что они смогут уйти. Эта наивность, в то же время, есть и величайшая мудрость, которую мало кому предначертано понять. Все понимали правду, но людям нужно во что-то верить, чтобы быть готовыми не дрогнуть перед наступающей на тебя смертью. Быть готовым рискнуть жизнью за незнакомца, быть готовым из последних сил цепляться за жизнь.

Странное свойство человеческой души заключалось в том, что в мирное время большинство готово растерзать за лишний грош, оклеветать за возможность получить то, что и не нужно вовсе, предать дорогого человека ради несбыточных идей. Но в минуты горя и бедствий, люди умеют сплачиваться, когда решение о том, жить или умереть – уже не твой выбор, человеческая натура начинает светиться новыми красками: готовностью пожертвовать собой, преданностью, храбростью, теми чертами, которые в современном мире все больше становятся недостатками. Каждый мужчина в строю, с гордостью вставал плечом к плечу с товарищами. Богатый торговец, с едва ли не нищим грузчиком, старик с мальчишкой, офицер с уборщиком, большинство различий, в такие минуты стираются. Это был великий час испытаний для этих людей, час, когда мальчишки действительно становятся мужчинами, час, когда каждый понимает, на что способен, и чего стоит его жизнь, час, когда вера, не в Бога, а в товарища, в друга, дает то чувство сплоченности и единодушия, которое придает невероятную силу.

И теперь, эти люди застыли плечом к плечу, и ждали когда придет враг. Ждали, готовые встретить его сталью.

Войска баронов, закончив построение, начали движение в сторону застывшего имперского строя. Барабанщики отбивали такт, и воины, подбадривая себя криками ступали навстречу бою. С каждым шагом они все больше удивлялись, почему в стане имперских войск не слышно ни звука, ни криков, ни говора, ни труб или барабанов, только позади строя время от времени пробегают посыльные. Имперская армия просто ждала, собираясь с мыслями, набираясь уверенности. Молчание, зачастую, значит куда больше громких криков, и теперь, с каждым шагом баронский войск, на поле боя становилось все тише, и в конце концов, строй вражеских войск застыл в двухстах ярдах от своего противника.

Над полем боя повисла звенящая тишина, казалось даже лошади прониклись той невероятной атмосферой, что царила над полем боя. И вдруг, тишину разрезал звонкий детский голос, он пел, пел добрую весеннюю песенку, слова которой, для многих стали последним, что они услышали.

Встанет солнышко над лесом,

Мы с лошадкою пойдем.

К речке выйдем, всласть подышим

И тихонько вновь уйдем.

Мамка спросит:

Где бродили?!

Мы ответим:

Жить идем!!!

Мама! Воздухом дышали!

Наслаждались тишиной.

Утоляли свою жажду

Ледяной речной водой.

Скажи мама:

Это счастье? Когда можем мы вот так?

Просто так, проснувшись утром,

Встать, отправившись гулять?

Да, сынок, это есть чудо!

Ты в себе его храни

Пока веришь ты, что будет, чудо только впереди

Не быть беде в твоем пути.

Потому прошу тебя, малыш мой.

Береги ты это место, и лошадку береги,

Ну а главное, запомни:

Семью свою ты, береги!!!!

Тихая, казалась бы ничего не значащая детская песенка, которую, однако, слышал едва ли не каждый. Кто пел? Почему?

Утреннюю тишину разорвал крик тысяч человек, слившийся в единый и грозный рык: «За семью!!!!!!»

Заиграли трубы, и со стороны имперского строя во врага устремилась туча стрел. Мир тут же наполнился криками и невыразимым гвалтом от двух стремящихся друг на друга армий.

-------

Первые минуты боя стали очень тяжелыми для армии империи. Несмотря на все усилия по укреплению центра, он сильно прогнулся в первые минуты боя, будучи не в силах сдержать неукротимый напор Дикобразов. Центральная часть войска продолжала все больще прогибаться, и вскоре строй, в некоторых местах состоял не более чем из пяти человек. Комендант был вынужден направить туда те скудные резервы, что имелись и прикрыть, пусть на время, готовую образоваться брешь.

Воины империи продолжали умирать. И не было красоты и сказочной романтики в этих смертях на поле боя. Люди умирали от молота размозжившего голову, стрелы пробившей шею, копья насквозь прошедшего через тело и перебившего позвоночник. В смерти нет романтики, не верьте тому, что люди умирают достойно на поле боя. Достойно дано гибнуть лишь королям, простые люди и умирают просто. Кто-то, даже не успев понять, что его настигла смерть, кто-то, с ужасом глядя на падающий на него топор, кто-то, захлебываясь собственной кровью, под ногами врагов и соратников. С достоинством можно жить, но с ним невероятно сложно умереть.

Империя проигрывала битву, многолетний опыт, выучка и экипировка «Дикобразов», численное превосходство баронских дружин, одерживали верх над самоотверженностью солдат империи. Комендант с возрастающим напряжением, уже едва сдерживаясь от того, чтобы самому броситься в гущу битвы, всматривался в возвышающиеся на востоке холмы, в надежде увидеть там стяги родной кавалерии.

Он уже забыл, когда последний раз молился богам. Старый воин привык всегда полагаться на свои силы, за свои удачи, он радовался сам, за неудачи винил тоже себя. Однако теперь, в минуту великой беды, он вспомнил молитвы, которым учила его мать. И кто знает? Быть может боги и правда его услышали, ибо прошептав свою детскую молитву, и открыв глаза, он увидел тучу пыли за холмами, которая могла означать лишь одно, кавалерия была рядом. Спустя несколько минут, до имперцев донесли звуки труб и рожков, А на вершинах холмов, на горизонте, строилась родная кавалерия, готовая обрушиться на врагов сокрушительным ударом.

И как только конница, в едином порыве, двинулась вперед, силы защитников воспряли, словно руку каждого из них повела некая новая сила. Сила - имя которой – вера, люди снова поверили в себя и своих союзников, Снова ощутили, что они не одиноки перед лицом врага. И именно тогда, в ту самую секунду, когда поступь тысяч копыт, загремела над землей, исход битвы был решен.

Стоя на крепостной стене, комендант с восхищением наблюдал, за стремящейся в битву лавиной кавалеристов. Одно из красивейших зрелищ на свете являл собой вал атакующей конницы. Закованный в сталь клин атакующей кавалерии, покрытый солнечными бликами на доспехах, флаги подразделений развевающиеся на ветру, дрожь земли под ногами тысяч копыт.

Это была та особая, ужасная красота, когда человек не может не восхититься тем, что так прекрасно, и что уже через мгновение станет ужасным. Пехота империи, с момента появления подмоги на горизонте, начала отступать к городским воротам, и закрепляться в проходах, дабы не попасть под атаку своей же конницы. Пехота очистила путь, настало время кавалерии. Таранные удары тяжелой конницы пробивали нестройные ряды разворачивающихся войск насквозь. Кавалерия несла потери, но за собой оставляла лишь просеку из вражеских тел. По всему фронту войска баронов обратились в бегство, но центр их войск и не думал сдаваться. Та часть кавалерии, которой не посчастливилось обрушиться на уже готовый к бою строй наемников, была разгромлена. Ни тяжелая кавалерия, ни легкая, никому не удалось нанести какого-то значительного урона. Сотни вражеских солдат встали насмерть, понимая, что пощады им ждать не приходится, и приготовились дорого продать свои жизни.

--------

Иркас и Юркал остались охранять обоз дивизии. Другие бы, на их месте, могли бы остаться недовольными, что им не доведется поучаствовать в битве, но они оба понимали, что тихонько подождать в обозе, для них куда лучший вариант. Воины были разведчиками, их способности позволяли оставаться незамеченными, тихо устранять врагов, но в плотном строю, под градом ударов, им нечего было делать. Поэтому они и сидели, мучаясь в ожидании новостей из города.

Однако, судьба распорядилась иначе, и тихое ожидание воинов, готова была прервать одна неожиданность. И эта неожиданность, стремительно приближалась.

То ли из-за ошибки разведки, то ли по глупости командования, но имперцы не учли, что у любой армии должны быть свои разведывательные отряды или даже конные разъезды. И так уж получилось, что сейчас к обозу скакали несколько сотен всадников баронских дружин. Всадников, которых никто не ждал, всадников, противопоставить которым, защитники могли лишь то оружие, что было в руках, всадников, которых встречал не плотный строй, а разрозненные группы людей. Для кавалерии же, нет лучшего противника…

- «Вот тогда я и врезал ему в ухо!» - гордо воскликнул Иркас.

- «Да, да, ты всех прихвостней герцогини в тот день одолел, конечно, да, так и было, друг.» – ухмыльнулся Юркал.

- «Снова не веришь, да?»

- «Ну что ты, конечно верю, как и всем другим твоим историям, где ты героически одолеваешь толпы врагов.»

- «Эй, я вот сейчас вообще-то серьезно говорю, я тогда правда гостил у герцогини, и к ней ночью приперся пьяный ухажор.»

- «И ты геройски встал на ее защиту, слышал я уже эти твои истории». – ответил Юркал. –«Меня вот что беспокоит, откуда столько пыли на западе, если войска все ушли на восток?»

Страшная догадка озарила лицо Иркаса, он бросился к одному из больших фургонов обоза и как кошка стремительно взобрался наверх.

- «Эгей!!! Солдаты, вашу мать! На нас конники прут! Враг с запада!»- спустя мгновение разнеслись его крики над лагерем.

Решив, что свои обязанности по предупреждению он выполнил, солдат быстро спрыгнул вниз и подбежал к спешно заряжающему арбалет Юркалу.

В лагере началась необычайная суматоха. Здесь почти не было опытных солдат, а те, что были, никак не могли навести порядок. Паника – вот, что часто ломает людей еще до встречи с врагом. Испуганный мальчишка конюх, к