Глава xXXIV 1 страница

целиком, посвящена полному и правдивому отчету

о памятном судебном процессе Бардл против Пиквика

- Хотел бы я знать, что ел сегодня за завтраком старшина присяжных, кто

бы он ни был, - сказал мистер Снодграсс с целью поддержать разговор в

чреватое последствиями утро четырнадцатого февраля.

- Да, - ответил Перкер, - надеюсь, он хорошо позавтракал.

- Почему это вас интересует? - осведомился мистер Пиквик.

- Чрезвычайно важно. Очень важно, уважаемый сэр, - отвечал Перкер.

Благодушный, удовлетворенный, плотно позавтракавший присяжный - факт

капитальный, которым нехудо заручиться. Недовольные или голодные присяжные,

уважаемый сэр, всегда решают в пользу истца.

- Помилуй бог, - сказал мистер Пиквик с растерянным видом, - почему же

это так?

- Право, не знаю, - хладнокровно отозвался маленький человечек. -

Полагаю, для сбережения времени. Как только приближается час обеда, когда

присяжные удаляются на совещание, старшина присяжных вынимает часы и

говорит: " Ах, боже мой, джентльмены, объявляю, что уже без десяти пять! Я

обедаю в пять, джентльмены". - " Я тоже", - говорят остальные, за исключением

двоих, которым полагалось обедать в три, и поэтому они еще больше торопятся

домой. Старшина улыбается и прячет часы. " Ну-с, джентльмены, так как же мы

решим - истец или ответчик, джентльмены? Я склонен думать, насколько я могу

судить, джентльмены, - повторяю, я склонен думать, - пусть это не влияет на

ваше мнение, - я склонен думать, что прав истец", - на что двое или трое

несомненно скажут, что они тоже так думают, - и, конечно, они так и думают,

- а затем они уже действуют единодушно и быстро. Однако десять минут

десятого! - воскликнул маленький джентльмен, взглянув на часы. Пора

отправляться, уважаемый сэр, - когда слушается дело о нарушении брачного

обещания, зал суда обычно переполнен. Вы бы вызвали карету, уважаемый сэр, а

не то мы опоздаем.

Мистер Пиквик немедленно позвонил в колокольчик, и когда карета была

подана, четверо пиквикистов и мистер Перкер разместились в ней и поехали к

Гилдхоллу *.

Сэм Уэллер, мистер Лаутен и синий мешок последовали за ними в кэбе.

- Лаутен, - сказал Перкер, когда они вошли в вестибюль суда, - усадите

друзей мистера Пиквика на места для юристов; сам мистер Пиквик пусть сядет

рядом со мной. Сюда, уважаемый сэр, сюда.

Взяв мистера Пиквика за рукав, маленький джентльмен повел его к нижней

скамье, находящейся перед пюпитрами королевских юрисконсультов и сооруженной

для удобства поверенных, которые имеют возможность шептать с этой скамьи на

ухо выступающему королевскому юрисконсульту те сведения, какие могут

оказаться необходимыми по ходу дела. Занимающие это место невидимы

большинству зрителей, ибо помещаются на значительно более низком уровне, чем

адвокаты и публика, чьи скамьи находятся на возвышении. Поверенные, таким

образом, сидят спиной и к тем и к другим и обращены лицом к судье.

- Должно быть, это место для свидетелей? - осведомился мистер Пиквик,

указывая на нечто вроде кафедры с медными перилами по левую руку от него.

- Место для свидетелей, уважаемый сэр, - подтвердил Перкер, извлекая

кипу бумаг из синего мешка, только что положенного Лаутеном у его ног.

- А там, - продолжал мистер Пиквик, указывая на две скамьи за перилами

справа от пего, - там сидят присяжные, не правда ли?

- Вот именно, уважаемый сэр, - отозвался Перкер, постукивая по крышке

своей табакерки.

Мистер Пиквик встал в крайнем волнении и окинул взглядом зал суда. На

галерее уже собралось немало зрителей, а на скамьях для адвокатов - солидное

количество джентльменов в париках, представлявших в целом приятную и

разнообразную коллекцию носов и бакенбард, каковыми справедливо прославилось

адвокатское сословие Англии. Те из джентльменов, у которых были при себе

папки с бумагами, держали их по возможности на виду и время от времени

почесывали ими нос, чтобы с особенной силой запечатлеть их в памяти

зрителей. У других джентльменов, которые не могли демонстрировать такие

папки, торчали под мышкою солидные фолианты с красными ярлыками на корешке и

в переплете цвета подгоревшей хлебной корки, для коего существует

технический термин " адвокатский переплет". Те, у кого не было ни папок, ни

книг, засовывали руки в карманы и принимали по возможности глубокомысленный

вид; остальные разгуливали с большим беспокойством и энергией, возбуждая

этим восхищение и изумление непосвященных зрителей. Все, к великому

удивлению мистера Пиквика, разделившись на маленькие группы, болтали и

обсуждали новости дня без малейшего волнения, словно и не предвиделось

никакого разбирательства.

Поклон мистера Фанки, который вошел и занял свое место за скамьей,

предназначенной для королевских юрисконсультов, привлек внимание мистера

Пиквика, и едва он успел ответить на поклон, как появился королевский

юрисконсульт Снаббин в сопровождении мистера Моллерда, который наполовину

заслонил королевского юрисконсульта, положив перед ним на стол большой

красный мешок, и, пожав руку Перкеру, удалился. Затеи вошли еще два-три

королевских юрисконсульта, и среди них - один толстяк с красным лицом,

который дружески кивнул королевскому юрисконсульту Снаббину и сообщил, что

сегодня прекрасное утро.

- Кто этот краснолицый человек, который сказал, что сегодня прекрасное

утро, и поклонился нашему адвокату? - шепотом спросил мистер Пиквик.

- Королевский юрисконсульт Базфаз, - ответил Перкер. - Выступает против

нас; он представляет интересы истицы. Джентльмен за ним - мистер Скимпин,

его помощник.

Мистер Пиквик, преисполненный отвращения к хладнокровной подлости этого

человека, хотел было осведомиться, как смеет королевский юрисконсульт Базфаз

являясь представителем противной стороны, говорить королевскому

юрисконсульту Снаббину, который был адвокатом мистера Пиквика, что сегодня

прекрасное утро, но тут все адвокаты встали и судебные приставы

провозгласили: " Тише! " Оглянувшись, он обнаружил, что это было вызвано

появлением судьи.

Судья Стейрли (который заменял главного судью, отсутствующего по

болезни) был чрезвычайно маленького роста и такой толстый, что казалось,

весь состоял из лица и жилета. Он вкатился на двух маленьких кривых ножках

и, важно кивнув адвокатам, которые так же важно кивнули ему, поместил

маленькие ноги под стол, а свою треуголку - на стол; и когда судья Стейрли

покончил с этим, от всей его особы остались видны только два маленьких

подозрительных глаза, широкая розовая физиономии и примерно половина

большого и очень курьезного на вид парика.

Как только судья занял свое место, судебный пристав в зале повелительно

крикнул: " Тише! " - после чего другой пристав на галерее возгласил гневно:

" Тише! ", - а вслед за этим еще три-четыре курьера подхватили негодующими

голосами: " Тише! " Когда это было выполнено, джентльмен в черном, сидевший

ниже судьи, начал выкрикивать фамилии присяжных, и после долгих выкриков

обнаружилось, что налицо только десять специальных присяжных. Тогда мистер

королевский юрисконсульт Базфаз попросил о включении обыкновенных присяжных

в специальное жюри, и джентльмен в черном тут же стал вербовать двух

обыкновенных присяжных, немедленно уловив для этой цели зеленщика и

аптекаря.

- Откликайтесь на свои фамилии, джентльмены, вы будете приведены к

присяге, - сказал джентльмен в черном. - Ричард Апуич.

- Здесь, - сказал зеленщик.

- Томас Гроффин.

- Здесь, - сказал аптекарь.

- Возьмите книгу, джентльмены. Вы должны судить по правде и совести...

- Прошу прощения у суда, - сказал аптекарь, высокий, худой и желтолицый

человек, - но я надеюсь, что суд освободит меня.

- На каком основании, сэр? - спросил судья Стейрли.

- У меня нет помощника, милорд, - ответил аптекарь.

- Ничем не могу вам помочь, сэр, - возразил судья Стейрли. - Вы должны

были нанять помощника.

- Мне это не по средствам, милорд, - объявил аптекарь.

- Значит, вы должны были сделать так, чтобы это было вам по средствам,

сэр, - сказал судья, багровея, ибо судья Стейрли был раздражительного нрава

и не терпел противоречий.

- Знаю, что должен, если бы мои дела шли хорошо, как я того заслуживаю,

но они идут плохо, милорд, - отвечал аптекарь.

- Приведите джентльмена к присяге! - повелительным тоном сказал судья.

Пристав успел произнести только: " Вы должны судить по правде и

совести", - как его снова перебил аптекарь.

- Я все-таки должен принести присягу, милорд? - спросил аптекарь.

- Разумеется, сэр, - ответил желчный маленький судья.

- Очень хорошо, милорд, - с покорным видом отозвался аптекарь. Значит,

будет совершено убийство раньше, чем закончится это судебное заседание, вот

и все! Приводите меня к присяге, если вам угодно, сэр.

И аптекарь был приведен к присяге раньше, чем судья нашелся что

сказать.

- Я хотел только сообщить, милорд, - проговорил аптекарь с большим

хладнокровием, усаживаясь на свое место, - что в аптеке я не оставил никого,

кроме рассыльного. Он очень славный мальчик, милорд, но не знаком с

лекарствами, и, насколько мне известно, он твердо убежден в том, что

английской солью называется щавелевая кислота, а александрийским листом

настойка из опия. Вот и все, милорд.

С этими словами долговязый аптекарь принял удобную позу и, состроив

любезную мину, казалось, приготовился к худшему.

Мистер Пиквик смотрел на аптекаря с глубоким ужасом, в зале суда

произошло легкое волнение, и немедленно вслед да этим была введена миссис

Бардл, опиравшаяся на миссис Клаппинс, и в состоянии полного изнеможения

водворена на другом конце той же скамьи, где сидел мистер Пиквик. Затем

мистером Додсоном был передан огромный зонт, а мистером Фоггом - пара патен,

причем каждый из них заготовил для этого случая сочувственную и

меланхолическую мину. Затем появилась миссис Сендерс, которая вела юного

Бардла.

При виде своего дитяти миссис Бардл встрепенулась; опомнившись вдруг,

она поцеловала его с безумным видом, затем, снова впав в состояние

истерического слабоумия, добрая леди пожелала узнать, где она находится. В

ответ на это миссис Клаппинс и миссис Сендерс отвернулись и залились

слезами, в то время как мистеры Додсон и Фогг умоляли истицу успокоиться.

Королевский юрисконсульт Базфаз усердно тер глаза большим белым носовым

платком и бросал умоляющий взгляд на присяжных, а судья был заметно

растроган. Многие зрители старались кашлем подавить свое волнение.

- Прекрасная мысль! - шепнул Перкер мистеру Пиквику. - Замечательные

ребята - эти Додсон и Фогг. Превосходно рассчитано на эффект, уважаемый сэр,

превосходно!

Пока Перкер говорил, миссис Бардл начала медленно приходить в себя, а

миссис Клаппинс, заботливо осмотрев пуговицы юного Бардла и петли, им

соответствующие, поставила его перед матерью, - выгодная позиция, где он не

мог не пробудить сострадания и симпатии как судьи, так и присяжных. Это было

сделано после серьезного сопротивления и горьких слез со стороны юного

джентльмена, у которого мелькало тайное опасение, что, выдвигая его пред очи

судьи, соблюдают только предварительную формальность, после чего ему тотчас

же прикажут удалиться по меньшей мере для немедленной экзекуции или для

отправки за океан на все дни его жизни.

- Бардл и Пиквик! - выкрикнул джентльмен в черном, называя дело,

стоявшее первым в списке.

- Я - со стороны истицы, милорд, - сказал королевский юрисконсульт

Базфаз.

- Кто с вами, коллега Базфаз? - спросил судья.

Мистер Скимпин поклонился, давая понять, что это именно он.

-Я - со стороны ответчика, милорд, - сказал королевский юрисконсульт

Снаббин.

- А с вами кто, коллега Снаббин? - осведомился судья.

- Мистер Фанки, милорд, - ответил королевский юрисконсульт Снаббин.

- Королевский юрисконсульт Базфаз и мистер Скимпин - со стороны истицы,

- сказал судья, записывая фамилии в записную книжку и повторяя вслух. - Со

стороны ответчика - королевский юрисконсульт Снаббин и мистер Банки.

- Прошу прощения, милорд, - Фанки.

- Очень хорошо! - сказал судья. - Я еще не имел удовольствия слышать

фамилию джентльмена.

Мистер Фанки поклонился и улыбнулся, и судья тоже поклонился и

улыбнулся; затем мистер Фанки, покраснев до самых белков глаз, постарался

принять такой вид, словно он не подозревает, что все на него смотрят, -

задача, с которой никогда еще не мог справиться ни один смертный и, по всей

вероятности, никогда и не справится.

- Продолжайте, - сказал судья.

Судебные приставы снова призвали соблюдать тишину, и мистер Скимпин

" открыл дело"; но когда дело открылось, то оказалось, что в нем почти ничего

нет, ибо мистер Скимпин оставил при себе все обстоятельства, какие были ему

известны, и сел по истечении трех минут, оставив присяжных в той же стадии

осведомленности, в какой они пребывали раньше.

Затем поднялся королевский юрисконсульт Базфаз со всем величием и

достоинством, каких требовало существо дела, шепнул что-то Додсону и, кратко

переговорив с Фоггом, натянул мантию на плечи, поправил парик и обратился к

присяжным.

Королевский юрисконсульт Базфаз начал с заявления, что никогда на

протяжении всей своей профессиональной карьеры, никогда с той минуты, как он

посвятил себя юридической науке и практике, не приступал он к делу с

чувством такого глубокого волнения или с таким тяжелым сознанием

ответственности, на него возложенной, - ответственности, сказал бы он,

которую он не мог бы принять на себя, если бы его не вдохновляло и не

поддерживало убеждение столь сильное, что оно равно подлинной уверенности в

том, что дело правды и справедливости, или, иными словами, дело его жестоко

оскорбленной и угнетенной клиентки, должно воздействовать на двенадцать

высоконравственных и проницательных людей, которых он видит сейчас перед

собой на этой скамье.

Адвокаты обычно начинают в этом стиле, ибо он создает у присяжных

наилучшие отношения с самими собой и заставляет их думать о том, какие они,

должно быть, умные люди. Явные результаты сказались немедленно: многие

присяжные с большим рвением начали делать пространные записи.

- Вы узнали от моего высокоученого друга, джентльмены, - продолжал

королевский юрисконсульт Базфаз прекрасно понимая, что из намеков ученого

друга джентльмены присяжные не узнали решительно ничего, - вы узнали от

моего высокоученого друга, джентльмены, что перед нами дело о нарушении

брачного обещания, возмещение убытков по каковому делу исчисляется в сумме

тысяча пятьсот фунтов! Но вы не узнали от моего высокоученого друга,

поскольку в задачи моего высокоученого друга не входило говорить об этом,

каковы факты и обстоятельства дела. Об этих фактах и обстоятельствах,

джентльмены, вы услышите со всеми подробностями от меня, и они будут

подтверждены свидетельницами, заслуживающими безусловного доверия, которых я

представлю вам на этой свидетельской трибуне.

Тут королевский юрисконсульт Базфаз, сделав устрашающее ударение на

слове " трибуна", громко хлопнул рукой по столу и взглянул на Додсона и

Фогга, которые кивнули, выражая свое восхищение королевским юрисконсультом и

негодующее презрение к ответчику.

- Истица, джентльмены, - продолжал королевский юрисконсульт Базфаз

мягким и меланхолическим голосом, - истица - вдова. Да, джентльмены, вдова!

Покойный мистер Бардл, пользовавшийся в течение многих лет уважением и

доверием своего монарха, чьи королевские доходы он охранял, ушел почти

безболезненно из этого мира, дабы обрести в ином месте то отдохновение и

покой, каких никогда не может предоставить таможня.

При этом патетическом описании кончины мистера Бардла которому кружкой

вместимостью в кварту прошибли голову в каком-то погребке, голос

высокоученого королевского юрисконсульта дрогнул, и он продолжал с

волнением:

- Незадолго до смерти он запечатлел свой образ и подобие в

младенце-сыне. С этим младенцем, единственным залогом любви покойного

таможенного чиновника, миссис Бардл укрылась от мира и коротала свои дни на

тихой и спокойной Госуэлл-стрит и здесь в окне своей гостиной она вывесила

билет с надписью: " Меблированные комнаты для холостого джентльмена.

Справиться в доме".

Тут королевский юрисконсульт Базфаз приостановился, а некоторые

джентльмены присяжные записали это сообщение.

- Имеется ли на нем дата, сэр? - осведомился один присяжный.

- Даты на нем нет, джентльмены, - ответил королевский юрисконсульт

Базфаз, - но я уполномочен сообщить, что он был вывешен в окне гостиной

истицы ровно три года назад. Я обращаю внимание присяжных на формулировку

этого документа: " Меблированные комнаты для холостого джентльмена".

Представления миссис Бардл о мужчинах, джентльмены, вытекали из долгого

созерцания неоценимых качеств ее покойного супруга. У нее не было страха, у

нее не было сомнений, у нее не было подозрений - только полное доверие и

надежда. " Мистер Бардл, - говорила вдова, - мистер Бардл был человек чести,

мистер Бардл был человек своего слова, мистер Бардл не был обманщиком;

мистер Бардл сам был когда-то холостым джентльменом; у холостого джентльмена

я ищу защиты, помощи, успокоения и утешения; в холостом джентльмене я

постоянно буду видеть нечто, напоминающее мне о том, кем был мистер Бардл,

когда только что завоевал мою юную и неискушенную любовь; поэтому мои

комнаты будут сданы холостому джентльмену". Увлекаемая этим прекрасным и

трогательным побуждением (одним из лучших побуждений нашей несовершенной

природы, джентльмены), одинокая и безутешная вдова осушила слезы,

меблировала второй этаж, привлекла невинного мальчика к своей материнской

груди и вывесила билетик в окне гостиной. Долго ли оставался он там? Нет!

Змей был на страже, фитиль приготовлен, мина закладывалась, сапер и минер

делали свое дело. Не провисел билетик в окне гостиной и трех дней - трех

дней, джентльмены! - как некое существо, передвигающееся на двух ногах и

внешне похожее на человека, а не на чудовище, постучалось в дверь дома

миссис Бардл. Оно навело справки в доме, оно сняло помещение, и на следующий

же день оно вступило во владение им. Этот человек был Пиквик - Пиквик,

ответчик.

Королевский юрисконсульт Базфаз, говоривший с такой стремительностью,

что лицо у него стало совсем малиновым, остановился, чтобы перевести дух.

Молчание разбудило судью Стейрли, который немедленно записал что-то пером,

не обмакнув его в чернила, и принял необычайно сосредоточенный вид, чтобы

внушить присяжным уверенность, будто он всегда размышляет особенно

глубокомысленно, когда у него закрыты глаза. Королевский юрисконсульт Базфаз

продолжал:

- Об этом человеке, Пиквике, я не буду много говорить: этот сюжет мало

привлекателен, а я, джентльмены, не такой человек, и вы, джентльмены, не

такие люди, чтобы наслаждаться созерцанием возмутительного бессердечия и

систематического злодейства.

При этих словах мистер Пиквик, который корчился молча в течение

некоторого времени, сильно вздрогнул, словно в его голове мелькнула туманная

мысль броситься на королевского юрисконсульта Базфаза пред священным лицом

судьи и закона. Предостерегающий жест Перкера остановил его, и он стал

слушать продолжение речи высокоученого джентльмена с негодующим видом,

который составлял резкий контраст с восторженными лицами миссис Клаппинс и

миссис Сендерс.

- Я говорю: " систематическое злодейство", джентльмены, - продолжал

королевский юрисконсульт Базфаз, пронизывая взглядом мистера Пиквика и

обращаясь к нему, - а когда я говорю: " систематическое злодейство",

разрешите мне сказать ответчику Пиквику, буде он присутствует в суде, - а,

как мне сообщили, он здесь присутствует, - что он поступил бы приличнее,

пристойнее, умнее и тактичнее, если бы не явился сюда. Разрешите мне сказать

ему, джентльмены, что любые жесты, выражающие несогласие или неодобрение,

какие он может себе позволить здесь, в суде, не возымеют у вас успеха; что

вы знаете, как нужно их понимать и расценивать; и разрешите мне сказать ему

далее, как подтвердит вам, джентльмены, милорд судья, что адвоката,

исполняющего свой долг по отношению к своему клиенту, нельзя ни запугивать,

ни прерывать и что всякая попытка сделать то или другое, первое или

последнее обратится против виновного, будь он истец или ответчик, называйся

он Пикником, или Ноксом, или Стоксом, или Стайльсом, или Брауном, или

Томсоном.

Это маленькое уклонение от основной темы возымело, конечно, желаемое

действие, ибо взоры всех устремились на мистера Пиквика. Королевский

юрисконсульт Базфаз, слегка успокоившись после взрыва морального

негодования, до которого он сам себя довел, продолжал:

- Я вам докажу, джентльмены, что в продолжение двух лет Пиквик проживал

постоянно, непрерывно и безвыездно в доме миссис Бардл. Я вам докажу, что

миссис Бардл на протяжении всего этого времени прислуживала ему, заботилась

об его удобствах, стряпала для него, отдавала белье прачке, штопала,

проветривала и приготовляла белье для носки, когда оно возвращалось из

стирки, и, короче, пользовалась полным доверием жильца. Я докажу вам, что

много раз он давал полпенни, а иногда даже шесть пенсов ее сынишке, и я

докажу вам, опираясь на свидетеля, чье показание не удастся моему

высокоученому другу ни опорочить, ни опровергнуть, что один раз он погладил

мальчика по головке и, осведомившись, выиграл ли он за последнее время

что-нибудь в " отборные" или " обыкновенные" шарики (и то и другое означает,

насколько мне известно, особый сорт камешков, высоко ценимых нашими

подростками), употребил следующее знаменательное выражение: " Хотел бы ты

иметь другого отца? " Я докажу вам, джентльмены, что около года назад Пиквик

вдруг начал отлучаться из дому на длительные сроки, как бы с намерением

постепенно порвать с моей клиенткой; но я упомяну также, что его решение в

то время не было достаточно твердым, или что лучшие его чувства (если у него

имеются лучшие чувства) тогда еще брали верх, или что очарование и

совершенства моей клиентки преодолевали его трусливые намерения, ибо я

докажу вам, что однажды, вернувшись из провинции, он недвусмысленно и

формально предложил ей заключить брачный союз, хотя позаботился

предварительно о том, чтобы не было ни одного свидетеля их торжественного

договора; и я имею возможность доказать вам, опираясь на свидетельские

показания трех его собственных друзей, дающих свои показания весьма

неохотно, джентльмены, весьма неохотно, что в то утро он был застигнут ими в

тот момент, когда держал истицу в объятиях и успокаивал ее взволнованные

чувства ласками и нежными словами.

Эта часть речи высокоученого королевского юрисконсульта произвела явное

впечатление на аудиторию. Вынув два крохотных клочка бумаги, он продолжал:

- А теперь, джентльмены, еще одно только слово. Два письма фигурируют в

этом деле, два письма, которые, как установлено, написаны рукой ответчика и

которые стоят многих томов. Эти письма разоблачают также нравственный облик

этого человека. Это не откровенные, пылкие, красноречивые послания, которые

дышат нежной привязанностью, это скрытые, лукавые, двусмысленные сообщения,

но, к счастью, они гораздо более убедительны, чем если бы они содержали

самые пламенные фразы и самые поэтические образы, - письма, которые,

по-видимому, писал в то время Пиквик с целью сбить с толку и ввести в

заблуждение постороннего человека, в чьи руки они могли попасть. Разрешите

мне прочесть первое: " У Гереуэя *, двенадцать часов. Дорогая миссис Б.

Отбивные котлеты и томатный соус. Ваш Пиквик". Джентльмены, что это значит?

Отбивные котлеты и томатный соус! Ваш Пиквик! Отбивные котлеты! Боже

милостивый! И томатный соус! Джентльмены, неужели счастье чувствительной и

доверчивой женщины может быть разбито мелкими уловками? Во втором письме нет

никакой даты, что уже само по себе подозрительно. " Дорогая миссис Б., я буду

дома только завтра. Подвигаемся медленно". А далее следует весьма

замечательное выражение: " О грелке не беспокойтесь". О грелке! Но,

джентльмены, кто же беспокоится о грелке? Было ли душевное спокойствие

мужчины или женщины когда-нибудь нарушено, или смущено грелкой, которая сама

по себе является безобидным, полезным и, я могу добавить, джентльмены,

удобным предметом домашнего обихода? Почему нужно было столь горячо умолять

миссис Бардл не волноваться по поводу грелки, если не служит это слово (а

оно несомненно служит) лишь покровом для некоего скрытого огня - простой

заменой какого-нибудь ласкательного слова или обещания, согласно

установленной системе переписки, хитро задуманной Пиквиком, замышлявшим

отступление, - системе, которую я не в состоянии объяснить? А что значит

этот намек: " Подвигаемся медленно"? Карста подвигается медленно? Насколько я

понимаю, это относится к самому Пиквику, который, конечно, преступно

запаздывал во всем этом деле, но чья скорость теперь неожиданно возрастет и

чьи колеса, джентльмены, как он убедится себе во вред, будут весьма скоро

смазаны вами!

Королевский юрисконсульт Базфаз сделал в этом месте паузу, чтобы

посмотреть, улыбнутся ли присяжные на его шутку; но так как никто ее не

понял, кроме зеленщика, чья восприимчивость в данном случае была, вероятно,

вызвана тем, что в это самое утро он над собственной тележкой проделал

упомянутую операцию смазывания колес, то высокоученый королевский

юрисконсульт счет уместным, заканчивая свою речь, снова впасть в унылый тон.

- Но довольно об этом, джентльмены, - продолжал королевский

юрисконсульт Базфаз, - Трудно улыбаться, когда ноет сердце, не подобает

шутить, когда затронуты наши глубочайшие чувства. Надежды на будущее моей

клиентки разбиты; и отнюдь не будет преувеличением сказать, что она осталась

ни с чем. Билетик снят, но жильца нет. Подходящие жильцы - холостые

джентльмены - проходят мимо, но никто не приглашает их навести справки в

доме или вне дома. Уныние и тишина в нем, замолк даже голос ребенка; его

младенческие игры заброшены, когда мать плачет; он забыл о своих " отборных"

и " обыкновенных" шариках; он забывает давно знакомый возглас: " Запускай! " и

не играет в чижи и чет или нечет. Но Пиквик, джентльмены... Пиквик,

безжалостный разрушитель этого мирного оазиса в пустыне Госуэлл-стрит...

Пиквик, который засорил источник и загрязнил чистую мураву... Пиквик,

представший сегодня перед вами с его бездушным томатным соусом и грелками...

Пиквик все еще поднимает голову с бесстыдной наглостью и взирает без единого

вздоха на произведенное им разрушение. Возмещение убытков, джентльмены,

солидное возмещение убытков - вот единственное наказание, какое вы можете на

него возложить, единственная компенсация, какую вы можете предоставить моей

клиентке. И с просьбой о возмещении убытков она обращается теперь к

просвещенному, высоконравственному, справедливому, добросовестному,

беспристрастному, сочувствующему, вдумчивому жюри, составленному из ее

цивилизованных соотечественников.

Закончив речь этой блестящей тирадой, королевский юрисконсульт Базфаз

сел, а мистер Стейрли проснулся.

- Вызовите Элизабет Клаппинс! - сказал королевский юрисконсульт Базфаз,

вставая через минуту, с новой энергией.

Ближайший судебный пристав вызвал Элизабет Таппинс, другой, стоявший