Мама — врач: через роддом к домашним родам

(Роды Зинаиды Б., г. Владивосток)

Сейчас опишу, как я пришла к такому пониманию родового процесса. Моя первая беременность началась, когда я ещё училась на последнем курсе медицинского института. Ничто не предвещало трагедии.

Беременность протекала средне патологично: прибавка в весе около 10кг, небольшая пастозность ног. В сроке 35-36 недель лежала неделю в стационаре пытались снизить вес, безуспешно, но обстановка очень сильно угнетала, каждый день какие-нибудь страхи рассказывали. Интересно было наблюдать, какие неподготовленные вокруг женщины лежали. Они совсем ничего о родах не знали. Полностью надеялись на врачей. (Теперь я понимаю, что немногим отличалась от ни; разве что в голове было больше патологии.) Я была очень послушная, волевая и делала всё по предписанию врачей. В сроке около 40 недель меня направил в роддом для подготовки (медикаментозной) к родам. Мне было 26 лет, а это считается слишком поздно для первых родов. (Это была и первая беременность.)

9 ноября утром около 9 часов муж привёз меня в роддом, куда я получила, направление от участкового гинеколога. В приёмном отделении решили, что шейка матки достаточно готова, и отправили меня в родовое отделение. Там мне сразу прописали лазикс внутримышечно (мочегонное средство) и глюкозо-новокаиновун смесь внутривенно. Медсестра сделала всё одновременно и ушла, а судно не оставила. Лежу я с капельницей и боюсь, что сейчас мочегонное начнет действовать. Но, к счастью (или к несчастью), всю жидкость, которую можно было согнать я согнала дома. Капельница затромбировалась. Ко мне около 4-х часов никто не подходил. Меня почти ничего не беспокоило, особенно по сравнению с теми женщинами, у которых родовая деятельность была в разгаре. Они метались, искали кого-нибудь в белом халате, кричали, ругали всех подряд. Похоже было на филиал психиатрической больницы в худшем проявлении. Но я к этому была готова, т. к видела что-то подобное, когда дежурила в роддоме, учась в институте.

Потом, пробегая мимо, медсестра обратила и на меня внимание, убрала капельницу, которая так и не прокапала. Я теперь могла шевелиться. К вечеру мне захотелось кушать. Я никогда в жизни не ощущала так сильно голод. Я ведь с утра ничего не ела, чтоб анализы сдавать. Но в родовом отделении не предусмотрено кормить женщин.

К12 часам ночи мне зачем-то вкололи седуксен и отправили в другую палату спать. Там оказалась женщина с трахеостомой. Она стонала и просила пить. Я смачивала ее губы водой, т. к. пить ей было нельзя.

Ровно в 12 ночи у меня начали подтекать околоплодные воды, почти сразу начались схватки. Я периодически выходила в коридор, искала врача или акушерку, чтоб сказать им, что у меня процесс пошел. Нашла их только к 2 часам ночи. Врач посмотрела меня на кресле, «спустила» побольше околоплодных вод, и прописала стимуляцию зачем-то. Схватки и без того усиливались, учащались, и я этому радовалась, т. к. знала, что безводный период должен быть не более 6— 8 часов. По моим расчётам, если сама к утру не рожу, то коллеги помогут. Первую инъекцию мне сделала медсестра (надо было по предписанию врача делать это через каждые полчаса), а потом до утра я никого в белом халате не видела. К 6-ти часам утра я стала беспокоиться, хотела, чтоб меня посмотрели, всё ли идет правильно. Схватки были довольно сильными. К 8-ми часам началась пересменка. Меня посмотрели на кровати часов в 9 и сказали, что шейка матки уже готова и сейчас пойдем в родзал рожать. И тут: все ушли на конференцию, которая традиционно проходила по четвергам. Мимо меня изредка пробегала санитарка, давала подышать кислородной подушкой, мне говорила лежать на боку, скрестив ноги. «Подожди, не рожай», — говорила она мне.

К10 часам персонал появился в родовом отделении, меня взяли в родильный зал. Сил у меня почти не было, сознание затуманено, воля подавлена. На меня кричали, что я забыла переодеть при входе стерильную сорочку. Когда я забралась на кресло, выяснилось, что на соседнем столе рожает женщина ещё более «старая», чем я, с ожирением и еще какой-то патологией. Короче, всё внимание ей, а я снова лежала на боку, но уже на кресле. Потом кто-то из молодых докторов пытался у меня прослушать сердцебиение плода, не получилось. Он сказал кому-то из старших врачей, и тут уже все кинулись ко мне. Кто давил на живот, кто кричал на меня, пытаясь командовать, что мне делать. Когда я поняла, что пошли за щипцами, я усилием воли напряглась (схваток и потуг я уже не чувствовала) и ребёнок родился.

Каждый раз, когда я кому-нибудь рассказываю эту историю, я плачу. Уже прошло 15 лет, а я так же остро переживаю.

Когда я увидела его сине-зелёные кожные покровы без признаков жизни, я поняла, что мне без этого маленького существа нет смысла жить. Я не представляла, как смогу мужу сказать, что случилось. Мне было не страшно умирать, полное безразличие. Я не хотела жить. Ведь ребёнок был такой желанный и для меня, и для мужа, и для наших родителей.

Потом его унесли в соседнюю комнату, меня стали зашивать после эпизиотомии, выяснилось, что не работает операционная лампа, принесли из другого род-зала лампу, оказалось, не работает розетка. Что было дальше — не знаю, мне дали наркоз.

Проснулась я, когда за окнами темнело, одна в родзале, на кресле, холодно, темно. Я ничего не знаю, что с моим сыном, где он, жив ли. Встать боюсь. Рабская покорность и доверие к коллегам сыграли плохую службу. Какая-то санитарка зашла, увидела, что я проснулась, переложила меня на каталку и отвезла в послеродовое отделение, сбросила на кровать в пустой палате возле окна.

За ночь палата постепенно наполнилась послеродовыми женщинами. Наутро приехали муж и мама (она к родам специально прилетела с Украины). Я через форточку выбросила им записку, что всё очень плохо. Они к этому были не готовы. По телефону им сказали, что родился мальчик, 3500 г, 52 см. Они уже праздновали победу.

Потом была неделя настоящего ада в роддоме. Ребенка не приносили. Педиатр, заходя в палату, рассказывала о состоянии новорожденных. Меня она обходила, как пустое место. Я боялась спросить. Вечером, держась за стенку, я плелась к детскому отделению. Некоторые милостивые медсестры через стекло мне его показывали, говорили, что тяжёлый, но без ухудшения. Кормили через зонд. Другие медсестры грубо прогоняли. Я не знала, сохранять ли мне молоко. Никто ничего не говорил. Но как-то педиатр сказала: «Ваше счастье, если он не выживет. Вы же сами педиатр, должны понимать, что из него получится.»

Наступил 7-й день. Мне сказали, чтоб муж принес одёжку для ребёнка, одеяло и пр., его отвезут в отделение новорожденных городской больницы, а мне надо ехать домой, на следующий день сдавать анализы и, когда они будут готовы, меня допустят к моему ребёнку. (Вы представляете, какое изощрённое издевательство над матерью и ребёнком?!) Меня даже не пустили в машину, где ехал мой ребёнок! Его везла какая-то санитарка. Муж приехал за нами с цветами, хризантемами, а для меня они ассоциировались с похоронами и могилой. Сидеть я не могла, поэтому он на работе взял крытый грузовик, и мы след в след ехали за машиной, которая перевозила нашего сынишку.

Ребёнка отнесли прямо в отделение новорожденных, а мы с мужем и мамой пошли в приёмное отделение. Я работала в этой больнице сразу после института, в интернатуре. Заведующая приёмного отделения позвонила заведующей отделения новорожденных и попросила посмотреть нашего ребёночка. Говорит: «Вам только что привезли мальчика — сына нашего врача-интерна». А нам отвечают, что в истории болезни написано, что это девочка. Развернули, посмотрели, оказалось — мальчик.

Потом мы провели две недели в этой больнице. Ко мне относились в общем-то хорошо, насколько они представляли, что такое хорошо. (Сейчас мои представления резко отличаются от их представлений, условий и инструкций о том, что хорошо для ребёночка и для родильниц, а что плохо.) Диагноз был очень тяжёлый: нарушение мозгового кровообращения 2-3 степени, внутриутробная пневмония и много другого неутешительного. Мы были вынуждены подчиняться режиму, который ничего общего не имел с потребностями ребёнка. Режим нужен был для удобства работы персонала во вред несчастным маленьким пациентам. Условия пребывания матерей были будто специально предусмотрены для борьбы с грудным вскармливанием. Об этом можно долго писать. Это моя больная тема.

Я решила, что, закончив мединститут, я смогу обеспечить своему ребёнку должный уход и условия. Я написала заявление и забрала ребёнка домой. При этом я очень благодарна врачам детской больницы за сострадание и моральную поддержку, которую они мне оказали тогда.

С 4-й недели мы начали новую жизнь. Я кормила сына 2 месяца своим свежесцеженным молоком, а потом приучила сосать грудь. Каждый день мы плавали в домашней ванне. С 2 месяцев начали загорать зимой у открытого окна для профилактики рахита. Вес набирал, как по методическому письму, хотя высасывал в 2 раза меньше нормы. В физическом и нервно-психическом развитии практически не отставал. К году ходил и освоил множество самодельных спортивных снарядов. В1 год и 2 месяца знал все буквы, безошибочно показывал их в газетах, журналах и т. п., в 1 год 8 месяцев начал читать по слогам, а в 2 — читал бегло. В 5 лет пошел в школу. Сейчас нашему старшенькому 15 лет, в этом году он заканчивает школу, в прошлом году закончил музыкальную школу по классу аккордеона. Его (да и наша) мечта — получить высшее образование и стать хорошим программистом. Он почти свободно говорит по-английски (хотя страдает произношение), хорошо читает и быстро набирает тексты. Он фанатично любит компьютер и всё, что с ним связано. Зовут его Илья.

P. S. Я видела свою историю родов. Оказывается у меня «давление было до 200/120», мне его якобы мерили через каждые 0, 5 часа, в анализах и белка было много, и вообще они меня будто чудом спасли. Доказывать, что всё было совсем не так — бесполезно. Их много, а «история», как у нас говорят, пишется для прокурора.

Следующие истории родов я опишу быстрее и немного веселее.

Второго ребенка я родила спустя 1 год и 4 месяца — 4 марта 1985 года.

Беременность протекала очень тревожно, я была запугана предыдущими родами. Но мы считали, что надо иметь как минимум двоих детей. Когда время пришло рожать, я договорилась, чтобы ко мне отнеслись повнимательней (как у нас говорят, по блату). В первых родах я «обожглась» на том, что просто не было рядом человека, который бы вовремя принял роды. Когда схватки были довольно ощутимы — к 12 часам ночи, я поехала в роддом, где меня уже ждали. Со мной рядом в палате всё время спала акушерка. Я могла её разбудить в любой момент, и от этого мне было спокойно.

Правда, когда я приехала со схватками, они, чтоб создать мне комфорт, ввели много ненаркотических обезболивающих и спазмолитиков. Таким образом, вся родовая деятельность проходила очень вяло. К утру я была ещё не готова, а смена медперсонала, с которой я договаривалась, заканчивалась. Тогда они прокололи мне околоплодный пузырь, в вену — окситоцин, и я родила очень быстро (верней, мне родили).

Мой второй сыночек — Мишенька был очень беспокойным. То ли наследственность такая досталась, то ли роды повлияли, то ли беременность тревожная. На мне груз вины перед ним, что не понимала тогда, как это важно.

Еще через пять лет мы родили дочь Ольгу. К этому времени я познакомилась с Игорем Марковским, руководителем клуба «Здоровая семья» в Москве, с А. С. Гуревич, Б. П. и Л. А. Никитиными и другими неформалами от здравоохранения. К тому времени у нас уже был клуб, ко мне, как к врачу, обращались не для того, чтоб вылечить какую-то болезнь, а чтоб быть здоровыми. Мои мальчики уже бегали несколько лет босиком по снегу. Я помогала родиться многим детям в естественной домашней обстановке, где любящие родители могли ни на минутку не расставаться со своим ребёночком.

Все три беременности протекали абсолютно одинаково с точки зрения медицины. Но эмоционально воспринимались совершенно по-разному, на одни и те же явления я смотрела по-другому. Я пыталась объяснить с точки зрения физиологии, зачем моему ребёнку нужен мой «лишний» вес, почему иногда «падает» гемоглобин, почему что-то хочется кушать, а чего-то не хочется.

2-го ноября 1990 года часов в 8 вечера начались схватки. Для домашних родов было всё приготовлено. Мы даже написали «шпаргалку», кто, что и когда делает во время родов, чтоб не было лишней суеты. Мне, честно говоря, было немного страшно: подойдя к своим третьим родам, я не знаю, как я сама рожаю. Мы с мужем пошли погуляли на свежем воздухе, забрались на сопку, сосредоточились на главном. Мне не нравилось, когда интервал между схватками чуть удлинялся. Я «мазохистски» ждала каждую схватку и радовалась ей, т.к. она приближала меня к знаменательному моменту.

Муж уложил детей спать, а сам принялся за уборку в квартире. Казалось, что он в родах делал больше меня. Я ни до, ни после не видела его таким сосредоточенным. Когда начиналась схватка, я просто держалась за него, а потом продолжала смотреть ТВ или что-то делать простое. Плодный пузырь лопнул с треском. Муж подумал, что я что-то разбила. Он сделал так, чтоб во время родов в ванной звучала приятная музыка, был полумрак. Вода мне очень помогала расслабляться. Если во врем? схватки муж выходил из ванной комнаты, чтоб подлить тёплую воду, меня охватывало беспокойство и суета. Я даже не понимала, что со мной происходит. Когда же мы вместе пережидали схватки, на душе было комфортно и спокойно. Муж советовал мне экспериментировать, попробовать, в какой позе удобней рожать. Наступит момент, и наша дочь плавно родилась. После этого вода окрасилась в красный цвет (муж этого не ожидал, но не растерялся). Я чувствовала себя хорошо.

Я впервые в жизни ощутила озарение счастьем!!! Это было счастье вне времени и пространства. Это было тихое, семейное счастье. Моё светлое чувство

Она родилась в 3 часа 33 минуты 3 ноября, наш 3-й ребёнок. Почти через ча(отделилась плацента, совершенно без проблем. Всё это время наша девочке сосала грудь, мы ее рассматривали. Она была просто красавицей. Я спокойно обмылась, встала из ванны, затем мы на чистовую обработали пуповину, завернули доченьку. Я легла с ней на кровать, кормила её и держала холод на животе У папы проснулся зверский аппетит.

В 6 утра проснулся Илюша, увидел сестричку, сел читать книгу, которая первая под руку попалась. Не вытерпел, разбудил брата: «Смотри, мама сестричку родила». Миша пришел, говорит: «Глазам не верю!» Они так ждали сестричку, так опекали меня всю беременность. И вот свершилось чудо!!!

Мой муж назвал недавно доченьку моим бальзамом. Она действительно всегда знает, чем меня утешить, если плохое настроение. Меня умиляет её игра на скрипке, её успехи в школе, в спорте (она занимается синхронным плаваньем; Хотя я не меньше радуюсь и спортивным достижениям Миши (он занимается прыжками вводу)

Кстати, когда мой муж делился впечатлением о наших родах с другим будущим папой, он сказал гениальную фразу: «Теперь я понял, что самое главное требуется от папы. Самое главное — не мешать». Гениально!!!