Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Умение терять
⇐ ПредыдущаяСтр 43 из 43
Открыв на звонок дверь, Служкин увидел Градусова. -- Вот так хрен! -- удивился он. -- Чем обязан? -- Беда, Географ... -- вздохнул Градусов. -- Поговорить надо. -- Ну, заходи. -- Служкин посторонился. -- А твоя жена меня не прирежет? -- Была бы дома -- конечно прирезала бы. На кухне, усевшись на табуретку, Градусов долго чесался и кряхтел, покаСлужкин не угостил его сигаретой. -- Короче, -- сказал он, -- Роза записала нас к тебе на экзамен. -- Кого это -- нас? -- насторожился Служкин. -- Ну, меня... Ергинатам, Банникова, Безденежных... -- Что, всех, что ли, двоечников из девятых классов?... -- яростноизумился Служкин. -- Ну... восемь человек. -- Угроза офонарела! -- Служкин злобно сшиб пепел с сигареты. -- Она неимеет права насильно записывать на экзамен! -- Да она не насильно... Сперва я один записался, а потом за мной и этибивни... Наслушались после похода от наших: " Географ! Географ!..." Ну, ирешили, что Географ не утопит. -- Молодцы-ы!... -- возмутился Служкин. -- Подвели меня под монастырь, гады... Что мне из-за вас, снова ногу ломать? -- Ногу-то не надо... -- помиловал Градусов. -- Придумай чень-то... -- А чего тут придумывать? Учите билеты. Я все диктовал. -- Так неделя остается... -- скис Градусов. -- И не записывали мыничего, сам знаешь... И не выучим ни фига -- мы же тупые. -- А я что поделаю? -- развел руками Служкин. -- Так придумай! -- заорал Градусов. -- Я ведь по-хорошему пришел! Этоведь не наша, а твоя заморочка! Если нам пары влепят -- так фиг ли нам-то? Ну дадут справки, что отсидели в школе, и плевать на это! А тебя с работыпопрут, потому что ни один ученик экзамен даже на тройку сдать не смог! Значит, учил ты хреново! -- Ладно, не ори, не в бане... -- поморщился Служкин. -- Тебе Роза подляну кидает, а ты еще чего-то честного из себя корчишь, -- тоном ниже добавил Градусов. -- Мы-то что? Мы и по всем другим предметамзнаем не больше, чем по географии... Нас и так в ПТУ возьмут... А тебе из-занас неприятности. -- Может, мне еще по флакону вам каждому выкатить, за заботу? --спросил Служкин. -- Не надо, -- великодушно разрешил Градусов. -- Лучше придумай чего. Служкин мрачно задумался. Градусов угодливо помалкивал. -- Ладно, есть одна мыслишка, -- наконец сказал Служкин. -- Сейчас идик Люське и попроси у нее конспекты по географии. Я видел: она их хорошонаписала. А к пяти часам собирай свою камарилью и приходи в мой кабинет.Пусть все несут ведра, тряпки, мыло, порошок. Будем парты мыть. Без чистыхпарт ничего не выгорит. Усвоил? Допив чай, Градусов распрощался. На лестнице, оказывается, еготерпеливо дожидались бивни. В окно Служкин видел, как Градусов вышел изподъезда, а за ним потянулись присные, и в заключение -- наиболее выдающиесядвоечники " А" и " Б" классов с сиамскими близнецами Безматерных иБезденежных. Градусов что-то объявил двоечникам, внушительно поднес кулак кносу Ергина и уверенно взял курс на девятиэтажку, где жила ЛюськаМитрофанова. В пять вечера Служкин подошел к своему кабинету. Двоечники ужетолпились у дверей. Служкин запустил их, открыл в кабинете окно, сел наподоконник и закурил. -- Ну что, -- сказал он. -- Можете приступать к уборке. Мойте пол, драйте парты. Столешницы должны быть оттерты дочиста, иначе ничего у нас невыйдет. Угрюмые двоечники пошли за водой и начали уныло чистить столы. Подтряпками и мыльной пеной неохотно таяли многочисленные изображения Географа.Служкин сидел на подоконнике и объяснял свой план. -- Старые способы смухлевать для ваших деревянных мозгов не годятся, --говорил он, -- шпоры там, флаги, помеченные билеты... Розу Борисовну намякине не проведешь. Поэтому мы сделаем так. На каждой парте мы напишем поодному билету. Вы берете билет, смотрите номер и садитесь за ту парту, накоторой он написан. Парт в кабинете двадцать, а билетов двадцать четыре.Можете четыре недостающие парты... э-э... то есть четыре последних билета, для подстраховки выучить. А можете понадеяться на авось. Писать билеты напарте будете особым образом. Текст располагайте по всей площади столешницы.Строчки пишите сверху вниз -- так читать незаметнее. Буковки рисуйте оченьмаленькие, а расстояние между ними делайте большое: при таком раскладе дажес дистанции в метр будет казаться, что парта совершенно чистая. А когдапойдете отвечать, не читайте с листочка, а говорите своими словами. Неумничайте, не забывайте, что вы кретины. Служкин провозился с двоечниками чуть ли не до темноты. Двоечники, похоже, и сами пожалели, что решили сдавать географию. Служкин был неумолим.Раздергав на листочки Люськин конспект, двоечники расписали все двадцатьпарт, и только после этого Служкин их распустил. Они разошлись изможденные, молчаливые, понурые. За день до экзамена Роза Борисовна явилась инспектировать кабинетгеографии. К тому времени Служкин успел вылизать его окончательно. Он вымылокна, починил расшатанные стулья, приволок из кабинета пения два новыхстола, чтобы экзаменационная комиссия не уселась за парты с секретом. Дляпридания окончательного блеска Служкин также извлек свои немногочисленныенаглядные пособия. Карту Мадагаскара он скромно повесил на дальнюю стену, портрет Лаперуза водрузил над доской, а кусок полевого шпата долго примерялто на один край стола, то на другой, а потом сунул в мусорное ведро. Угроза, брезгливо оглядываясь, прошлась по кабинету. -- Вы сами парты мыли, Виктор Сергеевич? -- спросила она. -- Нет. Заставил наиболее плодовитых живописцев. -- А почему у вас так мало карт? -- Сколько было, когда я пришел сюда. -- А где же остальные? -- А разве они есть? -- удивился Служкин. -- Конечно есть, -- с достоинством заявила Роза Борисовна. -- В прошломгоду этот кабинет был кабинетом НВП, а географию вели в нынешнем кабинетехимии. Я уверена, что до сих пор карты и лежат там в шкафу в препараторской.Неужели весь год вы вели уроки так? -- Вел, -- согласился Служкин. -- Я еще в сентябре говорил вам, что мненужны карты, но вы мне ничего не ответили. -- Не могу же я заниматься каждой мелочью! -- разозлилась Угроза. -- Япросто изумляюсь вашей беспомощности, Виктор Сергеевич! Служкин не стал ничего отвечать. -- Немедленно принесите карты и повесьте на стены, -- приказала Угроза.-- И завтра, пожалуйста, приходите на экзамен без опоздания. Посмотрим, чемувы научили своих учеников. В день экзамена Служкин, сам не зная зачем, пришел даже на час раньшенеобходимого. Бесцельно побродив по кабинету, он уселся за стол. Рукапривычно потянулась за сигаретами, но курить сейчас -- даже в окно -- былочрезвычайно рискованно. Дверь кабинета неожиданно открыли, и сквозняк встрепал волосы Служкина.На пороге кабинета стояла Маша. На Маше было строгое белое платье и строгий черный пиджачок, в волосах-- огромный белый бант. Этот костюм, колечко и сережки, тонкая цепочка нашее, подкрашенные губы и подведенные глаза делали Машу совсем взрослой. -- Маша!... -- растерянно ахнул Служкин. -- Ну ты и красавицасегодня!... -- А я вот шла на экзамен по физике и решила к вам заглянуть... --виновато сказала Маша, прикрывая дверь. Они помолчали, глядя друг на друга. -- Мы с вами после похода даже не разговаривали... Я так соскучилась...-- жалобно добавила Маша. -- К вам сейчас не подступиться, вы такойпопулярный стали... Пацаны все время вокруг вас вертятся, девчонки всеперевлюблялись... -- Ну что мне ваши девчонки? -- улыбнулся Служкин. -- Вы меня еще не забыли, Виктор Сергеевич? -- Конечно нет, Маша. -- Служкин со стула пересел на край своего столаи протянул руки: -- Иди ко мне... Маша неуверенно подошла поближе. Служкин, улыбнувшись, подтянул еевплотную и осторожно поцеловал. -- Вы меня любите, Виктор Сергеевич? -- тихо спросила Маша. -- Очень люблю. -- А я вас больше всех на свете... Голос Маши чуть дрогнул, и Маша обвила руками шею Служкина, словно бысилой объятия покрывала слабость своего голоса. Служкин тоже под пиджачкомобнял Машу за талию, поцеловал в розовое ушко под светлой, изогнутой прядьюволос и взял губами ее сережку, как вишенку с ветки. -- Виктор Сергеевич... А что мы дальше будем делать? Какая-то недетская, неюношеская тоска прозвучала в Машином вопросе, иСлужкин выпустил сережку из губ. -- Не знаю, Маша... -- тяжело ответил он. -- Кругом тупик... -- И нет выхода? Служкин молча потерся кончиком носа о Машину скулу. -- Ты еще такая маленькая, а я уже такой большой... -- прошептал он. --И за моей спиной целый воз всякой поклажи, которую мне едва под силуволочить... -- Но ведь не может все вот так кончиться!... -- с болью произнеслаМаша, глядя ему в глаза. -- Кто знает... -- не отводя взгляда, негромко ответил Служкин. И тут сквозняк снова встрепал его волосы, всплеснул крыльями Машиногобанта. -- Эт-то что такое?... -- раздался обескураженный возглас. В проеме двери стояла Роза Борисовна. Маша дернулась, но Служкин невыпустил ее. -- Закройте, пожалуйста, дверь, -- еле сдерживая бешенство, сказалСлужкин Угрозе. Но Угроза шагнула в кабинет и закрыла дверь совсем не с тойстороны, с которой хотелось Служкину. Маша убрала руки со служкинских плечи, полуобернувшись, исподлобья посмотрела на Угрозу. -- Маша, вон из кабинета! -- голосом мертвеца приказала Угроза. -- Не твое дело! -- негромко, но с ненавистью ответила Маша. -- Вон, шлюха, я сказала! -- тихо, одними интонациями рявкнула Угроза. -- Роза Борисовна... -- утробно зарычал Служкин, но Маша быстро закрылаему рот ладошкой, потом вдруг сильно дернулась, освобождаясь из его рук, имимо Угрозы выбежала из кабинета. Служкин молчал, сидя на столе. Он тяжело дышал, опустив голову, стискивая кулаки. Угроза, повернувшись к нему спиной, необыкновенно долгозапирала замок на двери. -- Не трудитесь запирать, Роза Борисовна, -- охрипнув, сказал Служкин.-- Лучше выйдите из кабинета... И больше никогда не входите без стука и неназывайте при мне девушек шлюхами... Угроза медленно развернулась на Служкина, как артиллерийское орудие. -- Я и без вас разберусь, как мне называть свою дочь, -- отчеканилаона. -- Дочь?! -- обомлев, беззвучно переспросил Служкин и впервые взглянулУгрозе в лицо. Роза Борисовна стояла у доски, закрыв лицо ладонями. Из-под ладоней пощекам протянулись вниз черные стрелки потекшей туши. Служкин не мог даже рта закрыть, потрясенный видом и словами РозыБорисовны. -- Не смотрите на меня, Виктор Сергеевич... -- вдруг каким-точеловеческим, женским голосом попросила она. -- Я вас очень прошу, ВикторСергеевич, немедленно уйдите отсюда и подайте директору заявление... Экзаменпроведем без вас. Через четверть часа Служкин положил на директорский стол заявление спросьбой о расчете сегодняшним днем. Директор, не глядя на Служкина, хмыкнул, пожал плечами и наискосок подписал: " Не возражаю". Отныне и присноСлужкин не был географом. А вечером к нему домой приперлись все двоечники во главе с Градусовым иподарили бутылку дорогущего вина. Все они сдали экзамен на уверенные тройки.Только Градусову достался билет из тех, что не влезли на парты, и он получил" отлично". Служкин сидел на кухне, пил чай, курил и читал газету, выкраденную изсоседского почтового ящика. Надя у плиты резала картошку для ужина. Тата вкомнате играла в больницу. Пуджик сидел в открытой форточке и смотрел наптичек. -- Ну что ты все читаешь, читаешь, -- раздраженно сказала Надя. -- Домакак бирюк, слова от тебя не дождешься. Поговорил бы со мной. -- Надо дочитать побыстрее, -- не отрываясь от газеты, оправдывалсяСлужкин. -- Сунуть обратно в ящик, чтобы не заметили... -- Брать не надо чужое. -- Так на свое денег нет... -- Так заработай! Кстати, ты так и не объяснил, почему уволился. -- А чего тут объяснять? -- Служкин пожал плечами. -- Разодрался сначальством, да и все. Начальство решило, что в лице меня оно взрастилоглисту длиною в версту. -- Наверное, так оно и есть. -- Ну как вот с тобой разговаривать, Надя, если на каждое мое положениеот тебя унижение? -- вздохнул Служкин. -- Чего заслужил, -- буркнула Надя. -- И где ты теперь работатьсобираешься? Я тебя кормить не намерена, учти. -- А-а, не знаю. Будет день -- будет хлеб. Будкин звал куда-то в своюфирму. То ли колеса шиповать, то ли колбасу воровать... Надя поставила сковородку на газ, прикрыла крышкой и уселась за столнапротив Служкина. -- Я не хочу, чтобы ты работал у Будкина, -- твердо сказала она. -- Это еще почему? -- удивился Служкин, отодвигая газету. -- Не хочу ни в чем от него зависеть. -- Надя закурила. -- И не желаю, чтобы у него был лишний повод приходить в мой дом. -- Уже что-то новенькое, -- серьезно заметил Служкин, окончательнооткладывая газету. -- Вообще-то Будкин не нуждается в поводах, чтобыприходить в гости... Он сам себе повод. Но ведь вроде бы до сих пор, извини, ты была рада его лицезреть... -- Не суйся в это! -- грубо оборвала Служкина Надя. -- Тогда, пожалуй, я все же дочитаю газету, -- помолчав, сказалСлужкин. -- Э-э... где же эта статья про каторжный труд манекенщиц?... Надя в упрямом молчании докурила сигарету и только потом произнесла --твердо и безразлично: -- Отныне у меня с Будкиным все кончено. Служкин вздохнул и опять свернул газету. -- А что у вас стряслось, пока я был в походе? -- спросил он. -- Ничего, -- мрачно ответила Надя. -- Как же так? Ни с того ни с сего -- развод? -- Ни с того ни с сего, -- кивнула Надя. -- Просто я поняла, что мнеэтого не нужно. Есть ребенок, дом, работа, какой-никакой муж -- в общем, видимость нормальной жизни, ну и достаточно этого. А Будкин -- уже лишнее. -- Я не понял, -- осторожно подступился Служкин, -- вы что, больше нелюбите друг друга, или только больше не спите, или вообще не разговариваете-- как?... -- Будкин для меня -- пустое место. -- Позволь, а причина? -- Нет причины. Я почувствовала, что хватит, -- и закончила, вот и всяпричина. -- А ты его по-прежнему любишь? -- Да. -- А он тебя? -- И он меня. -- Странно все это... Самомучительство какое-то... -- Тебе не понять. Но так надо. А ты сам знаешь: если я чего решила --так и будет. В отличие от тебя, я не безвольная тряпка. Служкин задумчиво закурил другую сигарету. -- И что, тебе сейчас очень плохо? -- Очень, -- спокойно и искренне призналась Надя. -- Но в твоихутешениях я не нуждаюсь. -- Да я бы и не полез тебя утешать... Что ж, сама вызвала -- сама идержи удар. Умение терять -- самая необходимая штука в нашей жизни. А втвоем решении виноват, конечно, я? -- Ты больше всего. -- Как это понимать? Я встал поперек вашей любви? Или ты решила, чтоостаться со мной надежнее? Или что иное? -- Да все вместе, -- равнодушно ответила Надя. -- И первое, и второе, итретье, и десятое. -- Ну а мне что делать? Перелететь с диванчика на кроватку? -- Нет. -- Надя устало покачала головой. -- Живи на своем диванчике.Между нами все остается по-прежнему. И навсегда. Двадцать пятого мая утром Служкин отвел Тату в садик и снова завалилсяспать. Теперь ему некуда было торопиться. Проснувшись, он не стал нибриться, ни причесываться, попил на кухне холодного чаю и вышел на балконпокурить. По улице, понизу, ветер тащил смятые обрывки какой-то музыки. Служкинкурил. Узнать мелодию было практически невозможно. Но вдруг какими-тозавихрениями воздуха в каменных коридорах улиц мелодия очистилась от шумов, откристаллизовалась на мгновение, и Служкин разобрал слова старого школьноговальса: " Не повторяется, не повторяется, не повторяется такое никогда..." В его школе проходил Последний Звонок. Служкин заметался по балкону, как тигр по клетке. Он бросил внизсигарету и как был -- непричесанный и небритый, в заляпанной краской рубашкеи заштопанных домашних джинсах -- сунул босые ноги в кроссовки и выскочил наулицу. Он добежал до школы, пока еще не успел доиграть вальс. В открытых окнахучительской на втором этаже стояли динамики. На волейбольной площадкедлинной шеренгой выстроились выпускники -- сначала одиннадцатый класс, потомдевятые. Вокруг площадки толпились учителя, родители, школьники помельче.Директор, дождавшись тишины, начал какую-то речь, издалека блестя очками.Его голос долетал до Служкина, но слов разобрать было нельзя. Служкин двинулся вдоль сетчатого школьного забора, механическиперебирая пальцами ячейки. Он обошел волейбольную площадку и, подальше оттолпы, перемахнул ограду. Он не стал приближаться к торжественной линейке, азамер поодаль, укрывшись за сосновым стволом. Ему был виден весь ряд девятиклассников. Он различил и Машу -- такуюкрасивую в бантах, -- и Люську, и ехидного Старкова, и Скачкова, спавшего вчемодане, и всю красную профессуру, и рыжего Градусова с его присными, идвоечников Безматерных и Безденежных, и отцов -- Бормана, Чебыкина, Овечкина, Тютина, Демона, и всех, кто целый год мотал ему нервы, бездельничал и пакостил, или зубрил и терзал вопросами, или болтал ссоседями, не обращая внимания на Географа. На волейбольной площадке рослый одиннадцатиклассник взгромоздил наплечо девочку-первоклассницу. Девочка подняла над головой большойколокольчик и затрезвонила. Одиннадцатиклассник понес ее вдоль шеренгивыпускников. Этот перезвон и был Последним Звонком. Служкин развернулся, пошел обратно, перелез через забор и отправилсякуда глаза глядят. Но глаза его, видимо, никуда не глядели, зато ноги шагаливсе быстрее и быстрее. Со стороны, наверное, могло показаться, что Служкинмечется по Речникам, натыкается на невидимые преграды, шарахается в сторону, бежит и через пять минут вновь налетает на стеклянную стену. Ноги вынеслиСлужкина к дому, где когда-то жила Чекушка. Он свернул в переулок и оказалсяу подъезда Лены Анфимовой. Он снова свернул и очутился у того дома, вкотором находилась старая квартира Будкиных. Служкин скользнул под еебалконом, промчался немного и выскочил к многоэтажке Киры Валерьевны.Увернулся от нее, но едва не врезался в дом Ветки. Укрылся в Грачевнике, ночерез кусты полезла контора, где работала Надя. Опрометью удрав и оттуда, Служкин чуть не попал под взгляд окон заводоуправления, за которыми где-тобыла Сашенька. Измученный, Служкин просто чудом прорвался к затону. Берегацвели, над Камой горело безоблачное небо, вода в затоне от ветра рябила, какчешуя. Затон был пуст. Все корабли уплыли. Сидя в кустах над обрывом, Служкин выкурил три сигареты и пошел домой.По дороге он выпросил в садике Тату. Идти им надо было опять мимо школы. Церемония на волейбольной площадке уже закончилась, но девятиклассники, видимо, еще долго оставались на школьном дворе -- смотрели друг у другасвидетельства, фотографировались классами и по отдельности, с учителями ибез. Когда Служкин проходил мимо теплицы, из школьной калитки ему навстречувырулил веселый Старков. Под руку его держала Маша. -- Здрасте, Виктор Сергеевич! -- закричал Старков. -- Привет, -- окаменев лицом, ответил Служкин. Маша молча рассматривала Тату. -- А чего вас сегодня на линейке не было? -- жизнерадостно осведомилсяСтарков. -- Мы бы с вами сфотографировались на память! -- Болел, -- кратко пояснил Служкин. -- Чем? -- тут же спросил Старков. -- Проказой. Служкин и Тата прошли мимо. Маша так и не подняла глаз. -- Опохмелиться денег нет, вот и болел, -- за спиной Служкина сказалСтарков Маше. Служкин привел Тату домой. Когда они подходили к подъезду, из подвалавылез Пуджик и увязался следом. Дома Служкин накормил Тату, накормил кота, взял сигарету, вытащил из-под дивана подаренную двоечниками бутылку вина ипошел на балкон. Зубами он вытащил пробку и сделал несколько глотков из горлышка. Рядомна перила мягко запрыгнул Пуджик, и Служкин погладил его по спине. Потом сбанкеткой в руках пришла Тата, приставила банкетку к ограждению, влезла нанее и стала смотреть на улицу. -- Папа, а ты вино пьешь? Ты пьяным будешь? -- наконец спросила она. -- Это не вино, -- сказал Служкин. -- Это я воду принес в бутылке --цветочки полить. И он вылил вино в ящик с землей, который висел на перилах. Цветы в этомящике не росли уже тысячу лет. -- Папа, -- снизу вверх глядя на Служкина, спросила Тата. -- А почему утебя борода есть? -- Потому что я старый, -- печально произнес Служкин. -- Давай играть, -- предложила Тата. -- Угадай, какая сейчас машинапроедет? -- Синяя, -- сказал Служкин. -- А я говорю -- красная. Под балконом медленно прокатила черно-серебряно-радужная, как навозныйжук, иномарка. -- Никто не угадал, -- с сожалением признала Тата. -- А сейчас какаяпроедет? -- Золотая, -- сказал Служкин. Яркий солнечный полдень рассыпался по Речникам. Мелкая молодая листвана деревьях просвечивала, пенилась на ветру и плескалась под балконом.Служкин на балконе курил. Справа от него на банкетке стояла дочка и ждалазолотую машину. Слева от него на перилах сидел кот. Прямо перед ним уходилавдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества.
Данная страница нарушает авторские права?