Глава 20. Реформы — это просто

Ночью мне приснился заказанный накануне сон… Я только успел лечь в кровать и произнести фразу «Погасите свет!», как нежный голос в темноте спросил меня в ухо:

— Хотите заказать сон?

Это было так неожиданно и странно, что мне почудилось, будто я почувствовал горячее дыхание женщины на своей щеке.

— Свет! — крикнул я.

В освещенном номере гостиницы никого, кроме меня, не было.

— Вы можете объяснить нам в общем виде, а мы уже додумаем детали, — продолжал говорить голос где‑ то рядом с моей головой, прямо из спинки кровати. — И вы не сказали, во сколько вас завтра разбудить.

— А как это произойдет, если я закажу вам сон? Вы подключите ко мне электроды, провода или еще что‑ нибудь? — спросил я, успокоившись.

— Загляните под подушку, — посоветовал голос.

Я поднял подушку и увидел маленькую круглую бляшку, приклеенную к простыне. Это было синергетическое устройство, которое воздействовало на мой мозг информационным полем. Видимо, технология русляндцев достигла такого развития, что они могли программировать на расстоянии видения в моем мозгу во время сна. А может быть, и не только во время сна?

— Значит, эта штука вызовет у меня галлюцинации? — спросил я.

— Нет. Нормальный сон, который ничем не отличается от тех, которые вы обычно видите. Просто он более яркий и впечатления от него остаются. То есть в отличие от произвольных снов, которые вы, как правило, забываете, этот сон вы запомните. И можете заказывать его продолжение каждую ночь. Как сериал…

— И вы то же самое можете сделать с моим мозгом днем?

— Нет. Этого мы не можем. Ночью вы не сопротивляетесь свободно возникающим образам, а днем, во время бодрствования, вы очень легко можете отогнать все посторонние мысли. Ну что, попробуем?

Я заказал сон о рыбной ловле в Амазонии.

…Наш корабль плыл по реке от города Манауса. Амазонка в этот период года разливалась и затопляла лес на тысячи километров. Реликтовые деревья, достигавшие в обхвате нескольких метров, стояли в воде, а мы плыли буквально в джунглях, огибая их стволы. В небе летали попугаи ара, по веткам деревьев прыгали обезьяны и висели милые ленивцы. По протокам мы пробирались к месту слияния Амазонки с Рио‑ Негро, чтобы дальше продолжить путь вверх по Черной Реке. В месте слияния поразительной была цветовая гамма: желтые воды Амазонки действительно сливались с черными водами Рио‑ Негро, и дальше река словно заполнялась кофе с молоком.

Цвет воды в самой Черной Реке был таким потому, что в ней было повышенное содержание щелочи. Это радовало, поскольку в такой воде не размножались комары и другие жалящие насекомые, поэтому путешествие можно было продолжать без накомарников.

Я ловил рыбу самозабвенно, а за нашим кораблем всюду следовали розовые амазонские дельфины. За время моего ночного путешествия мне удалось поймать тринадцать видов рыб, не считая разновидностей. Среди них были: огромный пресноводный скат‑ хвостокол; семь разновидностей пираньи — от красной до лимонной; амазонский окунь пи‑ кок; тигровая рыба; араванна — рыба‑ обезьяна; три разновидности сомов и другие экзотические рыбы.

Я бы поймал больше, если бы не попросил разбудить меня так рано!

В половине десятого я снова был в Центральном доме информатики Прянска. Там же выпил кофе с печеньем, так как завтрак в номер не заказывал. Честно скажу, боялся, что он неожиданно автоматически свалится прямо в постель откуда‑ нибудь с потолка.

На экране в этот раз возник образ прелестной женщины, которая представилась моей виртуальной собеседницей.

— Как вы будете меня называть? — спросила она.

— Ева! — сказал я не раздумывая.

— Очень хорошее имя! — согласилась девушка.

— Давайте начинать. Кофе не хотите? — пошутил я.

Она с милой улыбкой ответила:

— Хочу!

В руке у Евы на экране появилась чашечка с «эспрессо».

— Самыми первыми реформами после организации системы власти в Русляндии, конечно, стали реформы сельского хозяйства, — начала свой рассказ Ева. — Понятно, что реформы в любой стране нужно начинать с того, чтобы страна сама себя обеспечила продовольствием по ценам, доступным подавляющему большинству населения. Оставшемуся меньшинству поможет нормально жить государство. Это принцип реформы сельского хозяйства, принятый в Русляндии. Если начинать реформы с чего‑ то другого, они обречены на провал. Все заработанные деньги люди будут проедать, оплачивая импортное продовольствие по сумасшедшим ценам, либо этих денег никто из простых людей и вовсе не заработает.

— Это правильно, — согласился я. — Так как на голодный желудок работать не очень хочется, скорее, появляется желание долбануть кого‑ нибудь богатенького по голове и купить на вырученные деньги колбасу.

— Смешно, — сказала Ева и продолжала: — Вначале мы очень быстро создали кадастр наших земель. Определили, сколько у нас сельскохозяйственных угодий: пашни, лугов, лесов и сколько земли может быть использовано для строительства и других нужд. Потом основали Земельный банк, куда положили сто миллионов долларов — половину денег, полученных от Мирового банка на стабилизацию экономики страны. Другая половина была использована для стабилизации внутренней валюты — рупелей и на поддержку ученых. Глядя на неудачный опыт России и других стран СНГ, мы поняли, что продавать землю в частные руки просто так нельзя и нельзя ее сдавать в аренду фермерам.

— Почему же? — спросил я.

— Когда деньги есть только у небольшого количества людей, только они в состоянии выкупить землю, но не факт, что для сельского хозяйства. Скорее всего, застроят ее домами и продадут недвижимость. Это легче и быстрее. Так и случилось в России. Ну а сдавать в аренду землю тоже оказалось пагубным! Фермеры первые несколько лет загоняют в нее огромное количество удобрений, пестицидов, гербицидов и другой химической гадости только для того, чтобы получить рекордные урожаи. Потом, когда земля истощится, просто переходят на другой участок, бросая прежний, ставший неплодородным. Так были загублены сотни тысяч гектаров земель в России в районе Астрахани, где выращивали арбузы! Так и будут поступать фермеры с землей, если она им не принадлежит.

— Подождите, что же получается? Землю нельзя продавать в частные руки и нельзя сдавать в аренду? Но она не может оставаться собственностью государства, иначе не будет урожая! Мы же знаем о разорившихся совхозах в СССР.

— Вы правы! Поэтому мы нашли способ, как выйти из этого положения. В Русляндии был решен земельный вопрос! Мы решили продавать землю людям по принципу кооперативной квартиры, совершенно замечательного советского изобретения. Человек вносит ссуду, свой первый взнос, и взамен получает землю. А потом с каждого урожая постепенно выплачивает ее стоимость. Но земля принадлежит семье сразу после внесения первого взноса. Если вы покупаете пашню, то и должны на ней пахать и сеять. Если луг — тогда заниматься скотоводством. А если вы этого не делаете, а нарушаете договор о купле‑ продаже, можете подвергнуться сначала штрафу, а затем и решению об обратной продаже земли Земельному банку.

— Да, похоже. Если кооперативную квартиру использовали не для жилья, то нарушителя могли выгнать на общем собрании пайщиков.

— Так и в случае с землей. Людям малообеспеченным с первой ссудой у нас помогает Земельный банк, который специально создан для ведения кадастра земли и обеспечения ее купли‑ продажи. Поэтому в Русляндии землю в собственность могут получить все, кто действительно захочет на ней работать. Заметьте интересную деталь: взяв ссуду в Земельном банке для первого взноса за землю, люди ее туда же вносят, в этот же банк! Таким образом, фонд в сто миллионов долларов практически не расходуется, только растет! Запомните это.

— Запомнил.

— Получив землю, придется на ней работать, чтобы выплачивать остаток ее стоимости. Но заметьте еще одну очень важную особенность: внесенные деньги остаются вашими. Накапливаются в банке на вашем личном счете, пока не будет выплачена вся сумма за землю. И если завтра ваш сын или ваши внуки решат не заниматься больше земледелием, они просто возвращают эту землю обратно, а банк выплачивает всю сумму накопленных за годы денежных средств.

— А стоимость земли каждый год может расти, если за ней хорошо ухаживают, или падать, если этого не делают. Это стимулирует к рациональному ведению сельского хозяйства. Правильно?

— Вы очень способный человек! — похвалила меня Ева. — Так и происходит. В тот момент, когда вы захотите вернуть землю банку или ее продать, осуществляется ее реальная оценка. Конечно, вы можете и завещать свою землю родным, да и заложить ее в случае трудного положения с финансами. Собственность есть собственность, хотя и со специфическим совдеповским запашком.

— Имея свою землю, можно объединиться с соседями, чтобы вместе было легче ухаживать за хозяйством. А назвать такие объединения хоть колхозами, хоть кибуцами — уже не важно. Был бы результат, — подытожил я.

— Но, конечно, вы понимаете, что никто не бросился сразу выкупать землю в Русляндии. Основное население у нас живет в городах. Деревни были заброшены. Молодежь туда ехать не хотела. Там действительно невозможно было жить. И мы нашли выход из этого положения. Пришлось обратиться к России, Белоруссии и Украине — к нашим создателям и соседям.

— Неужели они помогли материально?

— Конечно, нет. Но мы и не просили денег. Мы только попросили, чтобы взаимозачеты России по долгам этих стран за поставку газа и нефти производились бартером через наше посредничество. Все равно валюты в нужном количестве Россия с этих стран не получит никогда! Мы просили, чтобы в счет погашения долгов Белоруссия и Украина поставляли в Русляндию следующую продукцию: асфальтовые заводы, кирпичные заводы и производства малых котельных! А за это мы отказываемся от взимания платы с России за прокачку нефти и газа по территории нашей страны. Ведь через нашу страну проходят все магистральные газо— и нефтепроводы в Западную Европу. А кроме того, нами было предложено поставлять в Россию продукцию и товары питания.

— Это когда было? — спросил я.

— В 1992 году, — ответила Ева. — В то время, конечно, в Русляндии мало что производилось, но голодавшая Россия с радостью и на это согласилась. Когда мы получили заводы из Украины и Белоруссии, то разместили их в сельских территориях. Там, где еще недавно было развитое сельскохозяйственное производство и остались брошенные деревни.

— Таким образом, в сельских районах появились асфальтовые заводы — значит, нормальные дороги; кирпичные заводы — значит, материалы для строительства и жилье, а малые котельные — значит, тепло в домах! — подытожил я.

— Отлично! Так и произошло. Вы, конечно, спросите, где же люди, пожелавшие поселиться в деревне, взяли деньги на обустройство и начало деятельности?

— Естественно, спрошу.

— В этом мы им помогли. По инициативе Земельного банка была создана Биржа сельскохозяйственных продуктов. Каждый, кто захотел заняться сельским хозяйством, мог сразу продать часть будущего урожая на этой бирже еще зимой! Так у людей, которые получили землю, появились первые деньги на обустройство жизни. Конечно, мы освободили их практически от всех налогов и дали льготы на оплату электричества, транспорта и медицинского обслуживания.

— Итак, появилась земля, есть дорога, есть жилье, есть тепло, есть немного денег, но нет самого главного. Как и чем обрабатывать эту землю? — спросил я Еву.

— Тут сыграл роль капитал Земельного банка. Конечно, на эти деньги невозможно было бы купить достаточное количество техники и всего необходимого, чтобы запустить сельское хозяйство. Но можно было застраховать риск! Это мы и сделали. Объявили всему миру, что гарантируем сохранность всей поставляемой сельскохозяйственной техники в Русляндию за счет государственных средств. И застраховали риски в ведущих компаниях мира.

— Неужели этого оказалось достаточно?

— Конечно. Ведь что останавливает западных производителей от поставки продукции? Только то, что ее могут разворовать или уничтожить. Если никакого риска нет, они с удовольствием готовы осваивать новые рынки, поставлять технику в лизинг — аренду, за что наши фермеры готовы заплатить. Так произошло и с оборудованием для переработки сельхозпродукции. Навезли они этого оборудования в виде маленьких молочных заводиков, колбасных цехов, портативных пекарен, консервных заводиков и т.д. — даже с излишком! И все.

— И все?

— Да, Русляндия решила вопрос с ЕДОЙ. Уже через два года мы полностью отказались от импорта продовольственных товаров, кроме экзотических фруктов. Это признак цивилизованной страны. А вскоре мы уже начали самостоятельно выпускать тракторы по японским технологиям, современные мини‑ заводы для продовольственных товаров, новую инновационную технику, которая составляет главное богатство страны. Позже мы вам расскажем о том, как мы подняли промышленное производство. А сельское хозяйство с каждым годом выплачивает все больше и больше денег в Земельный банк, тем самым обеспечивается рост государственных гарантий и, значит, совершенствование самого сельского хозяйства.

— И теперь вы являетесь экспортером продовольственных товаров?

— Да, во множество стран. Но прежде всего в Россию и в Африку. Уже возникают большие проблемы с перепроизводством продукции. В прошлом году получили даже дотацию от ЕС, чтобы уничтожить часть урожая, а фермеры не понесли от этого убытков. Что делать? Иначе нельзя, это требования ВТО. Мы скоро вступаем в ЕС.

— Вы знаете, Ева, вчера в центре я встречался с президентом Русляндии или с его виртуальной копией… До сих пор не знаю. Но дело не в этом. Он рассказал мне, что все бюрократы у вас превращены, как бы сказать, в бюро предпринимателей. Поэтому исчезла коррупция и появился сильный средний класс собственников. Это действительно так?

— Да! Возьмем пример сельского хозяйства, о котором я вам рассказала. Допустим, какой‑ то чиновник из отдела «ЕДЫ» в районе нашел семью, помог им оформить ссуду и получить землю, помог обустроиться в деревне, сделал так, что туда провели дорогу, а семье построили теплый коттедж, способствовал появлению там техники и строительству малого завода по переработке сельскохозяйственной продукции. Достоин он получить два процента от прибыли этой семейной фермы? Конечно! Они с радостью будут их платить своему благодетелю, так как тот будет продолжать следить за ними и помогать их хозяйству процветать. Чем больше фермеры произведут продукции, тем больше он получит. А что происходит в России?

— В России землю купить не на что, — сказал я Еве, — денег у людей, которые хотели бы работать на земле, нет. Ни один банк не даст никакой ссуды. Если же вы заложите все свое имущество — тогда деньги могут дать, только сразу же отберут часть в виде отката. В сельской местности нет ни дорог, ни строительства, ни тепла в покосившихся избах. Народ оттуда убежал в города. Дома брошены, поля заросли метровыми сорняками. Чтобы получить любые разрешения: на строительство, на сертификацию продукции, на торговлю, на разведение скота или птицы, — вы вынуждены отдать местным чиновникам все оставшиеся деньги в виде взяток. Сельскохозяйственной техники нет и купить ее не на что, зарубежную не завозят, так как боятся, что ее разворуют. Свою продукцию редкие выживающие фермеры вынуждены возить за много километров на перерабатывающие заводы. Но ее объемы все время сокращаются, так как стоимость литра бензина уже превысила стоимость литра молока. Стоимость электричества не позволяет содержать птицефермы. Ну а если фермер решит переехать в город — непонятно, как и кому он сможет продать землю. Скорее всего, просто бросит свое хозяйство и уедет нищим, без денег…

— Да, эта печальная картина нам известна. Поэтому мы гордимся тем, что сделали в Русляндии, и не понимаем, почему Россия и другие страны СНГ не идут этим путем. Сделаем перерыв? — спросила Ева.

— Давайте, — согласился я и решил еще раз проверить свою версию о вчерашней встрече с президентом Лужком Касьяновичем Путиявлинским, которая не давала мне покоя. Чтобы убедиться в том, что Ева человек, а не виртуальная копия, я спросил:

— Ева, скажите, пожалуйста, как меня зовут? И могли бы вы показать мне крупным планом на экране ваши часы?

— Конечно, Артем Михайлович! Вот мои часы.

Ева протянула руку с часами к камере. На экране возник циферблат, и там было текущее время и сегодняшняя дата.

— Если вам не нравятся часы, можно их изменить, — сказала Ева.

И тут же на моих глазах часы растаяли в воздухе, а на их месте возникли другие, электронные. Это ничего не проясняло, а только запутывало.

* * *

Пора было поесть. Я спросил гида из мобильного видеотелефона о том, где, по его мнению, можно перекусить.

— Какую кухню вы предпочитаете? — поинтересовался телефон.

— Любую. Мне абсолютно все равно. Главное, чтобы достаточно быстро и я смог продолжить работу. Сегодня у меня встреча в президентском дворце. Надо успеть еще поработать. На еду у меня не более сорока минут.

— Вы, наверное, хотите что‑ нибудь оригинальное. Рекомендую ресторан «Провинциал». Там не только вкусно, но и интересно.

Ресторан оказался рядом со зданием Центрального дома информатики (ЦДИ). Я заказал салат из овощей с рачьими шейками, суп из спаржи и стейк из страусиного мяса. Необычность ресторана заключалась в том, что на плоском экране перед столиком я мог наблюдать за процессом приготовления моего заказа. Вот повар стал отлавливать раков в чане и бросать их в кипящую воду. Пока они варились, он ловкими движениями нарезал овощи для моего салата, смешивал их с маслом и соусом, укладывал красиво на тарелке. Потом чистил рачьи хвосты, варил суп и жарил на сковороде страусиное филе. От этого зрелища разыгрывался аппетит и возникало чувство причастности к приготовлению блюд, что делало их вкуснее…

Вернувшись в ЦДИ, я не застал там свою экранную подругу. Меня ждал виртуальный джентльмен в безупречно сидящем костюме.

— Как вы будете меня называть? — спросил он.

— Наверное, Адам… — ответил я.

— Очень хорошее имя, — согласился джентльмен.

— А где Ева, осталась в раю? — спросил я.

— Она выполнила свою миссию, — ответил виртуальный Адам, и я понял, что по части автоматизации юмора у русляндцев пока дела не блестящие.

Вот что рассказал Адам о реформах, проведенных в промышленности Русляндии:

— В отличие от России, в которой главной задачей стала быстрая приватизация государственных предприятий и заводов, в Русляндии выбрали другой приоритет. Приватизация была объявлена не сутью, а просто способом достижения цели, которая звучала так: «В кратчайшие сроки запустить остановленное промышленное производство».

Чтобы понять разницу в этих подходах в России и в Русляндии, посмотрим сначала на Россию.

Каким путем шла Россия в реформировании промышленности? Оценивали завод чаще всего ниже реальной стоимости, доводя его до банкротства, а потом быстро продавали. Покупали все, кто хотел и мог, в основном те, кто имел доступ, как говорится, «к телу».

Например, известен случай, когда завод ЗИЛ был куплен «Микродином». Фактически универмаг приобрел огромный завод, производящий грузовики. Акции ЗИЛа при этом котировались достаточно высоко, и «Микродин» был вправе открыто заявить: мы купили ЗИЛ, потому что это триста гектаров земли в центре Москвы, и когда он совсем остановится, там будет очень хорошо устроить большой производственный склад импортных товаров.

И такие вещи делались повсеместно. В порту Находка во Владивостокской области была выкуплена огромная судостроительная верфь. Этой верфи уже нет, там сейчас перевалочные склады китайских товаров. Больше суда в порту Находка не ремонтируются. Сломался мотор — сразу все судно в металлолом.

Что же происходило в Русляндии?

Любое промышленное предприятие предлагалось отдать в руки предпринимателю или компании (все равно какого происхождения — местного или зарубежного), которые продемонстрируют и докажут свою способность наладить там производство. Для начала на бумаге — в представленных документах. Если ваша компания подтверждает свою квалификацию, имеет средства и может наладить выпуск, например, холодильников, приходите на завод холодильников и забирайте его целиком, совершенно бесплатно. Такой способ был принят с самого начала.

— Постойте! — прервал я Адама, которого до этого момента слушал молча. — Вы говорите, что приватизация в Русляндии была произведена бесплатно?

— Не совсем так, — ответил Адам и продолжил рассказ: — Передавая предприятие в руки компании, государство подписывало очень простой контракт о том, как вы собираетесь управлять этим заводом. По нему в течение первого года вы, например, обязуетесь расплатиться с долгами этого завода и обеспечить регулярную выплату заработной платы рабочим. За второй год вы выйдете на уровень производства 1968 или 1970 года.

Третий год — уровень 1972 года. За четвертый год вы совершите рывок и создадите новую модель холодильника, который сразу же сделает продукцию завода экспортной… и т.д. Как только стороны расписались в контракте, в котором определены график и цели работы на три или на пять лет, можете забирать завод.

А вот дальше простой контроль со стороны государства определит, как вы справляетесь со своими контрактными обязательствами. И чтобы не было почвы для взяток, в целях объективности, итоги определяются не персональным мнением членов комиссии, а по критериям и показателям, разработанным для данного производства на основании условий контракта в результате обработки данных на компьютере. Так сказать, автоматически, без присутствия бюрократа.

Справились с обязательствами первого года — отлично. Справились со вторыми — в продаже появились дешевые отечественные холодильники. Завалили третий год — государство вправе (юридически) на основании контракта забрать у вас завод обратно и передать его в руки другой компании, которая свои обязательства выполнит лучше.

Если вы справлялись со своими обязательствами все пять лет, тогда и завод по праву ваша собственность, и холодильники в продаже имеются, что и есть главная цель государственной политики по подъему промышленности. Да еще и налогоплательщик создан общими усилиями, а это уже очевидное финансовое достижение государственной политики.

Кроме того, мы создали для всех фирм и компаний, которые взялись за подъем нашей промышленности, самые льготные условия существования…

Слушая Адама, я вдруг вспомнил одну известную историю. Однажды член английского парламента Николас Эдвардс очень сильно поссорился с Маргарет Тэтчер. И она отправила его в ссылку в Уэльс, сказав: «Вот тебе Уэльс, руководи и реформируй! Только чтобы я тебя поменьше в Лондоне видела!»

Если тогда, в 1969 году, Уэльс был отсталой территорией Великобритании, то сегодня это самая развитая промышленная часть туманного Альбиона. Только японских заводов в Уэльсе открыто сто пятьдесят. В Уэльсе выпускаются автомобили «Мазда», «Ниссан», «Тойота», электроника «Сони», «Хитачи», компьютеры «Хьюлет Паккард» и прочие товары народного потребления известных мировых производителей.

Секрет в очень простом решении, принятом по инициативе Николаса Эдвардса: те, кто открывает завод в Уэльсе и создает новые рабочие места для английских рабочих, надолго освобождаются от всех налогов, государство в два раза снижает для них стоимость электроэнергии, предоставляет дотации на транспорт. Конечно же, предприятия освобождаются полностью от импортных пошлин на все запчасти и на комплектующие изделия и т.д.

Если бы Россия пошла по этому пути, тогда представителям завода ЗИЛ надо было бы идти на фирму «Мерседес» и говорить: возьмите завод бесплатно. Кроме того, мы вам даем 50 процентов льгот на электроэнергию, внутренние рублевые цены на металл и другие виды сырья, которые в два раза ниже внешних цен, освобождаем от всех налогов, разрешаем бесплатно ввозить комплектующие, пока вы не наладите производство автомобилей здесь, в России.

Вы думаете, не пошел бы «Мерседес» в Россию, когда увидел бы литейные цеха, главный конвейер ЗИЛа, огромные производственные площади, технологическое оборудование, в том числе японское, американское и немецкое, за которое уже были заплачены миллионы долларов, и рынок сбыта — под носом? А дальше нужно только представить реальный производственный план и запускать производство.

Так на Прянский автомобильный завод пришел «Дженерал моторс». Кроме джеперса, с которым я познакомился, завод стал производить целый спектр автомобилей — от малолитражек до огромных грузовиков и тягачей — и практически завоевал рынки сбыта стран СНГ, Африки и даже Южной Америки.

— Вот только после этого мы и ввели пошлины на импорт иностранных автомобилей в Русляндию, чтобы защитить собственных производителей, — закончил Адам.

— И в Уэльсе так же сделали, — согласился я.

— А в России — прямо наоборот. Пошлины на иномарки выросли, что сделало собственных производителей монополистами рынка. Они подняли цены на отечественные автомобили до невероятной высоты, совершенно перестав заботиться о качестве продукции. Зачем тратить деньги на улучшение качества продукции, когда и так купят. Куда потребители денутся? Поддержка отечественных производителей по‑ российски, путем простого выдирания пошлин на импортные товары, таким образом, во‑ первых, привела к снижению качества товаров и продукции, во‑ вторых, к неконтролируемому росту цен на продукцию, а в‑ третьих, к снижению объема выпуска товаров, так как, продав задорого небольшую часть продукции, нет никакого смысла расширять производство. И так хватает — без головной боли и затрат на расширение производства.

— Решив основную задачу первого этапа реформ — запуск промышленного производства Русляндии, мы перешли к задаче более серьезной: победить в конкуренции мировые державы и завоевать рынок сбыта для наших товаров и услуг, — сказал Адам.

— Тут, как я понимаю, надо бы прерваться и все обдумать? — спросил я.

— Но у вас же встреча, — ответил Адам. — Там вы все остальное поймете и увидите собственными глазами… Вот мои часы крупным планом…

«Да, — подумал я. — У них и с юмором скоро тоже будет О.К…»

Джеперс вывез меня за город. Чтобы добраться до президентского дворца, нам надо было обогнуть озеро. Но вместо этого водитель нажал кнопку автоматического трансформера, и по бокам джеперса выдвинулось два экрана. Автомобиль преобразовался в экранолет.

Пологий спуск, по которому разогнался экранолет, вонзался прямо в озеро и уходил под воду. Скорость для взлета достигла необходимого пика в момент, когда казалось, что колеса джеперса коснутся поверхности водоема. Он плавно взмыл в воздух, и мы полетели над водой на высоте нескольких метров.

— Как он работает? — спросил я у водителя.

— Чудесная машина! — ответил тот. — Двигатель на водороде, летим с использованием динамической воздушной подушки, то есть просто за счет потока воздуха и скорости, которые держат машину в воздухе. Может лететь над любой плоской поверхностью: морем, пустыней, степью, тундрой. Максимальная скорость полета до 300 км/час, дальность при одной заправке водой до 2400 км. И что важно, не требуется квалификации пилота: машину может вести любой водитель автобуса.

— А если появится неожиданное препятствие? — поинтересовался я.

— Неожиданное — не бывает. Автоматическая система следит за курсом полета и соизмеримо со скоростью движения дает команду для набора высоты. Мы в принципе можем подняться до тридцати метров над землей, только достаточно медленно, шестьдесят сантиметров в секунду!

— Ничего себе медленно!

— По сравнению с самолетом, который поднимается со скоростью не менее одного метра в секунду, — медленно. Поэтому джеперс и не самолет. Это упрощает дело, он регистрируется как простой наземный транспорт. И разрешений на полеты не требуется. Мы первыми сделали экранолет и теперь в мире обладаем монополией на его изготовление. Китайцы недавно купили лицензию на право производства за тридцать миллиардов долларов!

— Здорово!

— А знаете, с чего начинали?

Я отрицательно махнул головой. Истории создания экранолета я не знал.

— Вообще это изобретение было придумано еще в СССР. На основе этого принципа даже выпустили огромные десантные корабли на восемьсот человек, если не ошибаюсь. Они летали где‑ то над Каспийским морем, а сейчас списаны из армии и гниют в Узбекистане. Об изобретении забыли. А мы вспомнили! И еще, вы обращали внимание, сколько брошенных Ан‑ 2, называемых «кукурузниками», стоит по обочинам российских аэродромов? Их просто невыгодно эксплуатировать: жрут авиационный бензин, рассчитаны только на шестнадцать пассажиров, а требуется летчик. Час полета стоит несколько сотен долларов. Вот они теперь никому и не нужны.

— Да, я знаю. Эту экономически невыгодную машину делали по заказу СССР, по‑ моему, поляки…

— И знаете, сколько сделали? Аж одиннадцать тысяч самолетов! И теперь все они годятся только на металлолом. Наше правительство выкупило у России эти самолеты по остаточной стоимости, по пять тысяч долларов, если не ошибаюсь! Выкинули двигатели, вырезали баки с бензином, отрезали крылья и вместо них поставили новые, в виде экранов. Получились замечательные экранолеты! Стоимость часа полета всего двадцать долларов! Это были первые модели. Стоимость вместе с переделкой составляла тридцать‑ сорок тысяч долларов. А продали мы их на экспорт по триста тысяч долларов! На эти деньги запустили нашу автомобильную промышленность, на них мы вошли в партнерство с «Дженерал моторс» и сделали вот этот джеперс.

— А вы в курсе дела!

— В свое время я работал на заводе. Все это через меня прошло. А теперь ушел в бизнес. У меня своя фирма по прокату джеперсов и обслуживанию туристов. Я иногда сам люблю повозить клиентов, известных людей, как вы! Вообще же у меня тридцать две машины в эксплуатации!

Он протянул мне визитную карточку своей туристической фирмы. Я отдал ему свою.

История с экранолетами была мной воспринята как показательная. Почему Россия, которая продолжает выпускать малопотребные автомобили, не могла так же поднять промышленность и стать поставщиком экранолетов в мире? Для этого имелось все необходимое: и брошенные «кукурузники», и остановленные производства на мощных авиационных и автомобильных заводах. Теперь же надо выкупать у Русляндии лицензию за 30 миллиардов долларов!

— А вы не знаете, кто изобрел экранолеты?

— Кто ж этого не знает! Господин Макаров. Он и сейчас главный конструктор. А водородный двигатель сделан на основе работ Руденникова.

— Они же россияне!

— Ну да! В России изобретателям никто не помогает. Денег не платят. Никто инновациями не интересуется. Вот они и переехали сюда. Мы здесь им создали самые лучшие условия в мире. Хотите, я вас свожу в Город Науки? Туда за последние десять лет только из России переехало жить больше полумиллиона ученых и изобретателей! Русские ученые, эмигрировавшие из России в девяностые годы в Америку и в Европу, возвращаются к нам со всего мира! А на чем же еще мы могли бы так подняться в экономике?

— И есть особый Город Науки?

— Туда не всех пропускают. Технологические секреты! Но вам, думаю, пропуск выдадут. Я готов сам быть вашим проводником.

Экранолет вырулил на площадку напротив президентского дворца, проскочив над озером за считанные минуты.

Мы договорились поехать в Город Науки завтра. Разрешение на это я решил попросить непосредственно у президента Пути Явлинского.

Первое впечатление от президентского дворца, будто попал в музей. На стенах‑ экранах чередовались слайды и фильмы о Русляндии. По сторонам на пьедесталах стояли какие‑ то кубки, призы и награды, составляющие гордость страны. Среди них были знакомые: я увидел несколько «Оскаров», «Ник», «Пальмовых Ветвей» и известных мировых спортивных кубков. «Хай‑ тэковский» стиль дворца создавал чувство легкости, а свет, струившийся отовсюду, — хорошее настроение.

В Русляндии на основе изучения законов Фен‑ Шуй была разработана собственная система оформления зданий и интерьеров. Дополнительные возможности дало изобретение архитектора Столярова. Он предложил новый способ нанесения краски на поверхность. По способу Столярова краска наносилась таким образом, чтобы под каждым углом зрения предмет был виден окрашенным в определенный цвет. Если угол зрения менялся, изменялась и окраска предмета. Такой же эффект освещенности достигался при изменении направления света. Я ощутил это прямо с утра, когда взглянул на гостиницу «Славяния», выйдя из дверей на улицу. Вчера в лучах заходящего солнца стены здания казались покрашенными в гамме от бордового цвета внизу до алого вверху. Утром здание отеля выглядело голубым.

В президентском дворце такой же изменяющейся гаммой красок были окрашены подвесные потолки и полы, которые, пока я шел к парадной лестнице, играли всеми цветами радуги…

Встреча с профессором Кедровым произошла в кабинете президента. Самого Путиявлинского не было, его срочно вызвали на видеоконференцию с Европарламентом.

Я был искренне рад видеть Кедрова. За пятнадцать лет мы, конечно, оба сильно изменились. Так часто бывает. Замечаешь собственный возраст только тогда, когда встречаешь давних знакомых через много лет. Вдруг осознаешь, что не только они так изменились, но и ты сам теперь совсем не такой, каким был раньше. Слава богу, что не видишь себя со стороны, а то была бы не жизнь, а сплошное разочарование.

Поседевший Кедров улыбался и выглядел счастливым. Он был в прекрасном русляндском костюме из ткани глясс, завоевавшей мир в последние годы. Эта удивительная ткань, выпускаемая в Прянске, изготавливалась из льна с примесью энергетических добавок. Во‑ первых, она обладала способностью саморазглаживаться, во‑ вторых, изменять цвет по желанию пользователя и, в‑ третьих, исправляя энергетику организма, улучшала самочувствие всех, кто надевал на себя вещи, изготовленные из глясса. После показов нескольких коллекций «прет‑ а‑ порте», сшитых из этой ткани, на Всемирных неделях моды в Америке и Европе мировой спрос на поставку швейной продукции из Русляндии вырос в тысячу раз.

Мы поговорили с Кедровым о жизни. Он сказал, что ушел на пенсию, но работает советником президента по развитию экономики и живет в своем имении на берегу лесного озера. Вскоре в кабинет вошел еще один человек.

На вид ему было не более сорока пяти лет. С маленькой бородкой и французскими усиками, он походил на персонаж из «Трех мушкетеров». Кедров его представил:

— Познакомьтесь, Егор Ясинович Бреф!

Если Кедров считался отцом экономической теории Русляндии, то Брефа справедливо нарекли главным конструктором реформ. Он пользовался личной поддержкой президента Путиявлинского и, несмотря на то что местные политики несколько раз предрекали его отставку, находился на своем посту в правительстве уже при третьем премьер‑ министре.

— Для полноты картины мне не хватает одной истории, — сказал я. — Рассказа о том, как вам удалось укрепить национальную валюту. Этот ваш странный «рупель» с «жопейками» действительно обменивается во всем мире. Какая‑ то мистика…

— Я объясню, — любезно согласился Бреф. — Вы правильно сказали — это уже история. Но без финансовой реформы ничего бы в Русляндии не состоялось. Конечно, лучше было бы поговорить с министром денег — господином Пудриным. Но в общих чертах все выглядело так.

Главной идеей финансовой реформы было сделать так, чтобы внутренние цены Русляндии остались внутренними, а внешние стали мировыми. Ведь это понятно: чем дешевле жизнь внутри страны, тем более привлекательной она становится для внешних инвесторов!

Успешное решение этой задачи и создало поток валютных инвестиций в Русляндию из всех благополучных стран.

А в России с точностью до наоборот! Как только Москва стала одним из самых дорогих городов мира и покупательная способность доллара резко упала, сократились внешние инвестиции. Кто же повезет деньги туда, где они стоят дешевле?

Так мы поставили перед собой задачу — вернуться к внутренним ценам, которые были в СССР в восьмидесятых годах: 25 рублей за кубометр древесины, 1000 рублей за тонну алюминия, а пиком успешности реформы должны были стать три копейки за киловатт‑ час электроэнергии.

У вашей страны достаточно ресурсов, чтобы сделать жизнь в России самой дешевой в мире. Но вы пошли прямо противоположным путем: догнать и перегнать весь мир по стоимости жизни! Это была главная макроэкономическая ошибка Гайдара! Давайте вспомним то время, чтобы лучше понять разницу наших реформ. Приведу несколько конкретных примеров, вскрывающих глупость содеянного Гайдаром.

Помню, в 1990 году мы посетили Китай, а конкретно — два производства: мебельную фабрику в Харбине и завод швейных машинок в Гуанджоу. Разговор о бизнесе на этих заводах был аналогичным. В России в то время один кубометр древесины стоил 25 рублей, а в Китае — 1200 юаней. Зарплата одного китайца на фабрике составляла в месяц 200 юаней, то есть поставкой одного кубометра древесины из России за 25 рублей можно было оплатить труд шести китайцев в течение месяца. Так вот, на мебельной фабрике нам предложили: за каждые два кубометра леса отгружать один готовый мебельный гарнитур. Конечно, без ограничения количества. Получалось, по 50 рублей за гарнитур.

А на фабрике по изготовлению швейных машинок было еще интересней. Одна швейная машинка, изготовленная по японской технологии, весила 9 килограммов различных металлов, из которых производились различные части машинки. За дополнительные 20 килограммов такого же набора металлов нам предложили одну готовую машинку, только с условием ее вывоза в Россию для продажи, так как уже в 1990 году рынок Китая был практически насыщен швейными машинками.

Вот бы понять тогда уважаемым «реформаторам», что разница в ценах на ресурсы внутри России и за рубежом создает блистательный плацдарм для подъема российской экономики и оплаты ее реальных реформ. В самом деле, когда цены в России догнали и перегнали Америку и жить в Москве стало гораздо дороже, чем в Нью‑ Йорке, само собой отпали все разговоры о долгосрочных иностранных инвестициях.

В России все время пытаются найти дурака с миллиардами, который будет их вкладывать в экономику страны, где все стоит в полтора раза дороже и при этом нет никакой стабильности, сплошное воровство и убийства, отсутствие гарантий возврата прибыли. Зачем везти доллар туда, где он дешевле? Его повезут туда, где на него можно больше купить.

Поднимая стоимость жизни в России, практически уничтожили рубль как денежную единицу и, естественно, следом за ним — все накопления людей. На замену привели доллар, который, как «неожиданно» выяснилось, в России не производится и печатается не в Перми, а в США. Значит, реально зарабатывать доллары можно было только за пределами России, а внутри страны вся экономика стала работать на их перераспределение между населением. Россия начала жить не по средствам, и поэтому итог был абсолютно прогнозируемый: люди тратили больше, чем зарабатывали, страна тратила больше, чем завозилось валюты. Вы понимаете, к чему это приведет, если рухнут цены на сырье, которые только и спасают Россию от глубочайшего кризиса?

Да, я это понимал. Мне была понятна позиция Брефа, так как в ней был смысл. Позиция и реформы Гайдара, которые я критиковал с первых же дней, были невнятными с самого начала. Это было слепое следование рецептам западных идеологов, которые не принесли благополучия ни одной стране: от Индии до Бразилии и Аргентины, где навязывалась система развития экономики Мирового банка. Только уйдя от опеки этих идеологов, страны стали бурно развиваться. Это исторический факт.

Та критика стоила мне тогда очень дорого. Ведь именно Гайдар инициировал мою травлю в 1992 году, помешав мне вовремя вернуться на Родину… Бреф продолжал:

— Чтобы решить задачу стабильности внутренних цен, надо было сделать два дела: во‑ первых, оторвать внутреннюю валюту от доллара, а во‑ вторых, настроить страну жить по средствам.

Это привело к тому, что у нас нормально заработала экономика и мы приобрели самостоятельность. Не только товары внутреннего производства нашли спрос и стали доступными для подавляющего большинства граждан, но и импортные товары в Русляндии стали более дешевыми, как ни странно это покажется на первый взгляд.

Чтобы оторваться от доллара, нам надо было сначала избавиться от рублей, которые «продались» американской валюте и из денег превратились в промежуточную бумагу, использующуюся при обмене валюты.

Вот мы и ввели рупель. Причем сразу две его модификации: один внутренний — «деревянный», или друпель, как окрестили его в народе, а другой для внешней торговли — золотой, зрупель — для прямых «интимных» связей с долларом, в качестве презерватива.

Почему в России все контракты на покупку экспортной продукции и сырья заключаются в долларах? Во Франции — в евро, в Англии — в фунтах стерлингов, даже в Монголии — наверное, в тугриках, а в России — в долларах? Это естественно, если закупки в других странах надо делать на валюту этих стран. Но почему контракты на продажу нефти, газа, алюминия из России заключаются в американских долларах?

Мы поняли, что это одна из тех глупостей, которая не позволяет рублю стать реально конвертируемой валютой. Конечно, только одна глупость из множества других…

Мы с самого начала предложили всем странам покупать у нас экспортную продукцию на золотые рупели. У нас уже имелась экспортная продукция, правда, в зачаточном состоянии, но все же некоторым западным фирмам понадобились зрупели для ее покупки. Они обратились в банки своих стран, и тем пришлось закупить у нас для своих клиентов местную валюту на доллары. Так зарубежные банки стали торговать зрупелями Русляндии с первых же месяцев образования нашего государства по курсу обмена Прянской биржи.

Если бы Россия пошла по этому пути, сбылась бы вековая «мечта» Министерства финансов РФ и в Перми начали бы печатать банкноты на местном бумажном сырье, которые автоматически продавались бы на доллары во всем мире.

Теперь о технологии введения золотого рупеля в Русляндии. Она должна была быть совершенно понятной и прозрачной в финансовом отношении с самого начала. Если бы этот процесс мы провели неправильно, зрупели могли бы никогда не сработать или превратиться в очередные чеки магазинов «Березка», которые уже существовали в СССР.

Главным было разумно обосновать перед всем миром количество валюты, которое мы намеревались напечатать. Золотовалютный запас страны тогда оценивался в мизерную величину. Это теперь у нас около триллиона долларов, а тогда было немногим более трех миллиардов! Прекрасно. Можно было взять любую цифру обмена зрупелей на доллары, прямо «с потолка» — допустим 100 к 1, и установить соотношение: один доллар равен 100 зрупелям. Таким образом, в первый год Русляндия имела право выпустить только 300 миллиардов золотых рупелей, обеспеченных государством, и ни жопейки больше! Что мы и сделали.

Дальше мы развернули торговлю на экспорт и начали подписывать контракты в золотых рупелях. Пожалуйста, покупайте древесину, фосфаты, минеральное сырье, строительные материалы, машиностроительную продукцию по мировым ценам, но в зрупелях, которые уже свободно продавались во всех крупных банках мира. А за это мы давали разные скидки: на таможенные платежи, на налоги, на экспорт. Чтобы всем стало выгодно торговать на зрупели, потому что древесины и фосфатов у нас очень много, а зрупелей напечатано только на 300 миллиардов. Поэтому задача Русляндии — как можно быстрее прокрутить зрупели в доллары и обратно, и так несколько раз в год.

Продавая экспортную продукцию на зрупели, мы сразу же получили возможность существенно ограничить отток капитала за границу, контролировать налоги и валютную выручку русляндских экспортеров. И если в России ежегодно за рубеж утекали многомиллиардные долларовые средства, то в Русляндию, наоборот, доллары поступали, и казна богатела.

В это же время на нашем внутреннем рынке происходили очень интересные вещи: золотые рупели поступали обратно к производителям экспортируемой продукции и делали их все более и более обеспеченными людьми, как и должно быть в нормальной стране с производителями и производствами, приносящими валюту государству. Потому что условия закупки этих зрупелей государством у экспортеров на друпели, или «деревянные», были крайне выгодными или, как сказал бы легендарный учитель народов России, «архивыгодными».

Точно так же на эти зрупели можно было свободно выкупать и мировую валюту для импорта необходимых товаров. Конечно, сами обменные операции тоже оплачивались покупателем, что само по себе приносило государству, выступающему монопольным оператором на рынке зрупелей, дополнительные доходы.

Монополия государства в этом случае была оправдана самой сущностью происходящего: ведь государство своим золотовалютным запасом выступило гарантом стоимости зрупелей. А для пущей уверенности иностранных инвесторов золотовалютный запас Русляндии мы заложили в самые крупные банки Японии, США и Европы под их, естественно, стопроцентные гарантии. Банки, не желая потерять таких клиентов, стали гарантами наших внешнеторговых сделок и коммерческих операций.

Идея временного введения зрупелей была заимствована у Китая. Там с 1989 по 1993 год во всех экономических зонах действовал золотой юань, который формально был равен обычному юаню. Эта странная финансовая единица работала как денежный насос в одну сторону — доллары поступали в Китай.

Приезжие сталкивались с этим механизмом с первого же дня пребывания в Китае. Вы садились, например, в такси и протягивали водителю десять долларов. Китаец брал десять долларов и говорил: «У нас доллары не ходят, я вынужден дать вам сдачу в золотых юанях». И так повсюду. Этих юаней у вас скапливалось большое количество, вы приезжали в аэропорт, не знали, что с ними делать. Чтобы их обменять обратно на доллары, нужно было писать декларацию, заполнять кучу бумаг. И поэтому вы покупали все, что продавалось в аэропорту, поддерживая экономику страны и наполняя ее долларами.

В конце первого года после введения зрупеля мы подвели открытый и прозрачный для всех баланс его работы, что фактически показало рост золотовалютного запаса Русляндии уже в первом году на 57 процентов.

Была определена новая цифра золотовалютного запаса Русляндии — 4, 7 миллиарда долларов. Надо было принимать решение: либо печатать дополнительное количество зрупелей, которые останутся при этом инфляционно свободными и их курс по отношению к доллару неизменным, либо изменить официальное соотношение зрупеля к доллару, укрепив его в глазах международной общественности. Что бы мы ни сделали при условии гласности, все было вполне приемлемым для мирового сообщества, так как являлось абсолютно обоснованным, закономерным и открытым.

— И что вы решили по итогам первого года? — спросил я.

— Оставили курс обмена без изменений, но на законных основаниях допечатали еще 57 процентов зрупелей, — ответил Бреф и продолжал: — Как только золотой рупель ушел с внутреннего рынка, цены на внутренние ресурсы и товары сами пошли вниз. Процесс снижения долларового эквивалента в ценах на внутреннюю продукцию принял, как любят говорить в России, необратимый характер.

Надо отдавать себе отчет в том, что разница между внутренними и внешними ценами является основным признаком развивающихся стран. Русляндия и была таковой в то время. И как бы ни надували щеки, Россия остается развивающейся страной до сих пор.

Этот путь страна обязана пройти. Иначе экономике никогда не стать самостоятельной. Страны СНГ не в состоянии перепрыгнуть через процесс развития внутреннего рынка и сразу войти в мировой. Слишком тяжела наследственность исторической эпохи строительства социализма.

Что же происходило с местным, «деревянным» рупелем? Его главной задачей, как и всякой другой валюты любого государства, было отражать реальный уровень жизни и обеспеченности страны, чтобы исключить «пир во время чумы». Иначе внутренние деньги превращаются в туалетную бумагу очень плохого качества и толкают страну на прямые товарообменные операции, то есть к первобытному состоянию.

Опять интересно сравнение с Россией. Манипуляции с рублями — от валютного коридора до регулируемого Центральным банком биржевого курса обмена — отодвинули ее по внутреннему производству, а следовательно, по своему реальному богатству (которое именно этим показателем и определяется для любой страны) к уровню 1960 года. То есть в результате всех антиреформ Россия обеднела (почти разорилась) и возвратилась назад на сорок пять лет! А цены все еще продолжают расти, шокируя иностранных туристов и отпугивая инвесторов.

Увы, мы это предвидели и честно пытались объяснить российским реформаторам, как этого избежать. Но кто к нам прислушивался тогда?

Доставшийся нам по наследству российский рубль, который мы превратили в друпель, решили не просто девальвировать по отношению к доллару, а искусственно обвалить! Эту идею нам легко удалось заранее согласовать с международным сообществом и всевозможными кредиторами, так как все внешнеэкономические операции были защищены стабильным зрупелем.

Конечно, было очень боязно принимать такое решение, и у него имелись влиятельные противники, у которых находились тысячи аргументов о необходимости укрепления, а не ослабления внутренней валюты. Но, к чести нашего президента, который сам во все вник и понял, где истина, мы такую реформу провели.

Оказалось, что обвальная девальвация внутренней валюты на самом деле не имела никаких катастрофических последствий ни для кого в Русляндии. Более того, ее результатами стало реальное оживление промышленности в стране и создание внутреннего рынка для отечественных товаров, увеличение обеспеченности наиболее незащищенных слоев населения, поддержка отечественного производителя и активный приток зарубежных инвестиций в промышленность и в сельское хозяйство.

Смотрите, что произошло. Мы девальвировали друпель по отношению к доллару сразу в 3 раза! Вначале его цена была 6 друпелей за доллар, такая же, как соотношение рубля в России. А стала — 18 друпелей к доллару! По привычке, выработанной у людей в течение последних лет, все цены на товары в Русляндии, объявленные в рублях, сразу мысленно пересчитывались в доллары. Теперь считать так стало бессмысленно…

Как только отпустили доллар и друпель в свободное плавание и убрали зловещий валютный коридор, также доставшийся нам в наследство от России, официальная статистика стала отмечать удивительное явление на русляндском внутреннем рынке: при росте друпелевых цен практически на все потребительские товары их стоимость в долларовом выражении упала почти в два раза!

Так, цена батона хлеба до реформы составляла 2 друпеля 70 жопеек, что соответствовало 42 центам. Через несколько дней после девальвации она поднялась до трех друпелей, но в пересчете на доллар батон стал стоить всего 17 центов. Килограмм говядины тогда стоил 30 друпелей, или 4 доллара 30 центов, а сейчас стоит около 55 друплей, или примерно 2 доллара 85 центов!

Оказалось, что после девальвации друпеля, от 6 за доллар до 18, составившей 33, 3 процента, цены на товары в долларах на внутреннем рынке Русляндии упали вдвое!

Что же еще произошло? Бюджет Русляндии, который на 80 процентов формировался за счет продажи экспортной продукции и зарубежного заимствования долларов, в переводе на друпели после девальвации увеличился в 2, 5 — 3 раза!

Уже запланированное правительством на четвертый квартал печатание эмиссионных друпелей на сумму 24 миллиарда удалось отменить за ненадобностью, и это не ударило по головам доверчивых русляндских граждан кувалдой непрогнозируемых последствий. Говоря научным языком, девальвация обеспечила нашему обществу защиту от гиперинфляции. Ведь цены в друпелях не прыгнули столь же высоко (в 3 раза). Просто русляндцы сразу отучились мысленно переводить друпели в доллары при покупке огурцов на рынке и детских пеленок в магазине.

Можно было без всякой боязни печатать новое количество друпелей для наполнения рынка местной валютой и при этом не порождать инфляцию. И это обстоятельство тотчас же наполнило бюджет Русляндии и сделало его бездефицитным. Мы сразу закрыли все проблемы с финансированием социальных программ, науки, культуры и т.д., которые до того просто оставались за бортом, как в России и в соседних странах.

К нам потянулись ученые со всего мира, предлагая свои инновации и изобретения. Мы установили им самые престижные заработные платы и снабдили всем необходимым для жизни и работы. Теперь это дало свои результаты.

У тех производств, которые создавали валютную продукцию, никогда больше не было дефицита друпелей для выплаты заработной платы и издержек на внутреннем рынке. Мы сразу же и навсегда освободились от внутреннего долга государства и от таких страшных явлений, как задержка заработной платы работающим. Безработица перестала грозить нашей экономике, и возникла проблема нехватки рабочих рук. У людей появились деньги, большое количество друпелей, а значит, образовался внутренний рынок для сбыта местной продукции.

Жизнь в Русляндии резко подешевела. Местные товары и услуги: жилье, садовые участки, строительные материалы, товары народного потребления, связь, электричество, транспорт, сельскохозяйственная продукция и т.д. — стали вдруг самыми предпочтительными.

Если раньше пакет финского молока стоил 1 доллар, или 6 рублей, и люди могли себе позволить не покупать местное молоко, которое из‑ за погони за прибылью стоило почти столько же, то теперь финское молоко не смогло рвануть в цене вниз следом за девальвированным друпелем. Его просто никто бы не купил. Допустим, оно дотянуло до 12 друпелей за литр, но рядом появилось местное за 8‑ 9 друпелей, которое стало предпочтительнее финского.

Мы предварительно подробно проанализировали весь спектр русляндского общества и пришли к заключению, что от девальвации никто не пострадает, даже торговцы импортным товаром и мешочники.

Во‑ первых, для них как был, так и остался рынок покупателей, у которых в карманах зрупели и доллары и которым друпелевые цены в общем‑ то «до лампочки».

Во‑ вторых, вот простые расчеты. Если раньше импортная продукция, купленная на 100 долларов, при продаже в Русляндии давала еще 100 долларов прибыли, что составляло 100 х 6 друпелей = 600 друпелей чистыми, то в новых условиях торговец уже не смог «сделать» 100 процентов прибыли, ценам не позволили так подниматься. Торговля стала приносить, как в нормальных странах, например, на каждые 100 долларов, вложенные в товар, всего 30 долларов прибыли.

Но в том‑ то и весь фокус, что друпелевая прибыль в новых условиях составила 30 х 18 друпелей = 740 друпелей. Кстати, если раньше на 600 друпелей купить в Русляндии было практически нечего, то теперь на 740 можно было приобретать и местные товары, и продовольствие, то есть улучшать жизнь своей семьи и развивать внутренний рынок и производство в стране. Вот что дала нам разумно устроенная девальвация.

— Я понимаю. Это достаточно известные меры по оздоровлению экономики. Подобная схема девальвации для оживления внутренней промышленности, помню, была предпринята в 1995 году, тогда итальянская лира решением государства была девальвирована на 25 процентов в один день. Этого оказалось достаточно, чтобы оживить всю экономику Италии.

Как мне хочется, чтобы и вы, те, кто читает мои записки, это поняли! Вы же, в самом деле, не работаете в правительстве России, которое понять этого не может.

Бреф даже завелся и с азартом продолжал:

— В отраслях, до реформы не имевших для развития денег, в одночасье начался промышленный бум из‑ за появления, с одной стороны, оборотных средств, а с другой — товаров и сырья по местным ценам. И стоимость товаров и услуг на внутреннем рынке, по крайней мере, стала в несколько раз ниже, чем за рубежом. Вновь ожили производившие продукцию на внутренний рынок заводы, которые раньше были уничтожены долларовыми ценами на сырье и продукцию и не могли конкурировать. Внутренний рынок заставил своей неудовлетворенной потребностью и спросом снова их заработать. А какой стимул для совершенствования продукции появился у местных русляндских заводов и фабрик: пока производишь только на внутренний рынок — получаешь сбыт, друпели, но живешь не роскошно, а стал производить для экспорта — сразу состояние завода увеличилось в 3 раза! Этот стимул производства искали все 70 лет при советской власти, да так и не нашли. Нет его и сегодня у России, а мы в Русляндии его создали и внедрили повсеместно!

Я был очень благодарен Брефу за эту лекцию. У меня все в мозгу прояснилось. Я понял, что такое разумные экономические реформы, о которых столько говорили в России, но которых так и не осуществили. Говорили много, но не понимали о чем!

Бреф закончил свой рассказ. Вскоре распахнулась дверь кабинета, и к нам вошел улыбающийся президент Русляндии Лужок Касьянович Путиявлинский.