Десять выдающихся толкователей Библии

Библия: слово Божественное и слово человеческое

Артём Григорян

«Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим. 3, 16.17). Эти знаменитые слова известны почти каждому христианину. Но в самом Писании мы не находим объяснения того, что же такое богодухновенность. Тождественна ли она непогрешимости? Или даже в библейский текст может вкрасться ошибка? Если да, как это объяснить?

«Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим. 3, 16.17). Эти знаменитые слова известны почти каждому христианину. Но в самом Писании мы не находим объяснения того, что же такое богодухновенность. Тождественна ли она непогрешимости? Или даже в библейский текст может вкрасться ошибка? Если да, как это объяснить?

Редкое греческое слово θ ε ό π ν ε υ σ τ ο ς переводится как «вдохновленный, вдунутый Богом» (у Плутарха «навеянный богами») и, таким образом, означает, что истинным автором Писаний является сам Бог, несмотря на то, что все книги Библии подписаны именами конкретных людей: пророков, евангелистов и апостолов. Однако вместе с тем невозможно отбросить и человеческий аспект в Писании, который выражается в исторических и хронологических неточностях, анахронизмах и расхождениях в повествовании. Например, если читать «горизонтальным методом» все четыре Евангелия, обращая внимание на параллели, обнаруживаются немалые расхождения между евангелистами. Так, Матфей и Лука совершенно по-разному описывают историю рождения Иисуса. Марк ошибается в имени священника, а Матфей путает имя пророка (Мк. 2, 26; Мф. 27, 9). Иоанн и Марк называют разное время распятия Христа (Мк. 15, 25; Ин. 19, 14). Все четыре евангелиста по-разному описывают Воскресение Христово (количество очевидцев и ангелов, места явления Христа и т.  д.). А автор Послания к Евреям утверждает, что в Святая Святых был золотой кадильный жертвенник, который на самом деле стоял в святилище (Евр. 9, 4). Некоторых христиан это может серьезно озадачить.

Десять выдающихся толкователей Библии

1.  Ефрем Сирин (306–373). Его толкования пользовались необычайным уважением среди современников.

2.  Иероним Стридонский (342–420). Его толкования и комментарии на книги Ветхого и Нового Завета ценятся за исторический контекст и знание языка оригинала.

3.  Иоанн Златоуст (347–407) — наиболее авторитетный православный истолкователь Писания, прозванный традицией «устами Павловыми».

4.  Августин Иппонский (354–430) написал четыре книги о согласии евангелистов, в которых попытался разрешить противоречия между Евангелиями.

5.  Андрей Кесарийский (VI–VII в.) вошел в историю как единственный православный толкователь Апокалипсиса на Востоке.

6.  Исидор Пелусиот (ум. ок. 449) — ученик Иоанна Златоуста, написавший 2013 посланий, содержащие богатый запас пособий к историческому и буквальному истолкованию священных текстов.

7.  Феодорит Кирский (393–457). Его толкования на разные части Писания отличаются краткостью и точностью мысли, а толкования на Апостола традиция ставит на первое место после Иоанна Златоуста.

8.  Максим Исповедник (580–662) в своих сочинениях, прибегая к различным способам толкования, дал развернутое учение о Боге, космосе, человеке и их конечном воссоединении (обожении).

9.  Феофилакт Болгарский (XI в.) написал полный комментарий на все книги Нового Завета, за исключением Апокалипсиса. Опирается на изъяснения предыдущих отцов Церкви, в особенности Златоуста, привнося и свои собственные ценные замечания.

10.  Феофан Затворник (1815–1894) написал подробные комментарии на все послания апостола Павла. Ценность его комментариев в приведении лучших святоотеческих истолкований и замечательных по глубине мысли собственных изъяснений.

Святоотеческий взгляд

Каждая библейская книга имеет индивидуальный отпечаток авторства, выраженный в определенном стиле. Это прекрасно осознавали отцы Церкви. Комментируя Послание к Ефесянам апостола Павла, святитель Иоанн Златоуст писал: «Довольно неясно он изложил свои мысли оттого, что хотел высказать все вдруг». «Иеремия,   — писал блаженный Иероним,   — кажется грубым в сравнении с Исаией и Осией», а святой Григорий Двоеслов отмечал, что «красотою стиля Исаия превзошел всех пророков». Святой Дионисий Великий, рассуждая о книгах Нового Завета, отмечал, что Евангелие от Иоанна и его Послания «написаны не только без ошибок против греческого языка, но и с особым изяществом в выражениях». (Это в равной степени относится и к изысканному стилю Послания к Евреям, о котором Ориген писал: «Что послание составлено на хорошем греческом языке, признает всякий, кто способен чувствовать разницу в стиле».) Между тем Апокалипсис, по мнению святого Дионисия, написан иначе: «Речь и язык его не чисто греческие, но смешаны с речениями иностранными и по местам неправильными». Святитель считал, что это различие может указывать на то, что авторами книг были разные люди. Но если и признать одного, писавшего в разное время, важна сама мысль, что Слово Божие передано нам в соответствии с языковыми особенностями автора. Печать индивидуальности — порой яркой и необычной — лежит на всех книгах Библии. Сухой и строгий стиль законодательных разделов мало похож на драматическое описание жизни Давида или пламенные речи пророков.

Взгляд на писателей священных книг как на их полноценных авторов достаточно широко представлен в святоотеческой письменности. Впрочем, одни и те же церковные авторы говорят и о состоянии экстатического исступления писавшего книгу пророка, и о ясном осознании открываемых ему истин. Распространенный среди раннехристианских апологетов образ священного писателя как музыкального инструмента, на котором играется мелодия, сводит человеческое участие к минимуму, а дар Богодухновенности — к божественному диктанту. Этот образ широко представлен и позднее, например, в творениях блаженного Иеронима, который прямо говорит о написании под диктовку Святого Духа. Но он же пишет и о том, что богодухновенные переводчики Септуагинты убоялись величия Божественных имен, отнесенных к Младенцу в оригинальном еврейском тексте пророчества Ис. 9, 6, и не внесли их в свой перевод. Суждения о диктовке свыше можно встретить и у блаженного Августина, который, впрочем, не отрицал долю личного труда писателей. Средневековая иконография евангелистов и других священных авторов почти всегда включает изображение Святого Духа, надиктовывающего текст. У церковных писателей можно найти и упоминание о богодухновенности творения кого-либо из отцов Церкви. Например, Григорий Богослов писал, что Афанасий Великий «богодухновенно преподал впоследствии о Божестве Духа Святого». В этом нет ничего удивительного: некоторые святоотеческие тексты — особенно сочинения отцов‑ каппадокийцев или Дионисия Ареопагита — по своему авторитету были в какой-то степени сопоставимы со Священным Писанием. В целом можно констатировать, что воззрения авторов святоотеческого периода на богодухновенность не характеризуются специально проработанным и систематическим подходом к этому вопросу.

Две теории

Хотя вопросом богодухновенности священных текстов занимались еще средневековые схоласты, особый интерес к нему возник после Реформации. С развитием историко-критического метода изучения Библии этот вопрос приобрел еще более острый характер. Все множество теорий, объясняющих природу богодухновенности, можно свести к двум типам: вербальному, или механистическому (библейские авторы записывают «под диктовку Святого Духа» дословно), и рационалистическому (библейские книги следует различать по степени богодухновенности, а состояние богодухновенности писателей нужно понимать скорее как просвещение ума Духом, нежели как прямое внушение). Оба типа теорий имеют свои недостатки. Первый невозможно согласовать ни с ошибками, которые присутствуют в тексте Писания, ни с текстологическими данными (множественные разночтения в древних рукописях). Второй создает непреодолимые проблемы для богословия: как найти четкие и объективные критерии определения богодухновенности текста? Как определить, что именно в тексте принадлежит Богу, а что — человеку?

Не случайно Католическая Церковь в 1965 году ушла от провозглашенной ранее вербальной теории богодухновенности и, как следствие, от абсолютной безошибочности Библии. Официальная ее позиция гласит: «Книги Писания твердо, верно и безошибочно учат истине, которую Бог ради нашего спасения пожелал запечатлеть Священными Письменами». Таким образом, тут утверждается абсолютная безошибочность книг Писания только в деле спасения.

Священная динамика

Библия есть Слово Бога, облеченное в человеческие слова. И это обстоятельство не может не вызывать вопроса: до какой степени слова Писания — речения Самого Бога?

Протоиерей Георгий Флоровский писал, что «Библия по сути исторична… [в ней] мы слышим не только Глас Божий, но и голос человеческий… Здесь лежит чудо и тайна Библии: перед нами Слово Божье — в человеческой идиоматике». Голос Бога и множество человеческих голосов сочетаются в едином тексте Писания. Ни одно Слово Бога не записано иначе, как в человеческих словах. Божественное откровение происходило не в вакууме, дается не как чистое золото, не тронутое человеческим дыханием. Для того чтобы сообщить некоторой части человечества Свою волю, указать на цель Своего откровения, Бог говорил через обыкновенных людей, со всеми ограничениями, присущими их языку и познаниям. Великий мыслитель Ориген называл Библию «лепетом» Бога, обращенным к человечеству. Святой Иоанн Златоуст воспринимал Писание как выражение божественного «снисхождения».

Бог не просто диктовал слова и фразы библейскому автору, но входил в личное соприкосновение со всем его существом, давая ему возможность активно воспринимать, истолковывать и передавать другим Свою волю в соответствии с мерою их языка и понимания. Хотя все Писание богодухновенно, оно не одинаково богодухновенно из-за разницы в человеческом восприятии. Книга пророка Исаии разнится по этому критерию с Екклесиастом, а Евангелие от Иоанна — с Посланием Иуды. Те, кто принимают Писания буквально (прежде всего консервативные и фундаменталистски настроенные неопротестанты) придерживаются концепции безошибочности. Они утверждают, что Библия полностью лишена ошибок и тем самым вынуждают себя прибегать к искусственным объяснениям и натяжкам. Закрывая глаза на исторические и повествовательные сложности и приписывая Писанию абсолютный характер, свойственный одному лишь Богу, многие впадают в своего рода «библиопоклонство».

Концепция Библии как Слова Божия относится, прежде всего, к спасительному посланию Писания и не может применяться буквально к каждому слову каждой версии Библии. Более того, с богословской точки зрения тайна Бога Живого не выражена абсолютно в букве Писания. Открываясь нам, Бог продолжает оставаться сокрытым, ибо Он превосходит человеческий язык и понимание. Именно поэтому так важен человеческий фактор в восприятии откровения и составлении библейских текстов. Необходимо признать за каждым автором, как за активным участником богочеловеческого взаимодействия, собственную личность, культурный контекст, понимание явлений, литературное мастерство и уровень духовного прозрения. Эту позицию можно определить как динамичный взгляд на богодухновенность Писания.

Блестящий пример такого динамичного взгляда — рассуждение Григория Нисского о библейском языке творения как о функциональном, приспособленном к человеческим возможностям и обстоятельствам. Для него «нелепо и богохульно» думать, что Бог, творя мир, в самом деле произносил какие-то слова (спрашивается, кому и на каком языке?!). Святой Григорий утверждает, что Бог не говорил ни по-еврейски, ни на каком-либо другом языке, общаясь с такими людьми, как Моисей и пророки,   — но сообщал Свою волю «чистому разуму этих святых, согласно мере благодати, которой они были причастниками». А они, в свою очередь, сообщали людям волю Бога на своем собственном языке и в формах, соответствующих даже «ребячеству тех, кому было даровано познание Бога».

Важно отметить, что богодухновенность объемлет не только жизнь конкретного автора и составление отдельных книг, но и религиозную общину, которая хранит эти книги, а также постепенное выделение книг в священное собрание (библейский канон). Ведь недостаточно лишь вдохновить писателя, необходимо еще сохранить его творение и верно истолковать.

Слово Божие и слово человеческое

Православное богословие не принимает ни механистическую, ни буквальную теорию богодухновенности. По слову апостола Павла, «духи пророческие послушны пророкам» (1 Кор. 14, 32), а значит, духоносный пророк не может быть пассивной марионеткой. «Святой Дух никогда не лишает разума того, кого Он вдохновляет, иначе подобное действие было бы бесовским» — говорит святой Василий Великий. «Ибо мы соработники у Бога» (1 Кор. 3, 9) — пишет апостол Павел. Именно соработничество, или синергия, Бога и человека создает богочеловеческую природу Священных Писаний. В тезисах, представленных для I Конгресса православных богословов в Афинах (ноябрь 1936 г.), русский библеист Борис Иванович Сове утверждал: «Механически-буквальное понимание богодухновенности священных книг — достояние иудейского и консервативного протестантского бого-словия — не может быть защищаемо православными богословами как уклоняющееся в своего рода „монофизитство“, а должно быть исправлено в свете Халкидонского догмата о богочеловечестве. Участие в написании Библии человеческого элемента с его ограниченностью объясняет особенности ветхозаветных книг как исторических источников, их ошибки, анахронизмы, которые могут быть исправлены внебиблейскими данными, обогатившими особенно в последние десятилетия историю Древнего Востока. Ложный апологетический взгляд на Библию как на энциклопедию исторических и естественных наук должен быть оставлен. Ветхозаветные богодухновенные писатели — прежде всего богословы и законоучители. С этой точки зрения надлежит рассматривать учение о творении мира, о всемирном потопе и т.  д. Ценность Библии в ее богословии».

Не вполне корректно говорить, что Писание — отчасти Слово Божие и отчасти слово человеческое. Следует утверждать, что Библия целиком и полностью — Слово Божие и слово человеческое (Деян. 4, 25). И действительно, наиболее яркая параллель к двойственной природе Писания (конечно, если говорить об аналогии, а не о точном соответствии) — сам Иисус Христос, воплощенное Слово Божие (Ин. 1, 14). Хотя Он — предвечный Логос и Сын, по воплощении Христа можно было увидеть и потрогать; Он говорил и действовал совершенно как человек, в том числе способен был испытывать голод, горе и страх — однако был безгрешен (Евр. 4, 15; 5, 7). И, как Христос, будучи един, имел и божественную, и человеческую природы, так же и Священное Писание, словесная икона Христа, соединяет в себе и божественный, и человеческий аспекты. Божественный аспект мы находим в спасительных посланиях Писания о Боге, человечестве, Благой вести, Церкви, благодати, заповедях, Таинствах и надежде грядущего Царства. Это спасительное послание не провозглашает абстрактные идеи, но являет нам реальность как слово Божие, которое, проповедуемое и принимаемое с верой, силой Духа становится Словом живым и преображающим. Человеческий же аспект можно найти в конкретных человеческих языках, на которых написана Библия, в различных литературных формах и мастерстве ее авторов и редакторов, в ее культурных и концептуальных особенностях, свойственных любой человеческой деятельности.